странный.

дима любовь не понимает. от слова совсем, целиком и полностью. ему кажется, он в целом не способен понять в полной мере даже значение этого слова, но не потому что он дурачок и у него не хватает на это умственных способностей. скорее, маловато он в жизни настоящей любви то и видел, чтобы знать, что это такое. по диминым соображениям это было штукой вполне естественной и ожидаемой: если ты чего-то не видел, ты не сможешь этого понять до тех пор, пока не ощутишь на своей шкуре. но почему-то с каждым днём в голову все чаще закрадывались мысли о том, что несмотря на это ощущение дима так ничего и не понял. любовь – в целом очень серьезная и сложная штука. настолько сложная, что, кажется, чтобы её понять, нужно быть экспертом в данной области, как если бы химию нужно было понимать только если ты по своей сути – прирожденный химик. и дима искренне не понимал, как можно быть экспертом в области, которая охватывает столько эмоций, чувств, мыслей, страстей и предубеждений разом. если задуматься, даже в химии все гораздо и гораздо проще и понятнее: реакции всякие, сульфаты, факторы и уравнения, цифры, степени и оксиды, кислоты и щёлочи. и никаких переживаний, ни капли самобичевания, ни малейшего намёка на невзаимность или желание выйти в окно от одного неправильного взгляда в свою сторону (все это дима так часто и так болезненно проходил, что даже в сравнении с самым сложным школьным предметом выбирает не любовь). кто вообще придумал называть любовь химией? отчего люди вдруг решили, что искры, разгорающиеся между людьми в момент страсти можно назвать чем-то настолько субъективным? дима и этого не понимал. если задуматься, он в этом мире много чего не понимал и не мог разобраться самостоятельно – как будто ему снова исполнялось три года, как в далеком или не очень девяносто шестом году, и он снова познавал окружающий мир с нуля. смешно, не так ли? дима многих вещей в этом мире не понимал. любовь и химия были только малой частью всего того, что скрывалось за шторкой с надписью "почему?" в его подсознании. туда входило ещё несколько разделов: термины в психологии (от одного слова "абьюзер" коваля скрючивало до сих пор), московские цены на бензин, тяжелое пробуждение в пять утра ради очередного концерта на краю земли и ещё многое-многое другое. по сути все, что было хоть как-то связано с диминой жизнью, понять было абсолютно невозможно: дима честно пытался что-то с этим сделать, но наткнулся на огромный айсберг величиной с бесконечность и пытаться перестал. на какое-то время, правда, но перестал. но самым непонятным моментов в жизни димы в определенный период времени стал вова бухаров. и, если честно, хоть они и знакомы уже ого-го, дима до сих пор не может его понять. вова веселый. в нем всегда много энергии, которую он постоянно отдает куда-то в воздух и стоящих рядом людей, заставляя их или улыбаться, или уходить в сторону с раздраженным "ебанутый, что ли?" у вовы веселые глаза и веселые брови, а ещё нестандартно мягкие волосы, проницательные замечания и неописуемый смех, который ковалю иногда в самых прекрасных снах снится. конечно, вова иногда немножко мудак – по крайней мере, так считают некоторые – но дима привык смотреть на это более субъективно и стараться отбросить данное понятие куда подальше. нельзя же в открытую называть мудаком человека, который помогает тебе существовать. вова странный, но в хорошем смысле. у него никогда нет ни переживаний, ни страхов, и разгоны всегда более яркие, чем у самого димы, у которого из веселого в жизни – разные виды алкоголя и новый лифт в подъезде. он всегда отзывчив и вежлив, даже если кроет кого-то матом за неаккуратность и отсутствие тактичности, всегда чуток, даже если не спал половину недели, глушил литрами кофе и катался то к диме, то в офис стендап-клуба попеременно. вова всегда такой, и дима часто силится вспомнить хоть что-то, что могло в бухарове поменяться хоть на секунду, но почему-то никогда ничего не находит. то ли вова так старательно прячется, то ли у димы памяти хватает ровно на столько, сколько они знакомы. ну, может, чуть меньше. вова вообще весь странный от кончиков пушистых волос до кончиков пальцев, но почему-то с этой странностью коваль готов мириться хоть каждый день. – я дома! дима на кухне вздрагивает, больно стукаясь лбом о дверцу шкафчика над плитой, и тихо матерится, тут же прикусывая язык и чувствуя выступающую кровь во рту. зараза. со своим огромным ростом умещаться в собственной кухне не так-то просто, особенно когда ты забываешь о том, что шкафчики в ней расположены не совсем на той высоте, на которой бы тебе хотелось. дима, конечно, свою квартиру старается не то чтобы любить, но хотя бы уважать, но после таких моментов хочется нахрен съехать. желательно, к вове бухарову. сам вова бухаров появляется на кухне через секунду после тихого "да ёп твою мать" от удара о дверцу: в его руках бутылка явно не дешевого красного полусухого (тогда как дима привык к чему-то дешевому и почти палёному) и бережно завернутый в упаковку кусок свежей сёмги. не то чтобы дима ничего не понимал, но ему в очередной раз приходится поднапрячь мозг, чтобы вспомнить, какой сегодня день и как этот день вообще может быть связан с вином и красной рыбой. – у нас какой-то праздник?.. – неуверенно начинает дима, зачем-то включая вытяжку и оборачиваясь на бухарова: тот улыбается весело, стряхивая изящными пальцами с волос снег прямо на стол, и выглядит вполне чисто и свежо, тогда как сам коваль выглядит донельзя смешно в огромной футболке, домашних брюках, скрывающих его ноги практически целиком, и босиком. в кухне, где пола с подогревом нет и никогда уже в этой жизни не будет. – мне нужен праздник, чтобы тебя порадовать? – искренне удивляется бухаров, приближаясь к ковалю сзади и аккуратно кладя руки ему на талию: дима тупо буравит его взглядом ещё несколько секунд, прежде чем вова понимает, что это сигнал, и продолжает. – когда ты в последний раз хотя бы пил нормальное, качественное вино? дима усилено думает, сводя брови к переносице и изо всех сил стараясь вспомнить, когда это было. получается из рук вон плохо, и руки бухарова на его талии чуть сжимаются, давая ему толчок к подбору слов. – я ничего не готовил к твоему приходу, – честно и даже немного огорченно выдаёт дима, оборачиваясь обратно на плиту и также тупо разглядывая маленькую кастрюлю, в которой уже как минут пять должны были вариться яйца. только яиц там, конечно, нет: наоборот, они смиренно лежат рядом с плитой в углу на салфетке, доверчиво смотря на коваля невидимыми глазами и будто бы призывая его сварить их побыстрее, без мучений и боли. диму к действиям это, правда, не подталкивает совсем: он очухивается только когда плита издает противный звук над его ухом от того, что бухаров кликает пальцем на кнопку выключения. бурлить и выливаться из кастрюльки вода потихоньку перестаёт. – не переживай об этом, я и не заставлял тебя ничего готовить. если захочешь, я могу по быстрому приготовить что-то из того, что я купил. бухаров коротко целует диму в шею чуть ниже кадыка и усаживает за стол, оставляя смотреть на то, как он разбирает только что купленные продукты. вова что-то напевает себе под нос и едва ли не кружится по кухне, убирая молоко, пачку вареников и овощи в холодильник, а хлеб пряча в тот самый злосчастный шкафчик над плитой, а дима смотрит на него и чувствует что-то предательски тянущее в области сердца. вова не должен быть таким. дима его просто не заслуживает. о любви дима говорит редко, причем не только потому что он её не понимает. диме в целом сложно даются слова и предложения, связанные с тем, что он чувствует по отношению к человеку. особенно если этим человеком оказывается конкретно вова бухаров, который в данный момент танцует у него в кухне и захлопывает дверцу морозилки бедром, чтобы не нагибаться. когда они сошлись, дима очень долго молчал: ему было трудно выразить все, что горело и полыхало внутри него, но вова его не торопил. вова вообще никогда диму не торопил, зная его проблему, а только смиренно ждал и успокаивающе по плечу гладил, если что. диме было стыдно за эту слабость, но он так привык – молчать, чтобы не путаться самому и не путать другого человека. сначала он думал, что ему будет выразить свою любовь в каких-то бытовых действиях и даже касаниях; позже коваль пришел к выводу, что и это у него тоже не очень получается. в быту он и сам зачастую проваливался так глубоко, что бухарову приходилось доставать двоих, а когда дело доходило до касаний, почти тридцатилетний дима коваль превращался в по уши влюбленного подростка, который никогда в жизни близости ни с кем не имел. смущаться и тем более краснеть от этого смущения дима просто ненавидел, но с вовой по другому не получилось – такая трудная ситуация. в первый раз настоящее и честное "я тебя люблю" вова услышал спустя почти пять месяцев их периодически-совместной жизни и отношений. дима очень долго волновался и сомневался, иногда останавливая себя в моменте, когда он в своей голове отвечает на свой же вопрос "а нужно ли это все?" однако, увидев абсолютно искреннюю и не поддельно радостную улыбку бухарова и блеск в его глазах, дима пришел к выводу, что промаха он не сделал. хотя очень боялся. тот вечер навсегда остался в памяти коваля как, пожалуй, самый удачный и самый счастливый за последние несколько лет его жизни: они долго лежали вместе, аккуратно и даже чересчур нежно касаясь друг друга и ловя друг друга взглядами; вова целовал его в макушку, шепча самое заветное "я тоже тебя люблю", а дима лежал у него на груди, укутанный в одеяло и чужой свитер, и думал, что пока что все идёт правильно. сейчас, сидя на кухне, дима всерьез задумывался о том, что бухаров его вот такого не заслуживает совсем. нервозного, мнительного, разбитого и изодранного в клочья. бухарову нужен кто-то более сильный и изворотливый, кто-то, способный показать всю свою любовь в полной мере. и этот "кто-то" это явно не дима коваль. – дим? дима ловит себя в моменте, когда вова окутывает его обеспокоенным взглядом, а сам он терзает губы зубами почти до крови и смотрит на сложенные на худых коленях дрожащие руки. и дима абсолютно не знает, как сказать вове о том, от чего у него сейчас выпадет сердце или взорвется голова, но точно знает, что вова будет переживать. вова всегда переживает, когда это касается димы коваля. – ты ведь знаешь, что я тебя люблю, да? – голос выходит хриплым и чужим, и дима на мгновенье пугается самого себя, поднимая быстрый взгляд на бухарова; тот присаживается рядом на корточки, накрывая чуть загорелой ладонью трясущиеся пальцы коваля, смотрит доверительно и успокаивающе, и улыбается. улыбается, блять. – знаю, дим. и всегда знал и помнил. дима судорожно кивает. – и..даже если я об этом не говорю так часто, это не отменяет моих чувств к тебе, честно. вова коротко улыбается, сжимая пальцы димы в своих руках, и тот на секунду теряется, забывая, что собирался сказать дальше. а бухарову, видимо, не нужно понимать, что коваль собирался ему сказать – читает все по глазам и снова улыбается, да так, как только он умеет. так, что диме хочется раствориться в чужих руках. – мы ведь уже говорили с тобой об этом, ты помнишь? – кивок. – я знаю, что ты не всегда можешь говорить о таких сильных чувствах, дим. точно также, как я знаю, что ты иногда очень устаешь, выполняя какие-то банальные, простые бытовые действия. именно поэтому я не прошу тебя ничего делать для меня специально, если ты сам к этому не готов – я не буду принуждать тебя к чему-то, что для тебя будет тяжело. я всегда знаю, что ты меня любишь, потому что я чувствую это и без действий. дима вдруг равно выдыхает, освобождая одну руку из цепкого замка пальцев бухарова, и проходится ею по лицу, пытаясь стереть с себя все сомнение и желания упасть и расплакаться от того, насколько вова неописуемо и фантастически потрясающий, добрый и тёплый. обычные люди никак не могут такими быть, дима это уже выяснял и зарубил себе на носу давным-давно. но вова не такой. вова странный, но по своему и по-хорошему. вова целует ласково в лоб, гладя по напряженным плечам и заботливо интересуясь, насколько дима голоден и осилит ли он кусок жареной курицы с овощами. дима боязливо, но чувственно целует его в ответ и думает, что все снова идёт правильно.