Алый – цвет смерти

— Неф-ти-да или Ме-рен-сет? Произнес бог. Гладил пса, смотрел в ее душу, скалился. Эва облизнула пересохшие губы. Сердце колотилось так сильно, что казалось сломает легкие. Она покосилась на Анубиса, испытывая смесь трепета, изумления и ужаса. Облаченный в черное одеяние, он возвышался над ней. Его глаза, ярко-зеленые, пристально наблюдали за ней, будто оценивали. Сидел на своем троне, подперев подбородок рукой, держал жезл анх. Воплощение божественного начала древнего Египта перед ней. Власть, загадочность, мудрость. Она чувствовала нутром: какое бы имя она ни выбрала, ответ будет иметь огромное значение. — Нефтида, — проговорила она, еле слышным шепотом. Старалась не запинаться. Анубис кивнул. Его черные глаза сияли загадочным зеленым огнем. Глубокий и мощный голос прозвучал в ее голове: — Я и не думал, что мне придется увидеть тебя так скоро. Не вопрос. Утверждение. Аш поглаживал ее волосы, пропускал сквозь пальцы мягкие кудри. Он вдыхал запах, ставший родным. Спокойствие. Ему было адски хорошо. Меренсет задумчиво переплетала их пальцы, ловила лучи солнца. Она о чем-то долго думала, он не пытался прервать ее размышления, утопая в своих. Он боялся спугнуть их молчаливое счастье. Страх. Аш не ждал, что сможет испытать это. Не хотел быть ближе к чувствам, но Меренсет стремительно пускала свою любовь по венам. Лежала, обнаженная, открытая перед ним душой. Аш не помнил, когда она стала так ему дорога. Он не мог понять, когда наизусть выучил все ее изгибы, родинки, шрамы. Она смеялась от его хмурого взгляда, а он таял, будто лед на жарком солнце. Становился слабым пред ней, она постепенно, уверенно, но так аккуратно раскрывала его душу. Переплетала их судьбы вновь сама, будто желала этого больше, чем он. Меренсет поцеловала его ладонь. Интимно. У него до режущей боли сжималось там, где должно было быть сердце. Аш боялся дышать. Который день ему казалось, что она будто прощалась, словно чувствовала что-то неладное. — Шезмочка. Ласково называл, она раздражалась. Поворачивалась к нему, хмурилась. — Я уже давно не Шезмочка. Аш едва заметно ухмылялся. — Всегда для меня будешь, Меренсет. Целовал нежно-нежно, отдавал всего себя. Он так не умел ни до, ни после. Открыт был для нее, беззащитен. Ругал себя за то, что позволил себе нечеловеческую вольность. Он знал — расплата всегда наступала. Аш всматривался в ее лицо, запоминал, будто вот-вот мог забыть. Она не понимала, он видел это в ее больших глазах, которые так любил. — О чем ты думаешь, мой Господин? Тянулась рукой к его щеке, очерчивала пальцами губы, едва ощутимо проводила по волосам. Он закрывал глаза от удовольствия. Аш не отвечал, он редко ей давал ответы на заданные вопросы. Не любил признаваться, удерживал в себе, вынужденный поддаваться божественной сущности. Он был опасен. Он был богом. Богом, который любил женщину и ему полагалось наказание. У него внутри был буран. Аш чувствовал нутром — беда рядом. Наступала, больно обжигала. Его незажившие раны покрывались песком, доставляли мучительную боль. Аш ненавидел неизбежность. Меренсет должна была вновь покинуть его. Догадывался. Она взволнованно смотрела на него. Он ее будто не видел. Меренсет села на колени, всматривалась, что-то искала будто. Держалась за его плечи, он чувствовал ее страх. Он и сам ощущал животное желание ее защитить от неминуемой беды. Когда-то очень давно Аш уже испытывал это. Ему не хотелось проживать вновь, но Боги решили иначе. Служение не окончено. Великая любовь рождалась в мучениях. Он наивно думал, что они ее заслужили, отстрадали, вымучали. — Аш! — трясла его за плечи, по ее щекам текли слезы. — Что происходит? За окном поднималась песчаная буря. Солнце окрашивалось в алый, жаркие лучи выжигали на деревянном полу дыры, пропускали песок внутрь, забивался в легкие, в ее глаза. Алый — цвет смерти. Меренсет было нечем дышать. Аш смотрел на нее со всей болью, которую только мог найти в себе. Разрывалось там, где должно было быть сердце. Кричало от горя там, где должна была быть душа. Его женщина задыхалась от песка. Она хваталась за него, не понимала, пыталась удержаться, но не могла. Меренсет откашливала песок вместе с кровью, из глаз лилась рекой она. Аш отворачивался, не в силах смотреть. Мучительно больно. Боги наказывали его, пихали в смерть, напоминали кто он. Он не выдерживал, кидался к ней. Говорил неразборчиво, успокаивал, внушал, что вновь отыщет ее, приговаривал: — Все будет хорошо. Вместе с ней рыдал, он не знал, что можно так желать умереть. Аш был не только богом, но защитником Ра, воином. «Ты забыл об уговоре» Набатом в голове, в ушах, разрывая перепонки, оглушая. Он кричал, не в силах помочь той, кого любил. Той, кто стала для него воздухом, жизнью, всем. Буря уносила с собой ее. Аш хватался в бреду за ее руки, за ее лицо, целовал. Шептал: «Вернусь, найду, укрою». Чувствовал кровавые слезы и заживо умирал. Аш ощущал раскаленный песок коленями, молча сидел, не находил силы пошевелиться. Там, где должна была быть душа — пусто. Там, где должно было быть сердце — скорбь. — Нет, не Нефтида, — вырвал из мыслей Анубис. Задумчиво расхаживал перед ней, поглядывал на богато расписанный золотой анх, будто взвешивал что-то. Эва смотрела, не понимала, что увидела, не могла ответить. — Возлюбленная бога Сета, Меренсет. Она в недоумении смотрела на него, слышала впервые. — Я не понимаю… — Не помнишь, — Анубис разочарованно качал головой, подзывал пса, что-то шептал. — Нарекаю тебя Нефтидой, отпускаю. Воля богов гласит, что не наступило твое время. Подошел, положив холодную ладонь на лоб, произносил незнакомую молитву. Эва погружалась в сон, падала будто в забвение.

***

— Уснула вместо того, чтобы проникнуть в мой сон? Да у тебя великое будущее! — резко, будто от пощечины, проснулась. Дия смотрела на нее с осуждением. Слышала голос наставника. — Заданием было попасть в ее сон, Эвтида. А не сладко пребывать в собственном. У нее в голове будто пронесся вихрь, смешал все мысли в кучу. — Да, наставник. Словно в бреду, отвечала. Терла виски. Не понимала, но в мыслях — что-то потеряла, ценное, важное. То, что не в силах вспомнить. Там, где у Эвы сердце — сильно болело. Там, где у Эвы душа — тоска.