Только вдвоем

      Ладони медленно скользят по складкам габардина на талии и, наконец, пальцы сплетаются на подтянутом животе. От кожи исходит едва уловимый запах геля для душа.       Вопреки своему характеру, Тилль предпочитал более сладкие ароматы. А вот Иван, напротив, сладкое не любил и не ел, однако беловласый являлся одним сплошным исключением в его жизни. Потому сейчас, посильнее прижавшись к юноше, он наслаждается каждой секундой рядом.       Тилль в ответ лишь неразборчиво что-то бурчит себе под нос, а секундой позже расцепляет чужую хватку на поясе и, развернувшись уже лицом, переплетает их руки. Все происходящее смущает его до краснеющих кончиков ушей, учащещающего сердцебиения и немеющих конечностей.       Далеко не сразу юноша находит в себе силы поднять глаза на черные омуты, а когда все же делает это, щеки начинают предательски покрываться багрянцем. Все лицо горит и биение сердца оглушает.       Свободной рукой Ваня смахивает прилипшие к мокрому лбу белесые пряди и, проведя подушечками по виску, далее уху и скуле, останавливается у подбородка. Держит его меж двух пальцев, а сам склоняется ближе к лицу.       — Не нервничай так, – шепчет, обдает горячим дыханием и оттого Тилль покрывается мурашками.       Такой смелый и безбашенный когда речь заходит о повиновении монстрам, но такой зашуганный и смущающийся перед Ваней.       Губы мажут по щеке. Тилль проходит кончиком языка по обветренным губам и в следующую секунду их же накрывают чужие. Рука с подбородка плавно передвигается ниже по шее, плечам.       Тело охотливо отзывается на каждое прикосновение. Юноша хватается за Ивана с такой силой будто вот-вот упадет, а тот, отстранившись, лишь усмехается. Это не первый их поцелуй, но Тилль словно оголенный провод — излишне эмоционален и до безумия чувс твителен.