Бессердечник

Он был столь обаятельным, что мог поразить любое сердце тогда, когда это было ему нужно. Он как никто другой знал о своей безупречной харизме, знал, как можно использовать её и для каких целей нужно подобное качество. Его пытливый ум мог придумать сотни, нет, тысячи способов применения такой вещи, как собственная одарённость. И это было прекрасно. Карме нравилось распоряжаться чужими сердцами. Завоёвывать их каждый раз было особым ритуалом, исполняющимся, когда тот забирал чужое сердце в свои беспощадные руки. Можно подумать, что парень был тем, кто купается в чужом внимании, но слова о том, что тот присваивал сердца людей были буквальными. Карма пошёл по стопам мисс Бич, Коро-сенсея, Шинигами и всех остальных первоклассных убийц, которых только знал. Может у него не было определённого таланта как, например, у Нагисы именно к умерщвлению, но была самая дикая жажда крови, которую свет раньше не видывал. Садизм проявился ещё одним, пусть и скрытым во мраке, но качеством, и кроме одноклассников никто и никогда не знал об этом. Люди даже подумать не могли, что простой школьник, учащийся более чем блестяще, имеющий состоятельных родителей и приятных личностей в окружении проявит себя таким образом. Но ничего страшного. В тени кровопролития тот находился не один. Чуть ранее упомянутый Нагиса в итоге полностью отмёл идею учить деток, из-за чего ступил на тёмную сторону жизни. И это пришлось Акабане по вкусу. Пусть они с Шиотой и не были похожи, даже более того, их ассоциировали, кажется, как противоположных друг-другу, хоть юноши и были близкими друзьями уже довольно протянутое количество времени. —Противоположности, должно быть, и вправду притягиваются. Карма выдаёт это с такой непоколебимостью, что змея это слегка настораживает. Эти двое были совсем разными. Если Акабане говорил что-то без ухищрения и утаивания, был прям, груб и горд, то Шиота отличался своей стоической терпимостью. Высказывать своё мнение было не для такой мышки, как он. Но всё было в порядке, ибо рядом был бессердечник, забравший себе и сердце Нагисы, будто приз в лотерее. Неплохо. —Не отвлекайся, пожалуйста. Мне тяжело далось узнать его слабости. Глаза, наполненные небом до самых краев бегали по площади, оглядывая местность с высоты птичьего полёта. Где-то в толпе якшалась их новоприбывшая цель. Бессердечника не интересовало то, кем было создание ниже, и даже на то, зачем же нужно было лишать жизни на вид столь грандиозного мужчину ему плевать с высокой колокольни. Это бессмысленно. Карма просто желал узреть, как в конвульсиях мучается, захлёбываясь в своих же слезах, умоляет о пощаде их вишенка на торте. Уже с вырванным сердцем жертвы молили о спасении, только вот-с им более ничего не светило, когда алая мышца беззвучно дёргалась в белёсой широкой ладони. Безусловно, такой подход был безумно жесток, но это с какой стороны посмотреть, Нагиса вот вполне себе был не против свершать некое «правосудие» лишь одним движением, и, кажется, даже находил данный способ лишения жизни привлекательным. От него самого Акабане никогда бы не услышал таких вещей, ну и пусть. Убийца понимал всё и без слов, лишь по одному душевному взгляду, не мигающему и удовлетворённому чужими резкими движениями. После смертоубийства длинные фаланги пальцев бессердечника неизменно оставались в крови, но то и стало их влюблённым жестом. Брать Шиоту за щеки, оставляя специально холодные бордовые отпечатки, которые пусть и доставляли неудобства, но от чего-то притягивали к себе, ещё раз целуя в суховатые губы с привычной для них, но странной для прочих нежностью. —Не прикидывайся дурачком, Нагиса. Я же знаю, что ты не замешкаешься так внезапно. Со стороны раздался щелчок. Это Шиота цыкнул языком, после многозначительно кивая, якобы соглашаясь с партнёром. Акабане знал змея как свои пять пальцев. Это и неудивительно, учитывая, сколько времени они проводили вместе ранее, да и сейчас всегда находится свободная минутка, дабы обсудить, какой заказ принять следующим. И это всё было невероятно заманчиво, настолько, что второй, было, отвлёкся от наблюдения свыше, но не тут то было. Бессердечник внезапно почувствовал, как нечто дышит в шею совсем тихонько, хотя даже так ощущалось что-то опасное, словно сама госпожа-смерть смотрит в спину, выписывая смертный приговор. Это, должно быть, необычное сравнение, ака сзади как ни в чем не бывало стоял Шиота, пристроившийся чуть позади Акабане и неожиданно положив тому на плечо винтовку: Туре 38, начиная использовать отдел верхней конечности первого как опору, оправдываясь тем, что ему так удобнее целиться. Карма никогда не понимал, как Нагиса, стоящий практически перед ним, мол, «смотри, Карма, я прямо здесь! Вытяни запястье и коснись» мог за долю секунды оказаться позади, уже готовясь размолоть твой череп в кашу. Это, похоже, и притягивало Акабане. Нравилось ему всё то, что выглядит неприметным, но на деле куда полезнее, чем может показаться. Выстрел. Точно в цель. Издалека двое, имена коих простой люд предпочитал не вспоминать лишний раз окидывали толпу леденящими очами. По асфальту растекся ватной лужицей чей-то мозг. Хоть человек и не мучился перед смертью, бессердечнику в любом случае было приятно увидеть, как кто-то упал замертво на чужих глазах. Чувство эйфории разлилось по телам убийц, напоминая собой патоку. Набатом бил в уши уже прошедший шум от оружия, заставляя обоих содрогаться. С места преступления они скрылись моментально, ещё до того, как пуля достигла цели. Никто из них даже на четверть не смел усомниться в чётком попадании. Вот почему Карма хотел забрать ещё одно сердце. Сердце Шиота Нагисы. Правда, для этого было уже поздно, ибо бессердечник украл его ещё когда в душах их класса пылал огонь горечи потери сенсея. Ещё тогда, когда змею выдался случай показать свои способности в убийстве. Ещё в тот раз, когда Акабане невольно отдалился от того, кто принимал его самым разным, будь тот в садистской смеси или в невинных чертогах гор с ненастоящим ножом. Нагиса был первым и единственным тем, кому бессердечник отдал своё собственное сердце прежде, чем забрать чужое.