Hold Me Like a Knife

      До недавнего времени Шинджи и не задумывался о том, что его может привлекать власть. Хотя, наверное, лучше будет сказать, что люди, обладающие властью, просто никогда особо не привлекали его внимания, учитывая, что приходилось видеть их изо дня в день. Готей тринадцать — это сборище чудиков, с которыми Шинджи скорее предпочёл бы упиться до потери сознания, чем трахаться. Но быть шинигами — значит неизбежно стремиться к власти, не всегда из-за самой власти, а скорее из-за возможностей, которые она подразумевает: защиту, статус, богатство, особенно если ты из Руконгая, и тем более, если ты оттуда.       Шинджи хотел быть сильным, достаточно сильным, чтобы стоять на своих двоих, не беспокоясь о следующем ударе в спину или о пище. Не желал быть просто расходным материалом, как во время Кровавой войны. И ему кажется, он достиг этого, по крайней мере, по части еды.       Шинджи всегда был осторожен и недоверчив по натуре. Он это признаёт, так же как и то, что его фукутайчо — подозрительный ублюдок, а он сам никогда не стремился быть осторожным, если это поможет ему поймать мерзавца на горячем. В конце концов, как говорится, друзей нужно держать близко, а врагов — ещё ближе, не так ли?       И вот теперь он замечает, что любуется своим третьим офицером, Ичиго, во время тренировок. У Ичиго стройная фигура и резкие черты лица, которые понравились бы любому, кто ценит аристократические носы с горбинкой. Но больше всего Шинджи поражает его манера держать себя.       Хирако отметил это, когда Ичиго ещё обучался в академии, и посчитал тогда признаком излишней самоуверенности, характерной для «большой рыбы в маленьком пруду». Однако Ичиго обладает достаточной силой, чтобы подкрепить эту уверенность, и он это знает.       Ичиго не выставлял её напоказ, не оставлял реацу ощутимо висеть в воздухе, дразня окружающих своими неисчерпаемыми резервами (а когда он это делает, в воздухе чувствуется запах озона, а во рту появляется металлический привкус). Просто уверенность это в собственной силе, в способности превзойти всех, кто есть вокруг.       Это уверенность капитана, обладающего невероятной харизмой, а мальчишка — чёртова загадка, обёрнутая в пышный оранжевый бант. Иногда в глазах его третьего офицера проскальзывало какое-то странное, глубокое негодование, когда он говорил о дерьме в Обществе Душ (что уже давно не новость) и о своём намерении защищать тех, кто ему дорог — что заставляло крошечную часть Шинджи принимать стойку.       Подталкивало его пойти за этим ребёнком, увидеть, как под его влиянием рушится привычный порядок, как трещат устои.       Желать иметь поблизости кого-то настолько могущественного, чтобы снова ощутить себя защищённым и защищать в ответ. Чувствовать, что вся эта сила сосредоточена на защите только его.       И вот Ичиго вновь на тренировочной площадке — его длинные волосы намокли и прилипли к шее, а его занпакто сияет, словно разрыв в самой ткани реальности. Вся эта «горячая» сцена так знакома по книжкам Лизы, что он ловит себя на том, что пялится.       Однако Шинджи не единственный, кто смотрит — Айзен, стоя напротив Ичиго, старается казаться лишь слегка запыхавшимся, между тем убирая со лба мокрые от пота пряди. Его очки уже давно спрятаны в один из карманов его шихакушо.       Внешне они с Ичиго кажутся примерно равны по силам, по крайней мере в том, что они демонстрируют. Однако в отличие от Айзена, обладающим более изысканным стилем зандзюцу и мастерством в Кидо, Ичиго совершенно непредсказуем, и легко переходит от меча к кулаку или к неожиданному удару ногой. Его способ борьбы напоминает Шинджи уличную драку, сочетающую в себе различные элементы, от техник Шихоин до грубых кулачных боёв Руконгая, а также борьбу с инстинктами, которую он прежде видел лишь у старшего поколения (…и теперь Шинджи ощущает себя стариком, когда называет Ичиго ребёнком, добавляя этим мыслям извращённых ноток).       Он бы не раздумывая взял бы парня себе в лейтенанты, появись тот в Готее раньше Айзена.       Несмотря на то, что Ичиго кажется полотном из обрывков лжи, облачённым в шихакушо, Шинджи надеется, что ребёнок не ударит ему в спину. Отчасти потому, что порой ловит на себе его тяжёлый, полный горечи взгляд — будто Ичиго скорее предпочел бы пронзить себя собственным мечом, чем увидеть, как ему причинят боль.       А также потому, что порой, глядя на Айзена, в глазах Ичиго полыхает настолько дикая и безудержная ярость, что Хирако почти физически ощущает её горько-металлический привкус на языке. Она будоражит Саканаде и накатывает на него как песчаная буря, терзая плоть своими острыми песчинками.       Но иногда, Ичиго смотрит на Айзена с пониманием, и он не уверен, как к этому относиться.       Не то чтобы у Соуске, по мнению Шинджи, была какая-то выдающаяся личность, достойная того, чтобы кто-то специально связывался или искал ссоры с ублюдком. И тем не менее, Ичиго был способен понимать Айзена на удивительно глубоком уровне.       И, судя по пристально-заинтригованному взгляду, которым Соуске окидывает Ичиго, когда он разминает шею, тот тоже об этом знает.       В итоге вырисовывается небольшой скандал — лейтенант и капитан увлеклись бедным, беззащитным третьим офицером своей же дивизии. Что подумают люди? Шинджи и сам не уверен, где проходит тонкая грань между обычным интересом и начинается привязанность, ведь полюбить Ичиго легко, хотя мальчишку едва ли можно назвать светлым и солнечным человеком. Характер у него ещё тот.       Но при этом Ичиго прямолинеен, искренен и никогда не позволяет себе проявить грубость. Его честность как глоток свежего воздуха на фоне обманчивой двуличности Айзена и самого Шинджи, который хоть и много болтает, вкладывает в свои слова мало истинного смысла. У всех вокруг на лицах — улыбки, и лишь у него хмуро насупленные брови и раздражённый взгляд.       «С таким непростым нравом только настоящий не-Шиба мог бы с этим ужиться», — размышляет Шинджи. — «Добросердечный, живущий по собственному моральному кодексу… Этот список можно продолжать до бесконечности», — вертится у него в голове, точно у влюблённого дурака.       А ещё Ичиго настолько же скрытен и замкнут в себе, насколько Кенпачи жадны до крови.       Любые вопросы получают полуответы — похоже, кто-то пытался обучить ребёнка скрывать правду, или, по крайней мере, упорно молчать. А редкая информация, оброненная Ичиго случайно, зачастую шокирует сильнее, чем всё, что он обычно говорит («Тебе стоит увидеть Ад, там ужасно воняет» — итак, видимо Хирако следует добавить «экскурсию в Ад» в планы на будущее).       Соуске тоже по мере сил старается узнать о нём больше. Но его методы более утончённые, в отличие от его собственных, представляющих собой бесцеремонные тычки в открытые раны с надеждой, что он не получит удара в ответ. И всё же оба они, наконец, едины в своём стремлении понять Ичиго там, где другим (при этом даже управление дивизией отходит на второй план) это не удаётся.       Ичиго и Айзен снова возвращаются к тренировке, и Шинджи искоса смотрит на гору бумаг, оставленных ему его лейтенантом с ухмылкой перед уходом, после чего снова возвращается к наблюдению — за те короткие секунды, что он отвлёкся, меч Ичиго оказывается у шеи Соуске.       Во взгляде его фукутайчо полыхает азарт, отзывающийся в душе, и Шинджи непроизвольно ухмыляется. Он видел шикай Ичиго всего несколько раз, ощутив, как мощь тёмного реатсу прорывается наружу — дикого и внушительного.       И теперь не может дождаться, чтобы увидеть, как ребёнок выложится на полную. Как в его глазах вспыхнет огонь решимости, непоколебимость и силу его ударов, защищающих дорогих сердцу людей. Жаль, что в их дни банкаи не демонстрируются так часто как раньше.       Но такова жизнь.       В этом «восхищении» нет ничего удивительного, но сам Ичиго, по видимости, не замечает всех тех шинигами, что буквально падают к его ногам или кокетливо хлопают ему ресницами. Даже тонкие намёки Айзена разбиваются о кирпичную стену, принося Шинджи поистине непередаваемое удовольствие.       Парень явно ощущает себя некомфортно в атмосфере всеобщего обожания, которая окружала его в отряде. Даже если к нему относились, пусть, не с благоговением, как к Соуске, а скорее как к Кайену из Тринадцатого. Люди искренне уважали и безоговорочно доверяли Ичиго, даже готовы были отдать за него жизнь ради одной скупой похвалы…       Дверь в кабинет Хирако с шумом отъезжает, и на пороге возникает младший четвёртый офицер с подносом для чая. Шинджи хихикает и машет ребёнку рукой, догадываясь, что за спонтанным чаепитием, скорее всего, стоит Соуске. Честное слово, этот человек со своим чаем… Вежливая формальность, конечно, но ему кажется, что они вполне неплохо с этим сосуществуют.       Ичимару ставит поднос на столик у сёдзи и кидает взгляд на площадку, где Ичиго и Айзен, как обычно, молчаливо играют в гляделки. Эти двое ведут себя как настоящие позёры. Впрочем, Шинджи знает, что и сам ничуть не лучше.       — Эй, — окликает он, глядя, как оба мгновенно обращают на него взгляды, — чай подан.       Айзен заметно оживляется, растягивая губы в безупречно вежливой и удовлетворенной улыбке младшему офицеру, который, кивнув, поспешно уходит. Вот ведь, даже не дождался увольнительной от капитана, тс-с.       Ичиго, следующий за Соуске, только закатывает глаза и пожимает плечами. Плюхнувшись на татами, он аккуратно разливает чай по трём чашкам. После этого извлекает из своего шихакушо фляжку, вероятно, всунутую ему Кукаку, и плескает её содержимое в его чашку.       Шинджи отвечает благодарным кивком.       — Весьма любопытная техника, Ичиго-сан, — Айзен, ну кто бы сомневался, предпочёл бы звать мальчишку фамилией Шиба, если бы Совет добился своего, но Ичиго отказался, — очень напоминает методы Онмицукидо. Возможно, тебя обучал кто-то из них?       Ну начинается. Шинджи громко отхлёбывает чай, игнорируя как раздражённый взгляд Ичиго, так и едва заметное движение брови Айзена — хорошо сыграно, Соуске, какие эмоции!       Ичиго фыркает:       — И где я мог встретить Онмицукидо в Руконгае? Да, в академии есть бывший член Второго отряда, но это кейратай, и он преподает только основы работы с документами, и то из рук вон плохо. И раз уж на то пошло… Что ты делал в пятьдесят шестом районе прошлой ночью?       О, оу. Он приподнимает брови, с нескрываемым интересом переводя взгляд с одного на другого. Соуске не может сослаться на миссию, поскольку Шинджи сейчас сидит рядом и с лёгкостью опровергнет это. Однако он знал, что Айзен по обыкновению терял всякое самообладание в присутствии Ичиго, поэтому…       — Заходил к старому приятелю. Он владеет уникальной коллекцией редких рукописей, и меня заинтересовал один из томов по Кидо.       Ичиго залпом допивает чай и насмешливо хмыкает:       — Ага, точно так же вы «навещали бывшего соученика» в тридцать шестом вместе с Гином, или «исследовали активность Пустых» на досуге в шестьдесят четвёртом.       Глаз Айзена слегка дёргается, а духовное давление в комнате на мгновение возрастает. Он решает вмешаться:       — Ладно, хватит вам… Будь здесь Кёраку, он бы предложил напиться, но, боюсь, что добавлять что-то в ваши и без того бурлящие страсти было бы опрометчиво.       Шинджи хихикает, наблюдая за тем, как кончики ушей Ичиго розовеют, а Соуске поправляет свои очки.       — Капитан, мы просто старались узнать друг друга...       — Горизонтально? Или желая снести друг другу головы? — оба заливаются краской, а Шинджи находится в секунде от того, чтобы расхохотаться. Если б здесь была Хиёри, она уже устроила бы ему взбучку. Но её здесь нет.       Ичиго с грохотом опрокидывает пустую чашку, на дне которой просматривается силуэт бабочки, и обвиняюще тычет в сторону Шинджи — подшучивать над ребёнком действительно слишком забавно.       — Ты… Мы… Капитан!       — Расслабься, ягодка, я же шучу, — после этих слов лицо Ичиго смягчается, будто отваливается твёрдая скорлупа, оставляя после себя тёплую и мягкую сердцевину. Однако печаль из его взгляда так и не исчезает.       — Ваш юмор, как всегда, на высоте, капитан, — сухо комментирует Айзен.       Шинджи закатывает глаза.       — Ах, заткнись, — их взгляды встречаются, вызывая у Шинджи сложный калейдоскоп эмоций по отношению к своему фукутайчо, напоминая о моментах, когда они трахались в порыве ненависти. В Обществе Душ, в общем-то, такое было не редкость.       Хотя, возможно, не в отношениях капитанов и их лейтенантов.       Айзен только поджимает губы, но прежде чем они успевают продолжить свой диалог втроём, Ичиго встает, разминая плечи.       — Мне пора тренировать новобранцев, капитан, Айзен, — говорит он, едва заметно кивая, и поспешно выходит из кабинета.       Шинджи коротко хмыкает и делает глоток чая, почти не чувствуя его вкуса. Поднимает бровь в ожидании. Соуске снова аккуратно поправляет свои очки:       — Наш третий офицер и правда загадка.       — Хочешь чего-то добиться — будь настойчивее, Айзен-чан.       Соуске склонят голову на бок:       — …А вы, капитан, не желаете первым сделать шаг?       Ах, ну конечно он заметил. Способность Айзена читать людей всегда была впечатляющей. Шинджи считает, что Урахара из Двенадцатого, с его образом неуклюжего балагура, и Соуске могли бы отлично поладить, если бы не висящее между ними напряжение. Но это уже не его дело.       Он лениво пожимает плечами и его волосы мягко опадают на грудь, слегка задевая щёку. Соуске внимательно следит за этим движением — и пусть хоть обвиняет его в тщеславии, это льстит Шинджи.       — Ма, если этому суждено случиться, — Ичиго придёт ко мне сам, когда будет готов. Он не тот, кого можно принудить или впечатлить силой. Ичи выбирает то, что хочет, и поступает так, как считает правильным. Малыш следует своему сердцу, и если он колеблется, значит на то есть причины.       Соуске порой выглядит удивлённым, когда видит, как легко он анализирует окружающих, возможно, потому что считает, что любые подозрения Шинджи о нём лишь поверхностны. Но прожив какое-то время в Обществе Душ невозможно не научиться видеть истинную сущность людей. И скрестить клинки — это всего лишь ещё один способ это сделать.       В конце концов, для него не составит труда распознать занпакто иллюзионного типа, когда он его видит.       Его фукутайчо молча кивает, соглашаясь с его точкой зрения. Он кажется задумчивым, глядя на свою чашку, и Шинджи с недовольством закатывает глаза:       — Ну же, Соуске, допивай уже и помоги мне с этими проклятыми бумажками.

***

      Соуске наблюдает, как одна из безымянных душ Руконгая изнывает от боли, пока Хогьёку вытягивает из неё духовную силу. Рассвет ещё не наступил — бесполезная, по его мнению, попытка скрыться от неусыпного внимания Ичиго. Даже с полностью подавленной реацу, тот каким-то образом всегда умудрялся его найти.       Айзен, будь он более романтичен или склонен к мистике, мог бы даже списать это на красную нить судьбы. Но вместо этого он лишь тихо вздыхает, когда Ичиго появляется на поляне, выходя из леса.       Вероятно, к лучшему, что он отказался от компании Канаме и предоставил Ичимару — всё ещё растущей душе — возможность поспать. В конце концов, завтра ему предстояло почти всю ночь сопровождать Соуске.       — Любопытно, — говорит он, когда поток рейрёку наконец иссякает. Хогьёку пульсирует в его руке, отбрасывая отблески индиго на усыпанную листвой землю, — что ты, явно испытывающий ко мне отвращение и считающий меня монстром, не сделал ни малейшей попытки остановить меня. Разве что ты действительно наивен, если думаешь, что способен исправить кого-то вроде меня.       Ичиго скрещивает руки на груди — ещё одна их «игра», аналогичная спаррингам, которые позволяли их чувствам резонировать при каждом искрящемся столкновении. Соуске ещё предстоит уделить этому явлению время.       Вот только его с Ичиго связь гораздо глубже, не считая прошлого или личных интересов мальчишки, чем ему бы, возможно, хотелось признать — их души во многом похожи в своём одиночестве.       — Я не собираюсь тебя исправлять, — отвечает Ичиго с насмешкой. — Мне хорошо известно, что ты — ублюдок, страдающий манией величия и желающий стать Королём Душ, чего я бы, к слову, не рекомендовал, учитывая, что нами сейчас правит иссохший бессознательный полутруп. И ты, чёрт возьми, не сможешь помешать мне намекать об этом Хирако.       И вновь, Ичиго раскрывает детали, о которых он, по идее, не должен был знать. Будучи уроженцем из Руконгая, как он утверждает, у него не было шансов узнать такое, если только он не копался в архивах Совета сорока шести, изучая каждый документ на предмет упоминаний о Короле Душ.       Соуске задаётся вопросом, не обладает ли меч Ичиго схожими его собственным способностями, предположительно, давая ему доступ к информации или мыслям других людей.       Но Ичиго полностью соответствует типу своего занпакто, который, без сомнения, является частью наследия Шиба.       — Но ты и не стремишься меня остановить. Согласись, не совсем то, что ожидаешь от кого-то с твоим чувством справедливости.       — О, я бы убил тебя здесь и сейчас, — признаётся Ичиго. Его тон становится более низким, дразнящим, — но я не могу. К тому же, — он смотрит Соуске прямо в глаза, — ты бы всё равно продолжил свои эксперименты и занимался бы теми же отвратительными вещами в своё удовольствие. Но твои мотивы не совсем не понятны мне, и это огорчает. Поэтому пока что… я терплю тебя.       Не может, а не — не хочет.       Выбранное Ичиго «терпеть» — интригует. Мальчишка, хотя и не склонен ко лжи, всегда тщательно подбирает слова, что вполне объяснимо его увлечением литературой - кажется, будто Ичиго всегда хочет что-то добавить, но в последний момент одёргивает себя.       «Терплю» — будто не он с жаром в глазах держит свой меч у горла Соуске во время их спаррингов. Не он наблюдает за Айзеном и Шинджи с каким-то потерянным, отягощённым горечью взглядом — словно отчаянно желая чего-то, чего он не может получить.       Конфликт интересов, как предполагает Соуске, и он собирается этим воспользоваться.       — Так ты намерен просто стоять в стороне и ждать, пока я стану сильнее? Почему?       Ичиго склоняет голову на бок. Вся его поза — расслабленно опущенные плечи и скрещенные на груди руки. Его пальцы далеки от рукояти его занпакто.       — Желаешь нарушить правила игры, Айзен? Будь осторожен… Фундамент, по которому ты ходишь, не так устойчив, как тебе кажется.       — Я осведомлён о двойной лояльности Ичимару, если ты об этом.       — Не-а. Уэко Мундо, конечно, неплохой выбор, но…       Лицо Соуске на мгновение искажается, прежде чем снова становится непроницаемым. Он уже давно осознал, что Кёка Суйгецу не оказывает воздействия на Ичиго, и сейчас этот факт втирается ему под кожу, как соль в рану.       Убить Ичиго он не может: точнее, Соуске вполне способен на это, но тогда он снова останется в одиночестве.       — Полагаю, я всегда могу перебить нынешнюю Эспаду и начать заново. Времени у меня в избытке, или… Я мог бы продолжить мои исследования с Пустыми и посмотреть, что могло бы получится из душ могущественных шинигами.       Воздух вокруг внезапно окрашивается ароматом озона, а клинок Ичиго прижимается к горлу Соуске за долю секунды. Мужчина с удовлетворением отмечает, что его колкость достигла цели.       Несмотря на то, что Ичиго, похоже, готов мириться с его экспериментами, испытывая при этом вину — малейшее упоминание о тех, кто ему дорог, всегда заставляло его действовать. Вполне предсказуемая слабость как для того, кто носит имя «защитник».       Однако он понимает, что если по-настоящему доведёт Ичиго до крайности, последствия окажутся куда более серьёзными, чем он рассчитывал. При всей уверенности в своей силе и навыках, Соуске не может не осознавать — мальчишка просто играет с ним.       — Сволочь, — спокойно замечает Ичиго. Его глаза в свете луны, освещающем их поляну, горят дьявольским пламенем. — Я, может, и не стану тебя убивать, но вполне могу разрушить твои планы.       Соусе отвечает лёгкой усмешкой.       — И как ты собираешься это сделать, когда почти весь Сейретей находится под моим контролем? Пустые подозрения не принесут результатов. Мы с тобой хорошо знаем, какой будет реакция властей. Не желаешь ли, наконец, открыть карты, Ичиго? Просвети меня, для чего я нужен тебе живым?       Мальчишка с фырканьем отступает, его меч описывает элегантную дугу, возвращаясь в ножны.       В такие моменты, когда он колеблется, Соске задумывается о том, что, несмотря на всю информацию, которой владеет Ичиго — а у него уже есть несколько догадок по этому поводу, — потенциальные последствия явно тревожат его.       — Ладно, приведёшь Хирако — устроим весёлые посиделки, — сухо бросает Ичиго. На мгновение его маска, в отличие от тех, что намертво въелись в личности Соуске и Шинджи, подобно обнажившимся на солнце костям, исчезает, оставляя под собой только вымученную усталость.       Эта секундная уязвимость глубоко задевает Соуске, напоминая ему о его собственных чувствах, или о тех, которые, как он думает, у него есть. При всём, что Ичиго не скрывает, — его неспособности лгать, открытости его души, говорящей через клинок, — сам он почти ничего не рассказывает о себе. И Айзену отчаянно хочется узнать о нём больше.       — Тогда лучше свидание, — должен ли он пустофицировать их капитана, швырнуть его тело к ногам Ичиго и с замиранием сердца следить за изменениями выражений на его лице? Что он увидит? Предательство, гнев, желание, или может быть, облегчение?       Так трудно предсказать.       Ичиго усмехается и внезапно оказывается совершенно серьёзным, будто за мгновение становясь старше.       — Хорошо, Соуске. Мы заключим сделку — ты раскроешь некоторые из своих тайн, а я отвечу на твои вопросы.       Соуске определённо нравится слышать своё имя из уст Ичиго. Оно звучит намного теплее и мягче, чем сухое «Айзен», которое он всегда произносит, цедя сквозь зубы.       Мальчишка закатывает глаза и бросает последний долгий взгляд на скорчившуюся на земле душу, после чего исчезает во вспышке шунпо.       Соуске откидывает голову назад и глубоко вздыхает, ощущая едва уловимый отпечаток рейрёку Ичиго.

***

      Когда спустя несколько дней Айзен в порыве реацу внезапно появляется среди уединённых скал шестьдесят седьмого района, крепко держа Шинджи за шиворот, Ичиго, стоит признать, слегка удивляется.       Шинджи громко требует чего-то от Соуске, который кажется особенно довольным собой, напоминая кота, принёсшего пойманную им птичку хозяину. Ичиго же только лениво поднимает бровь и откидывается на скалу, где сидит.       Это место иногда служит ему убежищем для размышлений, возможности ослабить контроль над реацу и подумать о завершённой Гетсуге Теншо, а также над причинами, по которым он всё ещё находится здесь.       — Если бы я знал, что мы собираемся поужинать на природе, я захватил бы корзинку, — говорит он, отвечая на недоверчивый взгляд Хирако. Было почти мучительно ощущать присутствие стаи, и в то же время не иметь её, как глубокую душевную рану - поскольку Шинджи не доверяет ему. Пусть его подозрения больше касаются того, что Ичиго пытался скрыть, чем самого Ичиго.       — …у вас свидание? Я тут третий лишний, что ли? Соуске, что за странная попытка вызвать ревность? Это не в твоём стиле.       Глаз Айзена едва заметно дёргается, и Ичиго с трудом прячет усмешку.       — Ты не из Руконгая, — решительно говорит он, пропуская мимо ушей реплику капитана и переходя к главному, устраиваясь напротив Ичиго в идеальном сэйдза. Взгляд Хирако перебегает между ними, острый и проницательный, ловко подмечая детали. Помедлив, он тоже садится, позволяя лучам вечернего солнца осветить лицо.       — Нет.       — Мир живых, — заявляет Айзен.       Ичиго кивает, бросая в ответ:       — Ты замешан в исчезновении душ в Руконгае.       — Да, — рука Шинджи тянется к его мечу, но он ловит предупреждающий взгляд Ичиго и, настороженно прищурившись, останавливается. — Я пытаюсь стереть границу между шинигами и Пустыми. К сожалению, простые души не обладают достаточной духовной силой, чтобы вынести процесс пустофикации и при этом отчасти остаться плюсами. Однако, с душами с высокой концентрацией рейрёку это может сработать. Как в случае с тобой.       — Со мной всё немного иначе, — возражает Ичиго, ощущая, как реацу Шинджи вздымается, наполняя сухой воздух горько-сладким ароматом благовоний. Возможно, стоило дать Айзену сначала пустофицировать всех, но… Он дал обещание защищать их. Предоставить выбор. Его стае, которая никогда не станет его.       Соуске легко поднимает брови и Ичиго вздыхает, выжидающе смотря на него, пока тот не понимает намёка и не выводит несколько печатей, достаточно мощных, чтобы скрыть их присутствие от возможных свидетелей.       Затем Ичиго позволяет своей маске материализоваться. Зангецу довольно мурлычет во внутреннем мире, когда он даёт волю этой стороне себя. В конце концов, Ичиго никогда не был создан, чтобы прятаться. Тяжесть рогов, обвивающих его голову, давит, и он слегка поворачивает её, чтобы посмотреть на их реакцию.       На лице Шинджи застывает равнодушное выражение, холодное как ночи в Уэко Мундо, пронизанное горечью. Айзен же, напротив, кажется удовлетворённым.       — Ичиго… Что, чёрт возьми, это…?       Ичиго молча снимает маску, игнорируя жалобные причитания своего меча, и смотрит в её пустые глазницы.       — По сути, я родился таким, — наконец, тихо произносит он.       — Ты не принадлежишь этому времени.       — А я-то думал, ты начнёшь с этого, Айзен, — едко бросает Ичиго, проводя пальцем по холодной костяной поверхности маски. Если он покажет им свой крест Квинси, Шинджи возненавидит его окончательно.       Ичиго избегает смотреть ему в глаза.       — Ты планировал пустофицировать Шинджи и, при удачном стечении обстоятельств, ещё нескольких капитанов и лейтенантов, чтобы подорвать силы Готей изнутри. Их предрассудки не позволили бы оставить в живых заражённым шинигами — их бы казнили.       — Совершенно верно. Это позволило бы мне и моим союзникам обрести больше власти и свободы для осуществления моих планов. А также укрепило бы наше положение.       Лезвие Саканаде вжимается в горло Соуске. Лицо Шинджи темнеет от ярости и он застывает, как струна, натянутая до предела и готовая вот-вот разорваться. Его реацу вихрем обрушивается на Ичиго, обжигая его кожу.       — Мне следовало бы прикончить тебя, Айзен, — рычит он.       — Можете попробовать, капитан.       — Не провоцируй его, — тихо предостерегает Ичиго, чувствуя на себе тяжёлый, полный разочарования взгляд Шинджи. В его глазах Ичиго легко мог бы увидеть раздирающее душу предательство. Он тяжело вздыхает, скучая по времени, когда им не нужно было слов, чтобы понимать друг друга. Однако он сам виноват, влюбившись в негодяев-манипуляторов, которые никогда не говорят и не делают то, что действительно имеют в виду. — Ты собирался создать ключ к Королевскому Измерению, чтобы убить Короля Душ и захватить трон…       — Но ты остановил меня, — говорит Соуске, его лицо мрачнеет. — Тебя создали, чтобы остановить меня. Готовили к этому с самого детства.       Ичиго ничего не отрицает. Айзен прав, и извинение Киске фактически было признанием. Ну что ж, Ичиго принял это. Ничего не поделаешь, если вся его сущность обусловлена необходимостью защищать тех, кто ему дорог. Разочарование давно стало частью его, как старая кость, об которую он неизбежно обламывал зубы, каждый раз когда решался ослабить защиту.       — Сколько тебе тогда было? — глухо спрашивает Шинджи.       — Шестнадцать, вроде, — Ичиго пожимает плечами и заставляет маску рассыпаться пылью.       Зрачки Шинджи сужаются, в его взгляде мелькает растерянность. Его капитан неглуп — он догадался, что Ичиго, вероятно, знал его в прошлом, что он сам был каким-то образом вовлечён в эти события, если в те времена не был частью Общества Душ, а сам Ичиго родился в мире живых.       — Ты был совсем ребёнком! И ни один из грёбаных опытных капитанов не смог ничего сделать?!       Они, возможно, могли бы, не в силу мощи, но за счёт опыта и мастерства. В каком-то смысле так мог поступить и Киске. Однако в конечном итоге ни Кьёраку, ни даже главнокомандующий не пошевелили и пальцем, оставив это дерьмо на плечах подростка, будто герою дешёвой сёнэн-манги, не задумываясь о последствиях.       А вот и знакомая горечь во рту…       — Но ты здесь не из-за меня, — говорит Соуске с лёгкой ноткой разочарования, прежде чем Ичиго успевает ответить. — Ты хочешь использовать меня против кого-то другого, более сильного противника… Квинси?       Ичиго тихо смеётся, позволяя венам блюта проявиться на его коже:       — Я не собираюсь спасать Общество Душ.       — Что?! — вскрикивает Шинджи, голос его подводит, переходя чуть ли не на фальцет. Даже Айзен, обычно такой невозмутимый, выглядит потрясённым, и это доставляет Ичиго мимолетное злое удовольствие — стереть эту самоуверенную усмешку с его лица.       — Общество душ слабо, баланс между измерениями подорван, практически разрушен. Квинси стали лишь последней каплей, переполнившей чашу.       — И ты предлагаешь его изменить?       Ичиго скалится по-звериному, жёстко, с насмешкой Пустого и с какой-то непонятной божественной нежностью. Он протягивает руку и касается ладонью челюсти Шинджи, наслаждаясь ощущением шёлка волос на своем запястье:       — Я хочу его уничтожить. Предрассудки, режим геноцида — всё. И Императора Квинси, и иерархию Уэко Мундо. Но начну я с шинигами.       — Разве это не сделает тебя ещё одним тираном, решающим, кому жить, а кому умирать, Ичиго? Или ты задумал сам занять трон Короля Душ?       Ичиго переключает своё внимание на Соуске, мягко высвобождая подбородок Хирако, и запускает пальцы ему в волосы:       — Что-то вроде. У меня есть друзья, семья, близкие люди со всех сторон. Я не массовый убийца. Но баланс должен быть восстановлен. Власть Сейретея должна быть ограничена. Пустые не просто твари, жаждущие утолить голод, они выполняют свою роль в круговороте реинкарнации, так же как и Квинси. Все элементы связаны между собой, цикличны.       — Уроборос, — мурлыкает Соуске, его глаза темнеют, когда он смотрит на Ичиго. — Покажи нам.       Ичиго оглядывает их обоих, и, склонив голову на бок, отпускает свою реацу. Она стелется по земле тёмным туманом, который окутывает их, наполняя воздух запахом озона и свежестью петрикора, вспыхивает тёмно-красным багрянцем Пустых и лазурью Квинси, прежде чем он снова запирает её обратно.       — И чего ты хочешь от нас, Ичи?       Он поворачивается к Шинджи, зная, что в его глазах мелькают и исчезают золотистые искры. Улыбается уголками губ:       — Только то, на что ты сам был бы готов. А ещё, возможно, пирсинг языка.       Тот лукаво поднимает бровь и наклоняется так близко, что их носы соприкасаются. Дыхание смешивается, влажное и горячее, и Ичиго немного поворачивает голову, когда Шинджи медленно выдыхает ему в губы:       — Пирсинг языка, да? И пустофикацию в качестве бонуса?       — Если ты не против, — серьезно отвечает Ичиго, ощущая жар Айзена за спиной, и в следующее мгновение губы Шинджи накрывают его.       Ичиго тает от этих долгожданных прикосновений — отчасти изголодавшийся по ласке, отчасти истосковавшийся от пробирающего до костей одиночества. Как же он скучал по этим моментам: по забытым ощущениям в объятиях возлюбленных. По мягким золотым волосам Шинджи, по очкам Соуске, задевающим его ухо…       — Ты желаешь моей поддержки, моего присутствия рядом с тобой, не так ли? — усмехается Айзен.       — Не как подчинённого, нет, мне… не нужна власть. Я просто хочу, чтобы вы были живы, — шепчет в ответ Ичиго, прижимаясь носом к щеке Хирако, пока чужая рука не обхватывает его подбородок.       Он оборачивается и встречается с серьёзным взглядом коричневый глаз:       — Это не изменит того, кто мы есть сейчас, Ичиго. Ты понимаешь — каким бы ни было твоё прошлое, мы не те души, кого ты знал?       Ичиго кивает с решимостью, отражающейся в его взгляде так же остро, как лезвие его занпакто:       — Понимаю. Прошлое навсегда останется прошлым. Ты будешь со мной, Соуске?       Хватка на самоконтроле Айзена срывается — все сдерживаемые эмоции, желания вырываются наружу неудержимым потоком. Он прижимает его к себе, заставляя откинуться на грудь, пальцы запутываются в шёлковых прядях, и Ичиго прижимается к колену Шинджи, зажатому между его бедрами, влажной тканью своего шихакушо.       Капитан тихо кашляет, и они на мгновение замирают, отрываясь друг от друга. Ичиго проводит пальцами по растрепавшимся волосам мужчины, притягивая его ближе:       — Последуешь ли ты за мной, Шинджи?       В глазах Хирако на мгновение мелькает задумчивость, которая быстро тает, растворяясь со вздохом:       — Да, Ичиго. Я пойду за тобой, чтобы вместе увидеть миры, которые ты создашь.       Ичиго счастливо улыбается и берёт руку Шинджи, направляя его тёплые пальцы к завязкам своего оби. Другой рукой тянется за спину, хватая Соуске за голову. Пустой внутри довольно рычит в предвкушении стаи-которая-не-стая, уничтожении их врагов и всего, что ещё предстоит сделать.       Рука Шинджи легко скользит по его телу, вторая ласково касается скулы, большим пальцем поглаживая кожу, демонстрируя преданность, поклонение, верность и жажду крови. Соуске позади прижимается губами к шее возле пульсирующей жилки, к уязвимой нежной плоти горла. И Ичиго позволяет себе упасть.