Больше всего люди врут самим себе. Как правило, о том, что счастливы.
В среду на работе произошёл настоящий завал. Ничего особенного, просто нескольким дедлайнам суждено было пересечься, встречам – перенестись на один злосчастный день, паре людей застопориться с мелкими заданиями, и вуаля: стресс, хаос и маты на двух языках. Помощница Намикадзе бегала по посольству покруче олимпийцев, Минато хотел бы помочь, но застрял на видеоконференции, а Хатаке был таким злым, что персонал к вечеру делал всё возможное, чтобы с этим альфой не сталкиваться. В конце рабочего дня все с удовольствием расползлись по домам, желая забыть пережитое, как страшный сон, и один Минато порхал, потому что ехал за Наруто сегодня. Парень вышел на каникулы и был временно свободен, как птица. Ну, за исключением джиу-джитсу, на который он ходил по плавающему графику вне зависимости от того, как проводил свои будни. Но за чужое расписание, наконец-то, можно было не париться, не уделять время домашке и не ложиться спать в детское время. Можно всё. Ну, почти. У Намикадзе-то не каникулы, к сожалению. Охранник на выходе желает доброго вечера, альфа ему искренне желает того же. Пиджак улетает на заднее сидение мазды вместе с галстуком, мотор мягко мурлычет в вечерней тишине, ещё один охранник прощается взмахом руки, открывая перед мужчиной выезд с парковки. На губах улыбка, на сердце лёгкость. Попробуйте, как говорится, настроение испортить. Оно само себя восстанавливает, подпитывает и человека, и мир вокруг него. У дома Узумаки ждал приятный сюрприз: гараж был открыт, на капоте, буквально на самом краю, сидел Итачи. Можно было подумать, что он так и обитал в этом гараже с момента, когда Минато его там в субботу покинул. Одет омега был тоже в рабочее, так же, как и альфа, закатал рукава рубашки для удобства и расстегнул верхние пуговицы. Выглядел, как воплощение человеческого желания: с метками на бледной, чуть поблёскивающей на жаре коже, выглядывающими ключицами и непроглядно чёрными волосами, забранными в низкий пучок. Никакие чистые мысли по определению в голову не лезли при взгляде на этого мальчика, а тот взгляд, который он подъехавшей к нему мазде подарил, ситуацию красиво дополнил: не тот, которым он на альфу раньше смотрел, не расслабленный и дружеский, а сложный, острый, глубокий. Видно, что уже не повернётся к тебе спиной безалаберно, глаз от тебя не отведёт, ни единого слова мимо не пропустит. Напряжён. Выматывающе для него, лестно для тебя. Альфа паркуется буквально в метре, подмечая, что хонды не видно нигде, выходит из автомобиля, чувствуя пристальный взгляд на себе. – Добрый вечер, – улыбается мягко, – не ожидал сегодня увидеть тебя, – пара шагов на сближение. Лицом Учиха не отразил ничего, но его пальцы заметно сжали скрещенные лодыжки ног, на которые опирались, и было принято решение ближе не подходить. Альфа прильнул к капоту собственной машины, облокотился на него еле-еле, игнорируя неприятный жар, излучаемый нагретым на солнце металлом и только выключенным двигателем. – Приехал проверить, подойдёт ли деталь, пока ещё есть возможность быстро пристроить её в другие руки, – кивнул на лежавшую на столе вещь, которой альфа и взгляда не подарил. Не хотел отвлекаться от важного. – Подошла? – уточнил, тут же подумав, что, если бы да, то, наверное, не лежала бы в стороне. – Нет, – выдохнул устало, – ты за Наруто? Кивок. – Тебе не стоит обозначить своё появление? – не стал притворяться, что это случайно, так же не скрыл, что не впечатлён этим вниманием ни разу. Словами одно протянул, но имел в виду «читай атмосферу, мне не интересен твой флирт, забирай сына уже и проваливай». – Стоило бы, вероятно, – соглашается, – тебя подвезти? – Нет. Но, раз уж ты предложил, может быть, Саске подбросишь до дома? Он к Яхико в машину не сядет, – провернул воистину захватывающий пируэт. Минато усмехается, оценив ход по достоинству. – Конечно, подброшу, – ему совершенно не сложно, он сегодня смакует момент, никуда не торопится. – Hmm, – протянул, колкости не пожалев, – such a gentleman. Улыбка становится чуть отчётливее, а брюнет тихонько глаза прикрывает. – I think, you need to hang up, – подсказал, кайфуя, пожалуй, чуть больше, чем стоило бы. Но как, подскажите, угомонить свой энтузиазм, когда человек, который прилежно притворяется, что тебя ему слишком, начинает ронять фразы, на которые нелегально отвечать платоническим? А Итачи – боже – смеётся. Впервые за долгое время отпускает собирающиеся над ним тучи и тоже просто наслаждается моментом. – Так, и не стой над душой, Минато, – поднимает глаза на него, всё ещё с налётом улыбки, – мне нечего тебе сказать. А, когда нечего, сам знаешь, что получается. – Откуда знаю? – решил уточнить. – Ты же мне никак послушать не дашь. – Я бы бросил вот этим в тебя, – являет из скрещенных ног гаечный ключ, который прежде, видимо, от скуки вертел в руках, – но боюсь машину задеть. – Задевай, – пожимает плечами легко, – конкуренты же, нет? Улыбка слетает с чужих губ. Разве, это странная мысль? Эти автомобильные марки не делят крышу и менеджмент, они не дочерние и не братские. Из разных префектур вообще. А в том, что омега любит компанию, в которой работает, сомнений, почему-то, не было. Достаточно посмотреть, как он обращается со своей машиной, чтобы понять, что это не просто вещь для него. – Да нет, – укладывает ключ себе в ноги опять, там же ловко прячет свой взгляд, – целевые аудитории разные. – Хм, – покивал, очаровываясь им безнадёжно, – жаль, что ты не умеешь, скажем, метко стрелять. Тогда бы точно попал прямо по мне без сопутствующего ущерба. – Ох, замолчи, – провёл рукой по лицу. – Так и быть, – решил дальше не давить, чтобы закончить на чём-то приятном и лёгком. Телефон из кармана достал, кинул сыну сообщение о том, что приехал. Позади зашуршали шины, альфа этому значения не придал, но потом дверь хлопнула практически за спиной, и его дёрнуло глянуть в пол-оборота назад. От знакомой до последнего изгиба фар белой хонды к ним уверенно шагал высокий, стройный альфа с медными волосами и озорным прищуром в зелёных глазах. Человек этот настолько не подходил под нарисованную воображением картинку, что Минато кратковременно утратил дар речи. От австралийца веяло позитивом, даже светом каким-то. Первые впечатления бывают, конечно, обманчивыми, но это было настолько не плохим, что с трудом сопоставлялось с некоторыми известными об этом мужчине фактами. – Всё не сдашься никак, – усмехнулся, проигнорировав блондина совершенно и первым делом подойдя к сидящему на капоте брюнету. Тот голову запрокинул, с удовольствием поцеловал наклонившегося к нему альфу. Возможно, тихонько ответил ему, до слуха Намикадзе это не добралось. – Целеустремлённый малыш, – похвалил, чмокнув ещё раз, после чего развернулся и протянул приветственно руку. – Яхико. – Минато, – ответил на рукопожатие. – Oh, I've heard about you, – искренне улыбнулся. – Pleasure. – Likewise, – хмыкнул блондин, каплю опешив. Саске так любил фантазировать о том, как убьёт мудака, что ни разу не тормознул пояснить, что, вообще-то, мудак этот на мудака совсем не похож, а словить к нему неприязнь, пока смотришь в светящиеся глаза, это вообще задачка со звёздочкой. Весьма приземлённый, кажется, человек, с которым, как и с Итачи, общение просто шло, не требовало ни от кого нечеловеческих усилий. Запах его в свободном полёте тоже оказался немного другим. Мягче того, что он оставлял в своих метках. Терпко и специфично, но отравой вовсе не кажется. Ещё более интересным было, пожалуй, то, что, в отличие от феромонов, что омегу от посягательств стерегли, их хозяин не проявил сейчас ни капли ревности. Его не парило, кто тут рядом с его малышом ошивается, словно сама мысль о том, что Итачи на кого-нибудь ещё взглянет, была смехотворной. – London? – полюбопытствовал, оттолкнувшись от акцента. – Tokyo, actually. – Oh, you were born here? – не скрыл лёгкого удивления. Утвердительный кивок. – And you? – Melbourne, – поделился охотно. – Grew up in Kyoto, though. Well, here and there, – покачал головой, мол, ну что ты поделаешь. Позади него Итачи спрыгнул с массивного капота, привлекая внимание обоих мужчин. Яхико чуть отпрянул, чтобы удобнее держать всех в своём поле зрения, а Намикадзе внимательно наблюдал за омегой. Ему было без шуток любопытно посмотреть на динамику. – Каким ветром тебя сюда занесло? – Яхико перепрыгнул обратно в японский. – Я был на полпути, когда получил сообщение. – Сасори откуда-то достал мне деталь, – омега двинулся к железному столу, поднял деталь аккуратно, переложил в стоящую там же небольшую коробку, – он же подвёз. Надо было убедиться, что она подойдёт. – И? – спросил, чуть брови вскинув. Учиха на развороте замер, оглядел обоих альф каким-то очень говорящим, пресным взглядом. – Вы сегодня все от какого-то сервера отключены? Ты четвёртый, кто меня спрашивает. – Ой, да кто тебя знает, – впрягается Яхико за всех недалёких альф, – периодически же в цех что-нибудь забираешь, чтобы поколдовать и потом вставить, куда не вставляется. – В тебя тоже чем-нибудь бросить? – цокнул омега. Намикадзе усмехнулся. Было странное чувство неправильности происходящего, запрограммированное в нём младшим братом омеги и собственным желанием решительно не любить этого альфу, но с атмосферой ты не поспоришь, а она была удивительно лёгкой. Ну, пока не разбилась об айсберг. – Давай, лучше я брошу, – процедил незаметно покинувший дом Саске, дёрнув всех ощутимой угрозой в голосе. Парень медленно спускался с низких ступеней, взгляда со своей цели не сводя. Минато знал эту опасную нерасторопность, когда пытаешься отговорить себя от необдуманных действий, но самому себе битву проигрываешь, и только скорость сбавить способен. – Саске-чан, – улыбается мирно Яхико, – а я уж думал, не успею на тебя посмотреть. – Успеешь, – обещает альфа, приближаясь, – последнее, что ты увидишь, до того, как я тебя отправлю куда-нибудь. – Опять на тот свет? – осведомляется, ни капли его не боясь. – Мм, – кривит губы в недоброй улыбке, – безумно хочется, но мне не разрешают. Может, хотя бы в больницу? – адресует взгляд брату. – Это не далеко, всего в паре кварталов, – указывает большим пальцем себе куда-то за спину. Больше вперёд и шага не делает – Наруто, нагнавший его, проскальзывает пальцами под приподнятой рукой и, расположив их ровно на груди у Учихи, тянет немного назад. Саске особо не сопротивляется. Минато потому сам и не почувствовал порыва вмешаться, что не верил в способность этого парня сделать что-то жестокое на глазах у старшего брата. За чужую психику там всегда переживали больше, чем за собственную. – Англоязычные клубы, пожалуйста, не у меня во дворе, – помахала на них выходящая из дома последней Кушина. Её волосы были усмирены и аккуратно забраны в косу, на спине гигантский рюкзак, в руке ключи и термос с кофе, на шее пропуск болтается. Стало быть, на работу. – Кушина, – улыбнулся лучезарно Яхико, – добрый вечер. – Добрый, как же, – протянула она, шагая к их странной, контрастной компании, – убрал бы себя лучше отсюда, пока мои подростки что-нибудь подростковое не учудили. – Я боюсь вовсе не их, – усмехнулся мужчина. – Что же ты раньше молчал? – дёрнулась бровь. – Я бы сковородку прихватила. – Серьёзно? – выдохнул Итачи с таким выражением лица, будто хотел что-то сделать, но делать было тут уже нечего – отношения уже такие, какие есть, волшебная палочка их не исправит. – Поехали, если все готовы, – выпрямился Минато, мягко бёдрами от капота отталкиваясь, – тебя подвезти до работы? – адресовал Узумаки взгляд. – Нет, за мной заедут, – она даже как-то опешила, – а Саске… – Он едет со мной, – опередил вопрос, – давай бегом свои няшные прощания, пока они ещё слушаются, – ласково глянул на омегу, и тот на удивление быстро к мужским словам прислушался – шагнул к мелким, передавая по ходу движения коробку своему альфе в руки. Саске прижал его к себе так крепко, что на секунду показалось, будто вообще не отпустит. До сих пор сверлил тяжёлым взглядом Яхико. Наруто в это время успел тоже по спине Итачи пальцами скользнуть и наклониться, чтобы чмокнуть в затылок. – Пойдём, – позвал Учиху, цепляя за локоть, – пойдём-пойдём, – потянул, вынуждая нехотя разомкнуть свои руки. Саске повиновался, скрипя зубами, уже у машины обернулся махнуть Кушине рукой, на что та обоим отправила воздушный поцелуй. Яхико тоже попрощался со всеми, но дети ему не ответили, а Кушина лишь покивала, в свою очередь обнимая омегу. Только Минато пожал альфе руку, обменявшись какими-то вежливыми фразами. Итачи, весьма оперативно перемещаясь в пространстве до этого, замер неловко, попав на развороте под взгляд Намикадзе. Ближе подходить не хотел, слов тоже в себе не находил. – Evening, – сгладил напряжение, открывая водительскую дверь. – Evening, – продублировал. Все разошлись по машинам. Перекрывшая выезд хонда уехала первой, мазда выкатилась на дорогу следом за ней. Кушина помахала им с тротуара, уже достав телефон, чтобы набрать, кого она там ожидала, и осталась позади. Злость Саске перехватывала горло не слабо, поэтому окна сразу открыли, пропуская в салон такую жару, что дышать было капельку трудно. – А ты не преувеличивал, когда говорил о желании прикончить его, – хмыкнул Минато спустя пару минут тишины. Чёрные глаза, словно угольки, обожгли сквозь зеркало заднего вида. – Я преуменьшил, вообще-то, – ответил сравнительно спокойно. – Итачи выглядит хорошо, – подчеркнул Наруто плюсы, – в гараж даже вернулся. Учиха задумчиво ему покивал, уведя взгляд в ползущий пейзаж за окном. Омега действительно выглядел чудесно в сравнении с их прошлой встречей, но это, похоже, не снимало груза с сердца его младшего брата. Дальше разговор не стали тянуть и следующие двадцать минут провели в тишине. Наруто поглядывал назад то и дело, будто удостоверялся, что его друг ещё жив, потом вновь возвращал тяжёлый взгляд на дорогу, не довольный тем, что увидел. Минато тоже изредка бросал на мальчика взгляды через зеркало заднего вида, но тот не подавал никаких признаков активности, помимо того, что дышал и моргал. В статике ему было комфортно, что для альфы качество редкое – большинству динамичность всё-таки свойственнее. Попрощался брюнет коротко и весьма серо, к родительскому дому направился так, будто на принудительное заключение ноги волочит.***
Хонда мягко кралась по асфальту, замирая на каждом светофоре. На фоне негромко играла радиостанция, в которой разговоров и рекламы было больше, чем, собственно, музыки, но переключать никто не торопился. Яхико отбивал по рулю какой-то собственный ритм, наполняя салон своим приподнятым настроением, а Итачи моргал в окно, но городского пейзажа не видел – даже не смотрел на него. В нём только что же были эмоции, куда они делись? – Останови машину, – сорвалось, вдруг, с его губ. Озвучил мысль до того, как подумал её. – Мм? – глянул на парня коротко. – Тебе плохо? – мигнув пару раз указателем, подъехал к обочине. – Нет, – повернулся, наталкиваясь на вопросительный, каплю взволнованный взгляд, – нет, – повторил мягко, скользнув ладонью по мужской щеке, тронул большим пальцем губы. Яхико коротко чмокнул, всё ещё будучи сбитым с толку. – Я не поеду с тобой, – чувствует чужой выдох кожей. Альфа не скрывает, что разочарован. – Извини, что заставил мотаться по городу, мне следовало понять это раньше. – Хей, – накрыл его руку своей, чуть повернулся, чтобы прижаться губами к самой ладони, и у Итачи вновь защипало в глазах, – я тоже не поеду, тогда. Хрен с ними. – Не глупи, я вижу, что тебе хочется, – тянется к нему, ласково целует, – я дождусь тебя дома. Привези мне чего-нибудь сладкого. – Подожди, дай хоть до дома тебя довезти, – роняет руку на бедро собравшемуся выходить из машины омеге. – Нет, я хочу прогуляться, – качает он головой, проверяя, что телефон-деньги-ключи у него при себе. – Может, даже на пробежку с тобой выйду потом. – Окей, – сдаётся на выдохе, – будь аккуратен – скоро стемнеет. – Хоть жара, может, спадёт, – цепляет на нос солнцезащитные очки, понимая, что глупость сказал. Жара не оставит до самого сентября. – Если с этой деталью, – указывает на коробку в ногах, – что-то случится, даже твои очаровательные ямочки тебя не спасут. – Вас понял, – смеётся Яхико. – Я долго не задержусь, – обещает, – привезу вина и чего-нибудь на десерт, может, в ванне перед сном поваляемся. – Буду ждать, – улыбается мягко Итачи, выходя из автомобиля. Воздух на улице душный, совсем не приятный, но, стоит сделать первый шаг, и ноги уже сами вперёд несут, совсем не хотят останавливаться. Омега не бегал довольно давно, ни разу вообще с момента, как его альфа приехал. Сам Яхико бегает и по утрам, и по вечерам, всегда парня с собой зовёт, но у того вечно то сил нет, то настроения. Бессонные ночи, метки и капризничающий аппетит забирают у него всю энергию. Но сегодня… Какое-то дыхание в нём появилось, желание если не бегать, то хотя бы долго гулять. Яхико плетётся пару мгновений за шагающим по улице омегой, но вскоре всё же уезжает к друзьям. Они эту встречу ещё в совместную поездку запланировали, и Итачи ещё там, коротая время играми с Данго и перепиской с братом, словил мысль, что в этот ресторан не пойдёт. Ему в их компании не интересно, хотя он их всех знает уже тысячу лет, некоторых даже дольше, чем самого альфу, из-за соревнований по стрельбе. Но он лишний среди этих людей, не вписывается в их компанию, как и Яхико не вписывается Узумаки в гостиную. Так и к чему себя заставлять? Эти ребята скоро тоже разъедутся по домам, из них лишь трое живут непосредственно в Токио, а остальные планируют совместные поездки сюда стабильно раз в год, чтобы потусоваться старой школьной компанией. У Итачи такой роскоши нет – у него и школьных друзей-то нет никаких, он настолько был на учёбе зациклен, что пропустил абсолютно все социальные штучки, которые в этом возрасте принято постигать. Возможно, поэтому Яхико и снёс его с ног своим шармом во время их встречи: он-то не знал, что перед ним косящий под человека компьютер, которые информацию поглощает очень легко, а вот с людьми не представляет, что делать. Альфа самозабвенно искал внимания омеги и до смешного быстро очаровал его своим не японским характером, зеленью глаз и ямочками. Стал, по сути, не только первой любовью, но и первым другом – в принципе первым человеком, которого здесь подпустили к себе. Дождавшись зелёного, брюнет пересекает дорогу, оказываясь в тени зданий. Она не приносит прохлады, но в ней всё равно как-то легче. На своей комфортной скорости до дома он доберётся через двадцать-тридцать минут. Потом с Данго ещё столько же потусуется в парке, может, найдёт в себе желание приготовить себе что-нибудь. Аппетит в последнее время какой-то вообще ненормальный: хочет вещей, которые прежде очень редко хотел, но вполне может продержать омегу полдня над туалетом, потому что в булочной, где он утром взял себе кофе, слишком приторно сахаром пахло, и запах этот в нос будто въелся, преследуя до вечера своим омерзительным шлейфом. Кушина в субботу вообще тест на беременность предложила сделать, заранее прогулялась по своим медицинским шкафчикам ради этого. Итачи тогда рассмеялся, заверил, что необходимости в этом нет, потому что он исправно принимает таблетки, её убедил в том, что ничего решительно нового не испытывает, но сам, признаться, словил от мысли крошечный страх. Всё-таки, на отходняк от меток это не походило, да и сознание он прежде ещё не терял. К счастью, с возвращением альфы симптомы прошли, и тревожный звоночек замолк. Сегодня Итачи чувствовал себя довольно свежо, даже легко. Телу хорошо, в него возвращаются силы. Настроение в противовес этой, вне сомнения, хорошей вещи было не очень приподнятым. На фигуральном циферблате шёл обратный отсчёт, омега отчётливо чувствовал, как на нём быстро секунды бегут, и уже дыхание задерживал, зная, что рванёт эта бомба у него в руках, прямо в груди, и разорвёт внутри так, что обратно не склеишь уже. Да о каком «обратно» вообще идёт речь, это всё не в первый же раз. Прежде ломалось уже, обратно криво срасталось, потом ломалось опять, и опять, и опять… Каждый раз немного по-разному, каждый раз неожиданно больно. Перед этим ударом ведь не сгруппируешься никак, жизненно важные органы не прикроешь. Стоишь, смотришь на этот ядерный гриб, точно знаешь, что не обгонишь, и поэтому никуда не бежишь. Ждёшь, когда до тебя доберётся, понимаешь, что, если выживешь, тебя будет уже не узнать. Глупо, наверное, в такой момент выходить из машины и отпускать альфу одного на встречу, если можешь поехать с ним и урвать себе несколько лишних часов. Но, честно, не хочется. Когда у вас меньше недели осталось, тянет уже оттолкнуть, начать привыкать жить без него, когда вы ещё засыпаете в одной и той же кровати, подготовить себе парашют, чтобы совсем уж камнем в эту пропасть потом не лететь. Яхико приезжает, и ты знаешь, что не навсегда, но в первые дни кажется, что отъезд ещё так далеко, что о нём даже думать смешно – отрицание. Дни пролетают быстрее, чем ты ожидал, в голове начинает проростать осознание. Отпускать не хочется, и ты снова задаёшь тупые вопросы, на которые знаешь ответ, снова ищешь с ним компромисс, уповая, что в предыдущие сотню раз что-то там пропустил, снова рассматриваешь мысль переехать к нему, снова болезненно её отвергаешь. Начинается мучительный торг. На последних сутках отсчёта заранее уже чувствуешь боль, заранее плачешь, скучаешь, не можешь. Горе отравляет, хотя событие ещё не случилось. И хочется придурка винить: за то, что очаровал, за то, что полюбил, за то, что без его света в грудной клетке вечная мерзлота нарастает, за то, что такой замечательный, незабываемый, за то, что сил в себе не находишь его отпустить. Кажется, что гнев на него, но он весь на себя. Депрессия не за горами – будет на второй или третий день одиночества. Тогда, он и отключится от всего, временно выключит телефон, может быть, даже пару выходных себе возьмёт, чтобы просто в кровати лежать и задыхаться. Принятие тоже вскоре придёт. Омега вновь начнёт выходить каждый день на пробежки, ездить к Кушине на ланч, торчать под капотом её автомобиля, соревноваться с братом в стрельбе, есть и так далее. Всё, конечно, будет немного горчить, но, в основном, по ночам. В целом, жизнь вернётся к нему. Но он, как настоящий мазохист, которым его все считают, будет преданно ждать следующего круга. Будет бродить по этим ступеням циклично, не поднимаясь и не опускаясь, будто существует в картине Дали. Когда ты внутри всех этих событий, не видишь, как по-идиотски это всё выглядит. Но время от времени ловишь какую-то волну адекватности, отходишь подальше, чтобы всё целиком рассмотреть, и самому становится смешно, до чего же нелепо всё выглядит. Светофор сменяется на красный, приходится замереть у пешеходного перехода. Это не очень приятно: ноги несли уже механически, поймав ритм, который им нравится, и останавливаться совсем не хотели. Мысли тоже запинаются будто: об эту статичность, о красный цвет. Взгляд бродит по проезжающим автомобилям, по ожидающим зелёного пешеходам, по дрожащим на ветру листьям и нагретым бетонным зданиям. Здесь ничего интересного, внимание продолжает бродить по пространству. Если свернуть налево сейчас, дорога вскоре приведёт к парку Тиёда. Не к тому входу, которым он обычно пользуется, совершенно к другой стороне. Огромная территория, десятки тропинок, дорожек, ворот. Но, если Итачи хоть ногой туда ступит, вероятность столкнуться с Минато стопроцентная. Неизбежность – один из талантов этого альфы. Мимо какой-то бета проходит, обращая внимания парня обратно на светофор. Зелёный. Наконец-то. Ноги приходят в движение, мысли тоже возвращаются к привычной траектории: по замкнутым ступеням циклично, в лабиринт, где каждый поворот уже знаком и изучен, а выхода всё равно нет. По всем стадиям принятия в привычной последовательности, как хомячок в колесе. Разве, это не смешно?***
Доехать до дома сразу у них с Наруто не вышло. Высадив Саске, они решили, что умирают с голоду, и зашли в случайный ресторан, попавшийся им по дороге. Заведение приятно удивило, и они проторчали в нём добрых два часа, так обалденно наевшись, что тянуло попробовать ещё пару блюд, хотя уже, как говорится, не лезло. После зашли в мини маркет через дорогу непонятно, зачем. Минато взял заварной лапши просто, чтобы была, а Наруто холодного чаю и пару упаковок шоколада, которые кроме Кушины с Итачи точно никто не любил. По приезде вышли немного побегать, но в такую жару, да после плотного ужина, им перехотелось на двадцатой минуте, и они с удовольствием вернулись в охлаждённую кондиционером квартиру. – Я никогда не видел таких пустых холодильников, – рассмеялся Наруто, доставая бутылку с наполовину выпитым чаем. – Хм, – усмехнулся, опускаясь за кухонный стол, – не все благословлены умением нормально готовить и желанием развивать этот навык. – Ты вообще себе никогда не готовишь? – удивился так сильно, что вновь потянуло смеяться. – Предпочитаю заплатить за доставку, если это сэкономит мне время и нервы. Ты на меня так не смотри, сам-то кроме заварной лапши что-нибудь делать умеешь? – Пф, – уронил себя на один из свободных стульев, – нет, кухня – мамина территория, я на неё особо не лезу. Хотя, честно, мне очень нравится смотреть, как она творит и кайфует. Минато кивнул, прекрасно понимая, о чём он. – Можно спросить о твоих отношениях? Минато, признаться, слегка удивился. Они говорили о многом, но конкретно в эту тему не углублялись особо. Это всё-таки личное, и обсуждать такое со своим ребёнком каплю неловко. Для обеих сторон. – Спрашивай, – дёрнул плечом. – У тебя было когда-нибудь с кем-то серьёзно? Ну, с мыслями о браке там, детях? – У меня были довольно серьёзные отношения пару раз, – задумался альфа, – и я, однозначно, думал о создании семьи, но не с человеком, с которым встречался, а в общем. Наруто выглядел слегка сбитым с толку, и его можно понять. Странно, наверное, называть отношения серьёзными и следом за этим говорить, что не хотел с тем человеком детей, хотя хочешь их для себя в целом. – Скажем так, я выбирал себе таких партнёров, с которыми в первую очередь было удобно. Каждый всегда ставил в приоритет самого себя, и общение не отягощалось попытками друг под друга подстроиться. Скрашивали друг другу одиночество, считай, пока минусы не перевесили плюсы. – Популярная схема, смотрю, – усмехнулся серовато, но развивать эту тему не стал. – А у тебя фотографии есть? – Фотографии… – Намикадзе даже за мысль запнулся немного – такой странной она ему показалась, – тех, с кем я был в отношениях? – Ну да, – рассмеялся чуть слышно, – мне любопытно. – Не помню, чтобы в принципе кого-нибудь фотографировал, – даже телефон достал, чтобы проверить. Галерея печально пуста. – Но в интернете что-нибудь можно найти. – На кого-то там тоже есть википедия? – нашёл эту мысль уморительной. – Я не буду отвечать на этот вопрос, – изогнул губы в улыбке, качнув головой, а потом развернул к Наруто экран. – Это Гараши, последний омега, с которым я встречался. Сделанная профессионалом фотография с какого-то официального события, была очень качественной. Композицией, светом и ретушью подчёркивала все достоинства мужчины, но парень, разумеется, заметил не это. Едва глазами задев, свою бровь изогнул. – Какие у тебя конкретные предпочтения, – хмыкнул без оттенка эмоций. Гараши и впрямь до смешного сильно походил на Кушину: и цветом волос, и чертами лица, и моментами даже характером. Та история, где, если узнаешь, что они родня, не удивишься и даже под сомнение это ставить не будешь. – Красные волосы, что с ними поделать, – не стал отрицать. Его к ним действительно очень тянуло. Вероятно, потому, что такие не часто встречались. Это брюнетов в Японии столько, что не сосчитаешь. Тем не менее, нашёлся всё же один, что будоражил сознание так, как никто ещё прежде не делал. – Что насчёт тебя? – решил удовлетворить и собственное любопытство. – Были отношения? – Хах, ну, – отложил телефон, подняв взгляд на отца, – классе в восьмом я встречался с одной девочкой. Мы ни разу не виделись за пределами школы, поцеловались целых два раза и, кажется, так никогда и не расставались, – увёл в пространство задумчивый взгляд. – О, так у вас всё серьёзно, должно быть, – протянул многозначительно, едва не уложив Наруто смехом на пол. – Ты ей не изменяешь, надеюсь. – Изменяю, – покивал, не успев успокоиться толком, – и в реальности, и в собственных мыслях. – Даже в мыслях, – улыбнулся этой очаровательной честности, – и не стыдно тебе? Парень лишь головой покачал, вновь проигрывая битву со смехом. Такой тёплый момент, его даже трогать не хочется, чтобы доверие ничьё не спугнуть, но казалось, что нужно. Не похоже, чтобы секрет его тяготил, но озвучить всё равно должно быть приятно. – Рискну испортить атмосферу неловкостью, – предупредил, удобнее уложив локти на стол, – но могу я предположить, с кем ты там мысленно ей изменяешь? Улыбка весьма быстро сползла с лица мальчика, сменившись то ли неловкостью, то ли какой-то потерянностью. Не ожидал этого хода. Разумеется, «предположить» там стояло из вежливости, потому что выбор состоял ровно из одного человека, но Намикадзе решил всё подать именно в этой формулировке, чтобы Наруто мог свернуть разговор и вслух ничего не озвучивать, если он ещё не готов. – Откуда ты знаешь? – спросил прямо и довольно спокойно. Нет, не боится. Опешил – всего лишь, но от правды не прячется. Чем лучше Минато его узнавал, тем больше себя в нём замечал. – Прелесть моя, – усмехнулся, не удержавшись, – у тебя на лбу написано. – Так написано, что только ты заметил? – не поверил. Будто альфа мог узнать это каким-то иным способом. – Есть люди, которые любят словами, – на ум, почему-то, сразу Яхико пришёл, – ты, Наруто, любишь действиями. Как и я. Хн, как и Саске. Не будь он с этой темой на «вы», тоже бы очень быстро заметил. Наруто издал короткий смешок – фраза, видимо, очень метко куда-то попала. – Давно? – ещё безопасный вопрос, достаточно обобщённый, чтобы быть плюс-минус нейтральным. – Вечность по ощущениям, – протянул, не торопясь закрываться. – Но так-то год, может, два, – прикинул по-быстрому. – Сложно выделить какой-то момент, мы всегда были очень близки. А ты давно спросить собирался? – С нашей первой встречи, – признался, не представляя, какой эффект это сейчас возымеет. – Охуеть, – выдыхает. Не скрывает, что его это всё не слабо обескураживает. Но и в защиту не особо уходит. Не стыдится ни чувств, ни мыслей. Искренний до мозга костей. – О чём я сейчас думаю? – Вероятно, о том, что я мысли умею читать. Не понимаю, с чего ты так удивляешься, если в целом не очень-то и скрываешь. – Да нет, я многое, на самом деле, фильтрую, – пожимает плечами, допивая последний глоток прохладного чая, – у меня было много возможностей сказать ему прямо или намекнуть так, чтобы это не пролетело над его головой, но я выбрал иначе. – Почему? Выдох получился каким-то ну очень тяжёлым. – Саске… – осёкся, погружаясь в поток собственных мыслей. – Я не знаю, каким словом можно его описать, – признался через негромкий смешок. Минато кивнул, не торопясь перебивать. – У него будто упрощённая версия желаний и нужд. Он счастливчик, на самом деле, его не тянет на всякие подвиги, свершения и открытия, достаточно выполнения двух-трёх пунктов, и его жизнь полноценна. Формулировка, конечно, интересная. На полноценную жизнь вообще не походит. Скорее, на человека в перманентной апатии, который по самым базовым потребностям проходит, а о большем научился не спрашивать. – Ему необходим внутренний баланс, всё, что он делает, так или иначе имеет в фундаменте эту цель. Когда я скажу… – он покачал головой, пытаясь представить, – всё это рухнет к чертям, и я не уверен, что наша дружба сможет от такого оправиться. – Тебе эта дружба зачем вообще нужна, если ты хочешь большего? – задал, как ему показалось, вполне разумный вопрос, но взгляд получил такой, словно ересь какая-то. – Дружить больно, конечно, но терять будет больнее. Альфа усмехается, тая от этой наивности. Легко забыть, что перед тобой ребёнок сидит, который не успел ещё жизнь попробовать. Категоричный, местами себя даже не знающий, не способный взглянуть на ситуацию издали. – Очень сомневаюсь, что ты когда-нибудь потеряешь его, – верит в свои слова на сто процентов. – Это же не игра с двумя вариантами ответа, это широкий спектр человеческих взаимоотношений, на котором столько возможностей, ты и представить не можешь. Ты вполне можешь рассказать ему о своих чувствах, не получить взаимность, и не потерять друга. Это не взаимоисключающие события. – Да откуда ты это знаешь? – выдыхает, отчаянно желая довериться, но одновременно отвергая всё, что ему говорят, ибо звучит слишком просто и красиво для правды. – Вы семья, – обосновал альфа легко, – это очень трудно разрушить. Парень на какое-то время задумался. Вернувшись же обратно за кухонный стол, выглядел уже, как прежний, уверенный в себе, полный позитива Наруто. – Забавно, у моей мотивации в последнее время самые неожиданные источники, – хмыкнул с долей смешинки, – знаешь, ты второй человек после Саске, которому мне было страшно рассказывать. – Я? – даже не поверил сначала. – С какой стати ты боялся рассказывать мне? – Твоё мнение для меня очень важно, – у Минато безумно приятно заныло в груди, когда он это услышал. Для человека, который пришёл в жизнь к своему ребёнку непростительно поздно, эта фраза абсолютно бесценна. Сразу же после тёплого «папа» и чистого «люблю». – Ну и ты альфа. Ни мама, ни Итачи не смогут в полной мере понять, насколько не нормально для альфы испытывать к альфе влечение. – Это редкость, согласен, – кивнул мужчина, всё ещё капельку захлёбываясь тёплыми, счастливыми чувствами, – но это не менее и не более нормально, чем омега, который хочет омегу. – Да брось, омеги феромонами друг другу вообще не мешают, это альфы по природе своей конкуренты. – Не важно, кто альфы по природе, – усмехается, – обстоятельства – это вообще шелуха. Ими можно прикрываться, если это удобно, но вообще-то они не обладают особым значением. – Обстоятельства обладают огромным значением, пап, если речь о человеке, который даже в простейших отношениях находит заморочки, с которыми не желает дело иметь. Сделай эти отношения сложными в край, специфичными настолько, что не у кого даже спросить, как это работать должно… – он покачал головой с печальной усмешкой. – Будь он омегой, да хоть бетой, я бы давно попытался, но из всех возможных вариантов мне, конечно же, достался самый маловероятный, и я, конечно, именно этот хочу. Мне же простого не надо, мне нужен ёбаный квест. Улыбка на губах Минато теплела с каждым следующим словом. Такой кайф, оказывается, обсуждать с ребёнком такое, слушать страхи, открывать доселе неизвестные неуверенности и сомнения. Видеть, как он перед тобой открывается, совсем не боится. Знает, что ты не сделаешь больно, что с тобой ему всегда безопасно. – Ну что ты так улыбаешься? – тихо смеётся. Заразить его позитивом – дело пары секунд, он и спонтанно светится ярче солнца, а если этому свету ещё подкидывать топливо, у негативных чувств нет ни единого шанса. Да просто ты вырос офигенным человеком. – Тебе не о чем переживать, – заверил мужчина, – он же твой лучший друг, ты уже нравишься ему таким, какой ты есть. Парень кивает, слышит, верит. Хотя, на самом деле, много усилий тут и не требуется – он уже естественным образом верит в себя. И эта вера с годами будет только крепчать – Минато это знал по себе. Он к своим тридцати пяти уже утратил этот нервный трепет. Если ему кого-то хотелось, он не терзал себя мыслями «получится-не получится», а просто ставил себе цель и добивался её. – Тебя правда не волнует, что он альфа? – спросил аккуратно. – Волнует, – не стал ему врать, – но тебя это волновать не должно. В конечном-то счёте только ты решаешь, как тебе поступить. Парень, конечно, не спорит, но поверить будто сразу не может. В принципе выглядит так, будто его могут в любой момент разбудить. Они топчутся на отношениях ещё какое-то время, но вскоре съезжают к другой насущной теме: в воскресенье Наруто с Кушиной улетают в деревню к маме Узумаки. На неделю. Он обещает слать фотографии, если найдёт интернет, поснимать рисовые поля и всё в таком духе, а потом практически до полуночи балует Намикадзе нелепыми деревенскими историями, и альфа поклясться готов, что ему начинает казаться, будто он сам в них присутствовал.***
Время между средой и пятницей пролетает устрашающе быстро, но одновременно и мучительно медленно. Работа и суета сборов съедает дни, а бессонные ночи, наоборот, не желают заканчиваться. Их бы сексом заполнить или разговорами хотя бы какими-то, но настроения нет. Итачи ещё в среду попросил больше укусов не ставить, побоявшись ещё одного страшного отходняка с падениями в обморок, и после этого желание как-то в целом пропало. Эмоциональные качели закидывали омегу в доселе неизвестные дали, протаскивая за день по всему эмоциональному спектру, и к пятнице пика достигли. Последний совместный вечер должен был стать домашним ужином, Учиха по дороге с работы ради такого даже нашёл в себе подобие хорошего настроения. Готовить парень любил, особенно для своего мужчины, и действительно насладился приготовлением того кулинарного шедевра, которым они должны были полакомиться под хорошее вино. Всё было готово, уехавший попрощаться с друзьями Яхико отписался, что постарается быстро, ответил истекающим слюнями смайликом на фотографию ожидающего его ужина… Три часа назад. На самом деле, Итачи ещё на первом, кажется, принял решение. Спонтанное, эмоциональное, решительное. Но всё-таки ждал по какой-то привычке, цеплялся за мысль, что с появлением альфы в небе что-нибудь посветлеет, хотя давно знал, что эффект этот временный. На самом деле, плохо было весь этот месяц. Приезды Яхико всегда сопровождаются воодушевлённым предвкушением нового, а заканчиваются закономерно разочарованием, ибо время прошло, а не поменялось вообще ничего. Между ними был секс – это круто всегда, был смех и просмотр бессмысленных фильмов, пробежки в этот раз не случились вообще, но зато были прогулки с собакой и ночные поедания мороженого. Ещё, конечно же, рестораны: дорогие и совершенно обычные, японские, итальянские, корейские, тайские – всякие разные. Так же было очень много неловких моментов, не случившихся разговоров о браке, Сеуле и отношениях в целом. Всё это они проходили, и не по разу, спорили когда-то уже, кричали, плакали, эпично расставались на этой почве друг с другом, чтобы за полгода остыть и вернуться обратно. Абсолютно всё уже обсуждали, но недосказанностей меньше не стало. Напротив, они будто копились, и альфе хватало кольцо на пальце своём покрутить, чтобы у омеги где-нибудь горько и обидно заскребло. Это тоже знакомый мотив, через него здесь тоже проходят циклично: раз в полтора-два года как минимум минусы копятся, а плюсов не прибавляется, и их тянет снова всё разорвать, снова обещать, что этот раз будет финальным и абсолютным. Врать себе и друг другу. Но в этот раз… Чёрт побери, что-то ощущалось иначе. Итачи правда не чувствовал ни минуточки счастья за весь этот месяц. Напротив, погружался в апатию, из которой не только отношения бессмысленно выглядят, но в принципе все стороны жизни. Всё казалось бессмысленным. Хн, таким, вообще-то, и было. Но перекипело всё в тот момент, когда шёл уже третий час, Итачи сидел за столом, не притронувшись к остывшей в духовке еде, но выпивший половину бутылки вина. Данго покушал и сел перед ним, подняв вверх свои огромные собачьи глаза, безвозмездно предлагая свою компанию, не зная, чего Учиха ждёт, но готовый ждать вместе с ним. Омега заглянул в эти глаза и тихонько спросил: – Гулять? Данго подскочил мохнатой пружинкой, так хвостом завилял, что вся задняя часть его длинного тела пританцовывала по инерции. Итачи ему улыбнулся, а после поднялся. Переоделся во всё простое, удобное и прогулочное, шлейку на собаку надел. Грандиозность момента не ощущал, единственное, в чём был точно уверен: нужно гулять. Но сердце всё-таки болезненно сжалось, услышав щелчок дверного замка. Неужели, он не мог вернуться чуть позже? Или раньше? Да в любое другое время, кроме этого, ибо это – самое худшее. Что ж, глаза в глаза будет по-честному. – Хей, – слегка удивился, столкнувшись с парнем прямо в прихожей, но зашлифовал это своей мягкой улыбкой. Боже, как он умел улыбаться, – вы не погуляли ещё? – присел, чтобы похлопать радостного пса по спине. Такой ласковый, аккуратный. Любую живность домой притащи, если она твоя, то он её сразу же как свою любит. Боль в груди дышать не даёт. – Прости, что задержался, я… – фраза обрывается резко, стоит альфе вверх посмотреть. Улыбка исчезает, не оставив после себя и следа. – Итачи, – пропускает в голос, насколько ему не по себе. Альфа медленно поднимается на ноги, а омега назад пятится, головой бесконтрольно качает, пока мир перед глазами плывёт. Ни слова не может сказать, натурально не в силах вздохнуть. – Малыш, – тревожно зовёт, от обуви избавляется, чтобы ближе шагнуть, ловит в объятия. Учиха ломается в них всё-таки, перестаёт сопротивляться слезам, позволяет себе выплакать капельку своей боли. Мужчина крепко держит, гладит по волосам и спине, шепчет что-то о любви и том, как всё хорошо. Итачи плачет, но ему хочется смеяться. Хорошо? Хорошо у них было в первые два, может три года знакомства, когда они жили в одном городе и ходили на свидания после пар, когда делили мечты о будущем и односпальную кровать в общежитии. А что у них есть сейчас? Сожаления, обиды, ревность не к другим людям, а к жизням друг друга, к городам, к профессиям, к приоритетам. На Яхико ни единого нового запаха нет – все шлейфы принадлежат кому-то из их школьной компании, все брюнету знакомы. Омеги с ним рядом нигде не стояли. Этот альфа действительно хочет только Итачи, верен ему в этом смысле, но, знаете что? Это хуже, пожалуй. Если бы он изменял, то с расставанием можно было бы покончить, как с занозой – достал один раз, и всё зажило, уже и не вспоминаешь. Но здесь у них метастазы какие-то, в новых местах появляющиеся, и новая боль каждый раз, не такая, как в прошлый, и что-нибудь новое обязательно рушится: то аппетит, то возможность оставаться в сознании, то возможность смотреть на идиотские кольца без неприятных осадков. И почему это всё? Не потому, что он влюбился в кого-то ещё, не потому, что он по пьяни с кем-нибудь переспал – нет, это не то эмоциональное, на котором люди, порой, сами себя удивляют. Это выбор. Между человеком и контрактом. Что ж, пора бы уже признать поражение. – Я возьму себе ещё неделю, – протягивает Яхико решительно, – останусь… – Не нужно, – шепчет хрипло и ещё с капелькой дрожи, но ладонью от себя твёрдо отталкивает. Зелёные глаза впиваются в него пронзительно. С этого места, в принципе, говорить ничего и не нужно – всё уже поняли. – Яхико, мне не нужна неделя с тобой. – Малыш, ты же знаешь, что я сейчас не могу… – И не сможешь, – заканчивает за него фразу, усмехнувшись не в тему. – Я не хочу больше так. Мне больно. Я устал. Ты, думаю, тоже. – Устал? – его взгляд не часто так загорается. – Ты – любовь всей моей жизни. – А ты – моей, – прошептал, вновь сглатывая слёзы. – Но такая жизнь мне не нравится. – Не надо, прошу тебя, – громкость и его голос покинула, Итачи тянется к его щеке, смахивает слезу пальцем, смотрит, как ему больно, и сам вместе с ним умирает. – Сколько ещё лет мы будем пытаться заставить это работать прежде, чем признаем, что у нас не получится? – А друг без друга, типа, что-то получалось когда-нибудь? – усмехается горько. – Мы столько раз расставались, тебе было хорошо тогда? – Нет. Мне давно уже не было хорошо, ни с тобой, ни без тебя, – трудно сказать, кого это осознание поранило больше. Альфа даже отпрянул, таким взглядом посмотрел на омегу, будто обязан был ослышаться только что. А Итачи еле стоял на ногах. Ему уже не хотелось ни уходить, ни оставаться, ни прогонять, ни чего-то просить. Ему хотелось просто… не быть. В этой боли, в этом безвыходном лабиринте. Можно, промотать уже до титров и остаться в простой, чёрной тишине, где нет ощущений, а есть только покой? – В духовке есть ужин, если ты голоден, – протянул, чуть горло прочистив, – и твоё любимое вино, – первые несколько шагов даются труднее всего, а потом преданно виляющий хвостом мальчик напоминает, что им нужно гулять. – Я вернусь домой завтра после того, как ты улетишь. В понедельник или вторник отправлю в Сеул твои вещи. И… – пальцы пробрались под волосы, нащупали застёжку цепочки, аккуратно её расстегнули. Яхико принял кольцо машинально, Итачи ему в глаза не смотрел. – Мне не хватило сил его выбросить. Тебе хватит, надеюсь. Береги себя… За дверь вышел быстро, чтобы не передумать. Чтобы альфа остановить не успел. Удивительно, как больно режет событие, которое с тобой происходит уже не в первые. Казалось бы, должен понимать, что тебя ждёт, но всякий раз думаешь «ебать, вот это да, у меня ещё живые места остались, чтобы так невыносимо болеть?». Данго первый километр бежит очень бодро, углы всякие нюхает. Потом уже скорость начинает сбавлять, мельтешит позади, не справляясь тремя короткими лапками. Тогда Итачи берёт его на руки, позволяет себе скорость шага прибавить. Направление выбрал случайно, ноги просто куда-то пошли, не думая, ничего не решая. На улице жарко, но омегу немного трясёт. Люди в одиннадцать вечера ещё на пути попадаются, но ему кажется, будто он в мире совершенно один. До сознания ещё не полностью дошло, что случилось. Это закономерно, накрывает всегда через несколько суток, когда оправляешься от первоначального шока и по-настоящему видишь оставшуюся за человеком пустоту. Первые пару недель особенно трудно остановить себя от звонка. Хочется голос услышать, спросить, как дела, рассказать что-нибудь обыденное, увидеть улыбку. Разрыв отношений даётся легко, когда эмоции в тебе закипают, но потом, успокоившись и отдышавшись, не так-то просто вспомнить уже, почему это было хорошей идеей. Хн, да что первые недели, Итачи ни разу по-настоящему от Яхико не уходил. Держался, сколько мог, даже пробовал отношения какие-то там заводить, но, стоило альфе написать, что он в Токио, как омега оказывался в его руках с ебучими бабочками в животе. Верил ли он, что в этот раз у него, наконец-то, получится оставить свою любовь позади? Конечно, всегда искренне верит. Ждать, когда нужда в человеке пройдёт, более реалистично, чем ждать самого человека. Надо бы это на лбу написать или – ещё лучше – татуировкой на руку набить, чтобы каждый день перед глазами маячило. Брюнет пинает обрывочные мысли о прошлом и настоящем, не приправляя их эмоциями. Смотрит бездумно немой фильм, в нём, порой, несколько лет между кадрами, и он не то чтобы глупый… Он какой-то бессмысленный. Не идёт на кульминацию, не подкрадывается ни к счастливому концу, ни к трагичному, просто бесконечная череда событий, после которых ничего не усвоишь, а только время потратишь. Однообразный танец без завершения. В какой-то момент ноги, решив, видимо, что пришли, куда шли, останавливаются. Учиху это крайне удивляет, он оглядывается, замечает, что людей на улице практически нет, достаёт свободной от собаки рукой телефон, чтобы глянуть на время. Почти полночь. Шесть пропущенных от Яхико. Сбоку гигантский, тёмный Тиёда. Недружелюбный во тьме, зловеще шумящий кронами своих деревьев. – Тонко, – выдыхает, бродя взглядом по отделяющей его от парка стене, а после медленно переводит его к зданиям через дорогу. Британский флаг развивается на ветру. Учиха ни разу не бывал в Соединённом Королевстве, но думает, вдруг, что мог бы зайти в это посольство. Без записей, даже без документов. Одно имя, один звонок, и его пропустят туда, как домой. Это очень странная мысль. Хн, а он имел наглость назвать Минато наивным. Ему много эпитетов, конечно, к лицу, но «наивный» – не один из таких. Нет, этот альфа ужасающе проницателен. Поэтому «если бы Яхико остался здесь насовсем», но «когда ты будешь готов, я буду в Тиёда». То ведь было отнюдь не приглашением, не вопросом, не просьбой. Он не сомневался вообще, что когда-нибудь парень вновь протопает эти разделяющие их четыре километра. По собственной инициативе окажется здесь, будет смотреть на этот блядский флаг и осознавать собственную предсказуемость. Вот уж кто точно в жизни страха не словит, что от него могут уйти. Отпустит спокойно, зная, что ты, как хороший мальчик, обратно придёшь. Он даже во время разговора смотрит на тебя терпеливо, никуда не торопит, но при этом весьма громко даёт понять, что то действие, которого он от тебя ожидает, ты совершишь. Рано или поздно, но неминуемо. Решение позвонить приходит к омеге легко, совершенно не отягощает его. Он помнит, что всегда может приехать к Кушине. В любое время с причиной или без неё. Может приехать к родителям, может к ним хоть переехать, если очень захочет. Ему есть, куда прятаться, но есть аргументы, что это всё ему не подходит. Причины словами не сформулировать, никак не обосновать, но они точно есть. Ему нужно быть именно здесь. – Итачи? – альфа берёт удивительно быстро. – Ничего, если я приду к тебе? – где-то на краю сознания проскальзывает мысль о том, что это бестактно, но задержаться в голове не успевает. – Где ты? – Перед посольством. – Смотришь на него? – Да. – Тебе налево, – брюнет поворачивается, шагает вдоль улицы, дорогу переходит, пока на ней пусто. – Я тебя встречу. – Окей.***
Минато спускается по лестнице, параллельно застёгивая пуговицы белой рубашки. Ему немного не по себе – у внезапных ночных визитов причины хорошими редко бывают, но голос у Итачи был спокойным, и мужчина решает воздержаться от преждевременных выводов. Пересекает просторный двор быстрым шагом, улыбается вежливо тянущему кофе охраннику, пока тот нажатием кнопки открывает кованую дверь. Итачи взглядом мгновенно находит – кроме него пешеходов на улице в принципе нет. Омега его сразу же замечает, отпускает извивающегося в руках Данго, позволяя тому первому добежать до мужчины. Пёс танцует вокруг, отчаянно виляет хвостом, поджав уши, сохраняя полметра вежливой дистанции. Намикадзе – единственный, кто когда-либо требует от собаки какой-то дисциплины, и животное чувствует, что не всё по умолчанию можно всегда, пытается угодить. Альфа усмехается, приседает, жестом руки подзывает к себе, уделяет каплю внимания, но оперативно переключает его на омегу, когда тот молча над ним замирает. – Пешком сюда шёл? – осведомляется Минато, поднимаясь, ненавязчиво блуждает взглядом по мальчику, чтобы удостовериться, что на нём нет видимых повреждений. Омега кивает. – Можно переночевать у тебя? – Конечно, – открывает железную дверь перед парнем, придерживая её ещё несколько секунд для собаки. – Спасибо, – кивает охраннику, – доброй ночи. – И вам. Данго всё любопытно обнюхать, и он шастает по двору, суёт голову в каждый куст, носом ведёт вдоль каждой стены. Итачи следит за псом с интересом, замерев несколькими ступенями выше, и Минато теряется в его красоте, глядя вверх, сжимает рукой тонкое перило, безумно желая дотронуться до этого мальчика. В мягком свете фонарей видно, что глаза немного красные, да и в целом на лице тень пролитых слёз. – В чём дело? – спрашивает, перехватывая ответный взгляд. – Я ушёл, – отвечает нейтрально. – Не собирался сюда приходить, – добавляет, коротко оглядев окружающее пространство, – но всё же пришёл. Не разбудил? – смотрит вновь на мужчину. – Тебя это правда заботит? – Нет, но не спросить было не вежливо, – максимально честный сегодня. Минато прячет улыбку в свой взгляд, не позволяя добраться до собственных губ. Умница, всё начинается с одной маленькой наглости. С простого осознания, что тебе не стрёмно позвонить в двенадцать часов ночи. С решения отправить этикет в мусорку. С обыкновенного разговора на лестнице, после которого до тебя дойдёт, что тебе дозволено всё. Альфа мог бы ответить ему, но не стал. Оставил комфортную тишину, в которой не нужно было ничего объяснять. Они позволили себе ещё немного понаблюдать за собакой, а потом Минато пальцами щёлкнул, и Данго послушно засеменил к лестнице. Итачи зашёл в квартиру уверенно, будто уже в ней бывал. На обитающие здесь феромоны не среагировал – на нём в принципе эмоций было очень мало сейчас, ветер их все унёс, оставив приятный штиль для обоих. Феромоны Яхико тоже молчали. Они же реагируют на эмоции, а эмоций там нет. – Ты работаешь ещё? – хмыкнул парень, замерев возле кабинета, в котором были включены и свет, и ноутбук. – Сейчас нет, но через два часа буду на видеоконференции, – отвечает, проходя в гостиную, чтобы отодвинуть в сторону журнальный столик. – В два часа ночи? – переспрашивает, проходя внутрь следом. – В Лондоне середина рабочего дня. – Хм, – задумывается над этим с очаровательным осознанием на лице, – такие конференции часто бывают? – Запланировано – каждую пятницу, внеплановые случаются достаточно редко. Посольства же зеркалят позицию государства, мне нужно иметь ответы даже на те вопросы, которые мне никогда не сочтут нужным задать. – Звучит выматывающе. – Кому как, – усмехается, – мне трещать на публику легче, чем разбираться в каком-то механизме. – Эта мысль у меня даже в голове не хочет укладываться. Минато, не надо. Альфа замер, едва наклонившись к дивану, чтобы его разобрать. – Так будет удобнее, – посмотрел на него. – Мне плевать, я усну, если просто закрою глаза. – Значит, закроешь их на разложенном диване, где есть место и для тебя, и для твоего трёхлапого десерта, – всё-таки настоял. Хотя, честно, этот диван и в неразобранном своём состоянии был очень просторным. – Тебе же не нравится, когда собаки ходят по мебели, – напоминает, вновь вынуждая на себя посмотреть. Лицо совершенно непроницаемое. Минато зависает на секунду, вспоминая, если хоть раз поправлял Данго, пока тот скакал по диванам Кушины. Он так-то не считает своей работой образовывать чужих животных, детей, да и людей в принципе, и мысли по большей части при себе оставляет. Не его собака – не ему решать, какие у неё должны быть манеры. – Не помню, чтобы делился этим с тобой. – У тебя очень выразительный взгляд, – обосновал, дёрнув бровью. – Он просто так, думаешь, вокруг тебя на цыпочках ходит? – Он – не просто так, – согласился, и бровь изогнулась сильнее, спрашивая «на что это ты намекаешь?», а Минато намекать и не надо, потому что из его сегодняшних гостей под взглядом мужчины нервничает вообще не собака. Но играть по нервам всякие красивые мелодии – занятие не для сегодняшней ночи. Флирт бы в целом поубавить. – Мебель меня не волнует, – переключил внимание на сложенные внутри дивана одеяла и подушки. – Я вырос с большими собаками, которые знали своё место, и что делать с такими, – задел взглядом пушистого, – не понимаю. Ничего тоньше у меня нет, – выцепил один из нескольких пледов, под которым летом точно будет жарко, даже с учётом прохлады этой квартиры. – Не важно. Так, ему можно спать со мной? – уточнил прямым вопросом на всякий. – Спите как хотите. Заснули они действительно как им захотелось. Минато вышел на пару минут поискать, нет ли у него чего-то, помимо зимних одеял, а, когда вернулся, омега уже спал, обняв пушистый плед вместо того, чтобы им укрываться. Данго тоже рядышком примостился, комично уши поджал, встретившись взглядом с мужчиной. Намикадзе усмехнулся, глядя на них, выключил свет и ушёл обратно в офис с какой-то новой лёгкостью на душе. Было приятно и как-то даже спокойно, потому что омега не рассыпался от своего расставания, внешне как минимум. Был, наконец-то, свободен, причём освободился самостоятельно, без чьей-либо помощи. Быстро и просто – так Намикадзе подумалось. Ожидания пришлось корректировать быстро, потому что следующим же утром омега сбежал, отказавшись от кофе и завтрака и буквально на ходу бросив своё тихое «до вечера». А вечером, пока они помогали Кушине упаковывать в чемодан последние вещи, Учиха был привычно молчалив. По лицу вновь было заметно, что плакал.