неважно, куда бы ни пошёл, для меня нет дома, прощай, неверлэнд, моя любовь.
Загибай палец, если ты когда-нибудь плакал от осознания, что в твоей жизни есть человек, с которым ты чувствуешь себя более, чем комфортно, который понимает тебя, даже если ты ничего не говоришь; никогда за всё время вашего общения ничего от тебя не требовал, потому что вы друг с другом на совершенно ином уровне понимания, будто созданы друг для друга. С этим человеком не нужно притворяться более весёлым, чем ты чувствуешь себя на самом деле, не нужно подбирать слова, чтобы не задеть, потому что этот человек не поймёт тебя неправильно; с этим человеком ты можешь расслабиться и быть собой, не ощущать обязанности писать и звонить каждую секунду или отвечать на сообщения, видеться каждый день, потому что ты и так прекрасно знаешь, что ты действительно ему нужен. Вы очень похожи между собой, но вместе с этим абсолютно разные, как две полярности, которые дополняют друг друга, оставаясь при этом индивидуальными для самих себя; не скрываете ничего друг от друга, можете довериться хоть за руку держать на краю обрыва, потому что знаешь — не отпустит, и это буквально единственный за всю твою жизнь человек настолько тебе подходящий, но он никогда не будет твоим тем особенным, потому что вам не суждено, и единственная вещь, в которой ты никогда честно не сознаешься этому человеку — твои чувства к нему, потому что есть риск, что он отдалится, лишь бы не причинять тебе, своему самому дорогому человеку, невыносимую боль, поэтому большую часть своих чувств ты держишь под замком, чтобы не разрушать дружбу. Ким Сону загибает. Этот человек для него — Нишимура Рики, казавшийся при их первой встрече и знакомстве нереальным, словно он не от мира сего, но в самом хорошем смысле. Первое, что поразило Сону — то, насколько Рики красив и очарователен, потому что он считал, что такие люди и не люди вовсе — ангелы, которых выгнали с небес на землю, и если так действительно было, Ким бы залечил надрывные раны от потери крыльев после изгнания, потому что представляет, насколько это может быть больно. Сону залечил бы все раны, если бы мог, зализал бы как верная собака своему хозяину, лишь бы тот не страдал больше никогда — не заслуживает такого. Но это всего лишь больное воображение Сону, яркое впечатление от чьей-то красоты, ангелов не существует, он знает, но если бы они были… Второй выстрел в кимово сердце было, когда он случайно увидел Рики танцующим в пустом классе, думая, что никто не смотрит, а потому и не будут осуждать за увлечение. Дети злые. Дети жестокие. Рики рассказывал, как в его предыдущей школе ему доставалось от одноклассников сначала за то, что он был единственным японцем во всей параллели, а позже и за то, что он занимается танцами. И думалось Сону, как можно травить ребёнка за такие вещи, но жизнь показала, что посторонним не нужен повод, чтобы затоптать и разбить тебя, им нужна лишь цель. Мишень, в которую они будут кидать дротики, вымещая свой гнев, даже не подозревая, что их мишень живая. Сону любит наблюдать за тем, как Нишимура танцует, потому что он словно становился другим человеком, словно ангел обрёл свои крылья обратно. Он виделся живее всех живых, вкладывал в каждое движение свои чувства, хотя и клеймили его бесчувственным, Сону единственный знал, что это не так. И Сону единственный, кому Рики доверился и рассказал об этом, единственный, кому Рики доверял, и он это безмерно ценил. Ким обращался с его доверием как с самым дорогим хрусталём, боясь, что разобьёт, потому что уже был разбит. Уже достаточно хрупкий, чтобы разбиться от неосторожного обращения. И Сону хотел сберечь Рики от внешних воздействий, чтобы никто и никогда не смог причинить вреда его другу, никогда и ни за что. Третьим, но не контрольным был момент, когда Сону случайно нашёл папку с бумагой в столе Нишимуры, а в папке обнаружил рисунки, не до конца понимая, кому они принадлежат, пока младший импульсивно не вырвал их из рук, но после сразу же извинился за это действие, — не хотел задеть Кима. — Это… твоё? — осторожно уточняет Сону у друга. — Да. Они довольно старые, потому что сейчас меньше времени этим заниматься, но… — Они потрясающие, Рики, — старший рассматривает выведенные карандашами и красками линии и разводы на потёртой от времени бумаге, совершенно не скрывая восхищения. — Моя мама так не считает, но спасибо, — Рики отвечает сухо, но Ким чувствует горький осадок, оставшийся на языке после этих слов, как на самом дне стакана после выпитого чёрного кофе. Сердце Сону разбивается. Он никогда не лезет в старые раны, ставшие уже шрамами, чтобы не раздирать их снова, сам знает, как это может быть неприятно. Испытывает непреодолимое желание обнять Нишимуру так крепко, чтобы собрать осколки его души прочно, и она никогда бы больше не треснула, но знает, как младший не любит жалость к себе, поэтому просто пропускает последнюю фразу мимо ушей, но через своё собственное сердце. Шло время, Сону знал о Рики не так много, как мог бы, потому что уважал его личное пространство и неприкосновенность прошлого, но знал всегда, что если бы он спросил, тот бы обязательно всё рассказал, даже если больно говорить. А Нишимура в свою очередь всегда принимал Сону таким, какой он есть — взбалмошный, иногда чересчур эмоциональный, любящий дарить подарки по поводу и без, даже если говоришь ему ничего не дарить, ведь Рики не заслуживает, но старший всегда закрывал ему рот со словами «не смей так говорить о себе, ты самый прекрасный человек, которого я знаю. А знаю я немало!» Рики, возможно, рассказывал о себе далеко не всё, но с Сону всегда был искренен, потому что тот принял его в самое тёмное время, когда не принимал никто, и оставался рядом, когда даже родная мать не хотела. Он всегда чувствовал безмерную благодарность к старшему, и доверился бы ему без остатка, просто не считал своё прошлое (да и настоящее) настолько важным, чтобы заставлять Кима лишний раз переживать о нём, зная, что он и без того переживает по поводу и без. По этой причине Нишимуру очень часто считали закрытым и холодным, но из всех людей лишь Сону знал, что это была далеко не холодность — люди просто заставили его замолчать своими действиями по отношению к нему, считали его увлечения бесполезными, утверждая, что он тратит своё время на совершенно ненужные вещи, а мог заняться чем-то более полезным, и Рики в какой-то мере просто смирился с этими словами. Они уже не ранили — место, где болело, давно покрылось рубцами, но всегда оставался этот горький осадок из-за стены непонимания, построенную не по его воле. В какой-то момент Сону понял, что необъяснимая одержимость защитой чувств младшего не просто дружеская поддержка, и это оказалось финальным, сокрушающим выстрелом по его сердцу, и в разговоре с Чонвоном, его другим близким другом, он лишь называл это дружеской симпатией, восхищением, чем угодно, но ни за что это не было влюблённостью, потому что стоит признать это самому себе, и из пропасти не вылезти. Только вот Чонвон видел всё со стороны и знал, что Сону пропал еще в момент их с Рики знакомства, когда сказал, что у того «ангельская красота», хотя Ким всегда ненавидел приписывать людям неземные качества и возвышать их в абсолют. Между разговорами об этом старший всегда говорил «я ничего не ожидаю и ни на что не надеюсь, чтобы не было больно», на что Чонвон отвечал «это так не работает, тебе всё равно будет больно, если тебя отвергнут», а тот лишь махал на это рукой. Нишимура иногда в разговорах с Сону упоминал, что раньше, еще во времена начала средней школы, ему нравилась девочка, и он даже бегал за ней, пытаясь привлечь внимание, но его симпатия тогда так и осталась безответной, потому Сону по какой-то причине глубоко в подсознании подумал, что, может быть, у него есть шанс, если он всё же решится признаться ему. Симпатия Кима со временем давила всё сильнее, словно тянула якорем на самое дно, заставляя обладателя захлебываться солёной морской водой, пока он видит лишь как свет с поверхности становится всё дальше и дальше от него, и в самой глубине не было даже сил закричать или заплакать — лёгкие наполнялись жидкостью. Так свои чувства ощущал сам Сону. И всё же признаётся. Совершенно спонтанно для Рики, но тревожно спланировано для Сону, ведь думал он об этом уже не одну неделю и даже не один месяц. — Раз уж у нас сегодня откровенный разговор… — старший мнётся, и это не ускользает от непонимающего взгляда Нишимуры, — знаешь, ты мне нравишься. В смысле… Романтически нравишься, но, — Сону тут же эмоционально машет ручками, — я не требую от тебя никаких отношений или вроде того, потому что ты для меня в первую очередь близкий друг, который всегда был рядом и поддерживал меня, и которому я также всегда готов подставить своё плечо, ну, ты знаешь… Я говорю тебе это потому, что доверяю тебе и хочу быть с тобой честным. Рики смотрит внимательно на своего друга, в комнате повисает недолгая пауза, во время которой, глубоко в своем подсознании Сону хочет наивно понадеяться, что ему ответят взаимностью, что вот сейчас младший скажет, что он ему тоже нравится, они обнимутся и, наверное, начнут встречаться, даже представляет, как плачет от радости, потому что не ожидал, и представляет это всё настолько реально, что почти верит. Нишимура издаёт неловкий смешок, нервно потирая шею, но этот смешок совершенно не был насмешкой, нет, Рики искренне удивлён и поражён. — Прости, я… Не подумай ничего плохого, случайно вырвалось, — младший улыбается и отводит глаза от Сону в сторону, потому что не выдерживает этот пронзительный лисий, но совершенно наивный, взгляд, — Спасибо что сказал мне об этом, мне приятно знать, что я могу кому-то нравиться… Даже хотя бы как человек, а уж тем более как, мм, парень? — Нишимура аккуратно подбирает слова, чтобы случайно не сказать что-то не то, — И спасибо, что ты со мной честен, я ценю это, как и нашу дружбу, — он восстанавливает зрительный контакт со старшим, старающимся скрыть внутреннее переживание. Сону мнёт ткань своего цветочного кардигана, потому что главного еще не услышал. — Прости, я… не могу ответить тебе на это взаимностью, мне… меня не привлекают парни романтически. И у Кима рвётся что-то внутри, но он лишь смеётся и говорит «да ты что, я же сказал, что мне не нужны отношения, я просто хотел тебе об этом сказать, не переживай», и остаток вечера они проводят как и обычно: смотрят вместе какой-то американский сериал, пока едят кучу вредной еды и газировки. Стоит Сону придти домой и остаться наедине с собой в ванной, пока он умывался, и его накрывает. Накрывает от когда-то сказанных им же слов «я к этому готов, мне не будет больно», и от «я хочу, чтобы хоть кто-то из нас был счастлив» со стороны Чонвона, и от болезненной безответности, с которой он сталкивается уже не первый раз в жизни. Рыдает, как в первый раз, скатывается на пол, тщетно пытаясь хвататься руками за ванную, но всё же не удержав себя на ногах, оказывается на кафеле. В голове проносится всё произошедшее наяву, все его мысли на этот счёт, все моменты, когда Сону сам давал себе ложную надежду и сам себя пытался убедить, что это ничего не значит, но обмануть себя не значит обмануть подсознание, не значит обмануть собственное сердце, которое болезненно бьётся, сжимая грудь цепями за то, что до сих пор хранит призрачную надежду на счастье, где его будет любить хоть кто-то. Бабочки, зародившиеся от этой надежды, превратились в пчелиный рой, который жалил всё тело изнутри, заставляя свернуться маленьким жалким клубком на холодной поверхности. Ким Сону не выдержал разбитого сердца.неверлэнд, любовь моя, я прощаюсь с тобой и свободно падаю. звёзды, спите спокойно, пока я не позову.