///
— Доброе утречко. Сынмин злостно зыркает из-подо лба, смахивает с лица капли дождя и не скромничая трясет зонтом, из-за чего брызги воды летят в разные стороны. В том числе на Господина-мудака-Хвана. — И вам того же, — шипит сквозь плотно стиснутые зубы и швыряет на соседний стул промокшую насквозь сумку и садится сам. — Извиняться не буду. — Я и не просил, Сынмин-щи, — директор улыбается и откидывается на спинку стула. Сынмин едва ли сдерживается, чтобы что-то не съязвить, когда его рассматривают заинтересованным взглядом. — У Вас нет машины? — У меня? — Сынмин криво улыбается и сжимает пальцами столешницу. — Сломалась в прошлом году, когда Вы попросили срочно заехать в Пусан, словно мне это было по дороге, чтобы забрать Вашу собаку от Ваших родителей. — Ах, да, припоминаю такое, — Хенджин листает небольшую книжечку меню. — И что же было дальше? — Дальше? — Ну да? После того как вы забрали мою собаку, Сынмин-щи, как вы сломали машину? Сынмин до боли прикусывает язык, кажется, даже прокусывает, потому что во рту ощущается привычный привкус крови. Оскорбления между тем заполняют голову, что было бы проще их выплеснуть в лицо нахала. — Я… — он даже не знает, что говорить, потому что хочется закричать. — Вы? — Хенджин усмехается, Сынмин чувствует себя несколько оскорбленным, такое ощущение, что этот нахал издевается над ним и принижает его навыки вождения. — На яму наехал, — плечи опускаются и с губ наконец-то срывается вздох. Как и откровенная ложь. Никакой ямы не было, просто машина Сынмина, не привыкшая столько ездить, взяла и заглохла в нескольких километрах от столицы, что пришлось вызывать эвакуатор и такси, чтобы наконец-то отвезти собаку и вернуться домой. — По дороге из Пусана, — все же добавляет город, из которого ехал, чтобы как-то задеть директора. Мол вот, смотрите, я из-за вас сломал машину, но Господину Хвану как будто все равно. — Что же получается? — тот все же весь подбирается и даже выпрямляет спину, как будто сидит на каком-нибудь собрании, хотя Господин Хван на них себя чувствует куда свободнее. — Вы из-за меня сломали машину? — Да. — И Вы даже мне не сказали об этом? Возмущение новой волной поднимается в груди. Как же не говорил? Как? Сынмин же, он же… рот возмущенно открывается и закрывается. — Я Вам говорил. Несколько раз, — добавляет для убедительности. — Вы сказали, что… что потом. — Хорошо, напомните мне об этом попозже. Господин-Мудак-Хван улыбается и вновь возвращает свое внимание к меню. Сынмин возмущен. Настолько сильно, что еще немного и из ушей повалит пар. Конечно. Потом. Сынмин это слово столько раз слышал от своего начальства, что невольно стал воспринимать его, как никогда. — Непременно, Господин Хван. — А теперь, если Вы не против, я бы подозвал официанта и сделал заказ. Требуется приложить титанические усилия, чтобы не перекривлять директора, но Сынмин это делает. Почему он, черт возьми, тут находится? Почему он просто не уволился? Устроился бы в какую-нибудь маленькую компанию юристом или открыл свое агентство. — Не скромничайте, Сынмин-щи, я оплачиваю, — обращается к Сынмину директор, после того как сделал заказ. — Даже не подумаю, — шепчет одними губами, надеясь, что его все же услышали. Отказаться от завтрака за чужой счет? Ага, как же. Сынмин закажет половину утреннего меню точно. Он не какая-нибудь птичка, чтобы склевать пару зернышек и быть сытой, он — мужчина, может быть не такой накаченный и представительный, но все равно. То, как Сынмина гоняет его начальство, есть хочется всегда и много, но выходит ровно наоборот, за последние полгода, которые были особо тяжелыми на работе, он потерял около шести килограмм. За счет директора он, конечно же, не надеется их набрать, но поблагодарить себя лишними калориями не откажется. — У вас хороший аппетит, — Сынмин не видит в этом комментарии чего-то плохого, особенно, после того, как он замечает с какими глазами директор смотрит на принесенные блюда. — У вас как-то не очень. Сынмин смотрит на одну единственную идеально белоснежную чашку, от которой несет свежесваренным кофе. — У меня сбалансированное питание, Сынмин, и я уже завтракал, — неформальное обращение проходит мимо, мысли Сынмина сейчас заняты другим. То, что Сынмин не особо владел подобной информацией, не особо удивительно, ведь реальная жизнь несколько далека от ромкомов и дорам. У него с его начальником были максимально деловые отношения, если отбросить просьбы забрать собаку или обить пороги химчистки, возя одинаковые черные костюмы через каждые два дня. Пустяки. — Вы же просили заказывать вам пончики? И точно помню Вы как-то приносили печенье, оставленное Вашей мамой… Ничего не отвечайте, Господин Хван! Сынмин отламывает вилкой кусочек вафли, макает ее в сироп и быстро запихивает рот, чтобы занять его едой, пока мозг занят обработкой новой информации. Если директор питается по расписанию, значит, у него расписано время и для сладкого, мучного и прочего, что так обожает Сынмин. Нет-нет-нет! Ну он ведь мудак, верно? — И зовите меня по имени, Сынмин, я со своим партнером предпочитаю неформальную форму обще… Сынмин давится вафлей, которую еще не успел проглотить, но успел прожевать. И сейчас эта не самая приятая для глаз масса полетела на директора Хвана. — Вы такой! — Сынмин вспыхивает, вытирает тыльной стороной ладони рот и даже не думает извиняться из-за произошедшего. — Мудак? — Да! Магия момента рассеяна, Сынмин резко вспоминает по какой причине они тут сидят, на секунду забывший о вчерашнем глупом разговоре и раздражающем вопросе «Вы будете со мной встречаться, Сынмин-щи?», который был задан уже тринадцатый раз за последнее время. И вот только вчера Сынмин решил ответить самую настоящую правду своему начальнику, почему он не может быть вместе с ним, закрыв глаза на другие более важные вещи, как отношения между ними в принципе. — Господин Хван, Вы, кажется, хотели обсудить Ваше мудачество, — Сынмин обтряхивает руки и лезет за листиком. — Я смотрю, Вы по полной подготовились. — Ну а как же, все для любимого директора, — Сынмин пожимает плечами, сарказм так и плещет из него. — Вы мне льстите. — Да ничуть, — Сынмин уже широко улыбается, не скрывая зубов. А дальше пошел огромный список накопившегося, который Сынмин составил с помощью всей компании. Прошелся от одного кабинета к другому, с этажа на этаж, не пожалев ноги и время, хотя хотел уйти пораньше. Даже задал пару вопросов кофемашине. Сынмин видел, как директор на нее кричал. Реакция того была довольно эмоциональной: — Да не может такого быть! И нет: — Да, припоминаю, этот хороший человек, да не побоюсь перед богом произносить откровенную ложь, пустил Ваши документы на черновики. — Правда? Сынмин такого не знал, хотя припоминает, что был один случай, когда он не мог найти папку с довольно важными бумагами. Перепечатать и собрать все подписи заново не составило бы труда, но повторно заниматься тем, что он уже делал, не хотелось бы. — Да, — между ними повисает тишина, которую сразу же заполняет собой Господин Хван, продолжив. — А та ситуация, с финансовым отделом и увольнениями. Сынмин, я не люблю, когда меня обманывают и воруют прямо перед носом. Я думаю, если бы я сейчас перед Вашим носом достал из Вашей сумки Ваш кошелек, Вы бы тоже не обрадовались. Может… может быть, Господин Хван и не такой мудак? — И по отношению к Вам, Сынмин-щи, — директор вновь вернулся к формальностям, — я никогда не позволял лишнего. — Но… Вы и Ваши предложения? Разве это не лишнее? — Разве? — господин Хван удивляется, его глаза даже слегка расширяются. — Я думал, что мы достаточно друг друга знаем, чтобы стать партнерами. Сынмин не понимает. Вот вообще. Он думал, что директору просто нечего делать, что он издевается и насаждает такими вопросами, и искренне не понимал его мотивов. И сейчас все стало более непонятным, Сынмин уже не знает, что думать. — Но, а как же узнать друг друга? Какие-то чувства? Любовь? — Сынмин недоуменно смотрит на сидящего перед ним директора. — Разве у нас недостаточно этого? Вы знакомы с моими родителями и собакой, я знаю, что у Вас поломана машина, — Сынмин не сдерживает смешка. Как же нелепо. — Что у Вас аллергия на орехи и Вы не любите горох. — Хорошо, — кивает головой Сынмин, впечатленный чужими словами. — А чувства? — Вы мне нравитесь, — так просто, без заикания, глядя прямо в глаза. — А у меня спросить не хотите? — Сынмин смущен и немного возмущен. — Я вам нравлюсь, — не вопрос, а утверждение. — В-вы, — Сынмин заикается, пытается подобрать слова, но не выходит. — Мудак? Сынмин икает, пораженно прикрыв ладонью рот. — Вы будете со мной встречаться? — Вы не понимаете, — отчаяние в голосе Сынмина щемящее. — Недостаточно чувств, когда между нами сугубо рабочие отношения. — Зовите меня Хенджином, — не сдается Господин Хван, — мы могли бы стать друзьями. Хохот, сорвавшийся с губ похож на истерический. Сынмин ничего не понимает. — Хотя бы не отказывайтесь ездить со мной на обед. Сынмин соглашается и впервые задумывается, кто же на самом деле мудак. Может быть он сам, что не замечал происходящего?///
— Встречаемся сегодня в половину первого на парковке. — Что? Вокруг Сынмина куча документов и несколько толстых, забитых папок, которые он в несколько этапов приносил к себе. На экране компьютера открыта таблица с расчетами, которыми Сынмин занимается последние полтора часа, и он очень занят. Очень. — Обед. — Что? Сынмину хочется отбиться от директора, как от назойливой мухи, махнуть рукой, чтобы он спрятался в своем кабинете, но это не сработает. Не с Господином-точно-ли-он-мудак-Хваном. — Наш первый совместный обед. Сынмин замечает, как начинает раздражаться директор, несмотря на то что прямо сейчас он добавляет подробности, которые обычно предпочитает игнорировать. Тот стоит, чуть покачиваясь, пока руки сложены на груди, Сынмин смотрит на него и извиняющеся улыбается, перед тем как сказать: — Прошу прощения, я сегодня не могу. — Сынмин-щи, вы же мне обещали. — Обещал, — соглашается Сынмин, — но Вы тоже не должны так делать. — Как? — Ставить меня перед фактом, Хенджин-щи. Это неправильно, Вы же понимаете? Черт возьми. Он реально не понимает. Сынмин открывает рот от шока, когда до него наконец-то доходит, что значит чужое выражение лица. Недоумение. — Хенджин-щи, — осторожно пробует Сынмин, чтобы сделать попытку объяснить, и когда тот ничего не говорит, продолжает, — посмотрите сами, вокруг меня куча работы, я даже при большом желании и огромной спешке, не успел бы все это сделать. Но, если бы Вы подошли и спросили, могу ли я, тогда бы я вам ответил, что смогу, но попозже. Хенджин-щи, Вы меня поставили перед фактом, друзья так делают только тогда, когда полностью уверены в том, что никто не занят и полностью свободен. Но я, скажу вам честно, против этого. Даже друзья должны интересоваться. — Хорошо, — кивает Хенджин, — я вас понял. Тяжелый вздох срывается с губ, когда директор разворачивается и уходит. Сынмин машет головой и прикрывает глаза, перед тем как вернуться к документам. Кажется, он обидел своего начальника, хотелось бы, чтобы обошлось без последствий. Когда Сынмин вновь погружается в расчеты, он слышит странный звук. Поднимает голову и смотрит в сторону двери в кабинет, а затем пораженно охает. Господин Хван стоит на пороге и тихо стучит. Кажется, в этом мире перевернулось все, что могло перевернуться. Белые медведи оказались в жаркой Амазонке, а боящиеся холода птицы сменили курс на Антарктиду. — Сынмин-щи, вы свободны? — Я… — Сынмин откашливается, потому что голос почему-то сипит. — Нет… Господин Хван, занят. — А когда освободитесь? Сынмин недоуменно смотрит на настенные часы и на плавно двигающуюся стрелку. Что происходит? — К часам двум. — Хорошо. Тогда пойдем на обед в два, — Хенджин снова ставит перед фактом, перед тем как развернуться и уйти уже окончательно. — Невероятно, — шепчет Сынмин себе под нос. Прямо сейчас Сынмина вроде бы поставили перед фактом, но в то же время задали вопрос и поинтересовались. Для Господина Хвана это не то чтобы что-то невозможное, но если судить по их общению, то что-то непривычное, так точно. Сынмин справляется ровно к двум. Он солжет, если скажет, что не спешил. Да. Было такое. Но как не спешить, когда предвкушение так и крутится в воздухе. Сынмин вообще не любит торопиться, но сегодня было исключение. Обед с господином Хваном предвкушал что-то интересное. Из-за того, что Сынмин задержался на несколько минут, потратив их на туалет и подготовку к выходу, к парковке ему пришлось идти одному. Проходя мимо сгорбившихся над компьютерами коллег, Сынмин чувствовал себя несколько неловко. Официальный обед закончился час назад, когда он почти плакал над бумагами, которые казались бесконечными. Наконец-то избавившись от всех мыслей, Сынмин заходит на парковку. Холодный сырой воздух бьет по лицу, заставляет поморщиться и пару раз чихнуть. Сынмин определенно ненавидит этот запах, поэтому поскорее идет к единственной заведенной на парковке машине. Когда Сынмин подходит достаточно близко, он замечает пустующее водительское место и непонимающе хмурится. Разве там не должен сидеть водитель? — Я его отпустил, — директор появляется неожиданно, из-за чего Сынмин вздрагивает. — Вы хотите, чтобы я сел за руль? — Сынмин уже тянется к пуговицам, чтобы снять пальто, но Хенджин его останавливает. — Вы сядете? — Да. — Хорошо, — кивает головой Сынмин и идет к машине, чтобы сесть в нее. Проходит еще некоторое время, и директор оказывается рядом, уже пристегнутый и готовый завести машину. — Куда мы поедем? — В рыбный ресторан. Конечно. Сынмин тихо усмехается, даже не ожидавший того, что у него банально поинтересуются, чего он хочет и есть ли у него какие вкусовые предпочтения. Директор Хван выбрал то, что ему по душе, но кажется, тут даже нет его вины, потому что он привык к тому, что весь мир должен крутиться вокруг него. — Я не люблю рыбу, — Сынмин немного обманывает, но только по той причине, что рыбу он сегодня не хочет. — Ладно, тогда мы поедем в мексиканский ресторан. — Тоже не люблю. — Итальянская кухня. — Хенджин-щи, — выдыхает Сынмин, уже готовый выйти из машины и вернуться в офис. — Тоже не любите? Наконец-то они смотрят друг на друга. Сынмин никогда не отрицал тот факт, что Господин Хван красив. Для своих тридцати с лишним тот неплохо сохранился и не зря имел несколько сотен фолловеров в инстаграме. Когда Сынмин впервые наткнулся на страничку директора в социальной сети, то изумленно пялился на нее хороших минут пять. Ожидал ли он увидеть что-то подобное? Нет. Тем более, тот собрал значительное количество подписчиков, чтобы получить голубую галочку. — Ну вы же умеете, почему не делаете это сразу же? — Делаю что? — Спрашиваете, — Сынмин пожимает плечами, а в голове все крутится «мудак или не совсем». — Разве это так важно? Сынмин не удивлен, вообще нет, несмотря на поднятые брови и опять подозрительно увеличившиеся глаза. — Вы правда не понимаете, да? — Объясните мне, Сынмин-щи, у вас это хорошо получается, я это понял, когда вы выступили с докладом на тему моего мудачества. Лицо начинает гореть от смущения, Сынмин проклинал себя несколько ночей подряд, что его длинный язык выдал подобное. Он ожидал всякого, даже то, что директор, не выдержав такого рода оскорбление чести, вызовет его на ковер и попросит написать по собственному желанию. Или вообще уволит по статье. Такое уже как-то было. — Хенджин-щи, я ведь тоже не мастер в этом. Но мне кажется, что нужно говорить. Много. Понимаете? Спрашивать, уточнять, интересоваться. Ставя другого человека перед фактом, Вы ограничиваете его в его выборе, которого, по сути, и нет. Это абьюз. — Я не абьюзер. — Пока что нет, но если я соглашусь стать Вашим партнером, — Сынмину показалось, что сидящий рядом директор громко вздохнул, — Вы меня будете во всем ограничивать. — Не буду. — Будете, Хенджин-щи! Потому что Вы не видите грань, рубите с плеча и не замечаете, как это влияет на других. Сначала Вы беспардонно спрашиваете, стану ли я вашим партнером, затем по факту сообщаете о кофе и обеде, а потом Вы скажете мне раздеться перед Вами, даже не спросив хочу ли я этого? — Я бы… Я бы не стал, Сынмин-щи! Как Вы так можете? Сынмин расслабляется на кресле, больше не думая о том, чтобы покинуть салон машины. Господин Хван потрясенный уставился на него, открывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыба. — А откуда мне об этом знать, Хенджин-щи? — Я Вас понял, Сынмин-щи, — они молчат в тишине некоторое время, Сынмин осторожно рассматривает сидящего директора. В голове несколько тревожных мыслей, одна из которых, что, может быть, Сынмин перебарщивает? Может быть, директор не выдержит его скверный характер, скажет: «Знаете, Сынмин-щи, вы называете меня мудаком, но мудак здесь только один — вы». Разве не этого добивался Сынмин: чтобы от него наконец-то отстали? — Что бы Вы хотели на обед? — Сынмин спрашивает первым, а когда ответа не поступает, решает продолжить. — Я бы не отказался от чего-то жирного и вредного, но Вам, наверное, такое нельзя. — Хотите фастфуд? — голос Хенджина немного хрипит от долгого молчания, он тихо откашливается, а после наконец-то заводит машину. — Думаю, да, а Вы? Сынмин мысленно считает до десяти, если ответа не последует, он задаст другой вопрос. Но Господин Хван его поражает и даже приятно удивляет, когда прекращает отмалчиваться. — Раньше мне он нравился, — машина медленно трогается, Сынмин взволнованно цепляется пальцами за ремень. Он не помнит, когда последний раз ездил с директором за рулем. — Что… что Вам перестало в нем нравиться? — Сынмин облизывает высохшие губы и начинает расслабляться, когда понимает, что машина едет все еще медленно и без резких движений. — Ничего? Просто в какой-то момент перехотелось есть. — У меня такое было, когда я слишком много ел рамена, что потом начало тошнить от его запаха. Разговор о еде вызывает ноющую боль в животе, но Сынмин не спешит его прерывать, когда впервые за столько времени наконец-то смог вывести на диалог Господина Хвана. Было довольно интересно узнать о том, что тот предпочитает есть, а что даже в рот взять не может. Некоторое у них даже совпало, чего Сынмин не ожидал. После тема еды плавно перетекает в другую и разговор, на удивление, продолжается. Сынмин осторожно спрашивает директора о всяких разных вещах, можно сказать, о глупостях, которые не касаются личной жизни и чего-то глобального. Ответных вопросов он не ждет, поэтому сам рассказывает о том же, что спрашивал. Обедать они приезжают в небольшой ресторан, о существовании которого Сынмин не знал. О наличии фастфуда в этом месте он сомневался первые несколько минут, пока перед глазами не оказалось меню. — Серьезно? — одними губами шепчет Сынмин, чтобы его не услышали другие посетители. Господин Хван вопросительно задирает бровь и тоже смотрит в меню. — Две булочки с котлетой стоят столько же, сколько блюда из мраморной говядины! Сынмин вздрагивает, когда слышит смешок, его глаза, наверное, комично выпучены, но он не может сдерживать свою реакцию, когда видит улыбающегося директора. И не со своим привычным саркастичным оскалом, а просто улыбающимся. — Я оплачу, Сынмин-щи. Сынмин было открывает рот, чтобы возмутиться, но потом вспоминает, что в кошельке у него ровно одна десятая часть от стоимости бургера. — Если Вы не против, — уточняет, но все еще ставит перед фактом. — Я… спасибо, Господин Хван. Во время обеда они еще немного разговаривают, но в этот раз темой для обсуждения стал рабочий вопрос, который застопорил весь процесс. Сам того не подозревая, в этот момент Сынмин поведал директору кое-что настолько важное, что новая волна оскорблений вновь того затронет. На обратном пути в машине стоит приятная тишина. Сынмин бы назвал ее комфортной. Начинать разговор даже Сынмину не хотелось, а директор подавно был занят дорогой и отвлекать его лишний раз было бы неправильно. Сынмин вновь прокручивает в голове происходящее, думает о том, насколько странная жизнь, ведь еще месяцами ранее он не думал, что все повернется так. И, о боги, Сынмин только сейчас осознал тот факт, что действительно нравится директору. Неожиданная волна дрожи пробегается вдоль позвоночника, руки вмиг вспотели и стали мокрыми. Неужели Сынмин засмущался? Какие же глупости, хоть и приятные. Сынмин считает до десяти, начинает медленнее дышать, чтобы успокоиться и привести себя в прежние чувства. Даже пытается заставить себя поверить в то, что Господин Хван самый настоящий мудак, но выходит крайне скверно. Особенно, не после того, как директор слушал и слышал его. Сколько Сынмин ему грубого и язвительного сказал за все это время, но тот… Сынмин не понимает, что думать. Машина неожиданно останавливается, но не глохнет. Сынмин выплывает из своих мыслей, которые затянули его уже непонятно куда и осматривается. Они вновь вернулись в офис. С какой-то непонятно тоской на груди Сынмин признается самому себе, в первую очередь, что из салона машины совершенно не хочется вылазить. Господин Хван тоже не спешит жать на кнопку зажигания, смотря куда-то вдаль. — Вам не стоит задерживаться допоздна, Сынмин-щи. Ваш рабочий день заканчивается ровно в пять. Машина глохнет, слышится щелчок ремня, Сынмин тоже тянется к своему, чтобы отстегнуть его. — Тем более, вы мой помощник, а не секретарь. — Но у вас нет секретаря, — тихо напоминает Сынмин и закусывает губу. — Тогда найдите мне его. — Я вас понял, Хенджин-щи, — Сынмин не замечает, как его голос пропитывается какой-то тоской и обидой. — Если Вам не сложно, — добавляет Хенджин и Сынмин на него недоуменно смотрит. — Я не должен был Вам указывать. — Вы… извиняетесь? — этот день все больше и сильнее удивляет Сынмина. — Ваш голос стал другим. О. Сынмин, кажется, смущается. Он чувствует, как щеки начали гореть, и надеется лишь на то, что те не стали пунцовыми. — Я просто подумал… Спасибо! Буду уходить ровно в пять, лучший директор! — Сынмин улыбается и кланяется вперед, чуть не ударяясь лбом о рычаг передач. Это его, видимо, наказывают сверху за сарказм. — Сегодня Вы даже не мудак, — для чего-то ляпает, но Господин Хван вроде бы не злится. Из машины выходят одновременно, в нос вновь забивается неприятный запах затхлости. — Спасибо за обед, — Сынмин кланяется, когда они стоят напротив друг друга. — Я хорошо провел с вами время. Хенджин кивает головой, кончики его губ дергаются в легкую, едва заметную улыбку. — Вы свободны завтра в час, Сынмин-щи? — Да. — Тогда приглашаю вас на обед.///
Назойливая трель звонка раздражающе бьет по ушам. Сынмин дергается, из-за чего пульсирующая боль в голове возобновляется, хотя, как казалось, смогла утихнуть. Он надеется, что у звонящего ему мудака взорвется в руках телефон и он больше никому и никогда не сможет позвонить. Особенно, болеющим людям. Мелодия стихает. На несколько секунд. А потом снова заполняет всю комнату, ударяясь о стены и приземляясь прямо на больную голову Сынмина. Он недовольно стонет, громко ругается, в надежде, что соседей нет дома и они его не услышат, а затем все-таки берет телефон в руки и отвечает. — Сынмин-щи, вы где? Громкий стон срывается с губ, желание сбросить настолько высоко, что почти выполнимо, но Сынмин сдерживается. — Хенджин-щи, я болею, взял несколько дней за свой счет. Я просил Ханыль вас предупредить, так как не смог вчера дозвониться, — с трудом проговаривает до конца предложения, так как горло болит просто невыносимо сильно. Ответа Сынмин не дождался, хотя надеялся. Видимо, услышав все, что было нужно, директор сбросил звонок. За несколько недель Господин Хван почти избавился от своего статуса мудака, но несмотря на все хорошее, а этого было достаточно, у него все еще проскальзывают вот такие моменты. Сынмин надеялся, что все обеды, которых было просто невероятно много, смогли что-то поменять, но кажется, Господин Хван тот человек, который просто не может меняться. Страдальчески кряхтя, Сынмин встает с постели. Его немного заносит, когда он идет в сторону кухни: несколько раз спотыкается о собственные ноги и почти летит на пол, но все же добирается без каких-либо травм. Обеденный стол завален лекарствами, которых немереное количество, но найти нужное Сынмин так и не смог, почти у всех подошли сроки годности, кроме одного блистера обезболивающего. Болезнь свалилась на него совершенно неожиданно. Хотя, Сынмин предполагал такой исход, когда половину дня провел в городе при минусовой температуре из-за того, что секретарь, которую они не так давно нашли, забыла отослать документы и их пришлось возить лично. Сынмин не обижается на Ханыль, хотя если бы она была более внимательной, ему бы не пришлось мерзнуть и испытывать у своего организма терпение, которое оказалось не бесконечным. Хотя, по правде говоря, она его не устраивает, как сотрудник. Ее взяли быстро, потому что она казалось легкой и смышлёной, но стоило ей приступить к работе, как все это исчезло. Сынмин не задерживался после работы первые три дня, а потом начал засиживаться до позднего вечера, если не ночи. После больничного он обязан поговорить с директором, отношения с которым за последнее время кардинально изменились. Сынмин не уверен, можно ли их считать друзьями, но по крайней мере, они к этому двигаются. Но их общение для него все еще самая странная и непонятная вещь, объяснение которой он не смог пока что найти. Сынмин включает электрический чайник и грустно улыбается, ему слегка обидно от недавней ситуации. Он надеялся, что затеянное перевоспитание директора из мудака в нормального человека принесет какие-то плоды. И так ведь и было! Они отлично проводили обеденное время, посещая различные рестораны и кафе Сеула, бывало даже ели один рамен с быстро приготовленными бутербродами над документами, потому что работы было настолько много. Господин Хван первым задавал вопросы, интересовался какими-то моментами из жизни Сынмина и даже смеялся! И то, что он сбросил трубку, даже не пожелав по банальному выздороветь — задевало. Нет, Сынмин не успел влюбиться или что-то такое, но симпатия была. Опять же, директор действительно красивый человек, со своими длинными темными волосами и мягкими чертами лица, такими неподходящими для его характера. И в нем не только красота, как человек тот тоже неплохой, да, своенравный, со своими тараканами и колкими фразочками. Горячий чай обжигает, в интернете пишут, что при больном горле врачи всей планеты настоятельно не рекомендуют его пить. Но Сынмин не может от него отказаться, так как это единственный способ избавиться от боли в горле, переключив ее на другую. Наверное, ему стоит позвонить друзьям и попросить привезти лекарства. Бульон он может заказать из ресторана, в котором есть доставка, а вот с аптеками в этом плане проблемно, он не знает ни одной такой, чтобы воспользоваться курьерскими услугами. И когда он уже прикладывает телефон к уху, во входную дверь кто-то звонит. Сынмин недоуменно застывает, пока громкие гудки нескончаемым потом бьют по голове. А затем вновь с коридора слышится звук, и тогда Сынмин приходит в себя, сбрасывает звонок, на который, к счастью, не ответили и идет смотреть кто к нему пришел. — Вы? С подъезда в квартиру проникает холодный воздух, он неприятно скользит по оголенным участкам кожи Сынмина, который начинает дрожать. — Здравствуйте, Сынмин-щи, — Хенджин стоит на пороге его квартиры, прижав к себе большой белый пакет. На темном пальто еще висят не успевшие растаять снежинки, а на вечно бледном лице мороз оставил свои яркие отпечатки. Щеки и кончик носа Господина Хвана очаровательно румяные. — Я вас не ждал. — Да… я… Они неловко топчутся и поглядывают друг на друга, особо не понимая, что делать дальше. И только тогда, когда очередной юркий сквозняк проходится по вновь задрожавшему Сынмину, он приглашает директора зайти внутрь. — Вы сбросили трубку, — сипит Сынмин и обиженно складывает руки на груди. — Зовите… зови меня по имени, Сынмин, кажется, уже пора. — Ладно, Хенджин, — имя директора без приставок ощущается непривычным, Сынмин его пробует и в голове, и вслух. Оно ему нравится. — Ты сбросил, когда я сказал, что заболел. — Это было неожиданно, я не знал как реагировать, — Хенджин звучит смущенным, Сынмину отчего-то тоже становится неловко. — Вам… тебе не стоило сюда приезжать. — Я не должен был? Это тоже форма абьюза? — Что? Нет! Ты просто можешь заболеть. Сынмин теребит край футболки, не зная куда еще деть руки. Прямо сейчас ему почему-то ужасно неловко. Видимо, сказывается тот факт, что они впервые встречаются не только на нейтральной территории, но и в чьем-то доме. — Ханыль… она мне не сказала о твоем недуге. Сынмин прыскает, когда слышит это слово, оно кажется одновременно забавным и громоздким, как будто у него не простая простуда, а какая-нибудь последняя стадия неизлечимой болезни. — Меня всегда поражало насколько огромен твой словарный запас, пока в офисе он ограничивается несколькими фразами, — Сынмин начинает расслабляться, неловкость все еще вместе с ним, но не такая явная и сильная, чтобы переживать. — Ты и офис — это разные вещи, — Хенджин тоже улыбается, а потом резко хмурится. — Ханыль… мне кажется, ее стоит уволить. — О, ты тоже заметил? Увесистый пакет оказывается на полу, тяжелое, мокрое после улицы пальто в руках Сынмина, который уже вешает его на вешалку и убирает в шкаф. — Вчера она уронила на договор от поставщиков свою чашку, — Хенджин недовольно жалуется и вновь берет в руки пакет, следуя за Сынмином, который ведет его на кухню. — Вчера я провел весь день на морозе, — теперь очередь Сынмина вываливать накопившееся. — Мы совершили ошибку, взяв ее на место секретаря. Сынмин согласно мычит, заливая во вторую чашку кипяток. Предпочтение Хенджина он не спрашивал, так как за все это время выучил, что он пьет кроме кофе еще чистый черный чай, без каких-либо вкусовых добавок. — Но ее сейчас нельзя увольнять, — говорит Сынмин и ставит перед севшим за стол Хенджином чашку, он идет к пакету, чтобы его распаковать. — Через месяц, когда отделы сдадут все отчеты и можно будет выдохнуть, — ставит перед фактом Хенджин и Сынмин впервые соглашается, даже не начав свою шарманку про то, что он перед этим должен поинтересоваться. Тут он безоговорочно за. — Ты принес мне суп? — Сынмин держит в руках открытый термос. — Куриный бульон. — И лекарства? — в руках теперь пачка с таблетками. А внутри пакета еще целая куча всяких разных коробочек. Сынмин несколько раз промаргивается, тронутый такой заботой. Он думал, что Хенджин последний человек, который решится на такое: принести суп и таблетки, но насколько же сильно ошибался. После сброшенного звонка, Сынмин думал только о самом худшем и думал прекратить ежедневные обеды, потому что человек словно не хотел понимать его, но все вышло настолько иначе. — По правде говоря, — Сынмин неловко мнется и закусывает губу, — после того, как ты сбросил звонок, я подумал… в общем, прошу прощения за то, что вновь назвал тебя мудаком в своих мыслях. — Я… просто, — Хенджин запинается, Сынмину кажется, что тот выглядит довольно мило, такое смущение добавляет тому некоторую мягкость. — Обед. Не хочется пропускать их. — Конечно, — Сынмин кивает головой и решает не доставать все лекарства, просто пока оставить в пакете и уже после ухода Хенджина разложить. — Будешь бульон? — Это тебе, Сынмин, и я не буду отбирать еду у болеющего человека, не хватало мне новой клички. На заваленной лекарствами кухне Хенджин выглядит несколько несуразно, но не настолько критично и Сынмин ловит себя на том, что ему нравится это. В темном костюме и белой рубашке, с туго затянутым галстуком и своими длиннющими, вытянутыми ногами, которые Сынмин вынужден осторожно переступать, чтобы не упасть. Да, ему определено точно это нравится. — Но тогда ты пропустишь обед, — горячий пар валит в лицо, Сынмин втягивает в себя невероятный запах бульона, пока может и нос еще не заложен. — Просто ешь, Сынмин, я не голоден. Сынмин больше ничего не говорит, потому что есть хочется ужасно сильно, несмотря на боль в голове и горле, и явно подавленное болезнью состояние. Горячий бульон явно не домашний, но это не портит его вкус, особенно сейчас, когда в рот кроме жидкости ничего не возьмешь. — Извини, что я так выпал, особенно сейчас, когда на носу сдача очередного проекта, — железная ложка бьется о края стеклянной тарелки, в которую Сынмин перелил суп. — Но дай мне буквально день, завтра я могу выйти удалено, только бы отлежаться, — боль в голове нарастает, как и ломота в теле, что сидеть просто невыносимо и хочется поскорее лечь. — Нет. — Что? — Сынмин удивленно выпучивает глаза и роняет ложку в уже пустую посуду. — Ты не будешь завтра работать. И послезавтра тоже. И еще следующих дней пять как минимум, Сынмин, — Хенджин говорит серьезно, на его лице не дрогнул и мускул, чтобы увидеть хоть какие-то эмоции. — Ты меня увольняешь? — Нет же, — Хенджин наконец-то закатывает глаза и складывает на груди руки, показывая тем самым, кто тут главный. — Я даю тебе больничный. И это не абьюз, я твой начальник. — Ты… невыносим, знаешь? И то, что ты мой начальник, это действительно проблема, Хенджин. Самая настоящая. Чужой кивок головы Сынмином воспринимается как-то иначе. Особенно сейчас, в этот дурацкий день, в который у него поднялась температура, горло сковала боль, а ломота в теле уже так надоела, что хочется пойти на крайние меры. Сынмин бы хотел это обсудить, но не сейчас и вообще не сегодня, желательно через этих пять дней больничного. — Спасибо за суп и лекарства, — Сынмин улыбается краешками губ, чуть наклоняется, потому что больше не позволяет пульсация в затылке, и надеется на то, что Хенджин поймет его намек перевести тему. — Конечно, — тот тоже слегка улыбается, его руки больше не на груди, а лежат сомкнутые в замок на столе. — Не хотелось бы пропускать обеды, знаешь. — Тогда ты можешь приходить… — Да, — перебивает Хенджин. — Если хочешь. — Хочу. Они сидят еще немного, Сынмин все-таки разводит Хенджина на разговор о работе, потому что просто сидеть без дела невыносимо скучно. Говорить о работе, впрочем, тоже не особо весело, но разговор поддерживать надо. Сынмин еще не уверен насколько хорошо он знает своего директора, чтобы заводить с ним разговоры на нейтральные темы, чтобы тому не было скучно, ведь тот человек деловой и серьезный. Хотя, Сынмину бы этого хотелось, говорить о последних новинках кинематографа, обсуждать любимых к-поп исполнителей и спорить о всякой ерунде. Но всему свое время.///
— Сынмин-щи! Вы даже не скрываете, что ваше положение в офисе зависит от того, как хорошо Вы стараетесь в постели директора? Джухек весь побагровел, его щеки надулись, как у рыбы фугу и сам он выглядел до ужаса комично, обвиняя Сынмина в подобном. И в целом вся сложившаяся ситуация настолько безобразна, что ее поскорее хочется решить, особенно, без крика и такого рода высказываний. — А что? Вы думали, что этого никто не знает? Вам самим не смешно? — в разговор влезает третий человек — какой-то мелкий специалист из маркетингового отдела, которого Сынмин, по правде говоря, к своему стыду, знать не знает. — Да-да! Сбегаете вдвоем из офиса, зовете друг друга по именам. Хорошо хоть не лобызаетесь перед всеми нами. Тьфу! — Сынмин отворачивается ровно в тот момент, когда Джухек открыл свой рот. — Джухек-щи, если бы вас больше интересовал ваш отдел, а не сбор сплетен, вы бы знали, что вы провалились по всем срокам, — Сынмин шипит, вытирая со щеки чужие жидкости. — Должно быть, вы забыли свое место и то, с кем вы разговариваете. — Что? Доложишь? Спишь с директором и думаешь, что… — Довольно. В комнате резко становится холодно, Сынмину до этого казалось, что он попал в самый настоящий котел в аду. Он брезгливо трясет рукой, на пиджаке еще виднеется влажное пятно, а лицо горит, кажется, что на нем осталось грязное уродливое пятно, которое оставил Джухек. — Что здесь происходит? Все молчат, Сынмин смотрит на нападавших на него мужчин и усмехается. Так распылились перед ним, кидали какие-то угрозы и насмешки, вели себя так величественно, задрав носы, но сразу же спасовали, когда поняли, что пришло время поджать хвосты и замолчать. Он молчать не будет, хватит. Слишком долго закрывал глаза на происходящее в офисе и на то, что сотрудники совсем распоясались, решив, что могут говорить в таком тоне с теми, кто по статусу выше. — Джухек-щи и его сотрудник считают, что маркетинговый отдел несправедливо обделяют. Его возмущает то, что, просрочив все дедлайны и не подготовив отчеты по внутреннему рынку, была поставлена задача сдать все сегодня. Сынмин не чувствует себя лучше, вывалив это, как ему казалось. Стало только тяжелее, потому что это проблема. Не выполненная работа становится костью поперек горла, потому что ее придется выполнять кому-то другому, потому что кому-то было плевать на сроки. — Вам есть, что добавить? Кроме того, что вы безудержно повторяли о моей постели и о том, кто в ней лежит, — Господин Хван говорит резко и быстро, почти отчеканивая каждое слово, что они по очереди врезаются в уши и крутятся на повторе. — Я… — Джухек кидает яростный взгляд на Сынмина, как будто это его вина, что чей-то язык оказался слишком длинным. — Нет, Господин Хван. — Пройдите в мой кабинет. Оба. Сейчас же. Когда двое мужчин послушно кивают и скрываются за темной дубовой дверью, Сынмин наконец-то расслабляется, только сейчас осознавая, насколько он был скован и зажат. Щека все еще неприятно горит, он хочет поскорее уйти в уборную комнату и помыть ее водой, желательно с какой-нибудь белизной, чтобы точно стереть чужие следы. — Что произошло, Сынмин? Ты в порядке? — Хенджин подходит ближе, смотрит прямо в глазах и поднимает руку, Сынмин отступает назад, избегает прикосновение. Не потому, что не хочет. Нет, он хочет. Но не сейчас, когда ему стоит смыть с себя ужас этого дня. — Небольшое недоразумение, которое вылилось в конфликт такого масштаба, что тебе пришлось вмешаться, — Сынмин избегает чужого взгляда, смотрит куда угодно, но не в глаза Хенджина, потому что… боится? — Спасибо, что появился вовремя. — Не мог слушать абсурдные вещи, — Хенджин фыркает и качает головой, на нем все еще уличная одежда, потому что он только вернулся с очередной встречи, которая проходила вне компании. — Ты еще не спишь со мной, чтобы они разбрасывались такими словами. Сынмин раскрывает рот, промаргивается несколько раз и не знает, что делать и говорить. Обескуражен ли он? Да! Сынмин ожидал чего угодно, не этого. Например, что Хенджин сделает замечание из-за работы, если не ему, что Сынмин вовремя не напомнил Джухеку, то тогда самому Джухеку, что тот позволил себе лишнее. Но тот… невыносимый около мудак, других слов у Сынмина нет, был задет тем, что его сотрудник распространяет неправду? — И не закатывай глаза, — Сынмин громко цокает и все же делает это, под странную улыбку Хенджина, который больше не кажется большим и злым начальником, готовым распотрошить всех вокруг. — Поедем на обед? — Да, — Сынмин согласно кивает головой, не желая возвращаться к прошлой теме и, как он понял, очередной не смешной шутке Хенджина, который пристрастился их в последнее время практиковать. — Только схожу умоюсь. Сынмин проводит рукой в воздухе возле оскверненной, по его мнению, щеки. И тут происходит что-то странное и страшное. Взгляд Хенджина вновь меняется, и он становится совершенно другим. Он превращается в Господина-мудака-Хвана, со своим холодным взглядом и сжатыми губами. И Сынмин понимает, что это не из-за него. Нет, в какой-то степени из-за него, но тут он только жертва, которая попала под руку вспыльчивого грубияна. — Я уволю этого ублюдка, — Хенджин резко срывается, почти улетая в кабинет, его черное пальто развевается и Сынмин ловит себя на том, что улыбается, сравнивая этот уход с фееричной походкой профессора Снейпа. В груди разливается какое-то непонятное тепло, из-за чего Сынмин на мгновение пугается и прижимает к ней руку. И только потом приходит осознание, что ему приятно. Может быть это неправильно, но по отношению к нему поступили точно так же, если не хуже. И Сынмин тронут тем, что Хенджин не оставил это просто так. И другие могут звать того мудаком, придумывать тысячу отмазок и причин для себя, чтобы обвинить другого, но это ведь не так. Еще месяц назад Джухек на пару с другими распылялся о том, какой Хенджин несправедливый директор и натуральный мудак. Но прямо сейчас тот показал свою настоящую сущность, и кто из них двоих мудак. Да, Сынмин защищает Хенджина, потому что есть за что. Сынмин проходит мимо нескольких коллег, когда идет в уборную, те неловко кивают и отворачиваются, явно заставшие это цирковое представление. Но ему все равно, потому что завтра те это забудут, найдя новую тему для обсуждений. Внутри помещения никого нет и Сынмин громко вздыхает, когда подходит к белоснежной раковине и заляпанному брызгами зеркалу. Осматривает себя со всех сторон в попытках найти чужие следы, но тех нет, хотя он их чувствует настолько ярко, как будто кто-то размазал по его лицу грязь. Насколько человек может низко пасть, чтобы плюнуть в лицо другому? Разве Хенджин так делал? Плевал кому-то? Нет. Но он так и останется для всех мудаком, потому что прямо сейчас разбирается с Джухеком. А у того ведь беременная жена и огромный кредит, нечеловечно от него что-то требовать. Сынмин криво усмехается и включает воду, выкрутив в кран вправо. Конечно, мудак здесь и он сам, ведь довел бедного человека. Но всем ведь плевать, что компания — это огромный слаженный организм, который должен работать без изъянов, чтобы не доставить проблем другим частям и не застопорить работу. Ледяная вода больно ударяется о лицо, затекает за шиворот и мочит волосы. Сынмин яростно трет щеки, но ему это не помогает. Может быть, это его вина? Где-то оступился, где-то не справился со своими обязанностями, очарованный Хенджином. Может быть, он где-то налажал, что вся компания судачит о том, что он спит с директором. Но он ведь и правда не делает этого. Если банальные обеды воспринимаются, как предпосылки к чему-то такому, то насколько же прогнил человеческий мозг? Мокрый пиджак летит на пол, Сынмин его больше не планирует надевать. Вновь смотрится в зеркало, на лицо, исполосованные стекающими каплями воды, и закусывает губу. Он бы мог заплакать, ударить несколько раз по стене, но боль сделает только хуже, а делать что-то себе во вред Сынмин не намерен. Дверь открывается, Сынмин поворачивает голову, чтобы посмотреть на пришедшего, уже готовясь извиняться за наведенный беспорядок, но ему не приходится этого делать. Внутрь заходит Хенджин, уже в одной рубашке с закатанными рукавами и расстегнутыми верхними пуговицами. — Выглядишь скверно, — Сынмин улыбается и наклоняет голову. — Ты тоже, — Хенджин выглядит расслабленным. Сынмину вроде бы хочется поднять тему произошедшего, но он не особо спешит, потому что с другой стороны, ему не претит месить тему, которую уже хочется забыть. Оба стоят молча, то глядя друг на друга, то отводя взгляд в сторону. Сынмин закусывает губу и его плечи опускаются, он устал быть сильным и уверенным, потому что он больше ни в чем не уверен. Весь его мир переворачивается с ног на голову с того самого дня, когда Хенджин его окончательно вывел. Выстроенные годами предубеждения рушатся, глаза раскрываются и розовые очки рушатся. Не самое лучшее время, которое просто нужно пережить. И все было бы куда проще, если бы не такие инциденты на работе, которых просто хватает, но Сынмин о них молчит. Сегодняшний день не первый и Хенджин как будто это понимает. — Назови имена всех. — Ты останешься без сотрудников, — Сынмин нехотя улыбается, но тут совсем не до смеха. — Плевать, найдем новых. Хенджин подходит еще ближе и у Сынмина все сжимается внутри. Он впервые решает задать себе вопрос, кто такой Хенджин и что он чувствует по отношению к нему? Почему в последнее время он все чаще волнуется в его присутствии, старается контролировать свою речь и перед этим прихорашивается? Почему с каждым проведенным вместе обедом, глупым разговором, который Хенджин поддерживает, Сынмин чувствует, что проваливается? — Хенджин… Сынмин оказывается прижат к раковине, Хенджин был слишком близко. Настолько, что Сынмин чувствует жар его тела, а их колени почти прикасаются друг к другу. Что же он чувствует? Что это? Сынмин тяжело дышит, он открывает рот, чтобы что-то сказать, но что? В голове так много мыслей и вопросов, которые нужно упорядочить, но Сынмин не может. Когда чужие губы накрывают его, в голове вдруг все становится на свои места. Сынмин цепляется пальцами за крепкие плечи Хенджина, сжимает рубашку, которая под влагой скрипит. Сердце бешено стучит, а разум пытается заставить задвигать губами в ответ, Сынмину приходится заставить себя это сделать и не потому, что он хочет, а потому что, оказывается, хочет настолько сильно, что только сейчас это осознал. Целоваться с Хенджином приятно, может быть немного странно, но это не отменяет непонятное чувство где-то посередине живота, как будто кто-то шевелится. Сынмин надеется, что это пресловутые бабочки, о которых пишут в романах, а не какой-нибудь паразит, ведь недавно Хенджин его все-таки уговорил сходить в рыбный ресторан. Отстраняются они как будто одновременно, тяжело дыша и глядя друг другу в глаза. Сынмин чувствует, как начинает смущаться, как сердце сумасшедше долбится о грудную клетку и хочется закричать: «Я понял! Хватит! Прекрати!». Но оно его не слышит, как и мозг, который словно отработал свое и решил отключится, потому что в этот раз первым вперед поддается Сынмин, все еще держась за чужие плечи. В этот раз они двигаются более медленно и плавно, Сынмин осторожно исследует своими губами чужие. Его глаза открыты, но он их решает закрыть, когда понимает, что единственный, кто прямо сейчас смотрит. Хотя честно, он бы не делал этого, потому что Хенджин выглядит красиво: с порозовевшими щеками и чуть трепещущими ресницами. Да, Сынмин влип. Настолько сильно, что отказаться от губ Хенджина станет настоящей пыткой. Руки Хенджина лежат на талии Сынмина и он громко вздыхает, когда их хватка увеличивается. На этом их второй за сегодня поцелуй заканчивается. Они еще немного так стоят: пока руки одного на плечах, другого на талии, а губы прямо напротив, что их дыхание перемешивается. — Ты пойдешь со мной на свидание? — Хенджин говорит шепотом, Сынмин жмурится, чтобы не видеть чужих губ. — Сначала целуешь, а потом приглашаешь на свидание? — Как ты заметил, у меня есть небольшие проблемы с порядком. Сынмин кивает и смеется, потому что да. У Хенджина определенные проблемы с последовательностью, потому что первое, что тот сделал — предложил встречаться. Он не спешит с ответом, тщательно все обдумывая. Хенджин действительно изменился, стал другим человеком настолько, насколько это возможно. Но Сынмин и не пытался слепить из него другого, он помогал раскрыть то, что было глубоко запрятано. Хенджин все тот же Господин-мудак-Хван на работе, но опять же, он такой с теми, кто этого заслуживает. Сколько они уже обедают? Несколько долгих недель. Сынмин помнит, как с каждым днем уровень их отношений менялся, каким становится Хенджин и как раскрывался. Помнит каждую мелочь и деталь, которую узнал о нем. Хенджин больше жизни любит свою семью, ради которой и работает круглосуточно, чтобы отблагодарить тех за заботу и поддержку, оказанную в детстве. У Хенджина есть собака, которая для него как родной ребенок, над которым он трясется так, как не каждый родитель над своим реальным. Хенджин любит сладости, хотя не ест их из-за диеты, которой придерживается. Хенджин любит романтические комедии и терпеть не может ужасы, потому что они далеки от логики. Хенджин носит черные костюмы, но его любимый цвет желтый, потому что он любит лето и яркое цветение цветов. Сынмин умеет различать Господина Хвана и Хенджина, в которого влюбился. Но господина Хвана он тоже любит, несмотря на скверный характер, потому что всему есть объяснение. — Да. Пойду.///
Это конец света. Сынмин влип и только сейчас осознает масштаб произошедшего. Это самая настоящая катастрофа, с которой он должен максимально быстро справиться. Вчера вечером он решил, что было бы здорово поэкспериментировать и что-то поменять в себе. На пирсинг он бы не решился, да и было слишком лениво искать салон с высококвалифицированными мастерами. Поэтому было предпринято решение закупиться в магазине под домом краской для волос черного цвета. Все было отлично первые полчаса после нанесения жутко пахнущей массы на голову, несмотря на жжение головы, глаз и носа, Сынмин решил не смывать ее. Аллергия его не накрыла, но вот… лучше бы он все-таки смысл эту краску или вообще никогда не брал в руки и не покупал. — Черт возьми, — он берет пальцами прядь волос и поднимает ее над головой, смотря на нее через зеркало. — Это катастрофа. Сынмин резко разворачивается и бежит в сторону телефона, чтобы открыть поиск и вбить в него «Как убрать пигмент с волос?». Он не понимает каким образом черный цвет превратился в непонятно какой и почему именно так лег на его волосы. Сынмин страдальчески стонет, прижимая ладони к лицу. Он облажался. Сколько ведь читал, никогда не спеши с изменениями во внешности перед важными событиями. У него через несколько часов свидание, а на голове настоящий ужас, от которого он дома точно не сможет избавиться. Никакой престижный салон красоты не возьмет его сегодня, там запись чуть ли не на месяц вперед. Ладно, он просто наденет берет. И плевать, что не по погоде, он это может оправдать тем, что это стильно. А внутри помещения, разве по этикету мужчины не должны снимать головные уборы? Или может быть Хенджин поведет его в прогрессивный ресторан, в котором всем будет плевать на то, во что ты одет. А может быть, это вообще будет не ресторан. Сынмин задумчиво жует губу и пытается вспомнить, говорил ли что-то Хенджин по поводу дресс-кода и того, куда они пойдут. Вроде бы что-то было, но Сынмин вообще не помнит этого, как будто все в каком-то тумане. Может позвонить? Но это не будет странно, вдруг это покажется слишком навязчивым. Не то чтобы Сынмин особо переживал за то, кем его могут посчитать, но в последнее время он осознал, что мнение Хенджина для него оказалось чем-то важным. Губы все еще моментами горят и Сынмин чувствует фантомные прикосновения. С того самого дня, когда они впервые поцеловались прошло всего ничего. Вчера они с Хенджином впервые за все это время пропустили совместный обед, из-за того, что тот уехал в командировку в другой город. Между ними ничего больше не было, но и Сынмин не надеялся на большее. Думал ли он о том, что будет дальше? Да. Сынмин не спал целую ночь, прокручивая раз за разом события того рокового дня. Конфликт, разговор с Хенджином после него, происходящее в туалете и поцелуй. Сынмин трет щеки, которые предательски краснеют. Ему, черт возьми, двадцать восемь, он не какой-то мальчишка, который никогда и ни с кем не встречался. А потом приходит осознание, что это было так давно, что Сынмин уже и не помнит, каково оно было. Выходит, если брать измерение опытом в отношениях, он все еще глупый мальчишка. На свидание Сынмин решается надеть светлые джинсы с белой футболкой и пиджаком. И берет. Как бы Сынмин не пытался и сколько бы раз не мыл голову, он был похож на какого-то экзотического попугая. И он бы хотел отменить свидание, никуда не пойти и вообще забить, но, если бы вместо Хенджина был кто-нибудь другой. Сынмин ведь знает, кто такой Хенджин. Знает, как тот себя ведет и что говорит. Он больше не такой саркастичный и резкий, как было месяцами ранее, Хенджин молча примет новые изменения Сынмина. Да, ведь? Сынмин вновь сверяется со временем, проверяет свой внешний вид и старательно прячет волосы под беретом, чтобы ничего лишнего не было видно. Протирает ботинки губкой, накидывает короткий пуховик и завязывает поверх теплый светлый шарф. Проходится сканирующим взглядом по лицу, надеясь, что не особо видны следы тонального крема и пудры, чтобы он не был похож на мороженое с орехами. Последний штрих — увлажняющая гигиеничка на губах и летящий в сумку блеск. Сынмин знает, что Хенджин уже ждет его под дверями подъезда, поэтому слетает вниз пешком по ступенькам, чтобы не тратить время на ожидание лифта, тем более он живет всего лишь на третьем этаже. На улице морозно и кое-где кружат хлопья снега, лениво падающие вниз. Сынмин останавливается у дверей, осматривается по сторонам, а затем достает из кармана телефон и включает камеру, чтобы в очередной раз проверить свою голову. Не видно. Теперь можно идти. Из всех стоящих машин заведена только одна. Сынмин решает пойти именно к ней, потому что это не та, на которой Хенджин его обычно катает. Он осторожно идет, чтобы не поскользнуться, но все равно пару раз нелепо махает руками, чтобы не завалиться и не упасть. Внутри салона тепло и вкусно пахнет. Сынмин неуклюже садится на обтянутое кожей кресло и прижимает к груди сумку. У них свидание. Итак, что же дальше? Кроме того, как поздороваться, конечно же, что Сынмин и решается сделать: — Привет, — куртка скрипит, когда он поворачивается к Хенджину. Сынмин слегка дергается, потому что не ожидал того, что тот будет на него неотрывно смотреть. Что потом? — Привет, Сынмин, — Хенджин наклоняет в бок голову, его губы растягиваются в ухмылке. — Выглядишь хорошо. — Всего лишь хорошо? — Сынмин чуть хмурится, потому что он ожидал более красноречивой реакции. А затем он расслабляется, потому что вдруг вспоминает с каким человеком собирается идти на свидание. Это больше, чем просто хорошо. — Ты тоже ничего так, — Сынмин хмыкает и пробегается оценивающим взглядом. По правде говоря, там больше, чем ничего так. Есть у Хенджина какой-то талант, чтобы в любой одежде выглядеть на десяточку, но если он в своем фирменном пальто и костюме, то это сразу соточка. — Всего лишь ничего так? — Хенджин копирует вопрос Сынмина и так же, как он вопросительно задирает бровь. — Да. Сойдет, — Сынмин кивает головой и отворачивается, чтобы расслабиться в кресле. — И даже не обнимешь хотя бы? В голосе Хенджина слышится некая обида, Сынмин закусывает губу, чтобы сдержать рвущуюся наружу улыбку. — Думаю я для тебя не настолько хорош, знаешь ли. — Не знаешь ли. Сынмин слышит щелчок расстегнувшегося ремня безопасности, а затем лицо Хенджина появляется прямо перед ним. От того пахнет дорогим парфюмом и мятой, Сынмин успевает лишь на секунду задуматься о том, не выветрился ли его запах зубной пасты. Потому что, когда губы Хенджина прикасаются к его, ни о чем таком он думать больше не может. Их прикосновение губ не похоже на полноценный поцелуй, но этого хватает Сынмину для того, чтобы внутри зашевелились бабочки. — Снова не спрашиваешь? — Сынмин надеется, что его розовых щек не видно в темноте машины. — Могу ли я тебя поцеловать? — Хенджин все еще так близко, что Сынмин чувствует его дыхание. — Ты ведь уже… — Не болтай, отвечай. Сынмин жмурится, потому что с Господином Хваном ему целоваться пока что не доводилось. — Целуй. Хенджин вновь наклоняется первым. В этот раз Сынмин не намерен просто сидеть, поэтому, когда губы Хенджина прикасаются к его, он начинает медленно двигаться своими навстречу. Это не похоже на поцелуй двух взрослых самодостаточных людей, с большими должностями за спинами. Скорее два взбаламученных подростка, пробравшиеся ночью в родительскую машину, чтобы познавать прелести первых взрослых отношений. Когда Хенджин отстраняется, он еще несколько секунд смотрит в глаза Сынмина, а затем возвращается на свое кресло. Сынмин прижимает ладонь к губам, которые горят, как и пылающие щеки. Это все так невыносимо смующаще, что невозможно так скоро успокоиться. — Симпатичная прическа, кстати. Сынмин широко распахивает глаза, хватается руками за голову, чтобы понять, что берет сполз, а в его лицо бьет свет от уличного фонаря. Хенджин все видел. — Не смешно. — Немного. — Я никуда не поеду! — возмущается Сынмин и складывает руки на груди. — Ладно, все равно мы уже целовались, — легко соглашается Хенджин. — Ты… — Невыносим, да? — Да! В машине все еще витает легкая атмосфера, потому что эта перепалка не больше глупой шутки. Сынмин отворачивается к окну как раз в тот момент, когда Хенджин наконец-то выезжает со двора. Он не спрашивает, куда они едут, больше озабоченный тем, что происходит на его голове. — Не думай об этом, — Сынмин поворачивается на голос Хенджина. — В том месте, куда мы поедем, ты можешь не снимать свою шляпку. — Это берет, — бурчит Сынмин в шарф, в который спрятался. Ничего снимать он не планировал, как и говорить с Хенджином, потому что ему неловко. В плоть до места, в котором будет проходить свидание, они ехали молча. Сынмин не переставая называл себя всякими разными словами за то, что сделал со своими волосами и испортил вечер. Настроение с каждой секундой падало все сильнее и сильнее, пока вовсе не оказалось ниже плинтуса. Нет, он просто обязан завтра устроить рейд по городу и найти приличный салон, который возьмется за его кошмар. Выходя из машины, они вновь оказываются лицом к лицу. Сынмин находит в этом некоторые параллели с первого обеда. Сейчас между ними и правда много чего изменилось. — Сынмин. Хенджин какой раз за сегодняшний день оказывается так близко. Сынмину требуется немного задрать голову, чтобы смотреть прямо в чужие глаза. Между ними всего несколько сантиметров разницы и около четырех лет пропасти. Сынмин чувствует на своем лице руки Хенджина. Надеется, что они вновь поцелуются и тогда Сынмину станет чуточку легче. — Я не хотел над тобой смеяться, Сынмин. Ты выглядишь просто замечательно и твои волосы не делают тебя хуже. Только не в моих глазах. — Правда? — Сынмин ждет ответа, но вместо него получает лукавый блеск в чужих глазах. — Только попробуй пошутить, Хенджин. — А то что? Вдох-выдох. Сынмин закрывает глаза, глубоко и медленно дышит, открывает глаза. — Больше никаких обедов и поцелуев. — Весомо, — Хенджин кивает головой, но этот блеск никуда не девается. — Я не шучу, Господин Хван, завтра напишу по собственному желанию и ноги моей не увидите. — Сынмин-щи! Как вы так можете? — Могу что? О, нет! Они что, флиртуют? — Разбивать мне сердце! Когда Хенджин наклоняется, видимо для того, чтобы поцеловать, но Сынмин мягко его отталкивает. На сегодня хватит, иначе они тут так и застрянут. — Больше никаких поцелуев, Хенджин-щи, — Сынмин пытается избежать прикосновения чужих губ, поворачивая головы в разные стороны. — Почему? — Три свидания, помните? — Но мы ведь уже, — Хенджин хмурится, но попыток поцеловать не прекращает. Сынмин громко хохочет, когда губы мажут по щеке, пытается отцепить от себя чужие руки, но выходит это крайне скверно. — Давайте сделаем хоть что-нибудь правильно. И тогда Хенджин останавливается. Его волосы сбились и слегка взлохматились, щеки покраснели от холода и активных действий. Сынмин почти жалеет о сказанном, потому что поцеловать Хенджина хотелось безумно сильно. — Ладно, тогда пойдемте на наше первое свидание? Сначала Хенджин поправляет берет на голове Сынмина, потом себя, а затем протягивает руку, которую с радостью обхватывают. Если бы они только знали, насколько сладко выглядят со стороны, словно действительно два юных подростка, познающих прелести первой крепкой влюбленности. Впрочем, это почти правда.///
В уши ударяется тихий звон столовых приборов, где-то позади слышны отголоски завязавшейся беседы. Сынмин допивает остатки белого вина, наконец-то заканчивая ужинать. Хенджин в это время отошел в уборную и Сынмин уже готовит шутки о том, что тот сбежал, чтобы не платить. Это их третье свидание, которое в обществе имеет большой смысл. Оно, конечно, только началось, но Сынмин уже предвкушает что-то такое, что Хенджин его хорошенько удивит. Первое свидание прошло настолько хорошо, что Сынмин его еще несколько ночей видел во снах. Они провели некоторое время на улице, гуляя по украшенному парку, попивая горячий шоколад. Хенджин, оказывается, решил провести его по правилам. В интернете написали, что это свидание подразумевает собой знакомство. У них было что-то типа игры в 30 вопросов. Второе свидание было в кино, Хенджин арендовал зал на целый день, и они с утра до вечера провели за Гарри Поттером, только бегая по очереди за закуской, чтобы не тревожить работников кинотеатра. Честно, Сынмин был максимально удивлен таким подходом. Он после обедов, на которые возил его Хенджин, ожидал того, что свидания тоже будут проходить в различных ресторанах. Сегодняшнее свидание тоже не исключение. Сначала они начали с ресторана, потом Хенджин обещал показать невероятной красоты виды, но на улице устроить свидание с едой и напитками было бы проблематично, из-за резко наступившей зимы. Но и тут Хенджин нашел выход из ситуации. Чем больше Сынмин узнает Хенджина, тем сильнее в него влюбляется. Просто с каждым проведенным рядом с ним днем, он понимает, насколько же ошибался. Да. Есть Хенджин. И есть Господин Хван. И пока Господин Хван директор собственной компании, у которого огромный штаб сотрудников и сотня подчиненных. Да, он может быть резким, грубым и кратким, когда это необходимо. На работе Хенджин тот еще мудак, но это никто не отрицает. А Хенджин. Хенджин это тот, кто влюбил Сынмина в себя. Тот, кто отставил принципы в сторону и переступил через себя, чтобы показать свою другую сторону. Но несмотря на все это, Сынмин в равной степени принимает две стороны. — Ты готов? — Я думал, ты меня уже кинул, — на губах Сынмина ухмылка. — О. Я думал об этом, но боялся, что ресторан бы не выдержал такого, — Хенджин по-доброму усмехается и садится за стол. — Это было недоразумение, — Сынмин неловко закусывает губу. Ему кажется впервые настолько стыдно перед Хенджином. Даже пестрые волосы на фоне произошедшего несколько недель назад пустышка. — Ты разнес половину офиса, — Хенджин поджимает губы, но Сынмин видит, как те подрагивают. — Хенджин, не правда! — Сынмин ведется как мальчишка, начинает оправдываться, чтобы очистить свою совесть. — Это была Ханыль, она наводила порядок и случайно развернула шкаф. Ты ведь ее знаешь. — Сынмин-щи, — Хенджин качает головой, весь такой собранный и серьезный, несмотря на смеющиеся глаза. — Не стоит приплетать бедняжку Ханыль. — Хенджин, — Сынмину больше не смешно. Сынмину вообще-то уже вторую неделю не смешно. Потому что Хенджин резко сделался порядочным парнем, решил отказаться от поцелуев, потому что порядочные кавалеры не набрасываются на чужие губы. Сынмин никогда не был настолько зависим от поцелуев, но это было ровно до того момента, как он узнал каково же было целоваться с Хенджином. — Планы немного изменились, — Хенджин больше не выглядит веселым. Сынмину на мгновение показалось, что перед ним сидел Господин Хван. — Что-то произошло? — Погода испортилась, — Хенджин кивает головой в сторону окна и Сынмин тоже смотрит туда. И действительно, спокойный зимний вечер превратился в какой-то апокалиптический ужас. Еще с утра погода радовала ярким солнцем и остатками снега на земле, но к вечеру поднялся ветер, который все испортил и нагнал тучи. Сынмин не замечает, как расстраивается и поникает. — Мы могли бы продолжить у меня, — Хенджин протягивает руку, осматривается по сторонам, а потом кладет ее поверх руки Сынмина. — Веселых развлечений не обещаю, но чипсы и пиво точно будут. И Сынмин соглашается. Домой не хочется, расставаться с Хенджином тоже. Тем более, он еще никогда раньше не был в его доме, а тут тот сам приглашает. Добираются до дома с помехами, собрав все возможные пробки. В прочем, это никого не расстраивает. Ни разомлевшего и разболтавшегося от вина Сынмина, ни Хенджина, который явно был взволнован. Заходя внутрь квартиры, Сынмин ожидал много: от золотого пола, до кучи дорогих эксклюзивных картин. Но ничего из этого не было. Дом Хенджина был немного пустым, но не менее уютным. — Ты живешь здесь один? — Сынмин разувается и сразу же ныряет в предложенные тапочки. — Не совсем, — Хенджин тоже сбрасывает с себя верхнюю одежду и обувь, садится на корточки и тихо свистит. Из глубины квартиры слышен тихий топот и цокот, который становится все громче и громче по мере приближения. — Это Кками? — Сынмин тоже присаживается, когда собака подбегает к Хенджину. Он с ней уже знаком и даже подружился, пока провел с ней несколько часов в машине. — Да, мой самый любимый ребенок. — Так Вы, Господин Хван, еще и отец одиночка, — Сынмин посмеивается, почесывая пушистую шерстку щенка. — Да. Они немного сидят, тиская собаку, которая явно была в восторге от четырех ласкающих ее рук. У Сынмина никогда не было домашних питомцев, несмотря на его любовь к собакам. Родители не разрешали, а когда уже стал жить отдельно, стало как-то не до нее. Слишком большая ответственность. — Сынмин? — Ммм, — тот наконец-то отвлекается от собаки и встает одновременно с Хенджином. Момент сейчас настолько неловкий, насколько интимный. Сынмин закусывает нижнюю губу и смотрит на Хенджина, переводя взгляд от темных глаз к губам. Сейчас ведь можно? Кто первым сделал первый шаг, Сынмин не знает. В этот раз поцелуй более глубокий и мокрый, дни воздержания сделали свое. Пальцы путаются в чужих волосах, когда его живот врезается в Хенджина. Руки на талии уже как родные. Сынмин не хочет от этого отказываться. — Ты будешь со мной встречаться? Сынмин так давно не слышал этого вопроса, так что, возможно, сегодня идеальный день, чтобы сказать: — Да.