Главная проблема Рюджин — она не родилась мужчиной с причиндалами между ног. Ей приходилось наносить пятиступенчатый уход за лицом перед выходом из дома вместо того, чтобы проснуться и умыться; ей часто свистели вслед на улице, из-за чего хотелось стереть кожу под горячими струями душа; и она не могла расставить ноги во всех общественных местах, чтобы «проветрить» своё достоинство. Она трепыханиями и стараниями родителей получилась девушкой, поэтому не нравилась Юне. Юне не нравились розовые юбочки на девушках или ярко-красная помада на их губах. Она любила накачанные руки, уверенно обхватывающие её осиную талию, кубики пресса, дрожащие под ласковыми прикосновениями её длинных пальчиков, и, самое главное, секс с мужчинами.
Из Рюджин мужчин был плохой, и она никогда им не станет, потому что ей нравилось так. Нравилось сжимать своими ладонями тонкую шею, оставляя на нежной коже красный след, нравилось касаться самой напряжённого пресса и одним языком доводить до оргазма, чтобы из глаз сыпались искры, а на искусанных губах замирало лишь одно имя.
Её.
— Может, тебе пора смириться, что он на тебя никогда не посмотрит? — она застегнула пуговицы на рукавах рубашки, свободно висящей на её талии, и Юна, не поднимая головы с подушки, хмыкнула. — Ты ему не интересна, и он тебе это сотни раз показывал.
— Как и я показывала тебе, что я в тебе не заинтересована, онни. Так же сотни раз.
— Но именно
ты стонешь из-за
моего языка, а не он из-за твоего, малышка.
Юна раздражённо отвернулась, перекатываясь на кровати, и накрылась лёгким одеялом с головой. Под тонкой тканью отчётливо виднелся каждый изгиб её тела, и Рюджин с выдохом, застывающим на губах, обернулась к зеркалу. Постель превратилась в самый настоящий беспорядок из скомканной одежды, задранных наверх простыней и множества мелких подушек, лежащих в ногах. В отражении она заметила малиновые трусики Юны, валяющихся на полу, и там же лежала её верхняя одежда. Такая же ляпистая, такая же задерживающаяся в памяти навсегда. Рюджин помнила каждый её наряд, надеваемый на их встречи, каждое слово и каждый выдох, срывавшийся с уст Юны. Помнила ли она хоть одну просьбу Рюджин, непонятно, но она того и не требовала. Придёт время, и Юна запомнит всё, чтобы просить о большем.
— Меня не будет в Сеуле неделю. Я уезжаю в командировку, так что на время забудь мой номер и не звони по всяким пустякам. И из клуба, будь добра, приезжай сама. Йеджи уезжает со мной.
Она фыркнула, и звук вышел приглушённым. Рюджин поправила подол рубашки, вставила ремень в петли джинсов и потуже его затянула, не сводя внимательного взгляда с девушки. Та копошилась и поправляла ткань, но не выглядывала.
— Не говори так, будто мы встречаемся постоянно. Я звоню тебе очень редко.
— Да, когда не остаётся надежды, потому что я — единственная, кому ты по-настоящему нужна. Но моё терпение не бесконечно, и я тоже могу послать тебя, поэтому подумай хорошенько, а надо ли тебе это. Я могу дать тебе даже больше, чем этот подонок, если ты перестанешь притворяться, что член тебе интереснее.
— Сколько я могу повторять? — наконец одеяло распахнулось, из-под него показалась раздражённая Юна, не прикрытая абсолютно ничем, и сжала ткань в пальцах. — Ты мне не нужна, онни, поэтому будь добра сама и уйди отсюда. Я звоню тебе не из-за него, а из-за того, что мне скучно! Я звоню тебе, когда мне совсем скучно. Ты мне не нужна, что ты из этого не понимаешь?!
Её очаровательное лицо принцессы диснеевских сказок перекрыла злость, а глаза сверкнули самыми разными эмоциями, пока по губам бегал язык. Рюджин усмехнулась, наблюдая за ней через зеркало.
— Повтори это мне, когда я вернусь из командировки и снова трахну на этой самой кровати. Только вот я уверена, что тебе будет не до этого. В моём имени всего шесть букв, всю эту речь не уместить.
— Как же ты раздражаешь…
Она ещё раз окинула взглядом своё пальто на наличие соринок или складочек, круто развернулась на каблуках и улыбнулась. Но в её улыбке отсутствовали и любовь, и доброта — лишь отвратительно скрываемые агрессия и издёвка.
— Прекрасной недели, малышка. Позвони мне через семь дней. А будешь плохо себя вести — я приду сама. До встречи, Юна-я. Надеюсь, Тэхён всё же трахнет тебя, и ты успокоишься.
Рюджин напоследок послала влажный воздушный поцелуй, на пальцах остался след от помады, которую она размазала по подбородку Юны, когда шагнула к кровати, и Юна обхватила её ладонь.
— Что ты творишь? — голос прозвучал холодно, и Рюджин довольно облизнулась. Она потянула её на себя, заставляя сесть ровнее, и накрыла кровавые подтёки на губах своими. Юна не вырвалась, но и не подчинилась, и такая борьба почти завела Рюджин снова, но она спешила в компанию — Йеджи ждала отчёты и билеты до Пусана. — Убери свои руки!
— До встречи, малышка, не скучай.
И с этими словами она подхватила стоящую на прикроватной тумбочке сумку, убрала волосы с лица и ушла. Сначала хлопнула дверь в спальню, несколько секунд стояла гробовая тишина, а затем снова хлопнула дверь. Уже входная.
После Рюджин в комнате остался шлейф цветочных духов, и Юна, комкая одеяло в пальцах и пытаясь скинуть его с ног, позволила своим эмоциям взять над собой верх. Слёзы стекали по помятым щекам, пощипывали разодранные губы и щекотали нежную кожу на шее, на которой снова красовались разноцветные засосы от Рюджин. Новое напоминание, кому, по мнению женщины, Юна принадлежала. Подводка и тушь оставались на коже, пачкая, и она отбилась от одеяла — скинула его на пол бесформенной кучей. Силы покинули её, и совершенно не хотелось вставать с кровати, чтобы привести квартиру или хотя бы комнату в относительный порядок, поэтому она просто согнулась пополам и подтянула ноги к груди, укладывая подбородок на острые коленки. Волосы скользнули по обнажённым плечам, скрывая грудь, и её затрясло от мысли, что эти встречи могут продолжиться. Проблема Рюджин была в том, что она — мужчина. Главная проблема Юны заключалась в том, что она любила мужчин. Но мужчины не любили её. Все видели в ней лишь красивое дополнение её отца, глупышку-блондинку с розовыми очками, показывающими мир в таких же тонах — светлых, милых, позитивных. Но её мир состоял из боли и частых встреч с Рюджин, единственным человеком, смотрящим на неё как на божество.
Юна ждала этого от мужчин. В особенности от Тэхёна. С самого детства её учили, что любовь может быть только между мужчинами и женщинами, всё остальное — бред и болезненные люди, нуждающиеся в помощи врачей и прощении Бога. Но с возрастом, когда мужской пол обращал внимание только на её изящные изгибы тела или деньги её отца, она усомнилась в правильности родительских суждений. А затем на её пути появилась Шин Рюджин, и Юну это сломало окончательно.
Рюджин была деловым партнёром её отца по бизнесу и желанной гостьей в их доме. Отец вёл с ней пустые и рабочие разговоры, а мама расспрашивала о планах на жизнь, пока сама Юна отдувалась в своей комнате, не желая сталкиваться глазами с уверенным взглядом, оставляющим её без одежды пока в воображении. Первый раз, когда они заговорили, произошёл спустя полгода после заключения договора о совместной работе — Юна помогала маме накрывать на стол, расставляла стаканы для приглашённых гостей и расправляла увядающие листья пышных пионов в центре накрытой столешницы. Тогда Рюджин подошла к ней и попросила стакан воды. Обычный и ничего не значащий разговор. Но в тот раз отец попросил Юну присутствовать на ужине, и она за неимением причин для отказа согласилась. Сальные взгляды в её сторону от мужчин она помнила прекрасно, будто это было вчера. Родители сделали вид, что их не существовало, и продолжили беседу, но Рюджин не сдержалась и обратилась к ней за помощью снова. Такое пренебрежение к страхам и здоровью собственной дочери что-то взбудоражило в ней.
— Юна-щи, не поможешь мне? Мне стало душно, и я хочу проветриться. Покажешь чудесный сад твоей матери? — лилейный голос и наигранное восхищение, обращённое к матери, быстро растопили её сердце, и отец с лёгкостью согласился, попросив не задерживаться на улице.
— Холодает, не хочу, чтобы Вы заболели. Юна, покажи госпоже Шин сад.
— Спасибо за беспокойство, господин Шин. Я тронута Вашей заботой. Идём, Юна-щи?
— Я с радостью, госпожа Шин. Пойдёмте со мной, — Юна, сложив полотенце на стул, поднялась и бесшумно выскользнула из столовой.
Рюджин последовала за ней, не скрывая победного огонька в глазах. Широкие и алые коридоры, заставленные громоздкими горшками с растениями и завешанные картинами с аукционов, кишели прислугой и охраной, и Юна, пересекая пространство, скованно толкнула резные двери в сад на внутреннем дворе дома. За цветами ухаживали специальные люди, поливали по расписанию и раз в три месяца подстригали, но мама любила это место больше всего в доме. Она чувствовала необходимую свободу и небольшую власть — отец не вмешивался в её дела здесь, поэтому Юне было спокойно в окружении цветов и аккуратных деревьев. Разноцветные розы и необычные лилии росли вместе, сливаясь в один огромный ковёр, и Рюджин невольно улыбнулась, скользя пальцами по бутонам, тянущимся к солнцу. Но Юна стояла в стороне, замерев на ступеньках, и не решалась приблизиться.
— Ты боишься меня? — хрупкие плечи вздрогнули от внезапного вопроса и слегка насмешливой интонации, и она, отводя взгляд, качнула головой. Не ответила вслух. Рюджин вздохнула. — Меня бояться не надо, я не трону тебя, Юна-я.
— Но Вы смотрите на меня, как они.
Она сжала лепесток лилии, размазывая пыльцу по пальцам, и позади послышался шорох. Юна приблизилась к ней, обхватила руками её запястье и взглянула снизу вверх, хотя явно превосходила её в росте.
— Пожалуйста, не трогайте эти цветы, они очень дороги моей маме.
Рюджин вздёрнула брови, и та, поняв, в каком положении они оказались, мгновенно отлетела назад. Ещё руки спрятала для пущей убедительности, и это, в некоторой степени, было забавно. Но мольба в её звонком, ещё девчачьем голосе слышалась отчётливо.
— Простите мою дерзость…
— Или ты просто боишься, что она накажет тебя за эти цветы? — вопрос остался без ответа, Юна упрямо поджимала губы, и Рюджин хмыкнула. — Я ведь права, Юна-я?
— Госпожа Шин…
— Я хочу, чтобы ты ответила на мой вопрос. Твоя мать накажет тебя за эти цветы, да?
Плечи снова дрогнули, будто от удара, предназначенного выпирающим лопаткам, и она выдохнула. Какая прелесть. Шин-старший говорил о своей дочери только самое лучшее, подчёркивая, как гордился её неземной красотой, достижениями в школе и модельном бизнесе, а сам по вечерам использовал её тело вместо груши для битья. Интересно, из-за чего? Из-за неудачных сделок в бизнесе или из-за её «неподобающего» поведения? Жалкое зрелище. Не получалось у одного, а страдали остальные. Рюджин облизнула пересохшие губы, шагнула к Юне и, пальцами захватив её подбородок, заставила смотреть на себя. В карих глазах напротив разглядела своё отражение и чуть не забыла все слова, что вертелись на языке. Она и не думала, что чей-то взгляд сможет привлечь её внимание настолько, что хотелось смотреть только в эти глаза.
— А теперь ответь мне ещё на один вопрос. Что ты имела в виду, когда сказала, что я смотрю на тебя так же, как эти напыщенные старые индюки?
— Простите, госпожа Шин, я не это имела в виду, правда… Простите, пожалуйста, — Юна согнулась в идеально ровном поклоне, и из-под белой ткани шёлковой блузы выглянули рваные, но почти зажившие, полосы, и Рюджин, убирая руку, кивнула самой себе. — Я имела неосторожность сказать такую глупость, простите. Этого больше не повторится.
Она выпрямилась, зябко поёжившись, и из высокого хвоста выпали несколько прядок, закрывая глаза.
— Прекрати передо мной извиняться и лучше скажи правду. Я тебя трогать не буду, отец сделает это за меня. Я снова права?
Снова тишина. Рюджин закатила глаза, отвернулась и вскинула взгляд на усыпанное звёздами тёмное небо. За городом, где огни Сеула не сливались в один, она всегда искала среди миллиардов мелких точек созвездия, чтобы утешать себя — она ещё не чокнулась окончательно, и память её не подводила.
— Я… — Юна запнулась, закусив губу, когда Рюджин стремительно обернулась к ней, и сложила руки животе. Но продолжила. — Я имела в виду, что Вы так же раздеваете меня взглядом, как это делали… Папины коллеги.
— Тебе неприятно? Ну же, не молчи, я должна знать.
— Немного, госпожа Шин…
— Хорошо. Я больше не буду. А ты пообещай, что будешь чаще присутствовать на наших совместных ужинах. Я не заставляю присутствовать на всех, только на тех, где есть я и твоя семья. Договорились?
Рюджин протянула ей ладонь, на которой до сих пор осталась пыльца лилий, и Юна неуверенно вложила свою. Сжала, но через пару секунд отпустила, не смея задерживать и позволять себе подобные вольности. Но руки у женщины были мягкие, нежные, напоминали руки мамы, но Юна никогда не испытывала комфорта или уюта, когда мама обнимала её или гладила по волосам, чтобы похвалить. Всё это делалось для вида, для идеальной картинки идеальной семьи.
— Хорошо, госпожа Шин.
— Умничка. А теперь давай вернёмся в дом, я не хочу, чтобы количество ударов на твою прелестную спину увеличилось.
Она вздрогнула, зардевшись от комплиментов, и даже угроза наказания от отца её не встревожила. Уверенность в каждом движении, в каждом шаге идущей перед ней женщины вселяла и в неё крупицы твёрдости духа. Юна беззвучно прикрыла дверь в сад, обернулась к Рюджин с улыбкой, и та подмигнула.
— Вот такая ты мне нравишься намного больше, Юна-я. Улыбка тебе идёт.
В столовую они вернулись через несколько минут, в один голос извинились за задержку, и Рюджин незамедлительно втянулась в разговор, покачивая в изящных руках бокал с красным полусладким. Юна поклялась, что на её теле это вино смотрелось бы куда красивее, когда Рюджин слизывала бы его капля за каплей, но дала себе мысленную оплеуху — о таком она думать не могла.
Второй их разговор состоялся в торговом центре, в котором Рюджин и Йеджи выбирали себе платья для предстоящего званого ужина, а Юна в окружении одноклассниц прогуливалась по бутикам в поисках подходящей лежанки для подаренной родителями кошки. Вручили они малышку ей на день рождения вместе с остальными подарками, но при одном условии — воспитанием зверя должна была заняться она, но это не пугало. Саран преданно заглядывала ей в глаза, ластилась к рукам и засыпала в её скрещённых ногах, когда она доделывала домашние задания.
— Госпожа Шин, — её взгляд загорелся, стоило узнать в тёмной копне волос Рюджин, и та, отвлёкшись от разговора с Йеджи, обернулась. — Госпожа Шин, здравствуйте!
Юна, улыбаясь, взмахнула ей рукой с другого конца этажа, возле зоомагазина, и Рюджин растянула губы в ответной улыбке. Йеджи удивлённо вздёрнула брови, переводя взгляд с подруги на незнакомую девчонку, и качнула головой. Усмехнулась, обернулась Рюджин, но её взгляд был направлен в сторону Юны, спешащей к ним.
— Приятная встреча, Юна-я.
— Я тоже рада Вас видеть, госпожа Шин!
Весь этаж слушал стук её каблуков, а низкая коса, закинутая на плечо, забавно подскакивала, и она замерла в двух шагах от них, глубоко поклонившись. Снова с прямой спиной, на этот раз скрытой объёмным пиджаком, и сложенным на животе ладонями. В чёлке затерялись две милые заколочки в форме бабочек, и Рюджин едва сдержала порыв достать аксессуары из волос, чтобы те упали на лицо, обрамляя его и делая её похожей на маленькую девочку. Но внутренний голос напомнил, что Юна и так маленькая, ей едва исполнилось восемнадцать.
— Юна-я, познакомься, это моя коллега и лучшая подруга, Хван Йеджи, — Юна вновь опустила голову, улыбка не сходила с её губ, и Йеджи, ожидая, когда представят её, подмигнула. — А это Шин Юна, дочь господина Шин, моего нового партнёра.
— Приятно познакомиться, госпожа Хван!
— Я тоже рада нашему знакомству, Юна-щи. Ты здесь с подругами?
Казалось, улыбаться ещё шире у Юны не получилось бы, но она сияла всё сильнее и сильнее, и Рюджин думалось, что она ослепнет от этого света, если прямо сейчас не купит солнцезащитные очки, и Йеджи указала кивком головы в сторону неловко переговаривающихся девочек. Юна кивнула, на мгновение обернулась через плечо в их сторону и подняла большой палец вверх. Одноклассницы ответили тем же, и она вернула всё внимание стоящим перед ней женщинам. За разговор они сократили то расстояние между ними, и Рюджин разглядела висящий на шее кулон с иероглифом её имени. Наверняка ручная работа. Золото приятно поблёскивало в свете ламп под потолком, иногда переливалось другими оттенками, и она с трудом уговорила себя отвести взгляд. При поклонах кулон прятался во впадинке меж грудей, соскальзывая под топ, и внутри заскребло желание провести губам по коже под цепочкой. Но она одёрнула себя — Юне до совершеннолетия оставался год, и она обязана была держаться от неё подальше. В конце концов, она же не животное!
— Да, родители подарили мне котёнка, и я хочу купить для неё все необходимые вещи. Теперь выбираем лежанку, и девочки мне помогают, — Юна окинула взглядом свой наряд, взглянула на наручные часы и поклонилась ещё раз. — Прошу меня извинить, время поджимает.
— Конечно-конечно, Юна-я, беги, не смеем больше задерживать. Приятно было увидеться снова! До встречи.
— Беги, Юна. Удачи тебе.
— Спасибо, госпожа Шин, госпожа Хван! До встречи, — Юна напоследок склонила голову, взмахнула рукой и упорхнула к подругам, забивая нос Рюджин своими духами.
Смесь ягод и фруктов, вскружившая ей голову, растворилась в воздухе так же быстро, как и их хозяйка, и Йеджи, жуя нижнюю губу, совсем не вопросительно бросила. В её глазах горела убеждённость, которая Рюджин не напугала, но насторожила.
— Она тебе нравится.
Она вздохнула, будто подруга ей Америку открыла, и промолчала. По сравнению с прошлой встречей Юна вела себя более свободно, не стеснялась каждого её движения, не отводила взгляд и смотрела только на неё, изредка осматривая Йеджи. Она не пыталась спрятаться, не пугалась и выглядела раскрепощённее. Рюджин это нравилось намного больше, ведь пугать девочку совершенно не хотелось. Влияние родителей и так сдавливало её плечи, которое копилось там годами в один неподъёмный груз: делай то, вставай так, говори это, веди себя эдак. Рюджин сама через подобное прошло, но сейчас она была взрослой девушкой, которую не нервировали чужие взгляды и не доводили до истерик прикосновения.
— Только вот между вами десять лет разницы, Рюджин-а. Не стыдно тебе? — спокойный голос Йеджи вывел её из раздумий, и Рюджин повернулась к ней, засунув ладони в карманы пальто. Сумка на плече качнулась вслед за ней, ударяя по пояснице, и она поджала губы. — И она ребёнок.
— Я не стану ничего делать сейчас, тем более без её разрешения. Я подожду её двадцатилетия.
— И что тогда?
— Сделаю её самой счастливой девушкой на свете, если она захочет. Такой вариант тебя устроит? — растянула губы в ироничной улыбке, похлопала глазками, и Йеджи кивнула, не удивляясь. — Родители Юны не сказали ей, что кошка от меня.
— Ты подарила ей кошку?
— Её родители были против, но я пригрозила расстроенным договором, лежащим у меня на столе. Мой отец учил меня добиваться своего, а Юна хотела эту грёбаную кошку.
— Она назвала её Саран, — вспомнила она, расслабляясь. Котёнок явно в хороших руках. — Красивое имя. «Любовь».
— Как и сама кошечка, —
как и сама хозяйка.
— Никогда бы не подумала, что моя подруга педофилка, соблазняющая детей, — Йеджи метнула быстрый взгляд на подругу, и Рюджин хмуро показала ей язык, наконец сдвигаясь с места. Они вошли в очередной бутик, но она потихоньку теряла надежду найти что-то хорошее. Проще, конечно, заказать в ателье, но ей хотелось просто прогуляться. Совместить приятное с полезным, пусть полезное и выводило из себя и растягивалось уже на несколько часов. — Хорошо, что я старше тебя.
— Я не педофилка, прекрати. Она просто симпатичная и миленькая, всё. Пока для меня она ребёнок, и я не трону её. Даже пальцем. А кошку я ей подарила, потому что она с горящими глазами рассказывала о ней матери в прошлый наш общий вечер. Но её мать боялась за свой грёбаный сад с цветочками. Смешно.
— У каждого свои увлечения, Рюджин-а. У кого-то цветочки, у кого-то кошечки, а у кого-то маленькие девочки.
— Заткнись, пока я не ушла и не вычеркнула тебя из своего наследства, — Рюджин шутливо толкнула подругу в бок, и та под тихий смех завалилась в сторону, но равновесие удержала и поклонилась стоящему возле кассы продавец-консультант.
— Юну не забудь тебя вписать.
— Раздражаешь, онни.
Следующую встречу, произошедшею через три месяца, Юна запомнила навсегда. Первый ужин в новом году, поэтому отец созвал всех коллег, партнёров и их семьи. Для этого они арендовали огромный коттедж на Чеджудо, и там Юна познакомилась с будущей одногруппницей — с милой девушкой, похожей на мышонка. Она стеснительно жалась к старшей сестре, щебетала с родителями и нежно улыбалась каждому, кто попадал в её поле зрения. С ней хотелось познакомиться, с ней хотелось завести долгую дружбу. От матери Юна узнала, что её зовут Ли Чэрён, и она решила больше не терять времени зря. В школе она редко общалась с одноклассницами, в основном, из-за её высокого социального положения, но могла с ними погулять по торговым центрам, как это было в случае с покупками вещей для Саран, росшей не по дням, а по часам. В модельной студии дружила с Чан Вонён и Хюнин Бахи, но близкой подруги у неё всё равно никогда не было. Поэтому Юна вдохнула-выдохнула, собралась духом, шагнула навстречу новой возможной подруге и застыла на месте, заметив среди толпы блондинистую макушку. Молодой парень, примерно её возраста, ловко лавировал меж людей, придерживая за руку свою маму, и улыбался ей. Его большие глаза, похожие на глубокие омуты, сразу привлекли её внимание, и она не смогла отвести взгляд. Так сильно зудило желание смотреть, не отрываясь. Юна сглотнула, обернулась к матери, что тоже смотрела на парня, и кивнула.
— Это Кан Тэхён, сын нашего нового партнёра. Чуть позже отец вас обязательно познакомит.
Юноша привлекал внимание не только её, и она не винила других девушек и даже парней, что не моргали, пока он приближался к столу с закусками. В его движениях отсутствовала скованность, он безразлично выдерживал всё внимание и просто наслаждался разговорами с мамой. Юна шмыгнула носом, надеясь, что её никто больше не услышал, и всё-таки двинулась в направлении Ли Чэрён. Ничто не могло разрушить её планов. Она так же плавно огибала гостей, с некоторыми здоровалась, от некоторых уворачивалась, чтобы не получить рукой по лицу или груди, которую защищала своими ладонями, и вот наконец показались лица сестёр Ли. Но в нескольких шагах от них Юна остановилась, словно вкопанная. В дверях стояла Шин Рюджин в сопровождении Хван Йеджи. Они, перешёптываясь между собой, вошли в большой зал и тут же натянули на лица свои рабочие улыбки, отрепетированные до идеала. Юна улыбнулась, но более естественно — в этом помещении, где в воздухе смешивались ароматы еды, парфюмов, природные, были слышны нескончаемые разговоры и шутки, все друг друга знали, она тоже хотела чувствовать себя более безопасно. Рюджин не вызывала в ней панического желания испариться или закрыться в панцире, с ней наоборот ощущалось забытое чувство безмятежности. И её подруга не казалась плохой, наоборот её улыбка обезоруживала, и неудивительно, если многие мужчины провожали их взглядами. Ведь провожать было что — обе женщины надели платья в пол, обтягивая свои фигуры и изгибы, и под огромными светильниками их платья красиво переливались. Они выглядели так, будто перепутали места встреч, и Юна, мысленно делая пометку поприветствовать их чуть позже, вновь шагнула к Чэрён.
— Здравствуйте, госпожа Ли, рада приветствовать Вас и Ваших прекрасных дочерей на нашем мероприятии, — она поклонилась перед семьёй Ли, немного напугав их своим появлением, и Ли-старшая мягко улыбнулась. — Надеюсь, вам нравятся здешняя музыка и закуски. Основной ужин будет через полчаса, когда все гости соберутся.
Это место походило на сказочный дворец, а их встреча — на бал с принцами и принцессами, и обе сестры Ли огляделись.
— Всё правда прекрасно, Юна-щи, Ваша семья постаралась на славу. Мы были рады получить Ваше приглашение.
Дальнейший разговор Юна раскручивала с мамой сестёр, но девушки иногда отвечали сами, не переставая восхищаться убранством зала, и она согласно кивала. Отец и правда постарался. Постарался скрыть внутренний хаос такой сказочной небылицей. Знали бы они настоящего господина Шина…
В процессе непринуждённой беседы к ним присоединились ещё гости, и Юна застыла на секунду, почувствовав знакомый аромат духов. Рюджин. Она обернулась, натыкаясь взглядом на мягкость чужих губ и выразительный взгляд, сканирующий её в ответ. Серебристое платье соблазнительно обхватывало её грудь, талию, бёдра, и Юна против воли опустилась глазами до колен, но стоически вернула взгляд на лицо женщины.
— Госпожа Шин, госпожа Хван, рада приветствовать вас! — очередной поклон, очередные дежурные фразы, но она чувствовала, что Рюджин и её подруге хотелось говорить это искренне, без всяких масок и притворств. — Хорошо, что вы всё-таки смогли прийти к нам. Это большая честь для нас.
Накрашенные губы женщины скривились, но это было так быстро, что Юна могла и придумать себе из-за духоты и долгого нахождения на каблуках, поэтому она не отразила на лице никаких эмоций. Йеджи, зацепив локоть Рюджин, поклонилась и заправила прядь волос за ухо. Её высокая причёска делала из женщины королеву, под стать этому месту.
— Мы тоже безумно рады находиться здесь, Юна-щи. Познакомишь нас со своими собеседницами?
И всё то время, что Юна рассказывала о семье Ли, Рюджин не бросила ни единого взгляда на них — она смотрела лишь на неё, заставляя смущённо сжимать в пальцах собственный клатч. Её платье прикрывало колени, но не доставало даже до щиколоток, и под взглядом Рюджин она ощущала себя голой. Снова. Она знала, что виноват был наряд — а точнее его очень тонкие бретельки и винно-красный цвет. Юна совершенно забыла о белом кардигане, который хотела надеть, чтобы цвет выделялся на её коже сильнее, и вспомнила о нём по приезде на Чеджудо, поэтому сейчас дрожала под небольшими порывами ветра из открытых окон, колышущих белоснежные тюли. Она огладила предплечье, надеясь согнать мурашек, и Рюджин досадливо поджала губы, впервые пожалев, что оставила свою шубку дома. Надеялась, что не пригодится, но применение ей бы точно нашлось.
Остальной вечер Юна порхала меж гостями, общалась с их детьми и смеялась с сёстрами Ли, которые на просьбу поделиться номерами телефонов ответили положительно. Отец почти не обращал на неё внимания, что её радовало так же сильно, как и новые подруги, и она часто улыбалась. К сожалению, Рюджин и Йеджи были постоянно заняты взрослыми дядьками, и Юна уже ближе к ночи, когда семья Ли уехала домой, потеряла интерес к происходящему. Даже с мамой почти не разговаривала — не видела смысла докучать ей своей болтовнёй, когда садоводческие темы интересовали женщину больше. Но её спас Кан Тэхён, неожиданно появившийся за столом рядом с ней. Он скользнул на стул, снял с себя тёмно-синий пиджак и улыбнулся, хотя улыбка не коснулась глаз. С такого близкого расстояния они реально оказались ещё больше, и Юна с замиранием дыхания ждала хотя бы слова от знакомого незнакомца. Отец их так и не познакомил.
— Меня зовут Кан Тэхён, и мне очень приятно познакомиться с тобой, Шин Юна-щи, — он склонил голову, но голос прозвучал устало и не в половину радостно, как он хотел показать. Вечера с родителями и встречи с их партнёрами выматывали не только её. — Прости, что подошёл только сейчас. Коллеги отца не хотели отпускать.
— Всё хорошо, не стоит переживать. Мне тоже очень приятно познакомиться с тобой, Кан Тэхён-щи… У тебя очень красивые глаза, они привлекли много внимания к тебе.
Тэхён прыснул, наклонив голову, и в то мгновение напряжение покинуло его плечи, обтянутые чёрной шёлковой рубашкой. Он был красив. И тогда, когда его парфюм окутывал Юну теплом, и сейчас, столько лет спустя, но в её жизни прекрасному принцу из такой же прекрасной сказки места не нашлось. Всё пространство заняла Рюджин, и сначала Юне это нравилось. Она чаще проводила время с ними обоими, влюблялась в парня больше и больше и теряла связь с реальностью, встречаясь с женщиной. Потому что на своё двадцатилетие Юна получила первый поцелуй не от Тэхёна, приглашённого на празднование, а от Рюджин. Женщина снова отвела её в сад матери, но вместо разговоров прижалась своими губами к её и выбила весь кислород из лёгких.
Но Юна, очнувшаяся спустя пару секунд словно ото сна, оттолкнула её и вытерла губы. Она тяжело дышала, не осознавая, где она, с кем и что произошло, но руки дрожали, а сердце бешено стучало в груди. Она не поднимала головы, опуская её как можно ниже, чтобы не видеть Рюджин, которая оторопело смотрела на неё и прятала руки за спиной.
— Прости, Юна-я, прости, я не знаю, что на меня нашло… Я… Чёрт.
— Не хотеть и не делать — разные вещи, онни! Зачем ты это сделала? А если бы кто-нибудь бы увидел? Проблемы будут у меня! — Юна закинула отросшие волосы назад, завязала в низкий хвостик и, закусывая нижнюю губу, лишь бы не дать волю слезам, скапливающимся в уголках глазах, подняла взгляд на Рюджин. — Онни, пожалуйста, скажи, что это ошибка… Пожалуйста, не надо… Ты же знаешь, что я люблю Тэхёна. Зачем ты всё разрушаешь?!
«Разрушаешь».
Несмотря на то, что Рюджин об её чувствах к Тэхёну догадывалась, это резануло по сердцу больнее, чем она ожидала. И она реально не знала, что делала, просто, ведомая моментом и счастливой Юной, кружащейся в окружении любимых ей людей, захотела… Хотела простого — прижаться к этим губам, манившим не один год, и наконец ощутить их вкус. Юна всегда пользовалась разными гигиеническими помадами, чередуя их, поэтому Рюджин мечтала узнавать этот разный вкус каждый год. Но той едва исполнилось двадцать, а Рюджин перевалило за тридцать. Между ними — огромная пропасть из возраста, работы и половых признаков. Если отец одобрит брак Юны с тридцатилетним человеком, то явно не с Рюджин, у которой с рождения не член. Чем уж Бог наделил. Она выдохнула, отвела взгляд, чувствуя разрастающийся в груди стыд. Негодование поднималось внутри, но всё это гасло на фоне того страха из-за её необдуманных действий. Её поцелуй мог причинить множество боли Юне, но… В тот момент, когда она вела девушку в сад, ни о чём другом и не думалось.
— Прости, милая…
— Я нравлюсь тебе, онни?..
Но последовавший за наклоном головы вбок вопрос поверг Рюджин сильнее, чем её собственные действия несколько минут назад. Она удивлённо распахнула глаза, вскинула голову и в попытках понять хоть что-нибудь пробежалась взглядом по миловидному личику. Юна смотрела в упор на неё, не жмурилась и не прятала глаза за чёлкой, но что-то в её взгляде ощущалось иначе. Словно… Её вопрос был полон надежды услышать отрицательный ответ. Но Рюджин не могла ответить иначе, кроме как положительно. Стоящая напротив девчушка, сложившая руки на животе и не обращавшая внимания на поднимаемый ветром подол платья, привлекала её и, конечно же, заслуживала самого лучшего. И даже если Рюджин не могла подарить ей планету по щелчку пальцев или все звезды их галактики на блюдечке с голубой каёмочкой, сдаваться она не собиралась, а потому кивнула, боле не отводя взгляд. Юна должна была знать глубину её чувств и силу намерений сделать всё возможное.
— Если ты боишься меня, я начну действовать постепенно и сделаю всё так, чтобы ты сама возжелала меня, но до тех пор, пока ты мне не откроешься, я буду осторожна.
Кто же знал, что её обещание приведёт их к тому, что они имели сейчас? Рюджин исполняла роль девочки на побегушках, стоило Юне набрать её номер телефона и, обливаясь поддельными слезами, попросить забрать домой из очередного клуба. Чего эта хитрая лисичка с ныне ярко-красными волосами добивалась, она так и не поняла, но прибегать по первому зову не перестала — наоборот с нетерпением ждала нового звонка. Плевать ей было на голос Юны, на её слова, на фон их звонков, на повод, Рюджин жила ожиданием новой встречи, хотя давно могла забить на это дело огромный болт и наконец заняться своими прорехами на личных фронтах. Ни мужа, ни котёнка, ни ребёнка, и всё это в её-то тридцать два года! Многие женщины, да и мужчины, чего греха таить, неодобрительно поглядывали на неё на ужинах или встречах, а она лишь отмахивалась, продолжая искать взглядом знакомую макушку. Но другими чувствами Рюджин находила Юну лучше — слышала то её задорный смех в толпе однотипной лжи, то её цветочные духи и оборачивалась.
***
— И в тот день, два года назад, она спросила, нравится ли она мне. Я уже тогда без неё своей жизни не представляла, а она задавала такие глупые вопросы.
— Так ты реально вернёшься к ней после командировки? — Йеджи размяла запястье, вновь подхватила бокал с вином и проследила за внимательным взглядом Рюджин, задержавшимся на их условных будущих партнёрах. Те на их деньги надеялись, а они надеялись и по ночам мечтали сбежать обратно в Сеул. Общество мужчин им наскучило. Хотелось вернуться в свою квартиру и родные объятия возлюблённой.
— Юна, кажется, ясно дала понять, что не рада твоему обществу.
Рюджин подавила смешок, почти сорвавшийся с губ, и отпила янтарный напиток из стакана. Она находилась в опасной близости с мужчинами, поэтому мечтала забыться. Забыться до такой степени, чтобы перед зажмуренными глазами появился образ хмурой и до сердечного приступа милой девчонки, что не отвечала на её звонки и оставляла без ответа сообщения. Ей было плевать на их не очень доброе расставание, но Рюджин считала дни до возвращения, чтобы наконец выяснить отношения между ними. Это не могло продолжаться дальше. Это разрушало её изнутри, добираясь до сердца, и уничтожая последние остатки надежды на светлое будущее. Юна то крутилась рядом, то отдалялась, то вообще нигде не появлялась, и её терпение иссякало. Их встречи должны либо закончиться, либо продолжиться, но без всей сопутствующей нервотрёпки. Рюджин уже стукнуло тридцать два, и она заслуживала отдыха.
— Я вернусь к ней, но с одним условием.
— Потребуешь от Юны ответов?
— Да. Моё терпение не железное, но меня рвёт на части только от мысли, что мы можем расстаться, — Рюджин откинула голову на спинку кресла, стукнула ноготками по стакану, и перед столом появился официант. — Повторите, пожалуйста.
Йеджи хмыкнула, не разделяя желание подруги напиться до поросячьего визга и белочки, но понимала её опасения. Помнила себя, когда ей вынужденно пришлось отпустить Джису. Помнила, как срывала голос по ночам в подушку, как рвала волосы на голове и слёзно умоляла вернуться, отправляя миллионное сообщение на уже несуществующий номер. Между ними появились тысячи километров расстояния, но эти километры казались ничтожеством по сравнению с дырой, растущей в груди. Та пропасть увеличивалась до величины чёрной дыры, поглощающей всё хорошее и приятное на своём пути, и сжалась до мелкой букашки после возвращения Джису. Поэтому не осуждала страхи Рюджин.
— Меня в дрожь бросает, когда я представляю, что проснусь поле пьяной ночи и не увижу её в своей постели. Вот просто не будет её, и Юна не появится там больше никогда. Разве смогу я отказаться от неё? Я была рядом с ней эти четыре года…
— Может, за эту неделю её отношение к тебе поменяется?
— Как ты себе это представляешь, онни? — протянутый стакан наполнился новой порцией коньяка, она принюхалась к его содержимому и за глоток осушила почти половину. Горечь обожгла горло, Рюджин скривилась, но слова Юны в день перед отъездом ударили сильнее. Она отставила стекло на стол, вытянула ноги и прикрыла глаза. Сальные взгляды мужиков надоедали знатно.
— Вы занимаетесь непонятно чем уже два года, а знакомы больше четырёх лет. Может, за это время она поймёт, что любит тебя и пересмотрит своё отношение к тебе?
— Типа разлука покажет, любит ли она меня?
— Да.
Рюджин хмыкнула. Она не верила. Жизнь научила не доверять на «слово» другим, проверять каждого вплоть до близких родственников и не открывать свою душу всем. Но Юна была особенной, и с ней хотелось говорить даже о мелочах.
— Сказки рассказываешь, онни. Я не удивлюсь, если Юна уже сменила номер и забыла обо мне.
Но Йеджи отрицательно качнула головой и допила вино, со звоном поставив бокал на стол. Она повторила позу подруги, сглотнула и расправила плечи, стараясь удобнее расположиться в большом кресле. Этот бар напоминал дом, так тепло и уютно тут было, но с её квартирой в центре Сеула всё равно не мог сравниться. Там её ждала Джису, а тут — если повезёт, то целая задница и новый договор.
— Я не могу говорить за Юну, потому что в мозгах её не копалась, но могу с точностью в девяносто шесть процентов заявить. Она привязана к тебе, иначе не звонила бы тебе после каждой прогулки с подружками и не просила забрать к себе. Более того, ты единственный человек, с которым Юна занимается сексом, а это уже о многом говорит.
***
Каждая командировка в другом городе, на других уголках страны давалась ей тяжело — она едва переносила огромное количество непонятных людей, переезды, самолёты и прочие средства передвижения. А ещё сложно было засыпать и просыпаться в отельной комнате, в окружении подушек и парочки одеял, без тёплой и мягкой Юны под боком! Это походило на наказание за всё её грехи в прошлой и нынешней жизнях. Только за что конкретно её наказывали, Рюджин так и не поняла, поэтому утеплённое пальто, едва стянув с плеч, она закинула на вешалку и спрятала в огромном шкафу. Ботинки так же скинула на полку, слегка подвинув в сторону, и выпрямилась. Час в машине, два в поезде, ещё полтора по Сеулу, и она почти не чувствовала спину. Но в гостиной приглушённо звучал телевизор, а квартиру наполнял аромат еды. Свежей, словно только что вытащенной из печи или духовки. О, как же сильно было чувство тоски по небольшому загородному домишке бабушки! Там её всегда ждала выпечка, румяная и горячая, стакан сока или молока и солнечная улыбка на бледных губах. Бабушка посвящала себя ей, и Рюджин всё бы отдала сейчас, чтобы затеряться от проблем компании в нежных объятиях родного человека.
Она выпрямилась, руками надавила на ноющую поясницу и шагнула в слабо освещённую гостиную. Не ожидала маньяков, убийц или остальных сумасшедших, но интуиция не подвела — спиной к ней, на диване, гордо восседала Шин Юна, заваленная пледом и подушками. Рюджин хмыкнула, упёрла руки в бока и тихонько кашлянула, напоминая о себе.
— Как ты сюда попала, малышка? Я не помню, чтобы тебе оставляла ключи.
— Ты настроила распознавание лиц и добавила в список меня, а ещё поставила на пароль наши дни рождения. Ты
оставила мне ключ.
Юна не оборачивалась, сосредоточившись на экране телевизора, крутившем бессмысленную дорамку с незамысловатым сюжетом и такими же заурядными героями, но отвечала — и на том спасибо. Она шевелила рукой, и если бы не душераздирающее «мяу», когда животное притворялось умирающим из-за голода, Рюджин бы не поняла, в чём дело. Тут же пошевелился дымчато-серый хвост, и с колен хозяйки соскочила Саран, которая вальяжной походкой сократила расстояние до замершей в дверном проёме Рюджин. Женщине не осталось ничего, кроме как подхватить телеса кошки и прижать к себе, ожидая, когда зверюга успокоится на её руках и перестанет от радости вылизывать её лицо, докуда дотягивалась шершавым языком. Некстати вспомнились губы Юны, что из-за зимних морозов и неправильного ухода тоже иногда напоминали наждачку, но Рюджин даже тогда любила с ней поцелуи. Она выдохнула, крепче обхватила тельце кошки и улыбнулась, скосив взгляд на внимательный взгляд животины.
— Хорошо, с этим разобрались. Может, я и правда оставила для тебя ключи. Тогда зачем ты пришла? Ещё и Саран притащила.
— Мне стало скучно. Я же сказала, что прихожу к тебе или вызываю тебя только, когда мне скучно. И я не могу оставить Саран одну дома. Мне пришлось её взять, мама отказала забрать её, — пожимая плечами и звуча приглушённо, Юна наконец обернулась через плечо и выгнула левую бровь. Больше её лицо эмоций не выражало, даже тонкая бровь через секунду опустилась, и она хмыкнула. — Чэён-онни вернулась, и Чэрён-онни уехала с ней на Чеджу. Они звали с собой, но я… Отказалась. Решила тебя дождаться.
— А как же Вонён? Или Бахи? И когда ты приехала? Неужто сразу после моего отъезда?
Рюджин расслабленно двинулась к дивану, по пути цепляя пальцами ног ворс, и включила стоящую на небольшом столике рядом с диваном лампу. В желтоватом свете Юна показалась ненастоящей и недосягаемой, словно звезда в небе, которую она могла лишь загадывать на каждый свой день рождения. Саран на руках заёрзала, и Рюджин вынужденно отпустила кошку, спрыгнувшую на спинку дивана. Животина вновь забралась на руки хозяйки, и Юна с лёгкой улыбкой почесала шёрстку за ухом, вслушиваясь в ответное довольное урчание. Рюджин отвела взглядом, не задерживаясь взглядом на конкретном предмете мебели. Всё было в таком же состоянии, в каком она оставила гостиную неделю назад: на елового цвета стенах висели фотографии с ней, Йеджи и даже несколькими партнёрами, которым она доверяла, а возле панорамных окон стояли горшки с цветами. Лишь одна деталь выдавала нахождение другого человека в квартире — разбросанные по полу игрушки Саран и тапочки Юны.
— Они мои знакомые, я общаюсь с ними в модельной студии и иногда за её пределами. Но дружу я только с Чэрён-онни. И приехала я только позавчера.
— И почему же? Мне нужна настоящая причина твоего нахождения здесь.
Пальцы, осторожно поглаживающие шерсть Саран, замерли и сцепились, но Юна успокоилась, возобновляя движения. Только вот теперь напряжённые мышцы спины, выглядывающие из-за топа на лямках, выдавали её беспокойство с головой. Длинные огненно-красные волосы скрывали лицо, но остальное тело говорило отчётливее рта. Рюджин сложила руки на груди.
— Отвечай, Юна-я, пока я в состоянии вести конструктивный диалог, и у меня не слетала крыша от усталости. Я провела четыре часа в дороге, выслушала сопли и причитания Джису и Йеджи и чуть не разругалась с парнем, живущим этажом ниже. Я хочу лишь одного — принять душ и уснуть на ближайшие две недели, желательно, чтобы обо мне никто не вспоминал. Особенно твой чокнутый папаша. Я устала, поэтому быстрее, родная, пожалуйста.
Юна молчала, и непонятно было, почему, но Рюджин плевала на причины — ноги едва держали её, из-за чего она грузно привалилась бедром к спинке дивана, убрала волосы с лица и опустила руки, хватаясь пальцами за обивку для большего равновесия. Ссоры с чужими людьми её не привлекали, но споры с Юной просто в мыслях выводили из душевного равновесия. Ругаться с ней — себе дороже.
— Шин Юна.
— Я… Искала спокойствия и безопасности, — Юна всё же повернулась, и Рюджин чуть не поклонилась из-за её душевной работы. Теперь она вела разговор не со стеной. Уже лучше.
— И поэтому ты пришла ко мне?
— Я же сказала, что мне было скучно. Разве есть разница, где мне скучать? Ты сама оставила ключи от своей квартиры и сказала, что мы встретимся, когда ты вернёшься. Вот, ты была права — мы встретились.
— Слабовато для причины…
Левый глаз дёрнулся, и Юна зажмурилась, лишь бы не видеть усмешку на губах напротив. Те в свете лампы сияли красным, и ей хотелось либо стереть это яркое пятно с лица, либо наоборот — размазать по подбородку и шее, чтобы любоваться получившейся работой денно и нощно.
— Хорошо! Хорошо, я скажу, почему я здесь. Довольна, онни? Это из-за Тэхёна.
— Он трахнул тебя, и тебе не понравилось? Не волнуйся, не все мужчины такие, всегда нужен опыт. И он тоже научится, ты не думай плохое о нём.
— Нет, он не…
— О, он даже не трахнул тебя? Досадно. Почему же?
— Тэхён встречается с твоим партнёром.
— С Хван Хёнджином, что ли?
Смешно. Неужели среди её «любимейших и любезнейших» коллег нашлись ещё педофилы? Йеджи явно не обрадуется. Рюджин кивнула, подгоняя Юну, и та вздохнула. У Тэхёна и любого мужика из её окружения разница в возрасте составляла не меньше десяти лет, и это мало кого пугало в современных реалиях, тем более Рюджин сама на протяжении четырёх лет заигрывала с девицей младше неё, но… Мир менялся, и она не знала, в какую сторону. И в принципе думать об этом не хотела — голова была забита другими проблемами.
— Нет, но они друзья.
— Чхве Ёнджун? Смешно.
— Нет, не смешно, это так и есть. Тэхён отказал мне, сказал, что я должна прийти в себя и… Онни, пожалуйста… Давай просто поужинаем? Я умираю с голоду, поэтому заказала итальянскую кухню. Пожалуйста.
— Умолять будешь в постели, а не сейчас. Я переоденусь, и мы поужинаем.
***
Будучи женщиной занятой и плохо дружившей с готовкой, Рюджин привыкла к походам в рестораны, мелкие забегаловки и заказы еды, но она всё равно удивилась, увидев заставленный разными коробками и контейнерами стол. Пряные запахи смешивались в один, и глаза разбегались от выбора. Юна явно не заботилась о собственном голоде — она ела мало, приученная не набивать живот вечерами, — и либо хотела откормить Рюджин по неизвестной причине, либо хотела её задобрить за внезапное вторжение. Но Рюджин никогда не кричала на неё, потому что ненавидела, когда хрупкие плечики поджимались, а голова опускалась. Ненавидела слышать попытки оправдаться и бесконечный поток извинений, который выслушивал отец Юны за каждый её промах. Насмотрелась за четыре года и не желала повторения.
— Итак. Ты пришла ко мне, потому что Тэхён отказал тебе, Чэрён уехала, и тебе стало скучно. Я правильно поняла твои причины? — Рюджин крутанула в руках палочки, для удобства пододвинула тарелку с пастой ближе к себе, даже не скривившись на скрежет посуды по столу, и мельком взглянула на Юну, что в ответ просто кивнула. Снова молчала, снова отводила взгляд, словно её собирались бить или обвинять в том, что она не совершала. Дело привычки, но женщину это задело. Она настолько походила на монстра, что пугала своими простыми действиями? Она закусила губу, но продолжила. — И ни в одной извилине твоего мозга, ни в одном сосуде твоего сердца не появилось моё имя, просто потому что ты по мне соскучилась?
— Нет.
Рюджин хмыкнула, ткнула палочками в дно чашки и намотала на металл лапшинки, надеясь, что хотя бы за едой Юна отвлечётся от мрачных мыслей, так явно отражавшихся в её горящих глазах. Женщина видела там уверенность, граничащую с глупостью, и несвойственные девушке страхи. Она качнула головой, не скрывая собственного разочарования, и с большим усилием проглотила лапшу. Паста её не восхитила, но Рюджин наконец-то чувствовала вкус еды — она вернулась домой, вернулась к той, кто её, оказывается, ждала, хоть и не надеялась на это. Было бесполезно тешить себя надеждами, которые никак не подтверждались реальностью, но где-то в глубине души, куда не добирался уже никто очень давно, теплилась мысль, что её любили. Пусть и не старались показывать, чтобы не потерять лицо перед отцом, не растерять остатки дешёвой гордости и не остаться с осколками чувств к Тэхёну, что уже неоднократно разбивал хрупкое сердце Юны. Но она всё верила, что у неё получится.
— Очень плохо, Юна-щи.
— Не называй меня так.
— А как мне тебя называть? Это твоё имя.
— Не надо этой приставки. Не… Создавай между нами дистанцию.
— Эту дистанцию создала ты, малышка, ещё неделю назад, когда послала меня к чёрту и попросила свалить из твоей квартиры.
— Я испугалась, — Рюджин вновь не сдержала усмешки, запивая пасту горячим чаем, и в этот момент Юна подняла голову. Теперь она уверенно смотрела на женщину, не прятала глаз и, казалось, попросту не моргала. И чего только боялась?
Но беспокойство из неестественно прямых плеч не уходило, и Рюджин выгнула бровь, ожидая объяснений. Хотя одновременно с этим слушать ей ничего не хотелось. Она просто мечтала закрыться в полном одиночестве на несколько дней, притвориться отшельником и забыть обо всех людях и проблемах, окружавших её, чтобы насладиться минутами с самой собой. Как же давно женщина не уделяла время своим внутренним переживаниям, то бросаясь с головой в Юну, то убивая себя на работе. Она проводила почти целые сутки в компании, разыскивала пути отступления или наоборот наступления, иногда покидая офис. И то из-за ночных звонков Юны, пьяно умоляющей в трубку забрать её, где бы она ни была.
— Чего ты испугалась? Меня? Я настолько страшная и опасная? Не думаю. Или тебя напугала моя вагина? Прости, пришивать член не собираюсь. Не хочу всю жизнь мучиться из-за гормональных таблеток и висящего причиндала между ног. Он там лишний, не думаешь?
Рюджин не собиралась ругаться с Юной, но та своим упрямым молчанием доводила до точки кипения, и она потихоньку теряла над собой контроль. Но и девушка ей не уступила — звонко брякнула палочками по краю тарелки, бросила их на стол и быстро убрала свисающие на лицо волосы. Она вздохнула, на секунду задержала дыхание и резко выдохнула. Хотелось сбежать в свою комнату, на другом конце Сеула, куда вход посторонним был закрыт, и, спрятавшись в постели, свернуться в клубочек и пропитать подушку своими слезами. Юна не поднимала головы, не отвечала и больше выводила этой тишиной выводила себя, чем Рюджин, что буравила в её макушке очередную дырку. Девушку с рождения учили красиво говорить, правильно подбирать слова и льстить, чтобы добиваться желаемого — особенно от мужчин, — но сейчас не могла и звука из себя выдавить. На горло давило тяжкое осознание, свалившееся на голову несколько дней назад. Она нуждалась в Рюджин, и это заставляло её обливаться по ночам потом и искать во всех уголках разума веские причины отказаться от чувств к ней. Получалось хреново, Юна всё так же возвращалась мыслями к мягким рукам женщины, ласкающим её щёки во время истерик, и держащим её волосы, когда она опустошала желудок после очередной пьянки; к нежным поцелуям по всему лицу в моменты перемирия и затишья перед новой бурей; к добрым и заботливым словам, слетающим с искусанных губ быстрее, чем фильтровал их мозг. Юна насквозь пропиталась не только запахом Рюджин, но и ей самой, и сейчас она вряд бы выжила без её присутствия рядом. Она более не представляла своей жизни без иссиня-чёрных локонов, едва касавшихся угловатых плеч, и звонкого смеха, звучавшего в последнее время всё реже и реже. Юна ненавидела то, во что она превращала женщину своими отказами, но не решалась поступить иначе. В голове звучал голос отца, кричавший только одно: «Ты перестанешь быть моей дочерью, если приведёшь в этот дом женщину, ты меня поняла?! Ты выйдешь замуж за Тэхёна, хочешь ты того или нет! Мне плевать!».
Долгое время Юна и правда грезила о свадьбе с Тэхёном, чьи большие глаза всегда показывали эмоции вернее самого хозяина. Она лелеяла эту идею, засыпала с мыслями о красивых свадебных нарядах жениха и невесты, а после пробуждения выбирала кольца для их дальнейшей совместной жизни. Но понимала — Тэхён ей не достанется, и недавно это стало реальностью. Реальность не удивила её, не резанула ножом по сердцу и не заставила выплакать все глаза в объятиях матери. Наоборот. Реальность отрезвила, дав воображаемую пощёчину, и вернула в жестокий мир, в котором ей не всегда доставалось то, что она желала. Возможно, это было к лучшему. Юна снова выдохнула, наконец оторвала взгляд от мелкого узора на деревянной столешнице и разлепила губы. Но с них сорвался лишь хрип, и она сжала ладони, впиваясь ногтями в нежную кожицу. Эти полумесяцы послужили стимулом продолжать разговор.
— Не в этом дело, онни. Ты не так поняла… Я… Могу объяснить.
— А в чём же?! Потрудись, пожалуйста, объяснить! Мы постоянно играем в «Догонялки», из которых я всегда выхожу проигравшей. То ты меня отталкиваешь, то притягиваешь. Определись уже, милая, чего ты хочешь. Либо член, либо я. Только вот не каждый член готовить подарить тебе грёбаный мир, — Рюджин резко поднялась из-за стола, и Юна поджала губы, мгновенно съёжившись. Но мелькнувшее в глазах напротив сожаление за свои необдуманные действия не умалили того страха, парализовавшего её плечи. Она ненавидела внезапные движения, громкие звуки и шумные компании, но отца не винила — сил не оставалось даже на злобу по отношению к нему. Он не заслуживал её нервов. — Я хочу не только твоё тело, но и тебя всю. Твои мысли, твоё сердце, твою душу, тебя, милая. Помни это.
— Ты звучишь как маньяк, это жутко. Это пугает, — Юна ощетинилась, разжала пальцы и вместе этого зацепила ногтями пижамные шорты, задравшиеся на коленях. — Ты должна понимать, что я…
— Тебя пугает моя любовь? — Рюджин хмыкнула в ответ, откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди. Пряди чёлки выбились из-за ушей, спали на очки и спрятали Юну, и это одновременно успокаивало и напрягало. Она хотела смотреть в эти карие глаза и видеть в них своё отражение, но не шевелилась, словно замороженная. И слова полились из неё единым потоком, который вряд ли прервал бы и взрыв вулкана. — Хорошо, ты можешь попытать счастья у Тэхёна. Только я вот Ёнджуна знаю — он такой же собственник, как и я, и Тэхёна тебе не отдаст. Ты к нему не подойдёшь, пока не докажешь Ёнджуну, что достойна провести с Тэхёном и минуту. Можешь пугаться и меня, и его, но мы любим. И Тэхён не глупый мальчик, он эту любовь принял. Сгладил углы Ёнджуна, оборвал ему все шипы и поставил как трофей в вазу. Теперь Ёнджун просто роза декоративная, украшающая пространство и мир. Но они счастливы. И я готова сделать для тебя всё, если бы ты позволила, малышка. Не нужно ради меня отказываться от всего. Ради меня вообще не нужно ни от чего отказываться. Я люблю и принимаю тебя такой, какая ты есть сейчас. Если хочешь, мы можем открыть тебе художественную студию, модельную. Ты можешь петь, как и мечтала, можешь заняться готовкой. Ты будешь жить, как хочешь ты, и я сделаю для этого всё.
— Ты идёшь на бессмысленные жертвы… Ты должна жить своей жизнью, почему ты… Почему ты так отчаянно цепляешься за меня?
«Потому что не вижу себя без тебя. Потому что у меня нет смысла просыпаться и засыпать ежедневно, если ты не рядом. Весь мой труд без тебя — бессмысленный, он не приносит мне удовольствия, если я не знаю, что смогу увидеть твою улыбку после. После каждой проведённой встречи, после каждой глупой безделушки. Ты возродила во мне жизнь, ты же можешь её забрать, и я подарю тебе себя, если только ты скажешь об этом. Просто скажи. Не молчи. Я хочу знать, что нужна тебе так же, как ты нужна мне».
Рюджин не рискнула озвучить то, что было на душе, но монолог вертелся на языке. Вместо этого она сглотнула комок в горле и забормотала совершенно другое, что тоже являлось правдой, пусть и не такой важной. Она скажет всё потом. Юна не сводила разбитого взгляда с её дрожащих ресниц, и женщина прислушалась к своему сердцебиению, так похожему на её беспорядочные слова и сбивающееся дыхание.
— Потому что Йеджи однажды упустила своё счастье, позволив Джису вернуться в Канаду, и я не хочу повторения её тяжких месяцев, когда наша компания чуть не потерпела крушение. Мы могли оказаться на улице без гроша в кармане, если бы Джису не вернулась в Корею, чтобы сказать «да» на предложение Йеджи. Сейчас они счастливы. Сейчас я стою перед тобой только благодаря Джису. Если бы не она, мы бы обе, и я, и Йеджи, сдохли бы. Поэтому не спрашивай ничего. Просто скажи. Скажи, готова ли ты принять мою любовь, или мне уйти? Только если я уйду, я уйду окончательно. Я не собираюсь больше бегать за тобой, я не вернусь. Ты останешься одна.
Едва она замолчала, заламывая пальцы, Юна сама привстала из-за стола, но с места не сдвинулась. На лице отразилась борьба, и Рюджин этому не удивилась — она бы не удивилась, если бы девушка сейчас собрала свои вещи и покинула квартиру и её жизнь навсегда. Но Юна осталась на своём стуле, с усталом «ох» падая обратно.
— Можешь не отвечать сейчас, я даю тебе время подумать до завтрашнего утра. В зависимости от твоего ответа ты либо останешься здесь, либо окажешься на улице. Я не намерена больше терпеть такое. Я тоже человек.
И тут же качнула головой, жуя нижнюю губу. Она тщательно рылась в своей памяти, выуживая из множества воспоминаний дни, проведённые с Рюджин, и этого оказалось более, чем достаточно. За четыре года, когда женщина вошла в её жизнь, они узнали друг друга настолько близко, что Юна могла назвать любимый аромат духов и наименее любимый предмет в школе Рюджин, а та в ответ могла без особых усилий отыскать в толпе её. Поэтому девушка задержала дыхание и на выдохе начала выкладывать то, что хранила так долго в своём сердце.
— Я много думала, пока ты была в отъезде, поэтому пришла сюда. Не из-за Тэхёна, не из-за Чэрён. Я… Поняла, что не могу без тебя так долго, особенно если ты далеко. Когда мы виделись постоянно в прошлом, я считала это чем-то обыденным, словно так и должно быть, словно ты должна всегда ждать меня и моего звонка. Я плевала на твои чувства, потому что считала, что тебе так же плевать на мои по отношению к Тэхёну. Не хотела и не видела его игрищ с господином Чхве, не принимала, что он может достаться кому-то другому… И в голове всегда звучал голос отца, твердящий, что я должна стать достойной представительницей семьи, найти прекрасного мужа, которому он сможет доверить компанию, и я ему верила. Смотрела на Тэхёна и видела такого человека, потому что доверяла ему сама. Мне было страшно вступать в отношения с женщиной, в основном, из-за отца и его угроз, что он оставит меня без наследства, если узнает, что я «сношаюсь» с женщиной…
— Боялась и всё равно под меня ложилась, — Рюджин не насмехалась, не издевалась над ней, и Юна, пожав плечами, согласилась. Да, боялась. Да, ложилась. Но не могла не делать этого. — Странная ты, милая.
Усмехнулась. Расправила плечи. Сморгнула накатившие на глаза слёзы и впервые за весь вечер улыбнулась. Не насмешливо, как обычно улыбнулась Рюджин, или не наигранно мило для отцовских коллег. По-настоящему, искренне. Губы дрогнули, но замерли в этом положении. Глаза заблестели от эмоций, и она не скрыла радости, распространившейся по всему телу. Наконец Юна показывала себя такой, какой она была, и Рюджин поймала себя на мысли, что задерживала дыхание и пожирала взглядом вид перед ней, чтобы отпечатать этот момент навсегда в своей памяти.
— Возможно. Но ты единственный человек, которому я интересна в романтическом и сексуальном планах одновременно. Ты смотришь в мои глаза, потому что любишь их, и смотришь на мою грудь, потому что так же любишь её. Ты любишь меня всю, и я хочу чувствовать эту любовь, пусть я и с женщиной. Я нуждаюсь в том, чтобы быть любимой, потому что любила, но не того…
Если Юна слышала, как её сердце упало на пол и разбилось в дребезги, она вида не подала. Зато Рюджин слышала, как разлетались осколки по кухне, врезались в мебель и дробились ещё. Слышала, отчётливо видела и отчаянно хотела испариться. Либо выпить. С бокалом дорогого вискаря, с плескавшимся в тёмном напитке льдом этот разговор воспринимался бы легче, к утру она забыла бы всё, что говорила или впитывала в себя подобно губке. Но вместо алкоголя она медленными глотками опустошала кружку чая.
— Тэхён глуп, раз с самого начала не заметил в тебе свою пару, вот и всё.
— Может быть. А может, наоборот хорошо, что не заметил, — Юна ещё раз пожала плечами, да так безразлично, что Рюджин на мгновение лишилась дара речи. — Ты та, кого я любила, люблю и хочу любить. Я хочу быть только с тобой, онни. Любить тебя, быть любимой тобой, проводить дни и ночи с тобой. Быть с тобой всегда и везде. Я хочу принадлежать тебе так же сильно, как и хочу, чтобы ты принадлежала мне. Пожалуйста, сделай меня своей.
Девушка моргнула, улыбка почти пропала, и губы изогнулись по-другому. От облегчения, что эти слова наконец были озвучены. Она молчала, но сейчас молчать не могла. Признания вместе с чувствами вырывались из грудной клетки, срывались с губ и заполоняли комнату, оглушая. Вместо ожидаемых колкостей и издевательств Юна рассказывала о своих хотелках, и Рюджин выгнула брови. Даже головой качнула, до сих пор не осознавая происходящее. Боялась, что чай действовал на неё как-то неправильно, и она принимала желаемое за действительное, а Юна просто проклинала её и велела убраться из её жизни навсегда. Редкий писк кухонной техники и тиканье часов отдалённо доносились до неё, и она хихикнула. Получилось довольно истерично, и Рюджин прижала ладони к щекам.
— Глупая Шин Юна, глупая… И такая же глупая Шин Рюджин. И Хван Йеджи тоже глупая.
— Онни, ты о чём? С тобой всё нормально? В Пусане что-то с воздухом было не так? — беспокойство сквозило в голосе Юны, и она медленно встала, отодвигая стул и ступая ближе к ней, но Рюджин выставила руку. Ей нужно было расстояние, и стол сохранял между ними эту дистанцию, которую девушка маленькими шажками сокращала.
— О, знаешь, воздух в Пусане прекрасен. С моей головой и моим сердцем всё плохо. Господи, это какой-то цирк. Я одновременно сильно хочу послать тебя и прижать тебя к себе, что боюсь повторить судьбу воздушного шарика. Но знаешь что, Юна-я? Я буду полной дурой и несчастной поехавшей из психушки, если не соглашусь с тобой. Я тоже хочу быть с тобой, так что тебе придётся смириться с собственным положением и понять кое-что. Я не привяжу тебя к себе, но ты сама об этом попросишь, и тогда мы будем вместе до скончания веков.
— Тэхён предупреждал, что вы помешанные, но я даже не подозревала о масштабах… Что ж, если я здесь, не значит ли это, что я люблю тебя и готова пойти на всё?
Юна шагнула снова, соприкасаясь коленями со стулом, и аккуратно накрыла её ладони своими. Отвела руки от лица, переплела пальцы и склонилась, не обращая внимания на выбивающееся из наспех сделанной причёски волосы. Она неотрывно наблюдала за метанием Рюджин, так явно и открыто отразившемся в глазах, и сама не дышала. Они вновь молчали. Но слова здесь были излишни. Тепло квартиры, запах Юны и её тихий, похожий на шелест листвы на деревьях, голос убаюкивали её, заставляя бороться с собой. Рюджин старалась держать глаза открытыми, а сердце мысленно умоляла успокоиться, хоть немного замедлить биение. Опасалась, что оно выпрыгнет раньше, чем она добровольно вскроет себе грудь и достанет его оттуда, чтобы вручить на тарелочке Юне.
— Пожалеешь ведь о своём выборе.
— С тобой я счастлива, и пока что ни один мужчина не смог заменить тебя. Ты уничтожила все мои чувства к Тэхёну, даже если они казались самыми сильными моими чувствами.
— Так ты готова?
— Более чем, онни. Готова любить тебя и быть любимой тобой, лишь бы больше никогда не расставаться с тобой. Пока есть ты, для меня никто больше не существует.
Рюджин усмехнулась, вырвала руки из рук Юны и, обвив её шею ладонями, притянула к себе для поцелуя. Первого за вечер, первого за неделю. Первого за те пару месяцев, пропитанные болью и унижением. Она ласкала губы, неспешно сминала их и размыкала для того, чтобы проникнуть языком в податливо раскрытый рот. Теперь девушка не боролась за доминирование, не забирала контроль и не направляла, а позволяла вести и постепенно плавилась, словно растекаясь в её руках, оттягивающих волосы на затылке и блуждающих по плечам и лопаткам, по тем местам, до куда дотягивались. Иногда руки обхватывали её челюсть, сжимали до краснеющих пятен и возвращались на шею. А губы исследовали желанные губы так сильно, так много, будто впервые. Рюджин часто целовала Юну нежно, без приступов агрессии, вкладывая в это действие все свои эмоции и переживания, но сейчас не хотелось никуда спешить. Она выпрямилась, чтобы стать выше, и протолкнула язык в чужой рот снова, чтобы сказать,
показать: «Ты не пожалеешь о своём выборе, родная. Ты станешь самой счастливой, и я сделаю для этого всё».
— Прости, онни, что вела себя как последняя сучка все эти годы, я не осознавала, что причиняю тебе слишком много боли… Я хотела разбить тебя, сломать, чтобы ты забыла обо мне, но сейчас я понимаю, что хорошо, что ты не поддалась мне. Спасибо, что продолжила меня любить. Я люблю тебя, онни.
Юна отстранилась, зацепила языком ниточку слюны, и прижалась своим лбом к её, выдыхая. Дыхание коснулась губ Рюджин, и она улыбнулась.
— Я хотела уйти, но каждый раз находила себе причины остаться. До тех пор, пока ты звонишь мне, пока ты нуждаешься во мне и шепчешь моё имя во время секса или во сне, я не уйду. Я буду здесь, пока тебе это нужно.
— Спасибо.
