Чернильные

Небо низко нависло над Храмом. Почти черные, плоские да рваные облака, а все, что выше — светлый, еще не тронутый чернилами черновик, они-то и уходили в лучезарную высь, которую рассматривал Ёнэ. Он стоял по правую руку от Ясуо, занимающего квадратное, массивное кресло. Кресло, которое местные уже обозвали его троном. Перед ними в паре метрах на стульях сидел Агостас Риу. Человек больших связей. Богач каких поискать, а нынче известно, у кого деньги — у того и власть. Мир Каббалы обожает власть. Поэтому Ясуо не поспешил отказать в приеме, который оказался для него отнюдь не неожиданностью. Агостас никому не служил, кроме себя. Он давно прославился тем, что не занимал ничью сторону, плавал лишь там, где звенело золото или иные для него интересы. А человек он был незаурядный, и интересы его тоже. Как слыхивал Ясуо. С Агостасом явился сын, определить возраст которого оказалось невыполнимой задачей. Жабоподобное нечто. Тройные подбородки выпирали из-под модного нынче воротничка, делающего его еще более массивным. Глаза, похожие на натертые маслом ягоды, блестели живенько. Мясистыми пальцами с ногтями, накрашенными чем-то вздорно мерцающим, как чешуя русалки, он обнимал свой животик, который, хоть и не дотягивал до размеров отцовского, все же успешно к этому стремился. Какой-нибудь год, два… Сына звали Гиро. Гиро не сводил глаз со статной и высокой фигуры мечника. С фигуры, отчужденной от происходящего. Ясуо иногда шутил, что Ёнэ мог бы успешно изображать дерево или статую: иной раз он так успешно сливался с декорациями, что люди просто забывали о его существовании. Человек в Маске — невидимка. — Скажи, Ясуо… правда ли, что Человек в Маске заключил с тобой договор? — спросил Агостас Риу. Ясуо приподнял брови домиком: внезапный вопрос от внезапного гостя. Хотелось бы сказать, что не его это собачье дело, и все же он решил ответить: — Какой такой договор? Агостас потер бороду — коротко стриженную и выкрашенную в зеленый, на ней еще умещались золотые бусины с узорами из звездной крошки — украшение крайне дорогое. Ясуо борода напоминала болото с плавающими желтыми уточками. Он чуть было не поделился мыслью с Ёнэ, но решил, что не стоит. Ёнэ все равно не улыбнется при посторонних. Человек Бесстрастное Лицо. — Магия чернил… Мол, он тебе не просто служит, а принадлежит… гм… всецело. — Как раб? Ах, это, — Ясуо деланно улыбнулся и облизнул краешек верхнего клыка. Он не помнил, откуда пошел слух, не имевший под собой никакого основания. Почти никакого. Возможно, дело было в их идентичных, отзеркаливающих друг друга татуировках? Удир, который наносил им чернильные татуировки, клялся, что не ставил целью рисовать одинаковые узоры. «Так велели Духи. Духи говорят, а я — делаю. Иного не дано. Спрашивай с них, если что-то не нравится». В результате между Ясуо и Ёнэ установилась теснейшая ментальная связь. Иной раз они видели сны друг друга. Чего говорить, Ясуо клянется, что ощущает утренний стояк товарища или бегло чувствует эмоции — крайне редко ввиду того, что Ёнэ в целом малоэмоциональный человек. Но все это — мелочи, еще до того, как они… — Он сделает все, что я скажу и всецело принадлежит мне. Но дело ли в договоре или нет… это останется тайной, — ответил Ясуо. Его бледно-сиреневые зрачки и радужки мерцали в полумраке, приковывая внимание гостей. Агостас Риу ощущал, как мерцание столь необычных глаз становилось очарованием гипноза — до чего много скрытой силы в них! Он трепетал изнутри, возбуждение росло, а когда скосил взгляд на сына, заметил с каким восторгом тот смотрел тоже… но отнюдь не на Ясуо. — Пусть снимет маску… — прошептал Гиро едва слышно, и повторил громче, чуть ли не взвизгивая, — маску! Ясуо усмехнулся и дал знак, едва уловимый, мол, делай, как просят. Ёнэ было все равно, что вот так просто его лицо, которое он тщательно скрывает за рогатой маской демона, увидят. Он ее снял, являя взору обывателей свое лицо. — Человек в маске, — не то прошептал, не то позвал Гиро. — Его зовут Ёнэ. Ну так что?.. Агостас тихонько закивал, как будто был на ярмарке и осматривал коня на продажу. Показали его стать и даже… — Показать зубы? — усмехнулся Ясуо. Его обескуражило столь пристальное внимание и интерес к своему телохранителю и воину. Агостас понял его настрой и пояснил: — Моему сыну Человек в маске — Ёнэ — очень приглянулся. — Я заметил. — Сложно не обратить внимание на пожирающий, фокусирующийся взгляд юнца. Он смотрел на Ёнэ, как удав на кролика. — Ты должно быть наслышан о том, что я человек не бедствующий. «Еще бы», — усмехнулись глаза Ясуо. Он играл пальцами по ножнам своего меча, и тот красиво сверкал, отражая свет лампы. — Всему приходит какой-то предел, — продолжал Агостас, — когда ты имеешь все, что пожелаешь, хочется чего-то иного… Так я стал ценителем прекрасных вещей. Глубоко духовных, но и эстетически прекрасных… Этому вкусу я обучаю и сына. Сами мы не войны, поэтому Гиро так влечет к духу воинственности. Он много наслышан о тебе и Человеке в Маске… Он в изрядном восторге… Да, в изрядном… глубоком и чистом, как его юная душа. «— Ближе к делу», — усмехались глаза Ясуо. Его мысли слышал лишь Ёнэ, но тот не ответил. Он был занят тем, чтобы игнорировать липкий, прожигающий насквозь взгляд Гиро. Тот скользил по его фигуре вверх-вниз, замирая на лице и груди, на мечах, висящих на поясе. Это был отнюдь не чистый, как «юная душа» взгляд. — И он хочет взять у Ёнэ урок фехтования? — предположил Ясуо. «— Наивный», — Ёнэ впервые сам обратился к нему. Тоже мысленно. — О, нет, мы не пригодны для фехтования, давайте смотреть на вещи трезво, — сказал Агостас. — Но мы пригодны для языка любви. Ясуо даже перестал играть ножнами. «— Прикрой рот: жук залетит», — заметил Ёнэ. «— Я верно понял, он?..А чего я тебе это говорю?» — Я верно понял, вы хотите?.. — Сделаем по-разумному. Скажем… ты отдаешь Человека в Маске на ночь моему сыну. А взамен я подарю тебе армию, которой хватит, чтобы исполнить твои самые смелые стратегические планы! Мы оба знаем, что вы в этом нуждаетесь. Не смей отрицать. Ясуо устроился в кресле поудобнее. — Хочешь купить у меня воина в качестве любовника? — Мой сын Гиро будет счастлив, а большего мне и не нужно. Ёнэ — хороший выбор для познания не только плотских утех, но и любви духовной. Ты удивишься, но их многое может объединять! «— Да уж! Например, любовь рта не открывать пока за них говорят!» «—…». — Агостас, — позвал Ясуо, и в его глазах сверкнули странные огоньки, — Предлагаю пририсовать в воображении. Представь: прихожу я в твой дом и предлагаю сделку. Я поимею твою женщину, а взамен отсыплю тебе золотишка, ну или солдатиков. Агостас ухмыльнулся: — Он — твоя женщина? Я тебя понял. Тогда это многое меняет. Губы Ясуо расплылись в улыбке: она не была ни вежливой, ни доброй, но несла в себе крайне странное выражение. У Гиро губы поджались при этих словах. Ясуо ожидал увидеть, как тот расплачется, как полагается избалованному сосунку, однако, тот сжал челюсти, поглазел на Ёнэ еще раз, перевел взгляд на Ясуо и снова на Ёнэ, о чем-то размышляя, а затем выдал: — Неважно. Это неважно. Я не против. Я хочу лишь видеть его. Агостас не совсем понял, что тот имел в виду, поэтому Гиро нашептал свои пожелания отцу на ухо. Посовещавшись, Агостас объявил: — Гиро любит его настолько, что ему все равно с кем Ёнэ. Лишь бы он любил. Ясуо приподнял одну бровь: и это значит?.. Он перевел глаза на Гиро и пронзил его проницательным взглядом: — Значит, хочешь посмотреть, как я его трахаю? Агостас кашлянул. Видимо слово не понравилось. Ясуо ухмыльнулся: — Мы же взрослые мальчики собрались здесь, разве нет? Раз он этого хочет. Гиро кивнул. Взрослые. Хочет. — И за это мой отец отдаст тебе армию, — сказал он. — Еще раз: я его имею при тебе… — Всю ночь. — Всю ночь и… — И мой отец тоже хочет посмотреть. — И взамен… — Золото. Так много золота, что ты сможешь купить целую армию. «Странный юнец!» — подумал Ясуо и чуть не шлепнул себя по бедрам. «— Целую армию за одного мужчину, что скажешь?» — это он обратился к Ёнэ при помощи магии чернил, она скрепляла их связь. При этом над геометрическими татуировками легко заколыхалась едва приметная чернильная дымка. «— Как знаешь», — отозвался Ёнэ. Ни один мускул на его лице не дрогнул, ни тогда, когда Гиро облизывал его своим похотливым взглядом, ни теперь, когда Ясуо задал свой вопрос. Взгляд воина был устремлен вперед, сквозь пространство темного зала: разговоры его не касались, однако все сидящие понимали, что стоит появится малейшей угрозе для фигуры на троне, как мечник оживет. Раздался голос Гиро: — Только напомню, — всю ночь напролет. Если сможешь, конечно. Но тебе лучше смочь. Ясуо наклонился корпусом вперед, опираясь на меч. Заявление жаподобного юнца его изрядно посмешило. Он кем себя возомнил? — А твой сын довольно искушен, не так ли?.. — он прищурил глаза, переводя взгляд с купца на его сына: — Не переживай: затрахаю твою легенду до полусмерти. Если силенок хватит выдержать такое зрелище.

***

Ясуо приказал: «Убери мечи», и сам положил свой на подлокотник кресла, такого же квадратного и геометрически выверенного, как его татуировки на мышцах предплечий. Ёнэ отставил два своих клинка, которые излучали магию чернил. Отставил и встал, как статуя. Он напомнил Ясуо, чтобы при любых обстоятельствах, они держали мечи в поле досягаемости, то есть, перетаскивали их с собой. Ясуо посмотрел на Ёнэ сверху вниз. «— Ждешь приказаний? Что же мне тебе приказать…» — он улыбнулся. Мысленно и только для своего любовника. Вслух приказал раздеваться. Они сняли свои одежды и сбросили их на пол, оставшись в чем мать родила. Татуировки загорели магией чернил, она тянулась от одного тела к другому, создавая причудливые дымки над кожей. Ясуо ощущал движение внутри сердца Ёнэ, улавливал его напряжение, но вместе с ним и — удивительную стойкость духа. Ясность сознания. Концентрацию на мгновении здесь и сейчас. То, что им нужно двоим теперь, так это раствориться в настоящем… Друг в друге… В огромной мрачной зале, освещенной десятками свечей, зиял квадратной дырой палантин. Черный, как дыра в Космосе. Внутри и сидели Агостас Рио и его сын. Жадно наблюдали. Единственное, что Ёнэ исполнил без приказа и по своей воле, — встал на колени перед Ясуо. — Полагаю, нашим зрителям нравится видеть, как ты — непревзойденный мастер двух мечей и легенда… делаешь все, что я захочу. Как шлюха. Ты и есть моя шлюха, не так ли?.. Одной рукой Ясуо помассировал затылок мужчины, а второй поводил по его губам, тонко очерченным, волевым… очень красивым. Ясуо обожал их целовать, каждый божий день. Ёнэ метнул беглый взгляд в сторону палантина, черного, как смоляной куб, и опустил ресницы. Ясуо поймал этот взгляд и ухмыльнулся, мысленно отвечая: «Лучше туда не смотреть. Мы с тобой одни. Ты и я», а вслух произнес: — Скажи, «я твоя шлюха». Ясуо поднял его лицо за подбородок, заставляя посмотреть на себя. О, будь на месте Ясуо Гиро, юнец бы попросту не выдержал кристально-холодного и уничтожающего взгляда демонического Принца. Этот взгляд мог убить отчужденной ясностью. Сам Ясуо выживал лишь потому, что знал, что скрывается за иллюзией. — Говори, — потребовал он, оглаживая скулу и затрагивая самый уголок миндалевидного глаза. Глядя в лицо строптивости, можно решить, что ее губы никогда не откроются для ответа. Они скажут, что угодно, только не пошлость. Но губы вздрагивают, и с них слетают звуки, услаждающие слух Ясуо лучше всего: — Я — твоя шлюха. Но — только твоя. Это он добавил не просто так: нарисовал черту между зрителями и ними двумя. Ясуо засмеялся, обнажая ряд белых зубов: — Конечно, только моя шлюха. Никому не отдам, — он покосился в сторону палантина и усмехнулся. Намек поняли? «— Только моя шлюха». «— Еще много раз произнесешь?» «— Пока у тебя не встанет!» Ёнэ облизнул губы. Ясуо точно знал, что тот еще поводил языком под десной, чтобы появилось больше слюны. Налитый кровью, его член уже стоял, устремленный к потолку. Ёнэ приласкал его: играя с уздечкой и головкой, осторожно сминая пальцами яички и облизывая их языком. От удовольствия Ясуо прошивало насквозь: горячая волна, сверху-вниз вдоль позвоночника и ниже, ниже… туда, где в эпицентре счастья блистал, сверкая слюной, гибкий язык. Послушный и вертлявый. Слюны было много, Ёнэ смочил ей ствол и особенно обильно — нежную головку. Сомкнув на ней губы, он принялся сосать, опускаясь ниже и ниже, заглатывая ствол. Ясуо забыл про договор с армией. Черный треклятый палантин исчез. Магия, соединявшая их плоть и сознания, доносила отголоски удовольствия Ёнэ и этим усиливала возбуждение Ясуо. Обоюдное плотское удовольствие множилось, как отражения в зеркальной зале. — Ёнэ… — Ясуо позвал по имени. Ощущая, как близок к концу он сам и любовник. Ёнэ часто хватало той вспышки, что он ощущал от Ясуо. Она захватывала его подобно вспышке молнии или стихии ветра. Где-то в палантине за ним повторил это имя Гиро: «Ё-нэ…», — завороженным, вожделеющим шепотом. К несчастью, Ясуо со своим чутким слухом, услышал это и очнулся. Он покрепче ухватился за волосы на затылке Ёнэ и насадил его голову на свой фаллос, как можно глубже, до самой мошонки. Ёнэ был к такому готов и расслабил челюсти. Раздался гортанный, влажный, хлюпающий звук. Спермы оказалось так много, что она вытекала обильными сгустками. Гиро даже показалось, что Ясуо помочился в Ёнэ, настолько много жидкости потекло из широко раскрытого рта. Ясуо давал любовнику отдышаться, схватить через рот воздуха, лишь с тем, чтобы снова насадить на себя его голову, и снова щедро спустить малафью. Белесые и прозрачные, неоднородные нити жидкости опутали губы и подбородок, они приобрели малиновый, яркий оттенок и сверкали, рефлексируя свет свечей и чернильных ярких сгустков над их татуировками. Темные волосы спутались от грубых прикосновений Ясуо, и в беспорядке спадали с плеч и вдоль мускулистой треугольной спины. Теперь Гиро усматривал в легендарном войне куда больше от женщины. Это очаровывало, как некое таинство. Трансформация бабочки. Тут Гиро не удержался и засунул руку под ткани свободных штанин, чтобы приласкать своего дружка. Ах, как бы он хотел сам спустить свою струю в столь строптивый рот!.. …Ясуо был снизу, и Ёнэ оседлал его, когда Гиро точно пришло видение. Палантин распахнулся и из него, тяжело ступая и брякая медными украшениями с пояса, вышел одутловатый маленький человек. Не сводя взгляда с мускулистых и изящных фигур, он двинулся к ложе, на котором они занимались любовью. Несмотря на увлеченность друг другом, воины заметили приближение. Ясуо дал знак, сжимая пятерней ляжки любовника, но Ёнэ решил не останавливаться: он продолжил двигать тазом, насаживаясь на член. Вполоборота, демонстрируя профиль лица, он лишь обозначил для Гиро, что знает о нем, а затем сконцентрировал все внимание на Ясуо. Заколка в виде круглой кольца, которая скрепляла волосы ближе к концам, упала на пол, и те разметались по спине и груди. Гиро почувствовал себя насекомым, который ненароком влетел в спальню: его существование — ничего не значащее мельтешение там, где происходит подобное. Его не существует для НЕГО. Гиро еще никогда не чувствовал себя столь отвратительно, подавлено и в тоже время воодушевленно и восхитительно. Противоречивые чувства раздирали грудь, нечто упрямое и злое мельтешило в воспаленном мозгу — оно относилось к отчаянию и запретному плоду. Гиро вдруг осознал, что готов умереть за эту мечту. Мечник с двумя клинками — стал воплощением не только безупречной Смерти и Жизни, но и воплощением страсти, мужчины и женщины, силы черной и белой. — Безу-… пречный… Совершенный… Дыхание андрогина сбилось, Гиро мог видеть и слышать, как влажно и мягко проникает набухший член в его растянутую дырку. С какой самозабвением он отдается, пронзая себя снова и снова… Разве боль и проникновение, острота и твердость — не антураж самурайского духа? Им так хорошо вместе… Гиро готов был заплакать от отчаяния и восторга, они спирали грудную клетку раскаленными тисками. Он весь дрожал, как в лихорадке, а конечности перестали слушаться. Никогда и ничего в своей жизни он так не желал… как загадочного, исключительного Человека в Маске! Глаза Ясуо подернулись пеленой, изредка из его полуоткрытого рта доносились хрипловатые стоны. И все же, он то и дело поглядывал на Гиро. Так тигр около своей добычи поглядывает на гиену, что мнется возле: она не представляет опасность, и все же стоит держать ухо востро. Ёнэ взял особенно быстрый ритм и с его губ стали слетать стоны: едва слышные, но от бесстрастного телохранителя, которого Гиро видел еще днем, этого оказалось более чем достаточно. Еще Гиро, кажется, перестал дышать. Шаг за шагом, точно ползущая гусеница, он приближался. Ему даже померещилось, что от любовников исходит жар, как от пары спаривающихся фениксов. Аромат мускатных орехов и цитрусов, сыпучих пряностей, мшистого влажного леса, нагретого солнцем. Геометрически выверенные узоры на руках, спинах, сильных бедрах, икрах и животах жили своей жизнью, когда над ними клубились призрачные сиренево-фиолетовые дымки. Татуировки горели мистической энергией, и она сближала любовников, окутывая их вместе, точно лентами. Создавались узы, явственная магическая связь, в этом Гиро был уверен. Глаза Ясуо, где радужка и зрачок сливались в один белесо-сиреневатый цвет, они ярко горели от возбуждения. Глаз Ёнэ Гиро не видел, и ему хотелось скулить от обиды, встать на четвереньки и залезть к ним на кровать, чтобы смотреть ближе. Он готов стать их собакой, стать дрянью, червяком, лишь бы иметь возможность встать с ними рядом. Дышать их запахами, слышать их любовь, видеть ЕГО и чувствовать существование самого прекрасного создания на свете. Гиро осознал, что влюбился без памяти, и его затрясло с новой силой, на висках проступил пот. Он очнулся, когда осознал, что рукой может дотянуться до спины Ёнэ. Полотно шелковистых волос мерцало, рефлексируя свет свеч и чернил, оно струилось к пояснице. Едва Гиро залюбовался ими, Ёнэ небрежным движением закинул волосы за плечо на грудь, чтобы они не мешали соитию. Открылась треугольная, сильная спина, покрытая чернильными татуировками, узкая талия, на правом боку покоились пальцы Ясуо. Второй рукой он сжимал ягодицу Ёнэ, и ему почти не приходилось помогать, так как сильное и натренированное тело Ёнэ все делало само. Он скользил вверх-вниз, одаривая себя и Ясуо волнующим ощущением соития. В месте, где они сношались, было влажно, блестело. Что-то хлюпало, шлепало, и от этих бесстыдных, грязных звуков, от понимая, что другой владеет совершенством, Гиро сошел с ума. Он чуть было не взвыл, но спохватился, ведь это спугнет их и нарушит идиллию, тогда он лишится всего, даже роли наблюдателя, а даже она лучше чем все никчемное, что было до этого. Гиро все сделает ради Ёнэ! На все пойдет!.. Он не заметил, как дрожащей рукой потянулся вперед и едва не коснулся острой лопатки. Ёнэ уловил движение и резко развернулся в профиль. Заметил! Гиро не узнал свой голос, как будто говорило какое-то волшебное животное, поднявшееся на землю из пучин преисподней, где во мраке прозябали тысячелетиями могильные жуки и уродливые карлики. Он так ничтожен! — Позволь… только коснуться… кожи… погладить… его волосы… Ясуо дернулся под своей ношей. Он готов был остановиться, чтобы ответить Гиро, однако, Ёнэ ощутимо сдавил его бедрами, обратно повернулся к нему лицом и продолжил насаживать себя: эти проблемы его не касались. Это были проблемы Ясуо. — Не приближайся, — отозвался Ясуо, его голос стал еще грубее и ниже. В нем было столько уверенности и силы, что только безумец стал бы настаивать на своем. Гиро тяжело сглотнул, комок слюны точно засохший песок процарапал глотку и свинцовым шариком упал в желудке, эхо от удара растеклось ниже, разливаясь тягучей и мучительной болью. Гиро готов был умолять, плакать, стенать… Он забыл про существование отца, который также наблюдал за всем, он забыл обо всех уговорах. О своей прошлой жизни. Перед внутренним взором сиял мираж запретного, а перед глазами — изящная, мускулистая спина и точенное лицо демона, сакрального демона отрешенного от бытия в самозабвенном служении лишь одному человеку. О, Ясуо, Ясуо! Почему же я не на твоем месте?! — Ясуо… Ясуо, в три раза! Дам в три раза больше! Дай его! Прикажи побыть со мной!.. Хотя бы раз! Я прошу всего раз! — Отступись. Гиро заметил, что его потуги нисколько не пугают, а только вызывают усмешку в красивых и мистических глазах. Гиро она разозлила больше всего. — Я дам, что пожелаешь! Вспомни, как мы богаты! Но изо рта Ясуо раздался смех: — Есть вещи, которые не купить, тебе ли не знать? — Он сделает, что ты скажешь, так что тебе стоит приказать, поддаться мне! Всего лишь касание! Одно прикосновение!.. — Он — только мой. Он — МОЙ, Гиро, чего тебе не ясно? Отвлекаешь, уйди! Ёнэ не останавливался. Даже когда Гиро подошел вплотную и было протянул руки, он только отвернулся. Проникновение и наслаждение, обоюдное желание, поглотившее обоих любовников… сводили Гиро с ума: он был лишний, он был жуком, залетевшим на спальное ложе! Легендарный мечник, танцующий между жизнью и смертью, оставался предельно далеким, когда… «Вот он… вот же он! Настоящий… живой!» — Я дотронусь лишь до… кожи… прошу… — он едва не заскулил, как щенок, и протянул дрожащую руку. Мускулы андрогина блестели от пота и точно призывали узнать их горячую силу и страсть. В них притаилась вся жизненная мощь мира! В каждом миге, движении… сверкающая, непорочная красота невероятно сильного духа! — Назад! — Это рявкнул Ясуо. Оседланному, ему оказалось несподручно отстаивать личные границы. И все же он выхватил свой меч, который лежал на кровати, и наставил на Гиро. Глаза полыхнули огнем: — Не лезь! Даже в столь уязвимом положении он умудрялся оставаться грозным. Он бросил в сторону палантина: — Уговор есть уговор. Скажи своему чаду не вмешиваться! Из палантина, как из квадратной сгущенной тучи, раздался голос: — Ясуо, ты бы смотрел на страдания своего сына? Не обманывай ни себя, ни меня. У всего есть цена. Так просто назови ее. Твоя шлюха ублажит моего мальчика, а ты станешь королем этого гнилого мира, и нам будет плевать на это. Невелика цена, не так ли?.. К тому же, кажется, ему нравится скакать на членах. Ясуо взревел. Ёнэ почувствовал, как под ним налились силой могучие мышцы. Мужчина заставил его прекратить и сойти с него, а затем поднялся, сжимая в руке меч. С ним он и шагнул к Гиро, готовый замахнуться и рассечь ему череп, со словами: — Тогда твоему сыну понравится вот это! Гиро закричал, закрывая лицо ладонями. Он напоминал спекшуюся на голой земле гусеницу: в ее рыхлой, дребезжащей плоти притаился ужас мгновенной, но страшной смерти. Ёнэ остановил Ясуо, схватив за руку. Краткие мгновения: ментально и физически, на уровне кистей рук и пальцев, происходила борьба. — «Остановись!» — он обратился мысленно, с помощью уз магии, что связывала их, точно близнецов. Глаза Ясуо полыхнули ярким светом: — «Ты. Мне. Не. Приказываешь!» — «Я прошу тебя, брат». — «Своим поганым языком он заслужил смерти!» — «Нам ни к чему раздор, и ты это знаешь». Ясуо потребовалось несколько долгих и глубоких вздохов, чтобы пересилить самого себя. Иной раз, победа над собой — самая сложная. Ёнэ знал эту слабость в Ясуо еще с детства: легко раздуть ветер, но до чего тяжело утихомирить. Жаль, Ясуо ничего не помнил об их прошлом. Он позабыл даже самого Ёнэ. Наконец, мужчина опустил клинок. — Уходи и забирай своего сына. Договор между нами исчерпан. Или есть возражения? Палантин не шелохнулся, а Агустас Рио так и не показался. Даже когда над его сыном нависла смерть, он предпочел сдержать свой ужас. Из черноты раздался лишь хладнокровный голос: — Возражений нет. Все честно. Гиро, сын мой, собирайся. Темный сугроб на полу ожил, подавая признаки жизни. Подбородок трясся, воспаленные глаза влажно блестели и едва не вываливались из орбит. — «Похотливая жаба, — в сердцах бросил Ясуо, обращаясь в мыслях к Ёнэ. — Из-за него не кончил!» Ёнэ промолчал. Он поднял свои штаны и накидку, желая одеться. Ясуо шлепнул его по ягодице, звонко и громко: — Даже не вздумай! — бросил он вслух, чем привлек трепетный взгляд «похотливой жабы». Гиро со стылым сожалением отметил, что Ёнэ не бросил на него и беглого взгляда на прощание. Эти двое гостей уйдут, и они продолжат.

***

Кай`Са и мастер Йи не верили глазам. Армия. У них теперь будет целый маленький легион! Да с ним они действительно могут предпринимать серьезные и важные шаги. До этого они могли лишь довольствоваться небольшими набегами, вылазками в Город и защитой Храма —собственно, всем, чем они занимались до сегодняшнего дня. Но… Откуда?.. — Ты договорился с тем сомоподобным типом, верно? — спросила девушка. Ясуо сидел на своем квадратном кресле, который прозвали троном, и чистил меч. Этой ночью в его стали отражался один гнусный, похотливый, трусливый взгляд, давно потерявший достоинство… Не потеряли ли свое Ясуо и Ёнэ?.. И все же… все же это была чрезвычайно интересная ночь… Он не сразу расслышал вопрос Кай`Сы. — Как видишь, нужно уметь договариваться, — ответил, как в зале появился Ёнэ. Сложно было сказать «вошел в зал», потому что он выплывал из ниоткуда и всегда где-то за плечами Ясуо. Верная тень. Преданный пес. Магия внутри их ядер почуяла друг друга и тут же потянулась навстречу: так, чернильная дымка взвилась над татуировками. Эфемерные танцующие змейки. Всей своей сутью тянуться друг к другу: — «Свет моего сердца». — «Свет моего сердца». Но никто не услышит даже участившееся биение сердец. Ясуо задумчиво ухмыльнулся. Мастер Йи ничего не говорил: ему было все равно откуда они будут иметь ресурсы, ведь это забота лидера. У самого Йи другие задачи, вот над ними он и будет думать. Но Кай`Се было мало, она чувствовала подвох: — Чем нам придется заплатить? Ясуо и Ёнэ переглянулись. Ответил Ёнэ: — Все заплачено. Не волнуйся, на наших людях это никак не скажется, — а затем посмотрел на нее и одними глазами добавил: «Большего сказать не можем», и она поняла. После того, как они ушли, оставив Ясуо и Человека в Маске одних, в зале повисла тишина. Ясуо убрал меч и хлопнул по бедру: сядь. Ёнэ подчинился. Ясуо запустил руки в его волосы, а Ёнэ устроил свою руку на его плече и торсе. — Злишься?.. — спросил Ясуо. — Ты знаешь, что я последую за тобой куда угодно. Принадлежу тебе от волос до кончиков ногтей. Ясуо больше всего на свете любил, когда он так говорил: «Хорошо, что помнишь». Тут он сам кое-что припомнил и решил спросить, потирая тень бороды: — А почему ты назвал меня братом? — Назвал? — Ёнэ деланно приподнял одну бровь. — Резануло бритвой. Почему «брат?» — Брат по оружию. Это имел в виду. В следующий раз назову любимым, — он тихо усмехнулся. — Будь добр и при всех. При всем честном составе, — ухмыльнулся Ясуо. Оба понимали, — не назовет. Они скрывали свои отношения. правда, теперь, когда о них знают Гиро и его папаша… Какая разница? Ёнэ коснулся его груди: задумчиво скользнул пальцами вокруг соска и ниже, к ребрам. Ему всегда нравились драгоценные камни на его одежде, их он любил натирать до блеска, перед этим подышав. Ясуо сказал: — Знаешь, а будь ты даже моим единоутробным братом, это не остановило меня, и я бы все равно тебя трахал. На лицо Ёнэ набежали тени, он как-то сдавленно улыбнулся, едва приметно: — Вот как?.. — Но ты уже роднее мне, чем брат и отец вместе взятые. Ёнэ, я скажу страшную вещь, которая тебе не понравится. В ту ночь, когда я имел тебя, то думал, что отдам всех своих людей и проиграю эту чертову войну, если будет стоять выбор — все это или ты. Ужасный из меня лидер, не так ли? — он посмеялся и добавил шепотом: — Только не говори Кайсе и Йи. Ёнэ усмехнулся одними уголками губ, а затем коснулся его лба: — Мы выиграем, Ясуо. Или умрем вместе. Такой ответ Ясуо понравился. — Ты прав, — он прижался своим лбом к его лбу. Холодному и гладкому, как мрамор. — Но до тех пор… — заглянул через его плечо: массивная дверь казалась плотно закрытой. Глаза хитро прищурились: — Она закрыта?.. Хотя даже если будут гости… нам ли не привыкать к свидетелям?.. — Я закрыл, — усмехнулся Ёнэ и позволил поцеловать себя в губы… единоутробному брату.