Невозможно любить

      Сынмин внимательный.       Наверное, он даже самый внимательный из всех них.       И конечно, Сынмин замечает, что между мемберами их знаменитой группы теперь гораздо больше химии, чем во времена трейни или даже дебюта. Он замечает, какие нежные, горящие взгляды бросает на каждого из них их самый старший альфа – Чан. Как он заботится о своих младших, почти не сводя с них глаз, и как забавно смеется, когда они снова творят что-нибудь глупое.       Сынмин замечает, как их обычно вредный и несносный Минхо с каждым днем становится все теплее и ласковее. Как он смягчается, когда спрашивает, что они хотят поесть на ужин, как ворчит, но все равно покупает им все, что они захотят, как позволяет кому-нибудь из них повиснуть на своей шее и тут же приобнимает в ответ.       Сынмин замечает, как часто Чанбин осыпает комплиментами их замечательных омег – Феликса и Джисона, говоря им о том, какие они красивые, талантливые, и как хорошо пахнут. Как Чанбин восхищается их альфами – Чаном, Минхо и Хенджином, хваля их за хорошо выполненную работу или тренировки в спортзале. Как он почти купает в обожании их очаровательного младшенького бету – Чонина.       Сынмин замечает, что Джисон и Феликс оба становятся намного тактильнее, и теперь еще больше флиртуют друг с другом и пристают ко всем остальным. Как они кружатся возле альф, кокетливо хватая их за руки, чтобы почувствовать твердость мышц, как напирают на Чонина, почти душа его в своих объятиях и звонких чмоках, и как проводят время наедине, запираясь в комнате, откуда часто доносятся странные звуки.       Сынмин замечает, что Чонин стал гораздо чаще позволять остальным касаться себя без этого жуткого выражения наигранной брезгливости на его лице. Как он проводит время рядом с остальными, впервые не отсиживаясь в своей комнате, как позволяет заботиться о себе и как заботится в ответ.       Сынмин замечает всех их в разных комнатах, занимающихся всякими милыми и комфортными вещами – объятиями и просмотром фильмов, когда у них выдаются свободные дни. Цепляет взглядом все их улыбки и робкие касания, когда они находятся на публике. С замиранием сердца ловит их на жарких поцелуях, когда они думают, что их никто не видит.       Между ними есть явно что-то большее, чем просто карьера и дружба. И это прекрасно!       Но Сынмин почему-то остается в стороне.       Чан смотрит на него все тем же взглядом – мягким и заботливым, теплым, но не жаждущим и не влюбленным, которого достойны все другие участники. Чан следит за Сынмином так же, как за остальными, так же присматривает за ним и ненавязчиво заботится, но его забота слишком уж похожа на ту, с которой он встречает всех остальных айдолов их агентства. Словно Сынмин для него – просто младший брат или близкий друг, глупый бета или назойливый щенок. Но не кто-то больше.       Минхо по-прежнему остается холоден к Сынмину, даже если уже заметно оттаял ко всем остальным. Минхо балует Феликса и Джисона подарками, готовит для альф вкусную еду и проводит много времени с Чонином, просто потому что им комфортно вместе. Но когда Сынмин подходит к нему – Минхо лишь привычно закатывает глаза, бросая какую-то колкость, и отворачивается, словно один только взгляд на Сынмина пробуждает в нем тошноту. А когда Сынмин касается его плеча – альфа моментально сбрасывает его ладонь, привычно ощетиниваясь и хмурясь.       – Тебе что, нечем заняться?       Сынмин пожимает плечами и уходит. Всем позволено касаться Минхо, но Сынмину можно только смотреть на него издалека. Это разбивает его сердце, потому что когда-то, давно, до их дебюта, Минхо был мягок с ним.       Джисон и Хенджин больше не зовут Сынмина вместе пообедать, что когда-то было почти их привычкой. И пусть отношения между ними все такие же дружеские и доверительные, Сынмин все равно чувствует себя лишним, когда находится с ними наедине. Они могут творить глупости вместе, как раньше, доставать старших или Чонина, но даже так Сынмин не чувствует себя достаточно вовлеченным.       – Вы идете в тот мясной ресторан? – Сынмин спрашивает, видя, как вечером они куда-то снова вдвоем собираются. – В наш ресторан?       – О, мы нашли новый! – Джисон воодушевленно отзывается, застегивая свою модную куртку, и его глаза сияют как гирлянда на новогодней елке. – Мы с Хенджинни теперь часто ужинаем там. Надо будет как-нибудь тебе показать!       И это все. Они уходят, переговариваясь о чем-то своем, понятном только им, и словно не замечают поникшего лица беты. В конце концов, Сынмин возвращается в комнату.       Феликс и Чонин теперь не зовут Сынмина играть в игры так часто, как это было раньше. Теперь они запираются в комнате вдвоем – иногда втроем или вчетвером, с теми же Джисоном и Хенджином – и оттуда доносится их звонкий счастливый смех. Сынмин не хочет скрестись в их дверь, но он чувствует себя брошенным щенком, которого безжалостно выкинули на улицу. Он просто хочет быть там, с ними, тестировать новую игру и быть принятым, но снова остается один.       А Чонин, кажется, совершенно забыл о том, что Сынмин существует. Притворная брезгливость на его лице, когда Сынмин снова набрасывается на него с липкими игривыми объятиями, никуда не исчезает, и Сынмин задается вопросом – действительно ли она притворная? Но в чем дело? Сынмин сделал что-то не так?       – Поиграем в эту новую игру сегодня, Инни? – бета восторженно тычет телефоном в лицо младшего, демонстрируя какую-то глупую стрелялку, но Чонин фыркает, отталкивая его руку от себя, словно одно только присутствие Сынмина делает его день хуже.       – Сегодня я занят, хен. – ворчит бета в ответ. – Может быть, на следующей неделе.       Сынмин слышит, как больно трещит его маленькое сердце.       Чанбин теперь редко инициирует тактильный контакт, когда Сынмин находится рядом. Это было привычно для них – так глупо дразниться, тыкая друг друга в бок или щеки, но сейчас Чанбин предпочитает этим поддразниваниям длинные комфортные объятия с кем-то другим. И он счастлив, ему это нравится – его внутренний альфа буквально мурлычет на всю комнату, когда он захватывает в кольцо своих рук теплого Феликса или несопротивляющегося Минхо, так что Сынмин не смеет вмешиваться в это.       – Это выглядит хорошо на мне? – он спрашивает, повернувшись к Чанбину, чтобы показать свой новый концертный аутфит.       – Мило. – Чанбин пожимает плечами, даже не подняв на Сынмина взгляд, и на его лице появляется улыбка, когда глаза скользят по экрану.       Они действительно сближаются. Но Сынмин почему-то все еще не с ними.       Все еще один.       Он чувствует себя аутсайдером, но надеется, что остальные просто не хотят торопить события, и совсем скоро попросят его присоединиться к их трепетным отношениям тоже. Сынмин не умеет открыто выражать свои чувства, но он уверен, что другие уже знают о его бесконечной любви к ним. И пусть Сынмину плохо даются слова и тактильный контакт, он умеет заботиться о них по-другому. Приготовить еду на всех мемберов, учитывая вкусы каждого из них, подарить какую-нибудь безделушку просто так, едва кто-то из них обмолвится о том, чего хочет, или просто быть рядом, утешая и вытирая слезы после трудного рабочего дня. Сынмин может быть самым понимающим и нежным для них. Самым терпеливым.       Он готов еще подождать.       Ведь остальные просто заботятся о его комфорте. И поэтому не давят – Сынмин уверен.       Сынмин надеется…       – Есть разговор, Сынмин-а. – Хенджин стучится в его комнату поздним вечером, чтобы позвать на вечернее собрание группы, и он выглядит таким взволнованным, что бета сразу понимает, о чем пойдет речь. Бабочки в его животе просыпаются и начинают глупо махать крыльями.       – Конечно. – отзывается он, стараясь, чтобы голос звучал ровно.       Он поднимается со своего стула, откладывая в сторону книгу, которую читал, и поворачивается к Хенджину, чтобы улыбнуться, но в дверях уже никого нет. Что ж, альфа был так взволнован, когда звал его, так что Сынмин понимает тот факт, что Хенджин решил не дожидаться его. Бета идет в гостиную – их большую и удобную гостиную, где обычно проходят все важные «заседания» и обсуждения возникших в группе сложностей – а когда приходит, то с удивлением замечает, что все остальные мемберы уже сидят там. Они так или иначе касаются друг друга, обнимаясь или просто держа склеенными части их тел, и Сынмин находит это невероятно милым, потому что всего через несколько минут он тоже будет там. С ними.       После того, как все они попросят его присоединиться к их отношениям.       Ведь именно для этого они все и собрались, верно?       – Сынминни. – Чан зовет его, и Сынмину кажется, что тот звучит слишком нервно для главного альфы. Неужели они все так волнуются?       – Да, хен? – Сынмин улыбается, и его глаза сияют неподдельным восторгом, когда он смотрит на Чана в ответ – открыто и преданно. – Что-то случилось? Я слушаю.       – Да, мы… – Чан неловко прокашливается, и Хенджин хлопает его по спине, чтобы немного успокоить. Чан кивает и встает, чтобы подойти поближе к бете. Сынмин чувствует, как взгляды всех остальных устремляются только на них двоих, и что ж, это действительно волнительный момент для него. – Не знаю, заметил ли ты, что в последнее время мы все немного… сблизились.       – О, да. – Сынмин кивает. Конечно, он заметил это – было трудно не заметить, когда все они так трогательно прилипчивы друг к другу. – Я заметил, хен. – отвечает он, меняя позу от нетерпения. Нога уже затекла о того, как сильно он волновался.       – Что ж, хорошо… М… Знаешь…       Сынмин еще никогда не видел Чана таким неуверенным, и это почему-то заставляет его тоже немного занервничать. Почему он медлит? Разве так трудно сказать всего несколько простых слов «Сынмин, будь рядом с нами, пожалуйста»?       – Мы обговорили это, и пришли к мнению, что могли бы оформить наши отношения официально. – наконец, говорит Чан, положив руку на плечо беты и мягко сжимая. – Ну… знаешь, как… стать стаей?       – Стаей? – Сынмин переспрашивает, и о боже, это еще лучше всего того, о чем он только мог мечтать! Быть стаей с ними – со своими потрясающими мемберами, в которых он так безумно влюблен – звучит просто невероятно! Его сердце трепещет в груди, едва он представляет себе, каково это было бы, и это просто прекрасно…       – Да. – Чан кивает, робко улыбнувшись, и нервно кусает губу. – Так что, я подумал, ты… Ну…       – Ты хочешь, чтобы я присоединился? – Сынмин помогает ему закончить фразу, и он звучит так восторженно, что даже его запах становится ярче, что так необычно для такого обычного беты, как он.       Повисшее в комнате молчание кажется ему слишком странным.       Почему они вдруг притихли? Неужели разнервничались так, что не могут вспомнить банальных слов? Сынмин терпеливо ждет ответа, когда Чан удивленно моргает, глядя на него широко раскрытыми глазами, а когда бета переводит взгляд на остальных, все они неловко опускают глаза, чтобы не встречаться с ним взглядом.       Что за…?       О...       – Ты не хочешь, чтобы я присоединялся.       Осознание этого бьет Сынмина по лицу так сильно, что он почти чувствует эту фантомную боль. Бета чувствует, как замирает в груди его маленькое любящее сердце, прежде чем упасть в пятки, с треском разбившись, а в ушах появляется отвратительный писк. Все его надежды на совместное будущее с ними разбивается с таким же трескающим звуком.       – Мы… – Чан подбирает слова, стараясь звучать как можно мягче, но даже его сладкий тон не будет пластырем для бедной души Сынмина. – Мы хотели сообщить тебе об этом раньше, Сынмин-а. Но… Не знали, как ты отреагируешь. Прости.       – Быть в группе, но не в стае немного сложно. – добавляет Чанбин, и когда он говорит это, его глаза все еще смотрят куда угодно, но не на бету. Сидящий рядом с ним Хенджин мягко касается его бедра, чтобы утешить, и Сынмин хочет кричать, потому что в этой комнате он тот, кому нужно утешение. – Мы не хотели давить на тебя.       Сынмин молча моргает, открывая и закрывая рот, и все никак не может взять себя в руки. Почему они… отказались от него? Сделал ли он что-то неправильное?       Был ли он сам неправильным?       – Я не… не подхожу стае? – Сынмин спрашивает, и он не узнает собственного голоса – так хрипло и глухо он звучит.       – Нет, ты… – Чан неловко жует губу, и Минхо вдруг резко встает, привлекая к себе всеобщее внимание. Его скрещенные на груди руки почти заставляют Сынмина захотеть сжаться в комок. Или слиться со стеной.       – Стая – это романтические чувства между всеми, Сынмин. – твердо говорит он, и Сынмин не уверен, кажется ему это, или ему стало еще больнее. – Любовь. Вот, что имеет значение.       – Но я… – Сынмин непонимающе смотрит на него, глупо и медленно моргая. Еще чуть-чуть и он просто расплачется. – Но я люблю вас. Всех вас.       – Мы тоже любим тебя, Сынмин-а. – Хенджин тихо отзывается, подняв на бету полный сожаления взгляд. – Просто… не так, как друг друга.       – О… – Сынмин автоматически делает шаг назад, лихорадочно пытаясь понять, что именно в нем было неправильным. – Не так…?       – Тебя невозможно любить. – говорит Минхо, и если Сынмин думал, что его сердцу не может быть еще больнее, чем есть – он ошибался. Это – финальный удар, и Минхо как всегда точен, когда наносит его. – Ты… Ты как щенок. Навязчивый и глупый. Постоянно ребячишься.       – Минхо-хен хотел сказать, что для нас ты как брат. – вмешивается Джисон, видя, как с каждой секундой тускнеют глаза Сынмина. И бета ценит, что Джисон пытается спасти ситуацию, но это просто не помогает. – Мы любим тебя, как младшего брата, это так! И ты по-прежнему очень дорог нам!       – Но… может, ты еще не дорос до понимания любви, Сынмин-а? – негромко говорит Чанбин, и Сынмин хочет возразить – он вообще-то старше Чонина! – но в горле встает противный ком. Бета прячет руки за спину, потому что они начинают дрожать, и уже жалеет о том, что вообще пришел сюда. – Ты бесспорно очарователен, но слишком… пренебрежителен к подобным чувствам.       – Что ты имеешь в виду? – Сынмин спрашивает – шепотом, почти беззвучно, потому что совершенно не уверен в своем голосе. Его глаза встречаются с глазами Феликса, и солнечный омега опускает голову, закусив губу – он все еще ничего не сказал.       – Ты… – Чонин пытается объяснить, но сдается, не найдя нужных слов.       – Ведешь себя глупо и дурашливо. – говорит Минхо, помогая ему закончить мысль. – Ты отвергаешь любые прикосновения и прочие нежности, что только доказывает твою незрелость. Тебе это чуждо, и именно поэтому мы никогда не сможем видеть в тебе кого-то больше, чем друга, брата или коллегу.       Сынмин проглатывает ком, но на его месте тут же возникает новый. Но… как же Чонин? Как же сам Минхо? Они были такими же нетактильными, как Сынмин, так же отвергали любые прикосновения и нежность, но остальные смогли принять это.       Так что насчет Сынмина?       Он… недостоин того же?       – Я понимаю. – говорит, наконец, Сынмин. Он чувствует колючую боль там, где было его сердце. Теперь оно в руках этих парней – они безжалостно вырвали его голыми руками и выбросили под свои ноги за ненадобностью.       – Мне жаль, Сынмин-а. – Чан говорит, касаясь его щеки в поддерживающем жесте, и даже если он улыбается, улыбка не касается его глаз. Сынмин знает, что они сожалеют – пожалуй, все, кроме Минхо – но легче от этого ему не становится.       – Все в порядке. – бета отмахивается, отстраняясь. Прикосновение обжигает. – Вы будете отличной стаей, хен. Я знаю.       Чан ничего не говорит ему в ответ.       Сынмин уходит.       На следующий день он собирает свои вещи.       Его лицо опухло от слез, когда он всю ночь проплакал в своей постели, найдя в себе еще тысячу и одну причину, почему его просто невозможно любить, и теперь Сынмин с ужасом понимает, что Минхо был прав. Сынмин слишком глуп для этого. Слишком глуп для любви. Слишком несерьезен и инфантилен, не смог достойно показать свои чувства к ним, не смог донести до них все то, что хотел когда-то сказать. И это только его вина. Только его и ничья больше.       Он раскладывает одежду и обувь по чемоданам, собирая только те, что действительно принадлежат ему, разбрасывает по сумкам все остальные пожитки и звонит менеджеру, прося как можно скорее подъехать и забрать его. Менеджер уже был в курсе всех событий, когда Сынмин написал ему рано утром, и даже подыскал бете отдельную комнату в новом общежитии на другом конце города. И пусть хен никогда не вмешивается в их взаимоотношения, Сынмин благодарен, что тот нашел для него время и помог оперативно решить все проблемы.       Менеджер помогает ему сгрузить все вещи в машину, таская тяжелые чемоданы и сумки, и поторапливает поскорее забрать все остальное, чтобы они могли добраться до новой комнаты к обеду. Когда Сынмин возвращается за своим последним рюкзаком, его ловит сонный и ничего не понимающий Чан. Сегодня выходной, и мемберы только-только начали просыпаться. Это то, чем Сынмин решил воспользоваться – он хотел уйти незамеченным, чтобы не ворошить еще не зажившую рану, но ему стоило предугадать, что чуткий сон Чана все равно будет потревожен.       – Что ты делаешь? – Чан спрашивает, потирая глаза, и его взгляд пробегается по опустевшей комнате беты. Альфа трясет головой, прогоняя остатки сна, и непонимающе смотрит на Сынмина. – Ты…       – Я съеду ненадолго, хен. – бета отзывается, и Чан ошарашенно хлопает глазами, кажется, все еще не до конца соображая.       – Почему ты… – он снова трясет головой и запускает пальцы в волосы. – Это из-за того, что случилось вчера? Минхо бывает слишком груб… Прости его за это, Сынмин-а, если хочешь, я…       – Я люблю вас. – Сынмин перебивает его – признается на выдохе, внезапно почувствовав себя смелым, и отводит взгляд. – Я люблю вас так же, как вы любите друг друга, но… – он неловко чешет нос. – Но вы меня не хотите.       – Сынмин, я…       – Нет. – бета не дает ему возразить. – Это… Это больно, хен, но я справлюсь, хорошо? Мне… просто нужно немного времени. Пожалуйста? Немного побыть наедине.       – Я понимаю. – Чан отзывается, и в его голосе сквозит что-то отдаленно напоминающее тоску. – Я могу чем-то помочь тебе?       – Не волнуйся, менеджер-ним уже помог мне во всем разобраться. – Сынмин отвечает, качая головой. – Я разбудил его рано утром, он просто невероятно ворчал. – добавляет он с наигранной улыбкой, и Чан тянет руку, чтобы коснуться его лица, но Сынмин не позволяет. – Не надо…       – Извини.       – Все нормально. – он отмахивается. – И… я все еще в группе, хен. Я не подведу, за это не беспокойся. – добавляет он. – Мы… все еще можем видеться и зависать вместе, мне просто… нужно это пережить.       – Я понимаю. – Чан повторяется. Кажется, он хочет сказать что-то еще, но в дверях комнаты появляется такой же сонный Феликс. И Сынмин впервые благодарен за то, что кто-то разрушил эту интимную обстановку. Она слишком давит на него.       – Что происходит…? – омега сонно мычит, утыкаясь лицом в шею главного альфы, и сердце Сынмина щемит от нежности, когда он смотрит на Феликса. Он хотел бы быть там, рядом с ними, прижимаясь к ним в ленивых утренних объятиях, но Сынмин не может.       Ему просто нельзя.       – Ты будешь хорошим альфой для них, хен. – говорит бета, мягко потрепав Феликса по волосам и бросая последний взгляд на Чана. Тот улыбается – немного грустно, но все же. – Мне пора, менеджер-ним ждет. Увидимся завтра на репетиции.       Чан кивает, и когда Сынмин уходит, захватив свой рюкзак, альфа не останавливает его.       Слезы застилают глаза Сынмина, когда он выходит на улицу, жадно глотая свежий воздух, но даже так он упрямо движется к машине, где его уже ждет такой же понурый менеджер, нервно курящий третью сигарету подряд.       – Все забрал? – спрашивает он негромко, и Сынмин может только кивнуть, потому что на слова уже не осталось сил совершенно. – О, Сынминни… Иди сюда.       Старший тянет его в свои объятия, и Сынмин вжимается лицом в его пахнущее дымом плечо, даже не пытаясь заглушить рвущие наружу рыдания. Ему больно, так невыразимо больно…       Когда машина трогается с места, Сынмин сразу же утыкается в свой телефон, чтобы отвлечься на глупые тиктоки. Он уже не видит выскочившегося на улицу Феликса. Не видит, как омега в одной пижаме бежит за удаляющейся машиной, крича его имя. Не видит, как тот спотыкается и падает на дорогу, марая свои милые розовые штаны и разрывая в кровь кожу на ладонях.       Не видит, как Чан и Минхо в четыре руки пытаются вернуть его, задыхающегося и рыдающего, обратно домой.       ***       В кафе очень тихо.       Поздним вечером здесь почти не бывает людей, и это просто потрясающе, потому что теперь Чан и его стая смогут неплохо отдохнуть и вкусно поужинать, не боясь быть замеченными больше, чем парой-тройкой человек.       – Пойду узнаю, что там с заказом.       Чан поднимается со стула, оглядывая своих болтающих о чем-то младших, и остальные члены стаи кивают в ответ.       – Поторопись, хен! – говорит ему Джисон, и альфа смеется над его надутыми щеками.       – Я вернусь через минуту, детка. – отзывается он, и все остальные с интересом наблюдают за тем, как тот удаляется в сторону выдачи заказов.       Чан бросает взгляд на свои часы, пытаясь прикинуть, сколько еще им придется ждать, и может быть, даже уже жалеет о том, что они решили прийти сюда вместо того, чтобы просто заказать доставку. Готовить Минхо и Феликсу особо не хотелось – день был трудным для них, а Джисон слишком голоден, чтобы ждать приготовления еды. Так что Чан поддался на их уговоры и все они очень скоро оказались в ближайшей забегаловке – уличном ресторанчике какой-то пожилой пары. В такое время здесь уже мало людей, поэтому никто не побеспокоит их, и это хорошо.       Чан просто спросит, готов ли их заказ. Отвлекать добродушную тетеньку от работы не хотелось, но его стая ужасно голодная.       – Ой…       Альфа, кажется, слишком отвлекается на часы и свои мысли, потому что не замечает идущего впереди него человека с напитками. Они неуклюже сталкиваются в проходе, и Чан сразу чувствует боль от ударившего его острого плеча. Несколько прохладных капель попадает на его одежду.       – Прошу прощения! – раздается знакомый голос, и Чан впадает в ступор прежде, чем слышит последующее после извинений «Господи, детка, ты в порядке?» сказанное таким же смутно знакомым голосом.       Он поднимает взгляд, чтобы убедиться, что ему не показалось, и почти слышит, как глухо падает в ноги его собственное сердце. Неужели его глаза обманывают его?       – Сынмин…?       В последний раз все они видели Сынмина ровно четыре года назад. Их отношения стали довольно напряженными после того, как стая официально узаконила свои взаимоотношения, и даже если все они пытались делать вид, что все в порядке, это было далеко не так. Сынмин усердно работал ради будущего их группы – может быть, даже больше, чем все они, а потом контракт закончился, и бета был единственным, кто не стал его продлевать. Он пропал, даже не попрощавшись – только написал длинное сообщение в их общий чат, в котором поблагодарил за все – и с тех пор от него не было никаких вестей.       До этого дня.       Сейчас Сынмин стоит прямо перед Чаном, все такой же растрепанный и милый, худой, разве что, теперь чуть выше, чем был тогда, и точно так же смотрит на Чана, удивленно моргая. Мельтешивший рядом с ним парень пытается промокнуть салфеткой расплескавшийся напиток на его груди, но ни Чан, ни Сынмин, кажется, не обращают на него внимание.       – Хен?       Сынмин шепчет на выдохе, оглядывая Чана с ног до головы, словно видел впервые, и наконец улыбается. Широко и ярко, совсем как тогда.       – Растешь вширь. – бета шутит, и сердце Чана снова совершает этот странный болезненный прыжок глубоко под его ребрами. Он скучал. Он так невыносимо скучал по этому глупому, очаровательному, талантливому парню… – Теперь ты почти как Чанбин-хен!       – Чанбин… уже больше. – Чан машинально отвечает, понимая, как глупо он на самом деле звучит, и не может оторвать от Сынмина взгляд. Но Сынмин смеется, значит, все в порядке. – Мы давно тебя не видели, Сынмин-а. – говорит он все еще вполголоса, словно боясь, что все это лишь сон. – Как… как ты?       Сынмин открывает было рот, чтобы ответить, но кто-то рядом с ними громко прокашливается, наконец, привлекая к себе их внимание.       – Банчан.       Альфа поворачивается на звук собственного имени, и непонимающе хмурится, внезапно замечая стоящего рядом с ними Енджуна – старшего омегу группы и другой стаи, узаконившей свои отношения почти сразу после того, как это сделали они. Но… почему Енджун здесь? Здание их компании находится почти в другом конце города, так что очень удивительно, что они оказались в этом кафе в такое время.       – Енджун. – Чан вежливо кланяется, все еще не сводя с омеги внимательного взгляда, и тот точно так же кланяется в ответ, привычно улыбаясь. Между их стаями хорошие отношения, и Чан несомненно рад видеть их здесь, но все это пока что не вяжется в его голове в одну картину. – Рад тебя видеть, как поживаешь?       – Нам тоже очень приятно повидаться с тобой. – омега приветливо улыбается, протягивая руку и хлопая Чана по плечу. – У нас все отлично! Подготовка к альбому идет полным ходом! Ну, ты знаешь. – отмахивается он, рассмеявшись. – Ты здесь со своей стаей?       – Да, мы… – Чан неловко ведет плечом, указав куда-то в сторону. Сынмин и Енджун поворачиваются, тут же поймав на себе шесть удивленных и озадаченных взглядов, и если Чан замечает, как сжимаются пальцы Сынмина на полупустом стакане, он ничего не говорит. – Зашли перекусить после работы. Джисон чуть не устроил мне истерику. – шутит он, заставляя Енджуна рассмеяться.       – Младшие всегда такие капризные, да? – омега улыбается, повернувшись к Сынмину и помогая ему снять испорченный напитками пиджак. – Тогда не хотите присоединиться к нам за столом? Мы тоже зашли поужинать.       – О… – Чан задумчиво кивает, наблюдая за тем, как ловкие пальцы Енджуна расстегивают сынминовы пуговицы. Бета послушно стоит на месте, позволяя омеге справиться с этим, и благодарит его коротким кивком, когда Енджун аккуратно сворачивает пиджак и кладет на свою руку. – Конечно.       – Отлично!       И уже через несколько минут все они сидят за одним большим общим столом.       Остальные мемберы были так ошарашены внезапным появлением Сынмина, что даже не сразу отреагировали на слова Чана, когда тот сказал им, что Субин и его стая приглашают их вместе поужинать. Те приняли их великодушно и по-дружески, тут же подсуетились, освобождая места, и притащили дополнительные стулья, с чем Чан несомненно помог. Они с комфортом устроились, занимая свободные места, и им даже принесли их заказы, но обстановка за столом все равно была… странной.       Чан замечает, что все его мемберы как один пялятся на Сынмина, пытаясь связать все увиденное у себя в голове, и альфа понимает их – конечно понимает, потому что видеть Сынмина там, по ту сторону стола, кажется слишком… чужим.       Неправильным.       – Как продвигается ваша работа? – Бомгю спрашивает, слишком восторженный тем фактом, что все они могут немного отдохнуть от работы и вместе покушать, и его рука, обвитая вокруг талии Сынмина, время от времени щекочет его бок. – Я слушал ваш новый альбом, это просто потрясающе!       – Да, музыка очень крутая. – согласно кивает Субин, уважительно посмотрев на Чана, и тот улыбается, благодарно кивая в ответ.       – О, большое спасибо. Мы много работали над этим.       И обсуждение плавно перетекает в сторону их нового альбома. За столом становится шумно. Обстановка заметно разряжается, когда Чан рассказывает об их работе в студии, и Чанбин с Джисоном привычно перебивают, вспоминая забавные истории. Хенджин и Феликс немного говорят о сложности новой хореографии, а Чонин и Минхо – пару слов об их прогрессе в вокале. Сынмин смеется вместе со всеми над выходками Енджуна, Бомгю и Чанбина, и Чану внезапно кажется, что ничего этого не было – не было их недопониманий, не было никакой напряженности и не было этого длинного, почти бесконечного промежутка длиной в четыре потерянных года.       – Ты… все еще поешь, Сынмин-а? – Чанбин вдруг спрашивает, и бета слабо улыбается в ответ, качая головой. Сидящий рядом с ним Кай тут же мягко касается его щеки – кажется, это все еще больная для беты тема.       – Сынминни ушел из этой индустрии. – отвечает Кай вместо Сынмина, когда тот заметно скисает, опуская взгляд на свои руки. – Но он теперь получает второе высшее! Постоянно в учебе, такой занятой! – добавляет он, коротко хихикнув. – Нам приходится буквально тащить его в постель, он постоянно сидит допоздна. Хен, ты слышишь? – обращается он к Субину, чтобы немного разрядить атмосферу. Альфа смеется, но лишь пожимает плечами – они ничего не могут сделать с их трудолюбивым членом стаи.       – Это на него похоже. – говорит Минхо, кивая, и его голос звучит необычайно тихо. Он смотрит на Сынмина, надеясь поймать его взгляд, но тот упрямо не поднимает голову.       – Он очень старательный! – согласно кивает Бомгю.       – Эй, ну хватит. – Сынмин слабо толкает его в плечо, и омега смеется, оставляя мягкий поцелуй на его щеке в ответ. Чан не отводит от них взгляд.       Он видит, как лицо беты стремительно розовеет, и его сердце странно замирает в груди, прежде чем начать биться с удвоенной силой – он никогда прежде не видел Сынмина таким. Таким застенчивым, мягким и нежным. Никогда не видел, чтобы Сынмин так смущался, никогда не видел, чтобы он так слабо бил кого-нибудь из них в плечо, как сейчас Бомгю, и так взволнованно что-то бормотал, краснея с каждой секундой все больше.       – В чем дело, детка? – омега дразнит.       – Бомгю. – Субин прерывает их мягким, но уверенным голосом, привлекая к себе их внимание, и оба младших тут же послушно поворачиваются к нему. – Оставь это, Сынминни не любит на публике, ты же знаешь.       – Прости, альфа. – Бомгю тут же недовольно дует губы, но слушается, увеличивая расстояние между его и Сынмина лицами. Однако все равно не убирает руку с талии беты, оставляя ее там. – Не мог удержаться.       Сынмин привычно фыркает, закатывая глаза, и Чан почти умирает снова, потому что даже спустя четыре года Сынмин остается все таким же, как тогда, когда оставил их.       Все такой же. Только теперь не их.       – Я схожу за водой. – говорит бета, поднявшись со своего места, и Бомгю неохотно, но отпускает его, снова надувая губы.       – Я помогу.       Феликс вдруг подает голос.       Все взгляды за столом тут же мечутся к двум поднявшимся парням, неловко замершим друг напротив друга, и Чан даже собирается было вмешаться, но Сынмин внезапно коротко кивает, пожимая плечами – кажется, его это не беспокоит. Они уходят, и все остальные возвращаются к ужину, хотя атмосфера становится заметно тяжелее. Беспокойство волной пробегается по каждому из них.       Сынмин старается не думать о том, что Феликс идет прямо позади него, когда движется в сторону выдачи заказов, чтобы попросить еще немного воды, но он слышит шаги омеги и чувствует его запах – все такой же, как раньше, разве что теперь чуть тяжелее. Он совершенно не ожидал увидеть их здесь – не тогда, когда почти залечил все свои раны. Конечно, время от времени он все еще иногда вспоминает их, вспоминает их глупости и уютные вечера, но теперь у него есть любящая его стая, и Сынмин счастлив заботиться о ком-то, кто принимает и понимает его любовь даже так – без лишних слов и откровенных касаний. Сынмин может быть откровенным, когда действительно хочет, но он рад, что его стая не давит на него и все равно понимает все его чувства.       – Сынмин-а?       Феликс зовет его, негромко и робко, касается запястья, чтобы привлечь внимание, и Сынмин поворачивается, сразу встречаясь взглядом с его обеспокоенными глазами. Феликс теперь выглядит немного по-другому. Черты его лица стали мужественнее и резче, с них пропало детское очарование, но его невероятная, почти неземная красота все еще осталась при нем. Конечно, Сынмин часто видит лица всех их в новостях или по телевизору, но сейчас… сейчас все по-другому.       – Мы… можем поговорить? – спрашивает омега почти шепотом, и его глаза наполняются слезами, которые он тут же яростно смахивает. Сынмин не хочет, чтобы Феликс плакал – Феликс один из самых замечательных людей, которых он когда-либо знал. – Пожалуйста?       – Я… конечно. – Сынмин неловко кусает губу. Феликс разворачивается, куда-то уходя, и Сынмину не остается ничего другого, кроме как следовать за ним. Они уходят дальше от любопытных глаз, и бета, если честно, не уверен, что им есть, о чем поговорить теперь, но отказать Феликсу почти невозможно. Даже сейчас.       Они оказываются в каком-то полутемном углу ресторана, почти у самого выхода – здесь прохладно, и Сынмин ежится, потому что его пиджак остался у Енджуна на коленях. Феликс выдыхает, поворачиваясь к нему лицом, и Сынмину не нравится видеть опущенные уголки его губ, но он ничего не может с этим поделать. Он не знает, что Феликс хочет сказать ему, но он действительно рад увидеть его – пусть и так, словно они теперь не знакомы.       – Я… – омега говорит, неуверенно обняв себя руками, и отводит взгляд, собираясь с силами. Сынмин молчит, давая ему возможность высказаться, потому что у самого Сынмина нет ничего, что он бы хотел сказать Феликсу. Он высказал все, что было у него на душе, еще четыре года назад, когда отправил им то глупое, сопливое, но полное чувств письмо в чат, а затем сменил номер и уехал. – Я не хотел, чтобы так получилось. Не хотел, чтобы ты уходил…       – Я должен был. – Сынмин отвечает, и Феликс всхлипывает, пытаясь стереть с лица внезапно хлынувшие слезы. Он плачет, все еще пытаясь казаться стойким, но проблема в том, что Феликс никогда не был стойким, и они оба это знают. – Я не мог остаться. Ты знаешь это, Енбок-а.       – Но мы могли бы что-нибудь придумать! – Феликс говорит, почти умоляет, и его пальцы вцепляются в руку Сынмина, пусть это и не заставит бету снова остаться с ним. – Мы могли бы что-нибудь придумать, Сынминни, я ведь…! – он выдыхает, мешая слова с очередным всхлипом. – Я ведь всегда тебя-…       – Не надо. – Сынмин прерывает его, не давая закончить фразу, и на его лице появляется грустная улыбка, когда он понимает. – Не говори это сейчас, Ликс. Это ничего не изменит, ты же знаешь.       Феликс снова всхлипывает, поднимая на него взгляд, и Сынмин снова улыбается – ему хочется, чтобы Феликс запомнил его таким. Он стирает слезы омеги, промакивая их рукавами своей рубашки, а тот как ребенок рыдает навзрыд, безнадежно цепляясь за его руки.       – Могу я… – голос омеги хриплый и влажный от слез, когда он снова ловит взгляд беты своим. – Могу я тебя обнять? – спрашивает он тихо, почти совсем беззвучно, но Сынмин слышит. – Всего раз, Сынмин-а, пожалуйста… Всего один раз? Сынмин не сразу отвечает – молчит почти целую минуту, глядя на ломающегося Феликса напротив, и взвешивает все «за» и «против». На деле же – боится пересекать черту.       – Пожалуйста…       Сынмин слишком быстро сдается. Сам притягивает Феликса в свои руки, позволяя уткнуться лицом в плечо, и крепко обнимает, делясь своим теплом и успокаивая. Феликс все такой же хрупкий в его объятиях, такой же цепкий и теплый, совсем как тогда, несколько лет назад.       – Мне жаль… – он бормочет Сынмину в плечо, больно сжимая его в своих руках. – Мне так жаль, Сынминни… Прости меня…       – Это не твоя вина, Енбок-а. – Сынмин мягко бормочет куда-то ему в ухо, продолжая мягко укачивать омегу в своих объятиях. – Никогда не было. Случилось то, что случилось.       Феликс икает, и у него все еще никак не получается успокоиться, потому что он чувствует слишком много. Но Сынмин, наконец, рядом с ним – обнимает и держит, и пахнет так знакомо, что Феликс цепляется за него еще крепче, до боли, потому что совсем скоро он снова его потеряет.       И неизвестно, насколько теперь.       – Нам нужно вернуться за стол. – говорит негромко Сынмин, когда Феликс, наконец, понемногу успокаивается. Его тело больше не сотрясают рыдания, и Сынмин действительно рад, что омега чувствует себя лучше. – И принести воды.       Феликс вытирает слезы протянутым платком – единственное, что теперь будет напоминать ему об этом вечере и Сынмине – и послушно кивает, следуя за бетой обратно. Он смотрит на его спину, ощущая невероятную тоску. Сынмин совсем рядом, только протяни руку, но вместе с тем – ужасно далеко, что Феликсу не хватит целой вечности, чтобы догнать его.       Чан ковыряется палочками в своей тарелке. У него почти нет аппетита, а еще ему невероятно хочется узнать как можно больше об отношениях Сынмина и членов стаи Субина, но это было бы слишком невежливо с его стороны – вмешиваться в их личную жизнь и задавать глупые вопросы.       – Так Сынмин теперь… с вами? – Джисон вдруг спрашивает, и Хенджин тыкает его в бок за бестактный вопрос, но кажется, других это нисколько не смущает. Члены стаи Субина заметно оживляются, готовые поддержать любой разговор.       – Ага. – Бомгю энергично кивает, не слишком аккуратно наматывая побольше лапши на свои палочки, и Енджун рядом с ним брезгливо фыркает, но все равно смеется. – Он только недавно стал частью нашей стаи. Но нам пришлось знатно побегать за ним.       – Неужели? – негромко спрашивает Чанбин, сосредоточив все свое внимание на словах Бомгю, и Чонин рядом с ним нервно выпрямляется, навострив слух. – А как вы… Как вы вообще стали стаей?       – О, сначала мы хотели поработать с Сынмином. – Тэхен отвечает, коротко улыбнувшись, и его глаза привлекательно сияют в мягком освещении ресторанчика, едва он вспоминает о бете. – Мы узнали, что он не стал продлевать контракт с вашим агентством и покинул группу, но Бомгю был просто влюблен в его голос, так что мы попросили нашего менеджера связаться с ним, чтобы он немного поучил нас вокалу.       – Он так упрямо отказывался! – Субин смеется, вспоминая события того времени, и Чан чувствует безграничную нежность в его голосе – альфа действительно заботится о нем. – Сказал, что знает не больше нас, но мы настаивали.       – Сынминни хотел сначала провести время с семьей и отдохнуть от всей этой индустрии. – добавляет Кай. – Мы не стали давить на него и сказали, что дождемся.       – Только спустя год нам удалось подписать с ним договор. – кивает Енджун, воруя немного мяса с тарелки альфы их стаи. Субин, кажется, не возражает. – Сынмин очень ответственно подходит к своей работе, и это то, чем он нас зацепил. Конечно, у нас были кое-какие недоразумения в самом начале.       – Я поругался с Сынмином в первый же день. – говорит Бомгю с неловким смешком, и его застенчивый смех вызывает улыбки на лицах членов его стаи. – Я был так зол, но черт… Он был прав тогда, мы поспорили по поводу нот, или что-то типа. Но… это даже сблизило нас. – признается он, расплываясь в застенчиво-довольной улыбке.       – Да, мы очень сблизились как друзья. – задумчиво кивает Тэхен. – А в какой-то момент просто осознали, что у нас всех одинаковые чувства к Сынмину. Субин-хен собрал нас поговорить, и мы приняли решение начать за ним ухаживать.       – Ты хотел сказать «пытаться ухаживать»? – фыркает Енджун, дразня младшего бету. – Ты был таким ужасно неловким! Я удивлен, что Сынминни вообще повелся на это!       – Я делал все, что мог! – Тэхен защищается, закатывая глаза и скрещивая на груди руки. – Именно поэтому он поцеловал меня первым! Ты просто завидуешь, хен.       – О, ты собираешься гордиться этим всю жизнь, высокомерный щенок? – Енджун язвит в ответ, и Субин качает головой, не сдерживая мягкой улыбки, когда наблюдает за их перепалкой.       – Извините за это. – говорит альфа, но Чан уже не слушает его, отключившийся после фразы «он поцеловал меня первым». Кажется, у них действительно все серьезно, и если у Чана еще был мизерный шанс вернуть Сынмина обратно, едва они встретились, то теперь у него не осталось даже капли надежды на это. Что ж, в конце концов, это то, чего они все заслужили: Сынмин любящую его стаю, а Чан – пусть и болезненный, но жизненный урок.       – Сынмин только недавно стал частью стаи. – негромко говорит Кай, стараясь не обращать внимание на непрекращающийся спор между Енджуном и Тэхеном, и его глаза смотрят на Чана так внимательно, словно он уже знает, о чем думает старший альфа. – Он долго не подпускал нас к себе, поэтому не сразу согласился принять наши ухаживания. Пусть Сынмин и не показывает свои чувства открыто, но теперь он действительно доверяет нам.       – Его сердце было разбито, когда мы ухаживали за ним. – кивает Бомгю, грустно улыбнувшись, и чувство вины царапает внутренности Чана, едва он слышит об этом. – И даже если сейчас Сынмин любит нас, вы все равно останетесь для него важными людьми, хен. И… мне жаль, что у вас не получилось.       Чан кивает, отводя взгляд, и противный ком встает в его горле. Здесь не о чем жалеть – у них не получилось, потому что они даже не пытались. Потому что все они делали для Сынмина гораздо меньше, чем он заслуживает на самом деле.       Разговоры за столом стихают как раз в тот момент, когда Сынмин с Феликсом возвращаются с несколькими стаканами и большим кувшином воды. Чан сразу замечает подавленное состояние их обоих и с готовностью принимает Феликса в свои руки, мягко сжимая его плечо, чтобы ненавязчиво успокоить. Субин тоже встает, двигаясь навстречу Сынмину, словно почувствовав в его эмоциях что-то, что не могут почувствовать другие, и встречается с бетой взглядом. Тот слабо улыбается, позволяя оставить невесомый поцелуй на лбу, и ловит взгляд альфы своим.       Субин, кажется, что-то замечает в глубине его глаз.       – В чем дело, щенок? – спрашивает альфа тихо, чтобы другие не услышали его, но Чан все равно слышит, потому что не сводит с них взгляда теперь, когда Феликс под присмотром Чанбина. Сынмин что-то шепчет, и Субин наклоняется к его лицу, чтобы лучше слышать, что заставляет бету моментально порозоветь. Чан краем глаза видит, как Минхо сжимает в руках палочки.       – Что-то не так? – Хенджин спрашивает, заметив их перешептывания, и его взгляд остается так же прикован к Сынмину. За весь вечер тот так и не взглянул на него.       – Все в порядке. – Субин улыбается, позволяя Сынмину неловко вцепиться в свою одежду. – Сынминни беспокоится, что не успеет подготовиться к завтрашнему экзамену, так что мы посидим с вами еще немного. Но потом нам нужно будет уйти.       – Ты сдашь экзамен на «отлично», Сынмин-а. – говорит Енджун, спасая обстановку. – Ты посещал все занятия.       Сынмин ворчит что-то неразборчивое в ответ, заставляя Енджуна рассмеяться, и занимает свое место рядом с Бомгю, наливая себе немного воды. Все снова возвращаются к еде, но Чан замечает, что взгляды членов его стаи тоже время от времени надолго задерживаются на Сынмине. И как бы ему ни хотелось помочь им почувствовать себя лучше – он полностью понимает их эмоции. Сейчас, видя Сынмина таким же, как раньше – смеющимся и язвительным, растрепанным и как всегда очаровательным – похоже на самую настоящую пытку. И будто бы все снова стало как раньше, но теперь они на одной стороне стола, а Сынмин – на другой, в чужих руках и в чужих объятиях.       Помеченный чужими поцелуями.       Чан наблюдает, как Сынмин перекладывает немного мяса со своей тарелки в тарелки Бомгю и Кая, и вспоминает, что младший делал так и раньше, когда они все вместе собирались в кафешке после изнурительных репетиций. Чан видит, как Сынмин шутит над Бомгю, при этом не сводя с него внимательного взгляда – потому что действительно боится задеть – он делал так с Чонином и Минхо. Чан замечает, как Сынмин тычет Кая в бок, как когда-то тыкал Чанбина и Джисона. Сынмин все такой же, просто теперь с ним другие люди. Кай поворачивается, коротко улыбнувшись, и точно так же тычет Сынмина в ответ, прежде чем погладить его бок и взять за руку, потому что он знает, что означает этот «тык» – глупый щенок просто хочет немного тактильного контакта.       Кай знает это.       А Чан этого не знал.       Чан даже не пытался.       Ужин продолжается еще немного, а потом Сынмин смотрит на время на своем телефоне и трогает Субина ногой под столом. Альфа сразу поворачивается к нему, ловя его взгляд своим, и приподнимает брови, давая понять, что слушает его.       – Мне нужно готовиться, Субин-а. – говорит Сынмин вполголоса, но многие все равно слышат его. Недовольные звуки Енджуна и Бомгю превращаются в ворчание, когда Субин бросает на них предупреждающий взгляд. – Я вернусь домой. Вы можете остаться еще ненадолго, но мне уже нужно идти.       – Конечно, детка. – Субин отзывается, согласно кивая и отпуская бету. – Хочешь, Енджун-хен пойдет с тобой?       – Нет. – Сынмин фыркает, привычно закатывая глаза. – Этот хен вечно ко мне пристает. Так я никогда не подготовлюсь.       – Я могу пойти с тобой. – вызывается Тэхен, заметно оживившись. – Чувствую себя немного усталым, так что буду только рад уйти пораньше и отдохнуть.       – Приколы интровертов. – Бомгю дует губы, но машет им рукой, поторапливая поскорее уйти. – Идите уже! Только верни Сынмина в мою комнату, Кан Тэхен!       – Попробуй отнять его у меня. – бета дразнится в ответ, и Бомгю почти подрывается за ним, но Енджун успевает вовремя схватить его поперек талии.       – Ты такой дрянной! – вопит омега, и Сынмин с Тэхеном в унисон смеются, пока Субин снимает с себя свою худи и натягивает ее на Сынмина – его пиджак все еще был безнадежно испорчен, а на улице уже похолодало. – Я разберусь с тобой позже!       – Просто приходи к нам сам, в чем проблема? – Сынмин дразнит его, и Бомгю кажется вполне удовлетворенным его предложением, потому что тут же затихает, растягивая губы в довольной улыбке.       Чан все еще смотрит на бету.       Сынмин замечает на себе его взгляд – было бы трудно не заметить, на самом деле, – и выпрямляется, словно они были друг другу чужими. Он уважительно кланяется, что в который раз разбивает Чану сердце, и снова привычно улыбается.       – Приятно было увидеться снова, хен. – говорит Сынмин, пряча руки в карманы худи. В карманы худи Субина. – Новый альбом действительно получился очень крутым!       – Но не таким крутым, как раньше. – тихо отзывается Чан, и если улыбка Сынмина дрогнет, никто из них не говорит об этом ни слова. Бета переводит взгляд на всех остальных, задерживаясь ненадолго на лице Минхо – тот впервые смотрит на него так открыто и почти умоляюще.       – Я… – Сынмин неуверенно ведет плечом, опуская глаза, а затем бросает еще один взгляд на Феликса, на ресницах которого снова блестели слезы.       – Детка. – Субин мягко касается поясницы беты, чтобы привлечь к себе его внимание. – Тэхен уже ждет тебя, хорошо?       Сынмин кивает. Мягкая улыбка трогает его губы, когда он смотрит на альфу, и он еще раз кланяется Чану и его стае, прежде чем двинуться в сторону выхода из ресторана, к Тэхену. Тот принимает его в свои руки, поправляя воротник худи, и спрашивает что-то еще, прежде чем они уходят.       Чан чувствует, как сжимается рука Джисона на его бедре, и ему даже не нужно смотреть на них, чтобы знать, что все они провожают Сынмина взглядами.       Любить Сынмина оказалось возможно, просто они не умели.       И даже никогда не пытались этого сделать.