Merry Dancers: дальше некуда

Официант подошел к их столу и что-то шепнул президенту, а тот, поднявшись, извинился и сообщил, что даже в Рождество есть не терпящие отлагательств дела. Джоконда мгновенно поднялась следом, зная, что не должна покидать его ни на секунду. – Нет повода волноваться, Пруденс, я буду там, - указал он кивком на стол демократов. - Визит вежливости. Дорогая, а вот от твоей компании я бы не отказался, - подал он сигнал супруге, все же не желая находиться в обществе не самых приятных политических коллег из противоборствующей партии в одиночестве - Грейс умела скрасить любую неприятную компанию. Конечно, Кулидж посмотрел на Джоконду и хитро подмигнул ей, словно уверив, что просто не хочет ее беспокоить и позволяет насладиться обществом мистера Грейвза, Джоконда в ответ тепло и абсолютно счастливо улыбнулась. – Чего это вы с президентом перемигиваетесь? - спросил Пилигрим угрюмо, изобразив как будто нервный тик. – Ничего, мистер Пилигрим, просто ему наскучило мое общество и он хочет хотя бы немного побыть от него избавленным, - незамедлительно ответила Джоконда, не собираясь пояснять истинной причины. Грейвз все еще держал ее ладонь у себя на колене, не отпуская ни на секунду и размышляя про себя, осмелится ли старый лис возмутиться их поведением прилюдно? Да и кого вообще волнует его мнение, они же взрослые люди, в конце концов! Острые взгляды оба друг другу возвращали сполна. Неожиданно к их столу подошел весьма импозантный мужчина во фраке с голубой лентой и орденами, лет пятидесяти, он был осанист и весьма ухожен. На гладко выбритом лице сияла улыбка, обращенная к Пиквери, которая замерла на месте. – Томас Сазерленд, генерал армии США и командир сухопутных войск, - представился он и протянул ладонь Серафине, несколько не готовой к чьему бы то ни было вниманию. - Окажете ли вы мне честь и подарите вальс? Пиквери была очень элегантной и бесспорно шикарной женщиной, которая обладала определенной властью над противоположным полом и прекрасно это осознавала. Отказывать на балах было дурным тоном, и поэтому, едва представившись без должности, она взглянула на отчего-то развеселившегося Грейвза в безмолвном призыве вмешаться. Но тот только с почтением кивнул ей, словно одобряя партию. Это все же бал, на нем нужно танцевать. Госпоже президенту не оставалось ничего, кроме как последовать за с виду внушающим доверие генералом к танцующим парам, оставив их в обществе угрюмого Пилигрима, из ушей которого вот-вот должен был повалить пар, и Грейвзу почему-то от этого только становилось веселее. Пилигрим не знал что сказать, прекрасно зная, что оппонент за словом в карман не полезет и уж тем более не позволит старику рычать на подчиненную в его присутствии. Он будет охранять ее как Цербер. Джоконда же, не желая сталкиваться взглядом с начальником, заинтересовалась немного неуклюже танцующей вальс с тем же самым молодым человеком Тиной, с которым состояла в паре в полонезе. Хотя она и зареклась не поддаваться на уговоры о вальсе, похоже, и ее закружила эта рождественская кутерьма. Североамериканское сообщество магов негативно относилось к общению, дружбе и к отношениям с простыми людьми, сегодняшний вечер как будто на миг стер эти границы, ведь даже Пиквери танцевала с немагом. – Я думал, вы не почтите нас своим присутствием, из-за командировки в Восточную Европу, Персиваль, - после затянувшейся игры в гляделки, все же соизволил произнести Пилигрим, ведь даже в такой ситуации было невежливо не завести светскую беседу, однако в его голосе звучала язвительность. – Ну не мог же я оставить Пруденс одну в Рождество, - тот демонстративно поднял их сцепленные ладони в воздух и коснулся губами ее запястья в перчатке, переведя на нее полный уверенности собственнический взгляд. – Мистер Грейвз, что вы делаете? - с укоризной прошептала она, понимая, что он просто метит территорию, заявляя о своих намерениях серьезно и открыто. – Персиваль, - невозмутимо поправил он, вновь поддаваясь этому опьяняющему чувству в ее глазах и осознавая, что во всем мире теперь эта женщина принадлежит лишь ему одному, и что она - бесценное сокровище, которое он больше от себя не отпустит. - Не сочтите за грубость, Элайджа, если мы ненадолго вас оставим, - решил он за обоих и поднялся со стула, предлагая следовать за собой. Вместо того, чтобы пойти к вальсирующим парам, он обогнул их и направился к дверям прилегающих помещений, сразу увидев слабо освещенную галерею второго этажа и изогнутую лестницу. – Куда мы, мистер Грейвз? Мне нельзя упускать президента из поля видимости, - удивленно спрашивала она, однако без сопротивления поднимаясь за ним по лестнице. Он остановился у массивной скульптуры обнаженного Аполлона перед огромным окном, за которым в таинственном вальсе кружились снежинки, и потянул ее на себя, посмотрев на нее внимательно и сосредоточенно. – Давай оставим “мистер Грейвз” в прошлом, хорошо? Ты только что поцеловала меня, - с доброй, но хитрой улыбкой напомнил он. Она возмущенно ахнула, сделала еще шаг навстречу, совсем вплотную, и с коварно сверкнувшим взглядом указала ему пальцем в грудь, а он захватил ее за талию. – Более нелепой лжи я еще не слышала, ведь это поцеловали меня вы, мистер Грейвз, - упрямо звала она его формально, очевидно ввязываясь в невинную игру. В ее глазах, полных наигранного возмущения, плясали веселые смешинки. Она выглядела такой счастливой и влюбленной, что сердце Грейвза, утопая в томительной ласке ее невинных прикосновений, трепетало. – Я бы поцеловал еще, - негромко и интимно начал он, упиваясь видом ее раскрытых розовых губ и сводящего с ума игривого взгляда, - да боюсь новых нападок в свою сторону. - Она опустила взгляд, в котором на миг проскочило нечто на нее непохожее. Нечто искреннее. - Неужели Джоконда Уинтер смущена? Она внезапно утвердительно моргнула, коснувшись кончиком носа его щеки и с упоением вдохнув. И все же, ее уверенность была напускной, ее смущение было совершенно очаровательным. – Я в растерянности, но мне это нравится, - прошептала она, опалив его кожу теплым дыханием, и Грейвз почувствовал бегущие по спине мурашки и, вздрогнув, инстинктивно прижал ее теснее, а затем с величайшей нежностью коснулся ее скулы ладонью. - И мне совершенно не представляется возможным поверить в это… – Ты так красива сегодня, - на выдохе произнес Грейвз, едва находя в себе силы сдерживаться, но эти неторопливые и медленные ласки были намного лучше, чем если бы он просто поцеловал ее. Он коснулся губами ее брови, затем спустился к глазам, к переносице и кончику носа, исследуя ее лицо, стараясь пропустить через себя все эти неожиданно прекрасные эмоции. Ощущая себя хозяином положения, наверное, впервые он просто наслаждался моментом, которого так долго желал. Ему столько времени казалось, что он ей безразличен, что безусловно подогревало интерес, и сейчас он испытывал в момент окутавшее его счастье. Джоконда молча тонула в его прикосновениях, с ее губ сорвался бесконтрольный полувздох-полустон, она вновь закрыла глаза, отдаваясь неге, и едва ли могла поверить собственному счастью. И зачем было так долго отвергать мысль о том, что это не просто симпатия, навеянная дружбой или же посланием М.П.Г., а настоящие чувства? Она даже не поняла, когда так сильно влюбилась в него. Было ли это следствием того, что они несколько раз спасли друг другу жизни, или же следствием его заботы, которую иной раз было сложно разглядеть за его извечным недовольством? Она не знала. Произошло ли это после того, как они оказались в неоднозначном положении у сестер Голдштейн дома? Джоконда лишь помнила, что эта неловкая близость совершенно взбесила ее, а все потому, что ощущала желание быть к нему ближе… Возможно, именно та ситуация повлияла и на него. Грейвза как будто подменили… Нет, раньше, когда он нарушил все правила приличия, ворвавшись в спальню к спящей женщине. Или эти чувства тогда только начали зарождаться? – Я хочу быть счастливой… - неожиданно сказала она, признавшись и себе и ему в самой очевидной вещи во вселенной. – Я сделаю тебя счастливой, - ответил он, уверенный в своих словах как никогда прежде. - Я обещаю. И она поверила, потому что совершенно пропала в нем, сбитая с толку, опьяненная обоюдным чувством, но безусловно влюбленная и оттого такая искренняя и нежная. Джоконда заглянула в его потемневшие от переполняющих чувств глаза и вновь позволила себя поцеловать, но на этот раз по-настоящему - глубоко и чувственно. Так, что совершенно не слушались ноги. В этом поцелуе слились воедино все невысказанные эмоции, вся глубина ее привязанности, вся благодарность, на какую она была способна, искренне веря, что он сдержит обещанное, а она в свою очередь постарается сделать счастливым и его. Этот поцелуй был так необходим обоим, долгий, невероятно долгий поцелуй, во время которого оба забывали как дышать. Это было нечто такое непривычное, другое, непохожее на первую влюбленность. Нечто правильное, нечто, что будет иметь продолжение. Они уже очень хорошо друг друга знали - недостатки и достоинства, и каждый понял, что будет счастлив разделить будущее друг с другом. С первых секунд стало ясно, что это не краткосрочный роман, а настоящее, подлинное чувство, которое претерпело множество метаморфоз от неприязни до дружбы и, наконец, всепоглощающей, совершенно крышесносной влюбленности… И это было тем, что заставляло сжимать друг друга в объятиях в невозможности надышаться, желать слиться в единое целое и больше никогда не отпускать. Они бы и дальше самозабвенно целовались, если бы не короткое покашливание, заставившее их синхронно открыть глаза и нехотя отстраниться друг от друга. Джоконда смущенно отошла в тень статуи, пытаясь сделаться невидимой перед появившимся перед ними аврором. – Сэр, извините, что не вовремя… - глядя куда угодно, кроме как на них, сказал Тирренс, кожей ощущая, что босс готов его прибить. - Мистер президент исчез. Мы не можем его найти. – Как исчез? - округлила глаза раскрасневшаяся Джоконда, покусывая набухшие губы. - Нужно его найти! – Может, он отошел в уборную? - предположил Грейвз, взяв ее за руку, чтобы ей не было так неловко. – Там его нет, сэр. Она сорвалась с места, слетая по ступеням в своем невесомом белом платье, от смущения не осталось и следа, и Грейвз рванул следом, ощущая вину, что из-за его нестерпимого желания уединиться у нее, у них всех могут быть проблемы. Он крикнул Тирренсу, чтобы тот собрал авроров и прочесал здание и периметр, влетел за ней в бальный зал и ринулся сквозь толпу приглашенных, едва поспевая за юркой Джокондой. Ряды демократов за столом, где его видели в последний раз, поредели. – Где мистер Кулидж? - почти рявкнула она на правительственную элиту и ощутила на локте хватку его супруги. – Что вы себе позволяете?.. - успел кто-то возмутиться, но ей едва ли было до манер. – Грейс, где вы видели мужа в последний раз? - спросила Джоконда у не менее растерянной супруги Кулиджа. – Он ушел вместе с Джоном Дэвисом в ту сторону, а я ведь просила… Хватило всего секунды, чтобы Джоконда рванула дальше, не дослушав. – Где вы были, Грейвз? - зло спросила Пиквери, оказавшись рядом, но, заметив его порозовевшие губы, на которых остались следы бледной помады Пруденс, сразу все поняла, и в глазах ее вспыхнуло осуждение. – Отложим разговор. Понимая, что заслужил хорошую трепку от Пиквери, он на скорости ветра пронесся догонять лавирующую между гостями Джоконду, не слышащую окликов из-за громкого оркестра. – Пруденс, стой! - крикнул он вновь, наконец выбежав из дверей бального зала в главный холл. - Подожди меня. – Нужно найти его, срочно! - только возбужденно и испуганно говорила она, не сбавляя шаг, но уже на лестнице стала замедляться, и он без труда нагнал ее, схватив за предплечье. – Авроры прочесывают здание, - сообщил он. – Это не повод сидеть на месте, я тоже аврор, - напомнила она, едва справляясь с дыханием после пробежки. Это здание было не просто бальным залом, это был огромный комплекс со множеством лестниц и ответвлений, и куда мог подеваться президент Соединенных Штатов, они не имели ни малейшего понятия. – Слишком много помещений, что, если из-за моей глупости… - ее глаза расширились от ужаса. - Нужно что-то делать… Нужно быстрее, - лепетала она, будто не понимая что говорит; внезапно ее глаза вспыхнули, Джоконда на миг замерла, затем извлекла волшебную палочку из потайного кармана платья и направила на окно, которое тотчас открылось, впустив в помещение совершенно ледяной воздух. - Я облечу снаружи, загляну в каждое окно. Наложите на меня чары слежения, мистер Грейвз. – В смысле, облетишь?! – Пожалуйста, не медлите, я потом всё объясню. Он повиновался, озадаченно глядя на нее, совершенно взбудораженную из-за тревоги. И тогда Джоконда просто понеслась к окну, словно намеревалась выпрыгнуть с высоты второго этажа, но всего в нескольких дюймах от него внезапно превратилась в огромную птицу - филина, который, хлопая тяжелыми крыльями, ушёл в ночное небо, откуда все так же кружась под доносящиеся звуки вальса спускались снежинки. Грейвз едва успел осознать, что она незарегистрированный анимаг, и глаза его тотчас налились кровью. Она вновь что-то утаивала, вновь заставляла чувствовать себя обманутым, но сейчас не было времени на возмущения, он лишь ожидал ее сигнала - любого заклинания из палочки, быстрым шагом прочёсывая пустынные этажи, отойдя уже настолько далеко, что не слышал праздничного оркестра… …Окна этажей сегодня ночью горели все до единого, не считая нескольких лестничных пролетов. Не счесть этажей в этом высоком здании, не счесть гостиных и кабинетов. Внизу и в здании сновали авроры, но их было недостаточно, чтобы быстро оглядеть такое огромное здание. Как далеко успел уйти президент и что им двигало? Грейс пыталась его остановить, но, похоже, безуспешно. Ну зачем Джоконда поддалась чувствам и позволила увести себя из зала? Зачем Грейвз сам поступил так безответственно? Но времени на самобичевание не было, она обратила все звериные инстинкты к одной единственной цели - увидеть и услышать хоть что-то, что дало бы ориентир. Джоконда заметила передвигающуюся по коридору четвертого этажа фигуру. Сын Джона Дэвиса. Куда он направлялся? Он, однако, не выглядел возбужденным или подозрительным, а просто подкидывал какой-то предмет, возможно, скомканную бумажку, и, кажется, насвистывал. Джоконда пролетела дальше, чтобы увидеть странную картину: Тина Голдштейн стояла напротив кого-то сидящего спиной к окну в кресле и направляла на него волшебную палочку. Ее взгляд выражал отстраненность и какой-то арктический холод. Не было времени на размышления, Джоконда, почувствовав угрозу, отлетев повыше, на огромной скорости понеслась к окну; сгруппировавшись и втянув голову, она надеялась, что веса большого филина будет достаточно, чтобы разбить стекло. Мгновение страха и боли, звук бьющегося стекла, и она кубарем ввалилась в помещение, ощущая глубокие порезы на крыльях и спине. Тотчас обратившись в человеческий облик, она обезоружила и связала рефлекторно закрывшую лицо от осколков Тину сдвоенным заклинанием-связкой, которую переняла у Грейвза. – Мисс Мерфи! - ахнул Кулидж, сидевший в том самом кресле. - Вы вся в крови! – Что случилось, мистер президент? Вы не ранены? - рвя и меча, совершенно не замечая, как становится влажной ткань платья, сказала она. Ее руки пострадали больше всего, но самую глубокую царапину она ощущала на спине. Она нестерпимо саднила. На полу небольшого кабинета лежал Джон Дэвис, и Джоконда внезапно осознала, что Тина могла защищать президента от угрозы и просто была первым аврором, пришедшим на помощь. – Эта девушка, - только сглотнув, сказал он, - напала на Дэвиса, и она что-то хотела сделать со мной. – Тина? - спросила Джоконда, глядя на нее, пытающуюся разорвать путы связывающего заклинания. - Этого не может быть… Тина, что случилось? Она не реагировала, она что-то шевелила губами, а ее взгляд казался безумным. Бросив попытки вырваться, она стала потихоньку продвигаться к президенту, но Джоконде пришлось оглушить ее, в этот момент в кабинете появился красный от кросса Грейвз, преодолевший два этажа. – Что произошло? Джоконда уже проверяла жизненные показатели Дэвиса, он был просто оглушен. – Тина напала на президента. – Ты вся в крови, – ахнул Грейвз. – Порезалась, когда влетела в окно. Ерунда. Но для него это ерундой не было, отныне любое ее ранение и испытываемую боль он принимал как свою собственную. Он направил на нее волшебную палочку, чтобы залечить глубокий порез на ее спине, от которого расплывалось красное пятно по ее нежному белому платью. – Сейчас не время, мистер Грейвз, - игнорируя боль, попросила она. - На Тину, должно быть, наложили заклятие подчинения, она не в себе. И я боюсь, что оно выполнено очень криво. Она едва соображала… Энервейт, - направив волшебную палочку на Дэвиса, скомандовала Джоконда, и тот зашевелился на полу, начиная медленно моргать. - Сэр, мистер Дэвис, вы в порядке? – Что слу… - но увидев волшебную палочку, он опасливо стал отползать в сторону Он явно знал, что это такое, по крайней мере понимал, что это оружие, и в глазах его вспыхнул отнюдь не испуг, а злоба, заставившая Джоконду на миг задуматься: – Сэр? - только вопросительно склонила она голову. - Вы знаете, кто мы?.. – Выродки! - выплюнул он с ненавистью, совершенно обескуражив присутствующих, а Джоконда только ахнула, внезапно вспомнив подозрительную вещь. – Мистер Дэвис… Ваш сын, он волшебник? - внезапно осенило Джоконду, ведь именно он был поблизости во время нападения и именно он провел подле Тины весь вечер. Дэвис только нахмурился, все еще зло глядя на девушку перед ним. – Сэр, это ваш сын пытался убить президента? - вкрадчиво и спокойно стала говорить Джоконда, а Грейвз в этот момент увидел в ней силу и уверенность. – Я не знал! Клянусь, я не знал, что это он! Этот гад - паршивая овца в нашей семье! - срывающимся голосом воскликнул он. В кабинете появилось лицо Абернети, а за его спиной небольшой отряд авроров, который, видимо, он успел собрать. – Нам нужно срочно обратно в зал. Абернети, позаботьтесь о президенте. Голдштейн нужно отправить в госпиталь, она подверглась нечетко наложенному Империусу, - сразу взял командование Грейвз. – Господин президент, мне нужно оставить вас, но… – Выполняйте свою работу, Пруденс, - сдержанно ответил тот, придя в себя после неудавшегося покушения. – Твои раны… - только успел сказать Грейвз, но она убрала самые крупные разводы с платья, а ему пришлось буквально на ходу залечивать мелкие ссадины, с тем, что на спине, придется повозиться. – Дальше я сам, Джоконда, - сказал он, сотворив заклинание из разряда протеевых чар, видно, чтобы предупредить остальных авроров. - Зал будет оцеплен. – Эта сволочь едва не убила мистера Кулиджа! Он оглушил даже собственного отца, а про Тину я вообще… Нет, я должна его поймать, - сжав кулаки, Джоконда сбегала по лестницам, не боясь, что ее внешний вид испугает приглашенных. - Если он еще там… Я видела его проходящим через анфиладу четвертого этажа. Он не выглядел спешащим. Он решил, что Тина все сделает за него, а его отец просто окажется оглушен, полагаю, а затем ему и вовсе сотрут память. Он не приказал Тине убить его, странно, не находите, учитывая отношение Дэвиса к волшебникам? Он стыдится своего сына, это очевидно. Вы проверяли семьи политиков на предмет магии? – Да, и у Дэвиса сын обыкновенный немаг, как написано в документах. На первом этаже к ним уже присоединились авроры, и Грейвз, дернув Джоконду за руку, не позволил ей идти впереди. Она была слишком импульсивна, но все же спасла президента. Гости ахнули, увидев отряд стремившихся к столам демократов мужчин и девушку в окровавленном платье с ссадинами на лице и руках. Пиквери вскинулась, глядя на Грейвза и мисс Мерфи, которая, судя по виду и растрепанной прическе, пережила схватку, но не поспешила к ним, видя, что отряд авроров направляется вовсе не к ней. Молодой человек за столом, сын Джона Дэвиса, даже не прятался, уверенный, что расплата за очередное преступление ему не грозит, но, увидев приближающихся к нему мрачных и решительных авроров, только с расширяющимися в процессе осознания глазами, наполняющимися удивлением, вскочил с места, опрокинув бокал шампанского. Грейвз не мог применить магию при таком количестве людей, бесспорно заинтересовавшихся происходящим. Это всегда было рискованно, а иначе бы преступник уже был связан. Антиаппарационный щит над зданием не позволит ему улизнуть, он в ловушке. Преступник, весь вечер очаровывающий Тину Голдштейн, однако, тотчас сдал себя с потрохами. Выхватив волшебную палочку, он ринулся в атаку, но с изящной легкостью Грейвз отражал его заклинания, уже предвкушая очередную бессонную ночь за отчетами и стиранием памяти немагам. – Ты за это поплатишься, - грозно сказал Грейвз, видимо, вкладывая в фразу и личную неприязнь, ведь этот подонок вывел его из строя на целых три месяца. Он одним точным пассом выбил волшебную палочку из рук оппонента, пока авроры окружали этого сопляка со всех сторон. - Мэриголд, зачитайте обвинения… *** - Мистер Кулидж, простите меня за недопустимую халатность, - понурив голову, произнесла Джоконда, перенеся его и супругу в Белый Дом, наконец, оставшись с ним наедине после произошедшего, в то время как авроры и вызванные менталисты подчищали память гостей. - Я не должна была отходить от вас ни на шаг. Он посмотрел на нее по-отцовски строго. - Бросьте, Пруденс, - проникновенно произнес президент, - я сам виноват. - Я знаю, что вы хотели как лучше, - возразила она, вспомнив, что президент просто желал ей добра и общества неожиданно появившегося Грейвза, да и винить в чем-то немага, едва ли осознающего возможности преступника, она не собиралась. - По крайней мере, преступник пойман, и вам не придется просиживать штаны в Вашингтоне, приглядывая за немощным президентом, - постарался он обратить все в шутку. Ей было так жаль его, Кулидж действительно был хорошим человеком. Они оба натворили дел, каждый по-своему, но Джоконда просто не имела права идти на поводу у чувств, даже если снискала поддержки самого президента США. Этот человек почему-то стал ей очень близок, в нем действительно заключалось что-то ностальгическое, так напоминающее Альбуса Дамблдора, и Джоконда зацепилась за это неожиданное сходство, привнося в работу личные чувства. - Немощным президентом был ваш предшественник, извините за прямоту, - нахмурив брови, Джоконда опустила взгляд, не сказав ничего лишнего, ведь вся Америка так считала. - Вы, сэр, образчик справедливости и честности и вам не чужды чувства других людей. Слушая поддерживающую речь, Кулидж неотрывно смотрел на нее и практически не моргал. - Чарльз Уилби… - неожиданно произнес он, и она вспыхнула, не скрыв удивления, услышав одно из своих имен. - Не думайте, что я не понял, мисс Мерфи. Я очень долго следил за Уилби, подозревая президента в не вполне честных делах, а за вами я наблюдаю лично, и теперь, зная о существовании мира магии, я сложил два и два. Все встало на свои места. Вы ведь помогали и Гардингу?.. Он сделал какие-то свои выводы, совершенно дезориентировав Джоконду. Но как этот немаг мог понять?... - Мистер Кулидж… - только произнесла она. - Кто вы, мужчина или женщина? - с напором спросил он, позволив себе подойти ближе к совершенно растерянной Джоконде и при этом совершенно ее не опасаясь. - Женщина, очевидно, мистер Кулидж, - вновь стараясь спрятать взгляд, ответила она. - Но как вы… - Как я понял? - усмехнулся он беззлобно и вернулся к столу, а затем извлек оттуда папку, которую протянул Джоконде. - Мои агенты сложили резюме, и потом вы не слишком-то отличаетесь от мистера Уилби. Образованный молодой человек, сумевший втереться в доверие к Гардингу, и внезапно так похожая на него девушка, появившаяся в моем кабинете… А своей реакцией вы только подтвердили мои подозрения. В этой папке было множество фотографий - не меньше пятнадцати. Чарльза Уилби даже умудрились заснять возле Белого Дома, но в основном фотографии были нью-йоркскими, большая половина из “Седого Консьержа”. Она могла бы соврать, что Чарльз Уилби - это ее брат, но почему-то ложь этому человеку была невыносимым бременем. - Сэр, Гардинг был весьма неоднозначной личностью… - не преминула заметить Джоконда, понимая, что так легко попалась на уловку. - И средством зарабатывания денег, не так ли? Вы наживались на его слабости, мисс Мерфи, - надавливал он, совершенно дезориентировав ее тем, что немаг способен видеть насквозь подобные манипуляции. - Как только в поле зрения появились вы, Чарльз Уилби неожиданно пропал и переписал свои активы на некоего Джона Мерфи, а Джон Мерфи мистическим образом исчез из страны, зато появилась его сестра. Он раскопал даже это? Похоже, не стоило недооценивать немагов. - Я собирала компромат на его министров, сэр, пытаясь помочь ему приструнить коррумпированную власть, сам он был ни на что не годен. Да, не бесплатно, - осознав, что отпираться бессмысленно, и понимая, чем ей это грозит, осмелилась на прямой взгляд Джоконда. - Он только к закату своей жизни понял, что не может справиться без посторонней помощи. - И вы, несомненно, этим воспользовались… Ее жизнь и свобода висели на волоске, оказалось, что Кулидж знает о ней достаточно, чтобы упечь в тюрьму. - Да, сэр, - опустив голову, призналась она повинно - единственное, что могла сделать Джоконда, быть максимально честной. Этот немаг оказался не так прост, как казалось на первый взгляд. Чувство неловкости дополнялось и внешним видом - она все еще была в своем разорванном платье в пятнах крови, хоть Грейзвз и успел подлечить ее. - Ваша способность очаровывать сбивает с толку, если это, конечно, не проявление магии. Но думаю, ваши коллеги бы вам не позволили… - Сейчас я стараюсь жить честно, - ответила Джоконда, подняв на него прямой взгляд, пытаясь донести все одними глазами, но конечно скрывая настоящую историю своей жизни. - И я прошу прощения, что вам пришлось столкнуться с этой стороной моей личности. Как вы поняли, об этом никто не знает, значит, моя жизнь в ваших руках. Он сцепил руки за спиной, поднявшись из своего кресла в Овальном кабинете. - И вы не попытаетесь заколдовать меня? - спросил он, и она подняла на него вопросительно-недоуменный взгляд. – Сэр, я бы никогда… Но Кулидж не дал продолжить: - Вы хороший человек, я все еще вижу это, и вы спасли мне жизнь, Пруденс, - неожиданно сказал он, не сводя с нее пристального взгляда, - и только хороший человек умеет проявлять такие чувства как любовь и самопожертвование. Мне просто нужно было убедиться в этом, сколько бы подозрений я не скрывал по отношению к вам. Я сохраню вашу тайну. Она совсем осунулась, ощущая собственное ничтожество, и впала в уныние, понимая, что теперь зависит от этого человека. Джоконда не могла стереть ему память, у нее не поднялась бы рука, но страх раскрытия перемешивался с надеждой, что Кулидж не станет свидетельствовать против нее и не разрушит ее жизнь и карьеру. Она и так находилась на волоске из-за того, что потеряла бдительность во время бала. Президент подошел к ней и заключил ее ладони в свои. - Если вы сможете простить меня и поверить… - неловко, в несвойственной ей манере буквально проблеяла она, извиняясь то ли за Чарльза Уилби, то ли за произошедшее на балу. - Я верю, - оборвал он, однако не стирая хладнокровия с лица. - Вы хорошая актриса, мисс Мерфи, каких я прежде не встречал. Очевидно, вы очень опасны, но что-то заставляет верить в искренность ваших намерений, и надеюсь, что я не ошибся. Но позвольте спросить, что заставило вас измениться и жить честно? Что заставило вас обратить свой талант на благо магического сообщества? В ее глазах блеснули слезы, и ее взгляд, полный невыразимой искренности, встретился со взглядом президента. – Сэр, это мистер Грейвз… - сказала она, отчаянно стараясь осознать, что это действительно правда. - Он попросил жить честно, он очень помог мне. На лице президента расцвела добрая улыбка, да и разговор, начавшийся с обвинений, сбивший с толку, совершенно изменил тональность к концу. – У вас, похоже, долгая история, мисс Мерфи. Я рад слышать это, истинный пример того, что любовь делает нас лучше, - сказал он, видя, как она неловко переминается с ноги на ногу. - Что такое? Есть что-то еще? – Сэр, у меня есть просьба. Не могли бы вы никому не рассказывать, что я могу оборачиваться птицей? Наши законы… *** Джоконда осталась на ночь в Белом Доме, у нее не было сил собирать вещи и аппарировать домой в Нью-Йорк, но едва проснувшись и умывшись, она исчезла из обители президента США, все еще не зная как реагировать на вчерашний разговор. Президент знал о ней слишком много, и мог ли он использовать эту информацию в своих целях, невзирая на заверения молчать? Он был благодарен за спасение, и возможно, только это склонило его к молчанию. Но, как водится, со временем благодарность эта может утихнуть. В рождественский день основная часть сотрудников отдыхала и праздновала с семьями, вскрывая подарки, ей же дарить подарки было некому до последнего времени. Она оставила небольшую коробку с подарочной перьевой ручкой в Овальном кабинете под елкой, подписав ее извинениями и поздравлением с Рождеством. Для Джоконды было важно оказать президенту небольшое внимание. Ручка ему, конечно же, не особо нужна, но она не знала что дарить человеку его статуса. “Эта ручка поможет творить справедливость” - написала она на карточке, чувствуя, что с таким президентом страна выйдет из кризиса, в который ее затянул предшественник Кулиджа. К сожалению, Джоконда мало знала о немагической истории США, разве что о грядущей Великой депрессии - знания, почерпнутые от знакомых, из фильмов и интернета или же, косвенно, в учебниках истории магии были, но этого было недостаточно, чтобы предугадывать события. Например, она понятия не имела, что Уоррена Гардинга не станет второго августа двадцать третьего года, и это просто невероятная удача, что она вышла из нелегального бизнеса за какой-то месяц до этого. Разговор с Кулиджем не позволял ей задуматься о том, что действительно важно в это рождественское утро. Конечно, мысли о Грейвзе не покидали ее ни на секунду, но только сейчас, перенесясь в пустую, не украшенную к Рождеству квартиру, она постаралась привести мысли в порядок и против воли краснела от смущения. Она все еще была дезориентирована его напористостью, его неожиданным появлением. Он должен был прийти под руку с Пиквери, как ее заместитель и вести себя деланно-спокойно, но Джоконде даже не пришлось ничего изобретать, ведь он сделал все сам и воплотил в реальность то, о чём она и не смела мечтать. Даже невзирая на холодный и расчетливый ум, Джоконда была молодой девушкой, которая вне сомнения умела испытывать чувства. Завтра, когда МАКУСА вновь заработает в штатном режиме после всего одного праздничного дня, Джоконду наверняка ждут неприятности из-за возмутительного поведения Грейвза, который не собирался скрывать их отношения. А еще она солгала Пилигриму, назвав это флиртом, хотя поначалу и сама в это верила. Для них для всех - для Пиквери, для Пилигрима их роман имел стремительное развитие, буквально любовь с первого взгляда. Всего несколько дней со времени знакомства, и вот они уже парочка влюбленных идиотов. Джоконда понимала, что подобное открытое проявление чувств совсем ему несвойственно, он никогда не был легкомысленным, тем более, занимая такую должность в МАКУСА… А значит, здесь все серьезно, значит, он настроен абсолютно серьезно и готов показать всему миру, что она принадлежит ему. Но, кажется, его решение оказалось слегка несвоевременным, из-за этого едва не погиб президент. Джоконда понимала, чем это ей грозит, но, несомненно, Грейвзу это может стоить карьеры. Он не должен был иди на поводу у чувств, а она ослепла, позволив ему управлять ею. Такого больше не должно повториться. А еще то, что она анимаг… Как он воспринял это? У них не было времени поговорить, у каждого была своя работа. Спал ли Персиваль Грейвз в десять утра или же и в Рождество работал - допрашивал преступника, или же корпел над отчетами в своем кабинете, запасясь тремя литрами кофе и бодрящими зельями? В любом случае, если он дома и спит, то будить его не стоит, пускай отсыпается, у них еще много времени, чтобы поговорить и решить как быть дальше. Уныло оглядев пустую квартиру, стараясь выкинуть из головы абсолютно все мысли, включая излишнюю осведомленность президента о ее жизни, Джоконда подошла к окну, увидев красочные огни Рождественской ярмарки в Центральном парке и веселую кутерьму на катке, облюбованном детишками и влюбленными парами. Она слишком быстро приняла решение выйти на морозную улицу и постараться влиться в происходящее, иначе все кружащиеся в ее голове мысли просто сожрут ее изнутри, а особенно светлая, заполняющая сердце тоска по мужчине, с которым ее столкнули двадцатые. К нему ее тянуло как магнитом, Джоконда до сих пор вздрагивала от воспоминаний о его прикосновениях и поцелуях, она совершенно не узнавала себя и даже совсем позабыла, что однажды ей нужно будет вернуться в свое время, ведь она так хотела увидеть маму. Фраза в письме М.П.Г. была построена таким образом, что это событие действительно должно произойти, и что с этим делать, Джоконда не знала, потому что сердце ее оказалось связано с двадцатыми, и в момент, когда Грейвз объявился на балу, эти мысли и вовсе покинули ее, словно и не существовали. Вид из окна все также зачаровывал, в особенности яркое зимнее солнце и неожиданно голубое небо без единого облачка. Недолго думая, намереваясь трансфигурировать одни из своих зимних ботинок в коньки, Джоконда, одевшись совсем по-мужски, ведь едва ли представляла, как можно кататься по льду в юбке даже до колен, отправилась вниз, стараясь почувствовать вкус Рождества. Это всяко лучше, чем унывать дома. Чтобы разобрать ситуацию, в МАКУСА ее не пригласили, и это было подозрительно, но вероятнее всего, и сам Пилигрим, и Пиквери либо работают из дома, либо отложили свои дела до завтрашнего дня. Наверное, стоило купить украшения для квартиры и даже маленькую елку, но из-за охраны президента у нее совсем не было на это времени. Только выйдя из подъезда и замерев на светофоре, когда мимо нее с позвякиванием проехал неторопливый старинный относительно той изначальной Джоконды из начала двухтысячных, красный трамвай, она вдруг подумала, что вместо катания на коньках могла бы засесть за учебники. Это было странно - не думать об учебе, когда сессия начинается третьего января. Мороз тут же стал пощипывать за нос и щёки, и, кутаясь в шерстяной шарф, она незаметно наслала на себя согревающие чары. *** Как далеко может завести психологическая травма? Стива Дэвиса травили за его принадлежность к волшебникам его же родители, уважаемое семейство, и он по их мнению выродок, бельмо на глазу. Он был записан немагом, потому что обучался в Дурмштранге, школе, преподающей Темные искусства, под вымышленным именем, но едва ли родители об этом задумывались, направляя сына в “ссылку” в Сибирь - школа находилась далеко от цивилизации, и это полностью их устраивало. Из реестра волшебников по какой-то причине его имя было стерто, и это требовало выяснений… Отсюда злоба на весь мир, отсюда попытка доказать отцу, что он может на что-то сгодиться. Стив Дэвис помогал отцу по-своему, устранял его конкурентов и политиков, переходивших ему дорогу, и зная, что отец намерен баллотироваться на пост президента, попытался удалить с шахматной доски и Кулиджа, чтобы заслужить доверие. Он действовал инкогнито, увлекся артефактологией и, располагая средствами семьи, сумел наладить контрабанду из Восточной Европы. Он был болен, затравлен родительским презрением и нуждался в психологической помощи, однако за умышленные убийства, за угрозу раскрытия немагического мира, за применение непростительных и использование магических тварей и артефактов его ждала лишь одна участь - Пелена Смерти. Грейвз отдал распоряжение о казни в присутствии свидетелей, подтвердивших вердикт, не имея ни малейших сомнений, и арестант, который услышав приговор, помешался еще больше, пытался нанести травмы персоналу, и в конечном итоге его просто оглушили… Выносить смертный приговор было тяжелым бременем, но Грейвз никогда не показывал эмоций. Случалось и убивать самостоятельно, во время заданий из самозащиты, но все же едва ли обычный человек мог смириться с тем, чтобы забрать чужую жизнь. Эта ответственность была самой тяжелой частью службы, но со временем он научился абстрагироваться, и все же, если бы ад и рай существовали, то он был уверен, что ему был бы уготован личный котел с подогревом в самом ужасном месте Преисподней. Судьба Стива Дэвиса решилась слишком быстро, надеясь на смягчение приговора, он, находясь еще как будто в здравом уме, выдал все расположения хранилищ артефактов. Тяжело вздохнув после бессонной ночи, Грейвз поручил успевшему поспать часа три Абернети завершить начатое и подготовить легенду о гибели преступника для родителей - этих чудовищ, которые смогли вырастить не менее жуткого монстра, а их самих, более никак не связанных с миром волшебников, лишить всех воспоминаний о магии. За эту ночь, закончившуюся казнью преступника, Грейвз ужасно устал и даже не вспомнил о Джоконде, которую видел в последний раз, когда она переносила Кулиджа в Белый Дом вчера ночью. Она обещала утром прибыть в Нью-Йорк. Она еще и анимаг… Грейвз устало усмехнулся, стянув с шеи синий шарф и бросив его на кресло в гостиной, туда же отправилось и его пальто. Он мечтал зайти в спальню и увидеть в постели любимую женщину, просто обнять ее и уснуть, а все пояснения оставить на потом, но эта мысль также быстро улетучилась из головы, ведь, стоило коснуться щекой подушки, как он мгновенно уснул… Он проснулся около одиннадцати, Грейвз всегда спал мало, в пустой квартире не раздавалось ни звука, как и за стеной соседней квартиры. Ощущения праздника не было, дома не ждала наряженная ель, под которой бы громоздились разноцветные коробки с бантами – одиночка, он привык так жить, не замечать праздников, не ощущать праздничного настроения и никогда не праздновал собственные дни рождения. Даже располагая средствами, не пытался создать себе настроение. Когда-то давно, когда у него была постоянная женщина, он все же смог ощутить дух Рождества, приглашенный домой к ее родителям. Но эти отношения продлились всего полгода. Никто долго не выносил его деспотичного характера и занимающей большую часть жизни работы, и ни для кого он не старался исправиться, а вчера он пообещал сделать Джоконду счастливой… Вот так легко, ничего не взвешивая и не обдумывая, просто пообещал, потому что хотел этого больше всего на свете. Вернулась ли она из Вашингтона, он не знал, но все же, желая видеть ее, едва умывшись и приведя себя в порядок, накинул рубашку и первые попавшиеся брюки, отправился стучать в соседнюю дверь, но ответа не последовало. Грейвз достал зачарованную монету, которую хранил на задней стенке наручных часов, и набрал несколько слов: “тебя нет дома, где ты?”, почему-то вовсе не уверенный, что она ответит, ведь она так редко ею пользовалась. Однако спустя несколько секунд металл в его ладони нагрелся, и Грейвз поднял монету на уровень глаз: “окно”, - гласило короткое сообщение. Нахмурившись, он подошел к окну и, раздвинув тюль пальцами, выглянул на залитую солнцем улицу. Солнце ударило в глаза еще не успевшего до конца проснуться Грейвза. Рождественская ярмарка у замерзшего пруда в Центральном парке превратила его в огромный муравейник. Ребятня гоняла по катку, пока взрослые грели руки о чай, подаваемый в уличных бистро. Кругом торчали снеговики с морковками вместо носа и даже статуя Санты в полный рост у центральной елки, от которой солнцем расходились пока незажженные лианы гирлянд. Монета вновь нагрелась, на ней вновь появилось короткое сообщение: “машу”. И где-то ближе у берега он заметил энергично размахивающего ладонью словно флагом паренька знакомой комплекции и замер, точно изваяние. В дубленой куртке, штанах и в объемной кепке, скрывающей волосы, ему махала Джоконда, с такого расстояния так похожая на Чарльза Уилби, что это вызвало секундную ностальгию и улыбку. Она так сильно размахивала рукой, что, потеряв равновесие, шлепнулась на пятую точку, но тут же поднялась и покатилась вдоль кромки так неуклюже, что Грейвза пробрал смех. Она отклячила пятую точку, точно гусыня, ноги ее разъезжались в стороны, но, даже наблюдая издалека, Грейвз представлял на ее лице выражение вселенского ужаса, смешанного с весельем. Джоконда, эта всегда изящная леди с идеальной осанкой, совершенно не умела кататься на коньках. И от ее дурацкого вида в не менее дурацком красном шарфе у Грейвза поползло вверх настроение. Что она вообще забыла на льду среди немагов?.. Он даже не заметил, как принял решение присоединиться к ней, а осознал, что не раздумывал ни секунды, уже внизу у подъезда. Проходя по главной аллее, наполненной временными ларьками с крендельками, леденцами и карамельными яблоками, он видел светящиеся лица людей. Ближе к ёлке у пруда раздавались рождественские песни из граммофона, а детвора оккупировала установленную карусель и множество разного вида качелей. Самых маленьких возили на украшенных мишурой санках Санты, а у одного родителя на голове были смешные оленьи рога и красный нос Рудольфа. Когда Грейвз подошел к кромке пруда, то наконец нашел ее чуть дальше - она сидела на корточках возле плачущего малыша лет четырех, который, кажется, потерялся и умудрился упасть, о чем свидетельствовало испачканное снегом пальтишко. Заботливо отряхивая ребенка, Джоконда посмотрела ему в глаза и тронула пальцем кончик носа, что-то ему говоря. Тот только кивал. Родители нашлись сразу, выкрикивая имя ребенка - Ноэль, словно имя ангела, они искали его глазами, пока не увидели машущего им паренька. В такой одежде в Джоконде едва угадывались гендерные признаки. А Грейвз просто стоял, пряча руки в карманах и втягивая шею в шарф, наблюдая за ее общением с ребенком, думая о том, что хотел бы иметь семью… Он даже не понял, что она смотрит на него и улыбается такой знакомой и счастливой улыбкой Чарльза Уилби, и от этой улыбки ему стало так тепло и спокойно, она забрала все тревоги, все пережитое ночью, вернув его в рождественскую ночь и ее наполненные любовью прикосновения и взгляды. Холодное сердце Грейвза, который, казалось, не был способен на проявление чувств, оттаивало при виде этой такой разной, такой непонятной и такой родной девушки. Она понеслась к нему, едва не шлепнувшись снова, но, даже не владея своим телом достаточно, в неуклюжих попытках найти баланс, все набирала и набирала скорость, и только ближе к берегу на ее лице возник такой ужас, словно она вот-вот сиганет прямиком в пропасть. Грейвз только успел раскинуть руки, чтобы поймать это недоразумение и, поскользнувшись, рухнуть прямо в сугроб, закрывая её от травм. Запыхавшись, с красным носом и щеками она испуганно смотрела на него, набравшего снега за воротник. – Ох, Мерлин, ты сильно ушибся? - пролепетала она, однако подниматься не собиралась. Он и сам попал в капкан ее темных глаз, в которых вперемешку с беспокойством лучилась радостью встречи, и не в силах был оторвать взгляда. – Нисколько, - соврал он, хотя падение пришлось на локоть. Грейвз чувствовал, что все вчерашние чувства возвращаются, все то светлое, наполненное счастьем близости и возможностью держать ее в своих руках. Он зубами снял перчатку, и заправил несколько тонких прядей ей за ухо, затем коснулся ее совершенно ледяного красного носа; – Ты не замерзла? Но она только качнула головой. Звучание рождественских песнопений, свежий воздух, запах меда и имбиря с корицей совершенно ударили ему в голову. Все в мире вдруг стало таким неважным и отдаленным, когда он видел ее светящиеся глаза, которые как будто стали светлее на несколько тонов. – Решила разбиться на льду, пока я спал? - наконец, найдя в себе силы, он поднялся и помог ей неуклюже встать. – Отнюдь, - ответила она. - Это довольно весело, жаль, что я не умею… Но самое время научиться, если мне, конечно, составят компанию. – О, нет, боюсь, и я в этом не силен, - ответил он, отряхивая себя и ее, вместо того, чтобы невербально применить очищающие чары. - Да и потом, не хочу чувствовать себя неловко. – Жаль, на мой взгляд это довольно романтично. – На мой взгляд, это довольно травмоопасно, - возразил он, и она тотчас, незаметно стрельнув заклинанием в ноги, убрала металлические полозья, превратив коньки в обычные ботинки. - Может, чаю? - предложил он, видя кипящий чан у бистро, возле которого образовалась целая очередь. Она кивнула и, скользнув ему под локоть, словно маленькая, так похожая на мальчишку, потащила его в ту сторону. – Хочу имбирного печенья. Ты завтракал? – Нет, не успел, - ответил он, не понимая, что делает на улице среди немагов, Грейвз отвык от прогулок, хотя раньше они помогали ему сосредоточиться. – Я видела здесь хот доги… – Мерзость, - прокомментировал он, скривившись. – Ты точно американец?.. А Тине нравится, - зачем-то вспомнила она. - Не знаешь, как она?.. – Был после работы в больнице, она будет в порядке, но в ее голове такая каша, что не думаю, что она что-то поймет про филина, но я на всякий случай перестраховался и удалил это воспоминание. Она остановилась, посмотрев на него уже серьезно, без налета этого странного рождественского веселья. – Спасибо, я боялась рассказать тебе. – А рассказала бы вообще, если бы не представился случай? - чуть нахмурившись, спросил Грейвз, пытаясь прочитать ее. – Думаю, да, со временем, извини, - чуть опустив взгляд, ответила Джоконда. - Когда ты узнал, что я волшебница и змееуст, я не стала огорошивать еще и этими сведениями, ты и так был зол как келпи. Что ж, ее правда, на тот момент и так было много потрясений. Только сейчас он заметил, что ее речь стала менее формальной, она ни разу не обратилась к нему “мистер Грейвз”, но и по имени пока не назвала. – И почему ты не зарегистрировалась как анимаг, в таком случае? Полагаю, у тебя было много времени, пока я был в госпитале, - спросил он, ведь конечно изучал ее дело, в котором не было ни слова про эту способность. Она не ответила, значит, не собиралась придавать это огласке. - Джоконда, ты продолжаешь играть с законом… - Грейвз тяжело вздохнул, но злости не было, как и возмущения, он будто бы смирился с тем, что она неисправима, и стал относиться лояльнее, хотя это было неправильно. - Почему я связался с преступницей… Он закатил глаза в излюбленной манере, а она все молчала, видно, не имея оправданий. – Я не использую эту способность во вред, - произнесла она так, как будто и далее собиралась скрывать ее, тем более, он удалил воспоминания Тины и сам помог ей скрыть следы. А еще обещал, что никогда не станет стирать воспоминания своему аврору. - Постой, а президент?.. - вспомнил Грейвз, что тот тоже был свидетелем. – Попросила молчать, но я не уверена, что ему это понравилось. А еще… - она неловко закусила губу, пряча нос в его шарфе. – Что ещё ты натворила? - Грейвз чуть отстранил ее, вынудив смотреть в глаза. – Почему я обязательно что-то должна натворить? - возмутилась она, но тут же снова вспомнила свою стыдливость. - Но не совсем так… Мистер Кулидж знает, что я Чарльз Уилби, он следил за мной во время своего вице-президентства. – Джоконда! - грянул Грейвз, понимая, что эти знания опасны, и закрыл глаза, чтобы успокоить бешено бьющееся сердце. - Мерлин, ты хотя бы память ему не меняла?.. Это ни в какие… Она замотала головой и завертела руками в митенках что есть силы. – Нет, я бы не посмела, мистер… - но она запнулась, не зная как к нему теперь обращаться. - Это опасно, я знаю, но вроде бы как он давно знал и все равно относился ко мне хорошо. В конце концов, я помогала Гардингу. – Чтобы нажиться на продаже алкоголя, - хмуро напомнил он. – Кулидж сказал то же самое, - неловко пожала она плечами. - Он хороший человек, я верю, что он сохранит все в тайне… Грейвз, отдав деньги за чай, несколько грубо вручил ей железную кружку, расплескав немного на снег. – Ты же понимаешь, чем это грозит? МАКУСА может докопаться до поддельных документов и тогда нам обоим несдобровать… - заметил он очевидную вещь, качая головой, не понимая, как самовольно попал в эту ловушку. - Какие основания верить, что он никому не расскажет? От рождественского настроения не осталось и следа. Он тоже стал заложником ситуации. – Я сказала ему, что теперь веду честный образ жизни, - наивно ответила Джоконда. Грейвз чувствовал какую-то безысходность, ну почему с ней всегда какие-то проблемы? – А он так и поверил… - цокнул он. – Поверил, - неловко сообщила она, крутя дымящуюся кружку в ладонях и снова боясь смотреть ему в глаза, но все же, Джоконда осмелела и посмотрела на него. - Ведь я стала жить честно только из-за тебя… Из-за моего желания доказать тебе, что я стала лучше, и что ты увидишь это, когда очнешься… Он не знал что ответить на это, только нервно отхлебнул чая и едва не обжег язык. Грейвз скривился от этой приторной бурды, а она все смотрела на него, по-видимому, ожидая какой-то реакции. – И хочешь сказать что я должен в это поверить? Если президент купился на эти сладкие речи, то я… – Вот какого вы обо мнения, мистер Грейвз? Мое желание стать лучше вы воспринимаете в штыки, все еще думаете, что я лгунья? - вновь забылась она, грозно сверкнув взглядом и начиная раздражаться, источать яд и забывая дышать в своем рычании: - Тогда я этого не понимала, но сейчас все кристально ясно, просто я уже давно влюблена в вас… Джоконда внезапно икнула и вспыхнула от стыда, прикрыв рот ладонью и отступив от него. Она совершенно не это хотела сказать, но слова просто вырвались из ее рта в порыве оправданий. И она сказала чистейшую правду, в первую очередь самой себе, и ей не нравился его грозный аврорский взгляд, Грейвз, вероятно, не был готов к столь скорому признанию. Понимая, что попалась, Джоконда, потеряв всю смелость, отвернулась было, чтобы пойти в сторону дома, злясь на себя, но он дернул ее за рукав, рывком притянув обратно, и кружка с чаем выпала из ее руки, расплескавшись на вмиг подтаявший снег. Ее признание было внезапным, но таким логичным, что Грейвз и сам не понял, как его злость куда-то улетучилась. Так мастерски она не смогла бы сыграть, глаза всегда выдавали ее, сейчас Джоконда была в ярости на саму себя и еще как будто сильнее покраснела. – Не смотри на меня так, я сейчас сгорю от стыда, - понимая, что он не отпустит ее, а, увидев на его губах немного издевательскую улыбку, она и вовсе зажмурилась. Джоконда так и не открыла глаз и смешно морщила носик, а он, видя ее смущение, понемногу приходил в себя. Она дарила ему такой спектр эмоций, умела за секунду перевернуть его настроение, разозлить, а затем снова заставить улыбаться, потому что Грейвз уже давно все связанное с ней принимал слишком близко к сердцу. Ее главная опасность была не в том, что она использовала хитрый ум, доставшийся от отца, а могла быть такой же очаровательно беспечной и наивной, как ее мать, и этим сильно подкупала. Эта черта была ее главным оружием. И вот сейчас, глядя на эту совершенно растерявшуюся глупышку, не способную скрыть чувств, он просто поцеловал ее, выронив в снег и собственную кружку чая. Джоконда была его маленьким рождественским чудом...