Promise

Саймон сидел на берегу пляжа, прижав колени к груди. Его ступни касались воды, волны аккуратно лизали их. Глаза у мальчика уже не блестели лихорадочно, как раньше. Теперь они были пустыми и потухшими. Жесткие черные волосы, что уже отросли, он убрал за уши, чтобы не мешали. Саймон смотрел на звездное небо, ежась слегка. Никогда еще он не был так умиротворен, как сейчас. Всегда он казался тем самым, кто отмалчивается, но если какой кипиш, то он всеми руками за, хоть вслух этого и не скажет. Улыбнется только мягко и блеснет большими глазами. Будет идти рядом и улыбаться без конца. Но сейчас, под покровом ночи, этого всего не было. Была только сгорбившаяся фигурка у лагуны. Если бы не мерное дыхание, можно было бы подумать, что это статуя какая, ну или труп, в конце концов. Лунный свет заливал все пространство вокруг и освещал спокойное мальчишеское лицо. Светло, как днем. Саймон хотел заплакать от чего-то, но его глаза так и не наполнились влагой. Он просто неподвижно сидел, вглядываясь в даль. — Ты чего это тут? — раздался голос сзади. Саймон знал, кто это, но все равно послушно обернулся на подошедшего. — Ральф, — просто сказал он. Даже не спросил. — Ага, я. Главарь подошел ближе и сел совсем рядом. Локти мальчиков соприкасались. Ральф на секунду задержал взгляд на друге, но тут же отвернулся и тоже стал смотреть на морскую гладь. — Почему не спишь? Наши там. В шалаше, — тихо спрашивает Ральф. — Не спится. И Эрикисэм храпят, — так же тихо отвечает Саймон, оглядывая своими потухшими глазами небесную гладь. Главарь усмехается по-доброму и откидывается спиной на влажный песок, подкладывая руки под голову. Прикрывает глаза. Непонятно, почему вообще к Саймону подошел, а не остался посапывать на листьях в шалаше, прижимаясь спиной к Хрюшиной, чтобы теплее было. У Саймона чувство какое-то странное. Внутри что-то тревожно бьется, внутренности скручиваются, дышать как-то больно, а под ложечкой сосет. Мальчик поднимается на ноги и заходит в воду по колено. Теплые волны ласкают голую кожу. Море еще не успело остыть, что и спасало Саймона от холода. Вздохнув, Ральф тоже встает, отряхивает спину от песка и подходит к другу, становясь плечом к плечу. — Скучаешь по дому? — понимающе спрашивает главарь. Только к нему он так относится. Осторожно, тихо, трепетно. Даже к Хрюше отношение не такое. Саймону неловко. Это потому что он странный? — Я не вернусь, — спокойно выдыхает Саймон, не поворачиваясь на Ральфа. — Хочешь тут остаться, что ли? Дикарем каким-нибудь стать? — изумляется главарь и даже отступает на шаг. — Не хочу, — признается Саймон, — но домой вернуться не смогу. Остров не отпустит меня. — Да с чего ты взял-то? — Ральф цепко хватает друга за плечо и разворачивает к себе лицом. Он застывает на мгновение. Ни разу он не видел таких пустых глаз у этого мальчика. Будто неживые вовсе. — Я просто это чувствую, — пожимает плечами мальчик, смотря главарю прямо в глаза. — Мы все вернемся домой, и никто здесь не останется, — бормочет спустя минуту Ральф, — только если Джека здесь оставим, для профилактики, — хихикает тихо он. — Ты обязательно вернешься, — Саймон улыбается мягко, а его щеки краснеют в темноте, — но без меня. — Прекрати чушь нести! — взрывается главарь, но чужая теплая ладонь закрывает ему рот, мешая возмущаться. — Малыши же спят, да и остальные тоже, — мягко журит Саймон и медленно убирает свою руку. Ральф хочет еще что-то сказать, сердито зашипеть на друга. Но он не успевает. Саймон резко подается вперед. Он прижимается своими губами к чужим. Простое прикосновение. Но губы мальчика, как и его тело, начинают дрожать и он напирает сильнее. Он даже и не думает о том, что делать это нужно с девочкой, а никак не с другом, да к тому же мальчиком. Но эти мысли кажутся такими неважными и ненужными сейчас. К телу Ральфа прильнул, чтобы дрожь унять и все губами двигает. Целует напористо. Он в кино много раз такое видел. Зарывается пальцами в немного спутанные золотистые волосы. Главарь притягивает к себе поближе, укладывает ладони на подрагивающую спину, проводит кончиками пальцев по лопаткам. Отвечает уверенно, захватывает чужие губы в плен. Он тоже много чего в кино видел, пока папа отвлекался и не обращал на сына внимания. С громким чмоком Саймон отстраняется, тяжело дыша. Воздуха почти не осталось, и сейчас легкие хватали его с лихвой. — Ты чокнутый, — выдыхает Ральф, не отпуская рук с чужой спины. — Знаю, — улыбается мальчик и сверкает своими потухшими глазами, которые с наступлением утра опять будут блестеть для всех остальных, — вы всегда меня так называете. Он всхлипывает и укрывает лицо в чужой шее. Позволяет слезам стекать по щекам, но не позволяет главарю увидеть их воочию. Подрагивает всем телом. А Ральф только по черным отросшим волосам гладит, прижимая к себе покрепче. — Я обещаю, что мы вместе вернемся домой, — тихо говорит он. А Саймон не отвечает ничего. Только плачет. Ищет поддержки в красивом мальчике с золотистыми волосами. Мертвое тело Саймона спокойно покачивается на волнах. Его пустые глаза смотрят на закатное небо. Теперь они и правда неживые. Его руки безвольно раскинулись, будто он просто отдыхает. Ральф хотел забежать в воду. Обнять Саймона, вытащить его на песок, встряхнуть и крикнуть: "Ну хватит тебе притворяться, вставай!" — Может, он еще... — главарь заходит ступнями в воду, ощущая под ними мокрый песок. — Нет, — тихо уверяет его Хрюша и придерживает за плечо, не давая зайти глубже. — Это было убийство, — заключает Ральф, — они это сделали. — Это просто несчастный случай, — раздается сзади голос Хрюши. Он отворачивается, чтобы не смотреть на тело Саймона, — несчастный случай, я тебе говорю. — Я обещал ему, — первая слеза скатывается у главаря по щеке, капая в море. Делая его еще более соленым, чем оно было. Слеза не просто соленая, потому что она такая и должна быть. Это слеза настоящей печали, глубокой грусти и детского, перестающего биться в этот момент, сердца. Хрюша берет друга за руку, сжимая слегка ладонь. Показывает, что рядом, что Ральф не один с этим осознанием, с этой картинкой перед глазами. Ральф плачет, упав на колени, согнувшись над песком. Мертвые глаза Саймона, раскроившийся череп Хрюши, крики боли и страха Эрика и Сэма. Все это не дает покоя, все это всплывает в памяти. Давит бешенным грузом на плечи и молодое сердце. Он уже не увидит никого из них. Ни Хрюши, что вечно говорил про свою какасыму, или как она там, протирая очки. Ни Саймона, что мягко улыбался и гладил по руке, накрывая ее своей ладошкой. Ни вечно дополняющих друг друга Эрика и Сэма. Спасибо и на том, что Джек и Роджер не убили их, но, когда их спасут, Ральф больше не увидит их улыбающихся лиц. Не увидит всех тех мальчишек, что стали ему так дороги за это время. Но он сохранит их в памяти. Будет вспоминать только хорошие моменты. Где-то в стороне стоит Джек и смотрит на него, пока его дикарей забирают моряки. Он весь перепачкан краской и все еще с копьем. Его взгляд безжизненный, не выражающий ничего. Ни ненависти, ни жалости. Он просто стоит. Просто смотрит. Может, он и хотел бы подойти и бросить что-то едкое, но уставшие, перепуганные близнецы успевают раньше. Эрик и Сэм тихо подходят и садятся на колени напротив Ральфа. Они кладут по ладони на его плечи и похлопывают слегка. Всегда все вместе делают. — Мы тебя не забудем, Ральф... — ... И ты нас помни, Ральф... — ... Нам так жаль, друг... — ... Их мы тоже не забудем, друг. Сквозь слезы бывший главарь этих сорванцов поднимает голову и обнимает близнецов, которых и различать-то никогда не умел. — Обещаю, что запомню. В этот раз я не нарушу обещание. Саймон был прав, он не выбрался с острова, а Ральф добрался до дома. Теперь этот кусочек земли с Повелителем мух станет домом для странного мальчика, которого все звали чокнутым. Эрик и Сэм помогают Ральфу подняться на ноги и дойти до шлюпки, в которой уже ждет один из моряков, что стали их спасителями. Малышей и дикарей уже доставили на корабль, остались только Ральф и близнецы. На корабле они сидят втроем, в отдалении от остальных. Жмутся друг к другу. Отмытые и с завязанными отросшими волосами. Эрик и Сэм болтают что-то Ральфу на уши, забавляют какими-то историями. Строят планы, что будут делать, когда попадут домой, когда встретят родителей. Говорят, что обязательно найдут Ральфа, когда вырастут. И Ральф им верит. Конечно, верит. И думает, что если они его не не найдут, то найдет он. А еще он думает, что никогда не сотрет в своей памяти тот поцелуй с Саймоном. Вкус его губ навсегда впечатается и будет фантомно ощущаться. Даже если сейчас Эрик берет его за руку, а Сэм кладет голову на плечо. Вопрос "я вам нравлюсь?" так и не слетает с губ. А ответ "мы слишком привязались к тебе" так и остается неозвученным. Саймон, наверно, и об этом знал. Как знал о том, что умрет. И может, Саймон хотел оставить какое-то напоминание о себе, пока близнецы не вытеснили его из памяти. И у Саймона это получилось. А может, он и не думал ни о чем таком. И не знал ни о чем. Просто чувствовал необходимость, просто хотел быть нужным, просто желал коснуться чужих губ своими перед тем, как его глаза взаправду станут мертвыми. — Прости, — звучит в пустоту. За то, что нарушил обещание. За то, что не спас. За то, что не успел. За все. Эрик и Сэм не спрашивают к чему это он и кому. Понимают, для кого извинения, которые не будут услышаны.