***
— Кажется, мы с Вами остались без пары, — он окинул его макушку тёплым взглядом, уводя шлейф самодовольства куда-то за пазуху. Эльф стоял поодаль от шумного центра зала, рядом с фуршетом, по всей видимости удовлетворяя потребность более низменную, чем культурное просвещение. Всё вокруг пестрело цветными тканями платьев с широкими, пышными юбками, лоском строгих костюмов и слегка промявшихся в плечах юношей пиджаков, какофонией слабых и сильных духов. Среди всеобщего пафоса Палладиум выделялся своей скромностью: такой несуразный, невысокого роста педагог с огромной бабочкой на груди невольно приковывал взгляд. Его непослушные длинные волосы каштановой лозой липли к жилетке, от которой доносился разве что запах надежного отпаривателя. Он был совсем не плечист, а его смешные длинные уши торчали по бокам, придавая ему вид испуганного зайца. И действительно, когда Авалон счёл нужным удостоить коллегу персональным вниманием, Палладиум вздрогнул от неожиданности, едва не поперхнувшись пирожным с манящей шапочкой из розового крема, который таял во рту во мгновение ока. Помедлив с ответом из-за ускоренного жевания, эльф округлил глаза, безмолвно изумляясь: «Неужели? Как это так?» — Думаю, Вы могли бы исправить это недоразумение согласием на предложение любой из пяти студенток, подошедших к Вам ранее, — с добродушной улыбкой ответил он, проглотив десерт. Авалон вправду пользовался популярностью у влюбчивых фей, чего с точностью нельзя было сказать о Палладиуме. Неуверенный в себе, до жути болтливый и не слишком опытный преподаватель не смог сыскать уважения к своей персоне у девушек, желающих видеть себе в пример уж точно не брезгливого аллергика с высоким, порою писклявым голоском. Особенно сильно контраст стал заметен сейчас, когда обратную сторону медали занял зрелый, мужественный и серьёзный кандидат. У него было чему поучиться, однако сам Авалон не спешил давать никому никаких советов. Тем более тому, кто бесповоротно покорял своей беззаботностью и искренностью — Палладиуму. Напротив, он хотел, чтобы эта самобытность, эта изюминка сохранялась в нём как можно дольше, и чтобы даже спустя несколько сотен лет эти изящные рукава рубашки торчали из-под тёплой болотистой жилетки. — А знаете, я не в настроении танцевать сегодня, — солгал собеседнику паладин, складывая за спиной метафоричные крылья надежды на недолгую близость, — так что, почему бы мне не составить Вам компанию? — Ох, н-ну разумеется! — замялся Палладиум, явно ожидая услышать о совсем иных намерениях, — рекомендую попробовать, эм... вон те крендельки. А ещё вот эти эклеры и замечательное мороженое с фруктами, и… — тут он оборвал нить красноречивого повествования, посчитав, что предоставил достаточно улик для обвинения его в чревоугодии. На это магифилософ лишь мягко рассмеялся. — Так Вам настолько нравятся сладости? Я и подумать не мог. Палладиум стыдливо блеснул карими глазами, тихо признавшись: — Очень-очень. Немного погодя они столкнулись в зрительном контакте, когда молодой эльф неожиданно выпалил: — Вы думаете, если я продолжу в том же духе, то вскоре мне придётся покупать новый костюм на размер больше? — Нет, я так совсем не думаю. — А что же Вы думаете? Паладин взял две порции бархатного мороженого с плодами экзотического фруктового дерева, вручил половину коллеге, а затем настойчиво пригласил его покинуть зал. — От Ваших выходок у меня краснеют уши, вот что, — пробормотал Палладиум, так и не сумев сдержать нотки радости в удивлённой интонации. Получив одобрение от директрисы сдержанным кивком головы, оба поспешили удалиться. —А ещё, давно хотел сказать, зря Вы на завтраки поздно приходите, — продолжал с прежним энтузиазмом профессор, окуная маленькую ложечку в порцию сладкой прохлады, — ни разу не успели на Алфейские блинчики! Это, уж позвольте, преступление. — Но Вы же угостили меня, — подхватил паладин, специально глядя в противоположную от него сторону и притворяясь занятым дегустацией. Теперь неловкость перешла всякие границы: воспоминания врезались в голову, заставляя беззащитного учителя растерянно застыть возле Авалона с весьма странным выражением лица. Ах, каким благодарным слушателем был философ: различая сквозь назойливый шёпот сахара и скрипучие смешки посуды торопливую и немного скомканную речь эльфа, он находил в ней ласковую колыбельную, подобную ночному щебетанию пташек. Тогда профессор пригласил его на импровизированный бранч, вдобавок к выпечке предлагая собственно-приготовленный чай. Палладиум раскрыл перед ним личную коллекцию, которую тщательно отбирал, годами знакомясь с дарами природы. Высушенные листья, лепестки цветов, лечебные травы и ягоды — эта квинтэссенция вкусов раскрывала букет настоящего домашнего уюта в стенах учебного заведения. Воздушные, золотистые блинчики с сиропом редкого вида растения, название которого паладин, увы, не запомнил; но это было и не столь важно, как образ, отложившийся в его памяти с их первой встречи тет-а-тет. — Это я… Ваш интерес стимулировал. И аппетит, — наконец нашёлся учитель, затыкая рот мороженым, чтоб не сболтнуть лишнего. Его щёки, очевидно исполнявшие свою прямую обязанность по сохранению еды в полости рта, выглядели необычайно обаятельно. Вообще в нём будто совсем не было колких, очерченных линий: все было таким смягчённым, округлым и чарующим, что несомненно притягивало полную противоположность профессора. Авалон приподнял бровь: — Аппетит приходит во время еды. — Очень мудро с Вашей стороны, — усмехнулся Палладиум, — недаром, всё-таки, у нас преподаёте. Авалон не чувствовал в его словах насмешки; эти нелепые попытки свести беседу к обмену чувством юмора упрямо указывали на красноречивую скованность. Отражение нападок несдержанных учениц поставило перед Палладиумом ультиматум «бей или беги», и отменить выбор возможности не было. Несмотря на это, мужчина прекрасно ощущал, что коллега полностью признаёт его достоинства, но всё же поддеть эту скорлупу, сдавливающую уверенность эльфа, ему хотелось намного больше. — Я разгадал Ваш коварный план, — убеждённо произнёс паладин, — Вы точно рассчитали время, чтобы отлучиться до начала вальса. — Глупости! — он брякнул хрустальной креманкой по подоконнику, — Вам думаете, мне б стало стыдно танцевать? — Тогда почему Вам так не понравилось моё предложение? — Мне… — аргументы рассыпались на глазах, пока Палладиум различал стук беспокойного сердца прямо в пересохшем горле, — потому что мы бы выглядели смехотворно! Представьте себе жирафа и тушканчика: я едва достаю Вам до плеч! Хотя, право, такое открытие нового учебного года всех бы точно развеселило. Вот оно что. Неужели взгляд со стороны и здесь встал во главу угла? Паладин взглянул на молодого человека с сочувствием и пониманием: — А мне кажется, у Вас прекрасный рост, — бесцеремонно взяв эльфа за руки, тот положил их к себе на плечи, выглядя при этом совершенно спокойно. Он был так сосредоточен, что не давал вырваться свернувшейся в клубок внизу живота панике, — смотрите, совсем не высоко, — и, не теряя самообладания, обнял ладонями чужую талию. Палладиум опешил, не зная, что и сказать: во рту пересохло в тот момент, когда пальцы взмокли от мандража, а в голове не было ни единой мысли. Преподаватель затаил дыхание, замечая, как Авалон взглядом избегает его лица, чтобы звучать твёрже и увереннее, а сам ничем не отличался от такого же бестолкового романтика. — В… в вальсе… две руки не кладут на плечи, — прошептал он, пылая щеками, — но я боюсь, что Вам не понравятся потные ладони. — Не беспокойтесь, в этом нет ничего такого, — мужчина вновь взял его кисть в свою, переплетая пальцы. Сделав неуверенный шаг вперёд, паладин выждал паузу, чтобы партнёр поправил его согласно своей педантичной натуре. Однако Палладиум напротив крепче сжал замок, охваченный страхом, что его ладонь вот-вот выскользнет. — И раз… — едва слышно пролепетал он. — Два, три, — продолжил Авалон, закрывая квадрат. Они наконец посмотрели друг другу в глаза. И по какой-то причине это было так забавно, так странно и радостно, что в один миг у каждого на лице проступила улыбка, переросшая в смех. Были в этом смехе отголоски разбитого льда или того самого растаявшего мороженого на подоконнике, никто не мог разобрать, но их слаженные движения, легкость и элегантность поступи сближали всё сильней. Наконец, громкая музыка, которую чуть придушили двери бального зала, рассыпалась на аплодисменты, и они молча замерли. — Профессор Палладиум, — раздался до ужаса знакомый голос за спиной эльфа, — Вы слишком громко думаете. Вздрогнув, молодой человек заморгал глазами: пелена застилала ему взор. Вдруг морщинки в уголках глаз Авалона смыло в единообразную длинную полосу, вырисовывая контур… очков Гризельды. Палладиум ахнул, таращась на завуча, возникшую из ниоткуда прямо перед носом. Она раздражённо фыркнула, разочарованно бросив напоследок: — Занятие через десять минут. Дверь хлопнула, окончательно приведя преподавателя в чувство в пустом кабинете с настежь открытыми окнами. Без его спутника, вальса и ягодного мороженого.***