Плач Линдона Джонсона

На Скалистых горах стабильно холодно большую часть года, и Кайл это прекрасно знает. Поэтому, когда он возвращается в Южный парк на выходные, обязательно захватывает с собой свой новый пуховик. Кайлу Брофловски двадцать лет и он получает высшее образование в Денверском университете, живет в общежитии как иногородний и приезжает на свою малую родину несколько раз в месяц. В целом, все у него складывается замечательно, кроме одного: он полностью завалил практику, когда пересдавал на водительские права, снова. В этот день он много кричал и ужасно дебильно бился лбом о зеркало в ванной. А ведь родители обещали ему машину. Ничьи ожидания оправданы не были и Кайл это просто ненавидит, он кипит от ярости и скрипит зубами. Даже у Шейлы были права, а экзамен она, на минуточку, сдавала в Джерси-Сити. Когда ты задрот с юрфака, тебе двадцать и у тебя нет прав, худшее в этом две вещи: первая – общественный транспорт, которым тебе неизбежно приходится пользоваться. Кайл хватается голой рукой за спинку кресла перед собой, другой рукой придерживает лямку сейчас черной сумки. За грязным окном автобуса полетела табличка "Вы покидаете Денвер". Он вовремя вспоминает о том, что взял с собой наушники, но забыл перчатки и представляет, как жадно будет мыть руки, когда приедет в город. Вдруг за это кресло час назад держался какой-нибудь дрочила с бациллами под ногтями? С левого бока тяжело, с открытым сухим ртом, дышит какой-то мужчина и ненароком впечатывает в окно Кайла, который только что решил, что отныне будет садиться и покупать билеты на места строго возле прохода. Он достаёт свой побитый телефон, находит нужный контакт, быстро листая последние переписки, и набирает сообщение: – "Через полчаса буду у Скитера". Так вот, вторая худшая вещь состоит в том, что водительская лицензия есть даже у Эрика Картмана. И машина у него тоже есть, небольшой пикап. В салоне всегда странно пахнет, а в бардачке творится полный беспорядок. Из хорошего: вечно работающее радио и неисчерпаемая коллекция дисков. И Кайл знает их наизусть, практически все. Всё дело в том, что еще в начале сентября у них сложилась чудесная договоренность. Эрик втихаря разрешал Брофловски ездить на своей машине, а взамен иногда получал бесплатные обеды на выходные в какой-нибудь забегаловке. К тому же, Кайл сам покрывает свои расходы на бензин. Картмана это, в принципе, не колышет – он не большой любитель выйти из дома. По Южному парку Кайл катается с абсолютным чувством безнаказанности, так как делает это очень осторожно. И, к счастью для него самого, офицером города все еще остается Барбреди, спасибо МакДэниелс и её любви к глуповатым мужчинам. Для Брофловски не проблема максимально концентрироваться на дороге тогда, когда это действительно важно. Остаётся загадкой, почему экзамен по вождению сбивает Кайла с толку так, что он начинает потеть, путаться в словах и дышать слишком часто. Может, дело в ретроградном Меркурие? Может, майским близнецам не суждено получить права? Непонятно. В любом случае, он уже долгое время пользуется чужой машиной. Пару раз Брофловски выезжал из Парка к себе в Денвер, и каждая из этих поездок ощущалась глотком свежего воздуха. Ему не нужно просиживать дырявые сидения междугороднего автобуса! Сравнимо с чувством единственного выходного во время шестидневной рабочей недели. Тогда Кайл, конечно, боялся подышать не в ту сторону, вдруг остановят и попросят показать лицензию, но приятное чувство свободы, которое ему дарила поездка на автомобиле, определенно того стоило. Ещё тридцать минут и он наконец-то вываливается из крошечного потного автобуса. На улице холодно так, что нос отмерзает сразу же и им становится больно шевелить, даже дышать. Парк укрывает серое небо, солнце прячется слишком далеко, а с неба падают снежинки. Кайл застегивает молнию на куртке до конца и в сотый раз проклинает забытые перчатки. Он тяжело выдыхает, выпуская облако пара у себя перед глазами. Да, в Южном парке буквально дышать тяжелее, чем в Денвере. Кайл подбегает к автостоянке и смотрит на серый пикап, обклеенный красными слонами и прочей херней. С каждой неделей на этой вонючей машине появляется все больше республиканского, и не только, дерьма. Это к нему. Разумеется, Картман издевается, когда лепит на свою машину очередной слоган в поддержку запрета абортов. Ему вообще на это плевать, зато, ему точно не плевать на Кайла и его выражение лица, когда тот встречает Венди, Крейга, Толкина или кого-нибудь ещё на автозаправке, заливая 95 евро в этот "монстр трак". Венди и Толкин, к слову, тоже уехали учиться, но иногда возвращаются на выходные. Много кого унесло отсюда в столицу, другие крупные города и штаты, но это к лучшему. Нечего подающей надежды молодежи торчать в таком захолустье. С момента выпуска ребят из старшей школы прошло два года, кто-то еще планирует уехать, Эрик, например. Так вот, Эрик ужасно громко гудит, когда Брофловски подходит ближе к машине, да так, что он подскакивает и закрывает уши. Тут же Кайл распахивает дверь и садится на переднее пассажирское сидение. Он очень зло пристегивает ремень безопасности и поправляет свою сумку. – Ну что, проеба- – Иди в жопу, жирный, – отрезал Брофловски. – А я то думал, Бог любит троицу. – Я тоже! Картман громко засмеялся, завёл машину и поехал в ближайший ресторан полковника. На панели у него стоит небольшой конфедеративный флажок. Всё время в дороге Кайл очень обильно жестикулировал и случайно плевал на Эрика, пока рассказывал про то, каким мудилой был его инструктор и как плохо все складывалось на дороге. Картман в ответ барабанил пальцами по рулю и вдумчиво кивал. Через несколько минут поездки и словесного поноса, они останавливаются на парковке возле КФС. Кайл первый выходит из машины и все еще продолжает трещать. – ...и вот тогда у меня сгорело. Я начал говорить то, что думаю! Кстати, эту историю он рассказывает раз в седьмой. Сначала он наболтал её Стэну по телефону. Звонок длился около получаса, если не больше. Потом он пересказал все тоже самое своим родителям по Скайпу, разве что более цензурную версию. Затем от него наслушались соседи по комнате и новые денверские приятели. И много кто успеет наслушаться в будущем. Они заходят в помещение и расстегивают куртки. Эрик разматывает шарф. У Кайла запотевают его овальные очки. – Я вот слушаю и думаю: а нахер тебе машину водить? Игры на пианино вполне хватит. Ты ж знаешь, у меня и пианино есть, свистни, если что. Кайл корчит недовольное лицо, а Картман внезапно серьезно на него смотрит. – Ты же смотрел пиан- – Да, я смотрел пианиста, Картман. Они делают заказ, Кайл платит. Через девять минут ребята садятся на дальний столик для двоих с готовым заказом. Эрик тут же приступает к еде и говорит, пока жуёт. – Ну так что? – Что? Нужно ли мне твоё сраное пианино? – Машина то сраная нужна. Пересдавать будешь? – Допустят только через три месяца, – Кайл прислонился лбом к столу и выдохнул. – Буду. – Упертые вы, конечно. Брофловски оставил это без ответа. Он нашел свой чикен бургер с двойным сыром среди немаленького заказа и начал есть. Они оба постоянно шмыгают красными носами. Эрик смотрит в окно. Конец декабря, двадцатое, если точнее, зимние праздники. По всем домикам развешаны рождественские украшения. В КФС прямо сейчас играет новогодний альбом Элвиса. – В тебя, чё, стреляли? – А? – Кайл не совсем понял. В ответ Картман тычет пальцем себе в лоб. У Кайла там позорный, свежий, но маленький шрам. Не стоило в приступе гнева долбиться в зеркало своего общежития башкой. До Брофловски, наконец, доходит и он, вздыхая, пытается закрыть свой лоб чёлкой. – Снайперы, да? Колись. Кайл сначала молча хмурится, а потом обращает внимание на побитый вид Эрика. Левая часть лица у него красноватая и какая-то помятая. – А сам что, упал? – Да, на Твика, – он добавляет шепотом, – конченый, блять. – Это когда вы с пацанами собрались? – Кайлу в ответ кивают, – Стэн рассказал только то, что его там не было. – Вот Стэн и не знает, как меня зверски избили. Потом три дня зашивали, – Карман, разумеется, врёт и преувеличивает. Сейчас ему вообще все равно, что произошло неделю назад. – Я сегодня съезжу в Денвер, вернусь в Парк на Новый год. Ну, с машиной. Мне очень нужно, – внезапно говорит Брофловски. – Ну ахуеть. Не подумал заранее сказать? – Я не подумал, что опять, как ты говорил, проебусь, – Кайл делает паузу пока жует. – Я знаю, что родители уже купили мне тачку, они должны были подарить мне её в день экзамена. Видишь, как все накрылось! – Это плевок мне в лицо, Каел. – Я бы тебе с радостью в рожу плюнул, ты меня не слышишь. – Ну ты и козел, а, – не слышит. Картман говорит хорошо, что кроме Рождества других планов у него нет. Многие подумают, удивительно было бы, если б у него вообще были какие-то планы. Отчасти правда. Кайл закатывает глаза и цокает языком, доставая из кармана телефон. Он ставит локти на стол и пишет своей однокурснице Кларе. Этот лох должен был помочь ей перевезти мебель на своей машине, ну, поможет на картмановской. Она спрашивает все ли в силе, он отвечает, что да, и заранее извиняется за республиканские наклейки, мол, это машина моего друга-дебила, а вообще он мне не друг. – Там не только мне нужно, я Карен повезу. – А ей то зачем. – Без понятия, спроси у Кенни. Но, вроде как, к друзьям. Эрик бурчит что-то неразборчивое. – Короче, я сначала к Стэну, потом в Братья Твик. – Да посрать мне. – Вот и договорились. – Нет, я забираю машину на Рождество. – Не порти мне настроение. Карман выгибает бровь, Кайл вздыхает. – Слушай, мне позарез надо до нового года. Понимаешь, помочь повозить вещи одногруппнице. – Даже если ты полтос в ширинку засунешь, тебе это не поможет, мой пикап тем более. – Блять… Знай, когда мы соберёмся на Рождество, я буду драться насмерть за эту машину. Эрик саркастично кивает и все ещё жуёт. Кайл вытирает рост салфеткой, встаёт из-за стола и хватает с собой сумку. Он застегивает молнию и натягивает рукава свитера на свои ладони. Картман пялиться на него исподлобья. – Не смотри так, это пугает. В ответ Картман опять бубнит с набитым ртом. В этот раз можно разобрать "иди в жопу". Брофловски слегка машет ему на прощание, желая не увидится до конца года. Хоть в чем-то они солидарны, такое бывает редко. Эрик остаётся один. На стоянке шумно заводится пикап и Кайл ужасно радостно улыбается. Он счастлив, когда ведет машину, особенно, когда в салоне нет никаких инструкторов и антисемитов. Но первым делом, перед тем как поехать, Брофловски снимает красный флажок с синим крестиком на присоске и закидывает в бардачок. Он очень усердно дожидается момента, когда Эрику надоест тратить деньги на весь этот мусор. Потом Кайл проверяет карманы и свою сумку, так как всегда боится что-нибудь потерять. Всё на месте, и старая кассета прямиком из 2004-го года на дне сумки с криво написанной буквой “Л” тоже. У Кайла сегодня на нее план. Кенни забегает в КФС где-то через пятнадцать минут после отъезда Кайла. Он весь дрожит и трет руками свой нос. На улице кошмарно холодно, а зимний гардероб в ежемесячной стирке. Хотя, Кенни бы лучше походил в вонючем свитере, чем ещё раз высунулся на мороз с футболкой под курткой. Возьмёт на заметку. МакКормик подсаживается к Эрику и жадно припадает глазами к его обеду. – Заебал, просто возьми уже что-нибудь. Кенни схватился тощими руками за картонное ведерко из под картошки фри и начал доедать остатки. При этом издавая звуки истинного наслаждения, как будто прямо сейчас он обедает в дорогом западноевропейском ресторане или же ему классно отсасывают. На самом деле, для того чтобы испытать подобное, достаточно всего лишь не есть пару суток. Картман коситься на него. – Ну и мерзость, – Эрик невзначай пододвигает ему поднос, на котором помимо мусора затесалось несколько недоеденных куриных крылышек. – Я б позвонил в полицию. – Валяй, – Кенни приступает к крылышкам, чуть ли не проглатывая кости, – в тюрьме кормят бесплатно. Через несколько минут он доедает всё и облизывает свои немытые пальцы. Кенни выкидывает весь мусор, пока Эрик собирается и заматывает свой шарф. – Куда делось твоё бабло на этот раз? – Ты знаешь, копил на ремонт машины. – Хуёво быть настолько бедным, – Картман тихо смеётся. – Реально? Ребята направляются в сторону дверей и нехотя выходят на улицу. Они идут быстрым шагом, чтоб яйца не отмерзли. Кайл останавливается у дома Стэна. Паркуется, прошу заметить, по всем возможным правилам дорожного движения штата Колорадо. Он подходит к двери и нажимает на звонок. Сейчас в этом доме Стэн живет один, вроде как. Рэнди всё ещё просиживает диван на ферме. Хотя, недавно починил крышу своего сарая. В принципе на этом пересчет членов семьи Маршей заканчивается. О пожаре на Тегриди сказать особо нечего: Стэнли было десять, он остался без мамы и сестры, на этом всё. С тех пор ему регулярно нехорошо. А Стэн из тех людей, кто стоит перед зеркалом в ванной и берется налысо, когда им нехорошо, при этом ему откровенно не идет стрижка под ноль. Слава богу, в последний раз он брился, когда Венди и Кайл уехали из Южного парка в Денвер. Сейчас он смирился и расслабился, живёт свою спокойную жизнь, пишет музыку, разве что немного переживает по всякому. Теперь у Стэна патлы ниже ушей и он хочет осветлиться, уйти в блонд, но пока думает. Он, как выпадает возможность, навещает друзей и девушку в столице. Через пять дней, например, поедет туда на рождество. Подарит Венди утюжок для завивки волос и нежный столовый сервиз её любимого цвета. Дверь открывается и друзья бросаются друг другу в объятия под возгласы о том, как давно они не виделись. Да, недели три. – С наступающим. – С прошедшим, – смеётся Стэн и впускает Кайла в дом. Он раздевается и вешает свой пуховик между курткой Стэна и чьим-то теплым пальто. Потом, Кайл проходит в ванную комнату, и ,пока моет руки около трёх минут, замечает, как много средств для ухода за волосами внезапно появилось в этой комнате. Не нам судить, но на голове Марша обычно происходит полный кошмар, в целом, присущий всем рок гитаристам. Особенно это заметно, когда Венди надолго уезжает из Южного парка. А пахнет от Стэна гелем-шампунем "три в одном". Так что, не нужно быть Пуаро, чтоб понять, что бальзам и маска для волос – не его уровень. Наконец, осторожно понюхав все эти баночки, Кайл вышел из ванной и присел на диван в зале. Он оглядывается по сторонам: дом выглядит непривычно. В глаза бросаются новые обои, полки, перестановка мебели. Небольшой ремонт. По первому этажу повсюду то стоят, то висят фотографии семьи, в основном Шерон. Брофловски рад видеть на некоторых фотках себя. Стэн копошится на кухне, заваривая чай для гостя. – Как там всё? – Стэнли кричит, чтоб было слышно, – не считая экзамена. – Не считая экзамена, все замечательно. Марш вздыхает. Ему невероятно обидно за друга. Он уже поддержал Кайла в предыдущие два раза, в этот раз, разумеется, тоже. Трудно найти оригинальные слова, когда одно и тоже происходит в третий раз, но Стэн умудряется. Хотя они оба знают, что даже просто помолчать было бы достаточно. Через минуту чайник закипел и Стэн принес кружку в зал. – А это, – Стэн подносит палец свободной руки к своему лбу и лыбится, – как будто стреляли. – Да твою мать, – Кайл снова поправляет челку, – не похоже ведь. Стэн пожимает плечами, мол, как знаешь и ставит чай на столик. – Мне б чем-то замазать, – Брофловски забирает в руки кружку, чтоб согреться, – хотя в жопу. Давай о хорошем. – Ага, о хорошем, – Стэн чешет шею и гордо улыбается. – Думаю, ты видишь. Красота же. Действительно, в доме стало гораздо приятнее. Ещё Марш привинтил свою старую белую гитару к стене на кухне. Выглядит круто. И ковер новый. Все сочится свежестью, Стэн тоже. – Чел, да я не был у тебя от силы с осени! Когда ты успел? – Знаешь, что самое крутое? – Стэн радостно подсаживается к Кайлу. – Я практически полностью сухой с твоего прошлого заезда. Брофловски медленно расплывается в улыбке и от всего сердца поздравляет Марша. Это звучит немного комично, но Кайл, честно говоря, в восторге. Стэн рассказал о том, как хорошо он себя чувствует, но обязательно пообещал надраться двадцать пятого. – Рождественское чудо, – говорит Кайл, отпивая чай. Он невзначай интересуется. – Почему именно сейчас? – Ну... – Стэн неловко поджимает губы, – честно говоря, не я инициатор. Мормонизм – не такая уж и херня. Кайл подавился чаем и поставил кружку на стол, чтоб без проблем откашляться. У него глаза на лоб полезли. С чего это Стэн подался в религию? Марш негромко рассмеялся и похлопал несколько раз по спине друга. – Не, ты не думай, что я в это всё верю. Но сейчас со мной живёт Гэри, помнишь? Замечательный мужик. Кайл продолжал кашлять, пока усердно вспоминал. Низковатый светловолосый пацан, виделись в классе четвертом пару раз. Они с семьёй ненадолго приехали в Колорадо из Юты и радушно звали каждого первого себе в гости. Маршей они тоже звали. Кайл не помнит, как все обернулось в итоге, но больше мормонов в Южном парке не было. – И давно это? – Кайл с каким-то неодобрением щурится на Стэна. – Недели три, – то есть, с прошлого визита Кайла. За три недели Стэнли умудрился довольно сильно изменить свой взгляд на мир. До приезда Гэри в Южный парк в свободное время он предпочитал гнить на диване за прохождением Бладборна. Теперь он чаще выходит на улицу и звонит Венди. Из-за доброжелательного нрава Харрисон быстро стал для Стэна хорошим другом, даже слишком быстро. Как-то у них зашёл разговор про потери, Гэри предложил навестить могилы Шерон и Шелли, а Стэн согласился. Они купили цветы, съездили на кладбище. Марш поговорил с каменными плитами, и знаете что? Ему стало легче. – Ты приютил мормона, а он, в качестве благодарности, помог тебе сделать ремонт? – Знаешь, я не правильно сформулировал, – Стэн смахнул волосы с лица, – дело в человеке, а не в мормонизме. Забей, херню сказал. – Это точно. Стэн вздыхает и растекается по дивану. – Я прожил в доме один больше года. Дальше не могу. Если подумать, у меня и в Парке никого близкого почти не осталось. – Езжай в Денвер, я помогу. – Легко сказать... К тому же, сейчас все совсем не плохо. Гэри – замечательный мужик. – Ты это второй раз говоришь, – Кайл смеётся. Он не совсем понимает, что чувствует в этот момент. Брофловски спросил, как ты вышло, что Гэри вернулся сюда. Стэн с охотой начал пересказывать всё услышанное из первых уст. Гэри Харрисон сам изъявил желание быть миссионером Церкви Иисуса Христа святых последних дней, вот только распределение сыграло с ним и его напарником злую шутку: их отправили в Восточную Африку, в Уганду. Гэри убедился, что Африка не похожа на Короля льва примерно после того, как наслушался местных баек про то, что сношение с девственниками исцеляет от СПИДа, а сразу после стал свидетелем убийства. Потом, он столкнулся с новой трактовкой Библии и все это в совокупности заставило его задуматься о многих вещах в своей жизни, особенно касаемых религии. Ему захотелось на какое-то время отделить себя от мормонского сообщества, и поэтому, прервав свою миссионерскую деятельность, Гэри вернулся в Америку. Он позорно, для себя самого, попрощался с родными и близкими и взял курс на Южный парк – заснеженная провинция из его детства, но для всех остальных – морозное захолустье. Стэна он встретил случайно, по дороге в мотель, они заболтались на улице, а теперь, вот, живут вместе. Для Стэна эта история стала золотым билетом в обновленную жизнь, для Кайла – очередным проигрышем. Он, конечно, всё ещё несказанно рад за лучшего друга, но, смотря на полки из темного дуба и чувствуя под ногами ворсистый бежевый ковёр, Кайл подсознательно ставит себя на второе место. Он кусает нижнюю губу и внутреннюю часть щеки. – Прости, что редко захожу. – Чел, не парься, у меня все хорошо. – Рад за тебя, – это звучит невероятно отчаянно, – а Венди в курсе? – Ага, счастлива, что это делает меня лучше, – Стэн цитирует, – главное, говорит, не носи это уродское мормонское белье. – Какое? – Ну, типо бельё от греха или что-то вроде того. Я не совсем понял. Он показал другу фотки в интернете. Кайл поржал. – Венди пиздец как права. – Я включаю приставку? – предлагает Стэн. – Да, включай приставку. – Супер, проиграем в приставку. В общем, они замечательно проводят время за десятым Мортал Комбатом и болтают о всяком. Кажется, эти двое могут бесконечно говорить обо всем, что попадется под руку. В этот раз Стэн долго разгонял тему того, почему Кайл носит футболку на футболке, а сверху еще и рубашку. Защищаясь, Брофловски даже забыл про Гэри. – Слушай чел, а у тебя нет того видеопроигрывателя. – Того самого? – Стэн не понимает. – Ну, такой старенький, весь в наклейках. В него ещё кассеты вставлялись, три года назад на ночевке у тебя был. – Вот это ты вспомнил. Черный такой? – Да, – глаза Кайла загорелись. – Так это не мой, это Картмана. – Ну пиздец. – А что такое? Кайл не успел было ответить, как с характерным звуком вдруг открылась входная дверь, а Стэн пулей подорвался с места. Это Гэри вернулся из магазина с двумя бумажными пакетами еды. Стэн забирает их и несет на кухню, а Кайл обреченно вздыхает. Он откладывает джойстик и поправляет свою зеленую клетчатую рубашку. – Холодно же, я бы подвез. – Ничего, я пешком прошелся. – Из прихожей звучит приятный и поставленный голос, – с удовольствием. Брофловски встаёт с дивана, чешет нос и растерянно топает в прихожую. Поздороваться нужно, понять что за человек. Он встречается с Гэри впервые за много много лет. – О! Ты, должно быть, Кайл. Стэн много про тебя говорит, – он подходит на встречу, протягивает руку в знак приветствия и искренне улыбается, – только хорошее. Кайл в полном ужасе. Гэри Харрисон – действительно замечательный мужик. Хорошо одет, и пахнет от него классно. Желтоватые волосы аккуратно уложены набок. Сразу видно: он из тех, кто ходит в барбершопы и ещё, скорее всего любит айс латте. Точнее, мог бы любить, если б мормонам можно было пить чай или кофе. Он улыбается во все идеально белые тридцать два зуба, а красный нос и щеки с мороза выглядит на нем красиво, похоже на косметические румяна. На голове у него не стремная шапка-гандон, капюшон или замотанный шарф, как у всех нормальных людей зимой, а меховые наушники. Кайл с трудом давит из себя улыбку и пожимает Гэри руку. – Сильное рукопожатие! – Спасибо, – на язык у Брофловски просится какой-нибудь гомофобный слюр. Чем их там в Юте кормят? – Это твоя машина припаркована, да? – спрашивает Гэри, снимая верхнюю одежду. – Э-э-э... – Честно, никогда не разговаривал с настолько убежденным республиканцем! Для меня, своего рода, честь. Кайл думает, что сейчас у него отвалится челюсть. – ...Всегда интересно общаться с людьми, у которых точка зрения на мир не совпадает с твоей собственной, – Гэри снимает ботинки, чтобы не нести в дом слякоть, а на ноги надевает белые домашние тапочки. У него носки с рождественскими оленями и брендовый свитер крупной вязки,– Останешься на ужин? – К сожалению, не смогу, – он притворно качает головой. На самом деле, время и вправду давно поджимает. – Очень жаль, – он действительно выглядит грустным, когда говорит это. Кайл снимает свой пуховик в крючка. – Уже уходишь? – Да. – Что, ты уже уходишь? – кричит Стэн из кухни. – Да! – Подожди минуту! Он натягивает пуховик и пытается игнорировать проницательный взгляд Гэри, который всё ещё никуда не делся. Эти голубые глаза, по правде сказать, выглядят очень неестественно и вызывают испуг. Похожи на два массажных китайских шара синего цвета, вставленных в кукольное лицо. – Тебе нужны перчатки? – внезапно спрашивает Гэри, – У тебя кожа на руках так шелушится. Кайл даже не знает, как бы вежливо подойти к этому вопросу. Он просто стоит с немного открытым ртом. – Прости, не хотел звучать грубо, – Харрисон складывает брови домиком, копаясь в большой деревянной тумбе. Оттуда он достаёт пару шерстяных перчаток и сует Кайлу в руки. – Мне кажется, я создал очень плохое первое впечатление. – Да не парься, я понимаю, – собственный язык его не слушает. Наверное, Брофловски попал под чары. Он неловко держит в руках перчатки, пропахшие одеколоном. – Спасибо большое. – Рад помочь. Гэри уходит, появляется Стэн. – А когда их вернуть то? – Кайл сомнительно шепчет, надевая перчатки. – Можешь через меня, когда мы все в Денвере соберёмся. – Хорошо. – Подарю тебе кое-что смешное на рождество. – Смешное? – Ага. Жаль, на Хануку не смог. – Да мне, если честно, что одно, что другое, – он чешет нос. – А твой... Гэри не будет против, что ты уезжаешь. – Он сам едет в Юту, к чему это? – Насовсем? – Кайл пытается подавить отголоски надежды в своем голосе. – На неделю. – Хорошо, – он безнадежно улыбается. Ребята выходят на улицу, Стэн накинул свою парку. Каждый раз, когда он видит тот самый пикап, у него останавливается сердце и теряются годы жизни. Каждый раз, как в первый. – Я никогда не пойму, почему ты катаешься на этом республикановозе. Возьми мою машину, серьезно. Кайл смеётся, а его мозг в усиленном режиме начинает продумывать стратегии смены темы разговора. – Не хочу тебя обременять. – Чел, мне только в радость. И я ничего с тебя не возьму, в отличие от Картмана. – Там не сильно много выходит. – А может выходить бесплатно. Дай помочь. На самом деле, причина, по которой Брофловски не хочет водить машину лучшего друга просто кошмарно глупая, но он не может ничего с собой поделать. – Лучше повози Гэри по центрам донорства крови, – Кайл залез в салон. – Да ну тебя! – Стэн вскидывает руками и приглаживает волосы. – Ты из-за этого расстроился? – Нет. – Немножко? – Нечего мне из-за этого педика расстраиваться. – Чел, просто знай, я тебя люблю и всегда любил. Секунда молчание и они оба заливаются горомким смехом. Брофловски вытирает проступившую слезу. – Господи, чел, ты тоже превращаешься в педика. – Виноват. А если серьезно, – он заматывается в парку, наклоняясь поближе, – обращайся, если всё-таки надумаешь, я рядом. – Спасибо, ценю. Они долго прощаются и Кайл захлопывает дверь. Он отъезжает от участка и видит, как Стэнли, вприпрыжку от холода, забегает в дом. – А тебе туда точно можно? Ну типо... – Кенни чешет шею. Он дышит на свои обмороженные руки, пытается их разогреть. Они быстрым шагом подходят к дому и топчутся на месте, чтобы стряхнуть снег с ботинок. Эрик не думает и нажимает на звонок. – Ну а чё, – он широко улыбается и немного хмурит брови. Ребята стоят на пороге и ждут, пока их пустят внутрь. Оба красные. Дрожат, сгибают пальцы ног, чтоб их почувствовать, дышат друг на друга паром. Плюс один по Фаренгейту – это не шутки. – Это пиздец, – Кенни трогает свои покрытые инеем волосы и хрипло смеётся. Эрик соглашается, пожимая плечами. Наконец-то в доме слышаться шаги и дверь открывается. Из щели выглядывает Хайди и радостно улыбается до тех пор, пока не замечает Картмана. Она тускнеет, опускает плечи. Теперь уже втроём они стоят и дышат друг другу в лицо. Тёрнер в одной футболке, домашних брюках и рождественских носках. На розовой шее болтается золотой кулончик. Тишина длится секунд десять. Мучительные и холодные десять секунд. – Привет, Кенни, – медленно говорит Хайди, пока пялиться на Эрика, прямо в эти маленькие глупые глаза, а он начинает смотреть по сторонам. – Хайди! Привет, – МакКормик улыбается, в это время пританцовывая от холода. Он быстро протискивается в дверь, негрубо отпихивая Хайди. Внутри тепло и уютно, даже пахнет чем-то вкусным и шоколадным. Картман, не спрашивая разрешения, тоже заходит в дом. Они вдвоем быстро снимают куртки и громко радостно вздыхают. Кенни спрашивает, где тут ванная, а Эрик ведёт его на второй этаж, как к себе домой. Бедная Хайди все еще стоит в прихожей, шмыгает носом. На её лицо прилетают снежинки с улицы, морозный ветер портит прическу. Она захлопывает дверь и пытается придумать, что сказать, как себя вести. Хайди надеялась не видеть Эрика до конца года, а лучше вообще никогда. Но тут он заявляется на порог ее собственного дома прямо во время зимних праздников, в общем, портит все настроение. На глазах наворачиваются слезы, и Хайди старается аккуратно вытереть их воротником своей бежевой футболки. Разочарование – не совсем то слово, но именно оно приходит на ум. Лестница скрипит, Эрик заходит в комнату. Хайди имитирует деятельность, копошится в вещах на столике, который давно подготовила заранее. Она берет в руки маленькую бумажку с эскизом для тату и специально разглядывает простую надпись до абсурдности долго, задумчиво чешет голову и боковым зрением наблюдает за своим невероятно злым бывшим. – Я тут посижу, не против? – звучит как утверждение, а не вопрос. Хайди громко вздыхает и продолжает разглядывать буковки. Эрик садиться на диван в углу комнаты, разглядывает люстру на потолке. Их нельзя оставлять наедине. – Зачем ты здесь? – Над Кенни поржать пришел. Потом заберем его машину и поедем в кино, – Картман улыбается и запрокидывает голову назад, – на Омерзительную восьмерку. – То есть, ты не мог не приходить? – Хайди зло спрашивает, на что Эрик пожимает плечами.– Принеси, пожалуйста, кушетку. В моей спальне. Он кряхтит, приложив усилия встаёт с дивана и идёт за кушеткой. Потом они вместе раскладывают ее. Эрик смотрит Хайди в глаза, пока она протирает поверхность антисептиком и стелит длинное чистое полотенце. – Не плачь, Тёрнер, всё пройдет. – Хватит надо мной смеяться. Наконец-то по лестнице спускает Кенни. Ему нужно научиться срать быстрее. За это время он несколько раз успел подумать о том, что не нужно было говорить Эрику про татуировку, про то, что он идёт к Хайди. Еще он думал о том, насколько комфортабельная в этом доме ванная комната. Есть, например, коврик у толчка и полка для туалетной бумаги. – Ну что, ложиться? – Кенни уже спешит залезть на кушетку. Хайди наконец-то улыбается и кивает. МакКормик прилёг на своё место и потихоньку начал спускать штаны. – Насколько низко? Я даже побрился. Хайди мотает головой и негодует. – Герой, – говорит Картман, нависая над лицом Кенни. Они смотрят друг другу на друга. – Ради Христа, зачем тебе тату на лобке. – Не знаю, маме твоей похвастаюсь. Хайди собрала волосы в пучок розовым крабиком, надела перчатки, натянула черную медицинскую маску на нос и приступила к работе. Сначала она заново прошлась бритвой по коже, убедилась, что нет раздражений, потом обезжирила кожу, перевела эскиз. – Ещё есть время одуматься, – Хайди хихикает, – в смысле, это будет очень больно. Может, хочешь сдвинуть её немного повыше? Она снимает трансферную бумажку. И вот, на идеально выбритом лобке МакКормика красуется надпись "Ожидай меня, как ожидаешь второго пришествия Иисуса" в три ряда готическим шрифтом. Эрик сдерживает смех, но удивительно по-доброму смотрит на Кенни. Когда разделяешь с человеком сокровенную тайну, это сближает. Впервые Эрик заговорил с Кенни о смерти в пятнадцать лет. Подростковый максимализм, Кенни записывает на телефон, как стреляет себе в голову из дробовика и отправляет видео всем знакомым. Но помнит об этом только Картман, как всегда. И провести параллели между беременностью Кэрол и смертями его приятеля может только Картман. До какого-то времени ему не казалось это странным. В том смысле, что когда ты постоянно видишь нацистские марши и гниющие трупы животных у себя перед глазами, разлетающийся на кусочки череп твоего одноклассника под крики "я устал умирать" не кажется чем-то необычным. Но как-то так случилось, что Эрик об этом заговорил. Вот тогда Кенни был по-настоящему счастлив. – Это круче... Круче огромных сисек, – Кенни потирал глаза, хныкал, улыбался. Мальчики сидели на лестнице у школьного заднего входа. Холодные ступеньки. – Не может быть... – он посмотрел куда-то в сторону. – Пойму, когда сдохну. Они ещё немного помолчали. – Спасибо, что сказал. Огромное спасибо. Недавно они сидели в Ред Робин и болтали как раз таки про татуировку. Удивительная вещь – когда Эрик идёт в Ред Робин вместе с Кенни, то заказывает семейное комбо на четырех человек и делится с другом. Бывает же. МакКормик облизнул пальцы и ручкой написал вот эти же слова, которые совсем скоро ему набьет Хайди. К слову, тату-мастеркой она стала относительно недавно, когда после окончания школы прошла в Денвере платные курсы. – Типо такого, – Кенни подвинул салфетку с надписью Эрику. Он только поднял широкие брови. – Прям над хером? – Ну, чуть выше. Картман громко отпил Спрайт через пластиковую трубочку. – Ты же понимаешь, что скоро откинешься? Кенни грустно улыбнулся. Понимает. И вся его татуировка испариться, как и всевозможные шрамы, и партак, который он сам набил в семнадцать лет. Такое уже было. – Хоть платить не будешь? Придумай что-нибудь. – Я ж не совсем дебил, – Кенни мял в руках салфетку, складывал из нее что-то непонятное и скатывал в шарик, пока говорил, – она знает, что с деньгами проблема. Сказала, мол, можешь заплатить через неделю-две. Если к этому времени не откинусь, то буду думать дальше... Он кинул мятый шарик в мусорный бак в метре от себя и промахнулся. Потом встал, чтобы поднять и попытаться ещё раз. Кенни визжит на весь дом, а Эрик держит его за плечи и громко смеётся. Хайди только начала контур первой буквы, но уже не может сдержать хохот и слёзы. Вот и Картман пригодился, иначе Кенни бы уже давно упал с кушетки и со спущенными штанами уполз к себе домой. – Еба-а-а-ать! Пизда! – МакКормик скребётся ногтями о кожаную обкладку. Больше похоже на сцену из Изгоняющего дьявола 1973-го. – А я говорила... – Тёрнер широко улыбается, видно даже с маской на лице, – это же твой первый сеанс в жизни. Она медленно и аккуратно продолжает проводить тонкую линию. Контур первой буквы готов. Хорошо, что сама татуировка небольшая, должна занять в районе двух часов. Хайди снова сгибается над Кенни и выводит контур следующей буковки. Кенни же старается не ёрзать слишком сильно. Он шипит, беспомощно открывает рот, мямлит. – Хочешь, музыку включу? – предлагает девушка, не отрываясь от работы. – Только не Тейлор Свифт, – театрально заныл Эрик. – Иди в жопу, Картман. Он вскидывает брови и укоризненно смотрит на Тёрнер. Кенни, через крики, соглашается, ему выпал шанс отдышаться. Наконец-то Хайди отложила машинку и пошла в другую комнату за телефоном. Возвращается она уже со включенным альбомом "Fearless" и кладет телефон в карман штанов. – Это насилие над музыкой. – Это насилие надо мной, – хрипит Кенни, когда замечает, что Хайди снова взялась за машинку, и чувствует холодную руку в перчатке на своём впалом животе. – Серьезно, из всех исполнителей мира ты выбираешь это? – Ты говоришь так только для того, чтоб позлить меня, и я понятия не имею зачем, – она продолжила набивать тату. МакКормик кричит. – Да, но не Тейлор Свифт. – Какой же ты идиот, Картман. – Тебе правда вкатывает бесконечно слушать про токсичные отношения какой-то белой бабы, – Эрик смотрит на Тёрнер не моргая, – или про что она там поёт. Хайди пытается его игнорировать. МакКормик кричит еще сильнее, в этот раз специально. Он скулит, пытается отвлечь их двоих от друг друга. Даже пускает слезу. – Там долго ещё? – Кенни, ты драматизируешь. – Реально, Кенни, заткнись. – Сам заткнись, педик... – он звучит так, как будто вот-вот двинет кони. Хайди одобрительно хмыкает. Приятно, когда рядом есть кто-то, кто без толики страха и стыда может озвучить твои мысли. Она ненавидит Эрика Картмана. Парня, который убил её детство и стройную фигуру, а потом приполз к ней на коленях в восемнадцать лет просто для того, чтобы в конечном итоге доказать: он всё ещё тот злой маленький ребенок, просто немного покрупнее. Хайди не была готова к отношениям с нарциссом-психопатом ни в один из периодов своей жизни, но она выстояла. Правда, год назад, Картман снова удивил её предложением "стать друзьями". Как они могут быть друзьями, если сердце Тёрнер каждый раз трещит по швам, когда они видятся? Никак. Но, видимо, Эрик этого не понимает, раз то и дело специально попадается ей на глаза. Хотя, он все прекрасно понимает, просто не хочет ее отпускать. – Обижаешь, я по шкале Кинси круглый ноль, – Картман показывает ноль жестом, – правда, Хайди? Представьте, что вы американский солдат, воевавший во Вьетнаме, которому во время боевых действий гранатой оторвало конечности. Вы лежите на больничной койке, а по новостям транслируют записи о новых боевых действиях и вы чувствуете, как медленно угасает ваше сознание из-за звона в ушах, болезненных воспоминаний и кошмарного ПТСР – вот что такое вспомнить про секс с Эриком Картманом. Хайди поднимает голову и разочарованно смотрит на него. – Ты мешаешь мне работать. – Хочешь, чтобы я ушёл? – он изображает неподдельное возмущение. – Я не знаю. Посиди на кухне, залезь в мой холодильник, что угодно, только не стой над душой и не говори такое. Картман недовольно выгибает одну бровь и медленными шагами идёт в сторону кресла, самого дальнего от кушетки. Кенни в это время косит своё лицо от стыда. Перед тем, как девушка снова возьмётся за тату, он успевает заговорить. – Прости, что привёл это чучело. Хайди усмехается. – Прощаю. – Я всё ещё тут, – отзывается Эрик. Никто не отвечает. Картман наконец-то задумался, зачем сюда пришел, мог бы встретиться сразу в кинотеатре. Тёрнер вновь подносит машинку к лобку, игла начинает забивать краску под кожу, МакКормик придурочно кричать, а Хайди иногда хихикать. Они болтали, Кенни спрашивал всякие мелочи про ее работу, праздники и прочее, чтоб разбавить тишину, так у них складывался диалог на ближайшие полтора. В это время Картман всё-таки обшарил холодильник и что-то съел. Потом, вернулся в зал, успел заснуть на кресле с ужасно громким храпом. Кенни смеялся сквозь слезы, Хайди говорила, как тяжело просыпаться от этой херни по ночам. Все эти полтора часа в комнате играла Тейлор Свифт. Эрик то и дело говорил, как же это плохо. Кенни отчасти с ним согласен, но он не такой козел, чтобы напоминать об этом каждые пятнадцать минут. Ближе к концу сеанса он перестал обращать внимание и на музыку, и на иглу под своей кожей, почти. Это станет хорошим уроком, и в следующий раз, если МакКормик решится на еще одно тату, он будет всё-таки прислушиваться к карте боли. Ну, он хотя бы рад, что попал в такие нежные руки. – ...На самом деле, это жёстко. Типо, сначала я слушаю дома про то, что любовь к готик-року – это целое мировоззрение и погруженность во всякое загадочное говно, а потом я иду на свидание и слышу тоже самое, – Кенни рассуждает о своих отношениях, скрестив руки на груди. – Ну, зато они хорошие подруги, – Хайди улыбается, протирая свежую татуировку. Она кладет салфетку на стол и наконец-то стягивает маску с носа. Она вздыхает, довольная собой и проделанной работой. – Готово, Кен. – Реально!? – У него заискрились глаза. Он согнулся пополам и стал с восхищением рассматривать надпись. – Чел, иди сюда! Сфоткай! Эрик подходит к кушетке, достает телефон. – Ну ахуеть, красота, – он открыл камеру и стал настраивать яркость. Картман любит фотографировать. В кадр попадают Кенни, Хайди и новенькая шикарная татуировка. – Зай, сделай лицо попроще. Выглядишь, как будто я убил твоих родителей. – Я бы убила твоих родителей до твоего рождения, – она неестественно широко улыбается, щурится и показывает знак мира. Картман усмехается и делает фотку. – Другое дело. Тёрнер заматывает тату пленкой и инструктирует Кенни как ухаживать за ней, что делать нужно, а что нельзя. МакКормик сто раз благодарит её, говорит, какой она хороший мастер, да и человек тоже. – И выглядишь ты сегодня просто замечательно. Очень... интересный кулон в виде полумесяца, – что угодно, лишь бы речь не зашла про оплату. Хайди провожает их в прихожей. Кенни уходит первым, все еще рассыпаясь в признании. Картман немного задерживается. – Напиши, если соскучишься. – Не волнуйся, не напишу, – она робко тянет руку, чтобы поправить его шарф. – Уезжай уже в свой консерваторий, из моей жизни. Не хочу больше слышать твоё "зай", мне от этого плохо. – С наступающим. – Пока, Эрик. Он уходит. Через какое-то время Хайди заглядывает в холодильник и с ужасом обнаруживает, что Эрик съел два коржа для шоколадного торта. Кенни заводит собственную машину и сверкает жёлтыми зубами. К слову, автомеханик в Южном парке один, и это его отец. Стюарт любезно содрал с сына денег за ремонт этого корыта. Да, непозволительно потрёпанная тачка. Снаружи – кошмар, а внутри – еще хуже! Но, хотя бы своя собственная. Картман сидит на облезлом пассажирском сидении и открывает рот от ужаса. – Мне кажется, в один момент эта хрень просто сломается посреди дороги и нас раздавит фура. Тебе то ничего… – Сломается, разве что, под твоим весом. – Думаю, в этом плане мы друг друга компенсируем. Кенни любя гладит панель, руль, потом коробку передач. Нашептывает “я скучал”. Они не виделись два дня. – Меня сейчас вырвет. – Только не тут… – Бля, ты ещё оближи её. И Кенни тянется облизать. – Заканчивай! – Картман смеётся. Через пятнадцать минут они уже стояли в небольшой очереди за билетами. В этом городе мало кто ходит в кино и обеспечивает кассу, но кинотеатр продолжает работать, благослови, Боже, МакДэниелс. Омерзительная восьмёрка обошлась многим кинотеатрам особенно дорого, так как фильм был снят на какую-то древнюю пленку. –... а компания Вайнштейна потратила десять миллионов баксов, чтоб достать проекторы. Ты прикинь, а! – Чувак, – МакКормик криво и блаженно улыбнулся, – мне похуй. Какими только речами Картман не уговаривал Кенни пойти с ним в кино на трехчасовой фильм, ещё и заплатить за билет. На это ушло три недели, но в конце концов получилось. Пообещал купить ему что-нибудь съедобное в районе пяти долларов. И вот ребята сидят в зале, с ними человек сорок от силы. Эрик невыносимо приятно взволнован, он постукивает пальцем какой-то ритм и улыбается. Его глаза даже выглядят немного бешеными. Кенни в это время уже съел половину своей пачки карамельного попкорна. Он, видимо, пришел сюда в первую очередь поесть. Гасится свет, Кенни все ещё шумит, а Карман слегка бьёт его по рукам. – Ш-ш-ш. – Ты очень страшный прямо сейчас. – Заткнись нахуй и смотри кино, – громко шепчет Эрик. Он прикован к экрану, там появился зимний пейзаж невероятной красоты. Дверь кофейни “Братья Твик” открывается, звенит маленький колокольчик. Кайл спешит пройти внутрь и не пускать холод снаружи. Он и так уже не чувствует рук, даже перчатки не помогают. Тут играет рождественская музыка и, очевидно, пахнет кофе. На улице потихоньку начинает темнеть. Все еще идет снег. За столиком у окна сидят Карен, Триша и Айк. Слышно, как они говорят про музыку. На стремянке у одной из стен стоит Твик и подвешивает жёлтую гирлянду. Он немного дёргается, когда слышит звон и торопится спуститься, чтоб поприветствовать Кайла. – Привет! – Твик чуть-чуть более нервный, чем обычно. У него хриплый голос из-за манеры постоянно прикрикивать. Страшно представить, как его изматывают зимние праздники. Под глазами огромные мешки, но выглядит он радостно, на лице два пластыря: неудачно побрился утром. – Привет, – Брофловски машет ему рукой, – как вы тут? Твик дёргает головой. С выпуском его отец практически полностью отдал семейное заведение в руки сына. Он и не против, разве что сначала пришлось трудновато. Зато, наконец-то получилось поменять цвет стен с противно-салатового на темно-зеленый. О том, что бонусом ему досталась скромная нарколаборатория, Твик предпочитает умалчивать. Об этом знает только его семья, бойфренд и психотерапевт. Ну, должны знать. – Потихоньку, – он трёт шею. – Налить чего? – Нет, спасибо. Я за Карен, поедем в Денвер. – Точно. Увидимся на Рождество, – он снова дергается и крайне осторожно возвращается на стремянку. – Да, – потом Кайл зачем-то спрашивает. – Это ты Кармана побил? А! – Он снова дёргается и нехотя вспоминает. – Он сказал, что я выгляжу, как будто меня качают амфетамином днями напролет и пожелал, чтоб у меня остановилось сердце. Короче, да. – Господи. – Именно! Я, вообще-то, уже давно не на медикаментозном лечении. – Нужно было сильнее, а то он все еще живой. – В следующий раз позову тебя. Брофловски улыбается и смотрит себе под ноги, гордый. Он редко поднимает голову и, интересуясь, глазеет на Твика. – Людям с СДВГ правда выписывают амфетамины? Твик отвечает с крайне серьезным лицом. – Да. Кайл кивает, разворачивается и неторопливо подходит к компании подростков. Карен разворачивается к нему и здоровается первая. – Наконец-то, мы едем? – Ага, собирайся. Она улыбается, между зубами щель, это семейное. На губах черная помада, веки тоже черные. Волосы у неё крашеные и, не поверите, черные. А бледная кожа, сигнал о явном недостатке витамина D, только подчеркивает всё это. От светловолосой девочки остались только отросшие корни, по крайней мере, на время. Хотя, она всё ещё носит два низких хвостика. Ее жизнь изменилась с тех пор, как нынешняя девушка её брата, Генриетта, дала послушать ей дебютный альбом Баухаус. Короче говоря, Карен – гордая часть готического комьюнити Южного парка. Триша начала общаться с ней, потому что ей тоже интересны субкультуры, Айк – потому что ему интересна Триша. Небольшая компания прощается между собой. Кофе есть у всех за столиком, кроме Карен. Кайл, слегка наклонившись, притягивает брата за шиворот накинутой куртки и принюхивается. – От тебя куревом за милю несёт. Мама убьет. – Тебя убьет, если узнает про вашу с Картманом возню, – Айк отбивается от руки. – Помоюсь где-нибудь. – Ну смотри, я ж за тебя волнуюсь. Колокольчик опять звенит. В дверь грузным шагом вваливается Крэйг с двумя большими коробками в руках. Твик, не успев толком залезть, спускается снова. Он забирает одну коробку и ставит ее на пол. Видно, как Крэйгу стало легче. – Спасибо большое, – Твик быстро целует Такера в щеку, подхватывает коробку и относит в помещение для персонала. – Не за что, только попроси! – он кричит вдогонку, пытается быть романтичным. В разговор встревает Триша. – А вот стоит попросить любимой сестре... – Да занят я был во вторник, Донованам забор чинил. Она показывает ему средний палец, брат отвечает ей тем же. Такеры. – Классная машина, Брофловски, как всегда, – внезапно говорит Крэйг. Издевается, но по дружески. Давненько он послал Кайла, когда тот попросил машину у него. Соответственно, Крэйг – одна из причин, почему Брофловски катается именно на этом "республикановозе". Твик забирает ещё одну коробку из рук своего парня и несёт её за прилавок. В каждой коробке разные новогодние украшения. – Согласен, Брофловски, тачка – огонь. – Айк, вот не надо мне тут. – Почему из всех людей в Парке, у которых есть машина, ты выбрала именно моего брата? – Айк обращается к Карен, отпивая немного из своего стаканчика. – У других и права есть, так, между прочим. Она пожимает плечами и накидывать чёрную куртку на себя, поверх красной шерстяной рубашки. Рубашка когда-то принадлежала Кевину. Еще с детства в этом городке его не держало ничего, кроме Шелли. Шелли лежит под землёй, Кевин работает кассиром в Колорадо-Спрингс. – Да не угробит он меня, не волнуйся, – она надевает полупустой рюкзак на плечо, – Крэйг занят, машина Кенни в ремонте, у бати просить не хочу, больше знакомых с машиной нету. Про Стэна, жаль, поздно подумала. – Не так уж я и плохо вожу, – Кайл немного сводит брови. – Жаль, что автомобильная инспекция Колорадо этого не понимает. Айк получил от брата лёгкий подзатыльник. – Ну всё, пошли. – Ага, – Карен поспешила на улицу, помахав всем на прощание. – Твик, Крейг, – они откликаются на голос Кайла, – до встречи! – Не задави никого по дороге, – пожелал Крейг. Брофловски засунул руки в карманы пуховика, толкнул дверь плечом и догнал Карен. Она недоумевая стоит у серого пикапа с зажженной сигаретой в руке. Кайл подходит к ней, щурясь от летящих в лицо снежинок. – Белый, гетеросексуальный, консервативный христианин? – Что? – Наклейка, – она показывает на один из стикеров с такой надписью. – Забей, это Картмана. Это всё Картмана. – Тогда ясно. – А это что? – Карен приложила указательный палец ко лбу. Холодный ветер сдул челку с лица Кайла. Он закатывает глаза. – Не хочу говорить, но это не пуля. – А похоже. Карен стоит у машины ещё минутку, докуривает, а потом тушит бычок своим ботинком на огромной подошве. Она залезает в салон на задние сидения, тут, правда, не особо теплее, чем снаружи. Кайл тыкает кнопочки на панели, включает обогреватель а потом радио. Двигатель рычит. Они тронулись с места. Только девять минут в дороге, но серый пикап уже выехал за пределы города. За это время началась самая настоящая метель. Разглядеть дорогу очень тяжело, Кайл из-за этого немного переживает. Карен все это время молча сидит в наушниках, пялится либо в окно, либо в свой старенький телефон. – Кайл, у тебя есть вода? – Только чай. – Класс. Можно, пожалуйста, – она протянулась между передними сидениями, хватая Кайла за плечо. – Поищи в сумке, – он указал головой на свою сумку, лежащую на соседнем переднем сидении, – только потом вытри, салфетки в маленьком кармане. Карен забирает ее к себе и быстро находит большой термос. Содержимое, к сожалению, уже не такое горячее, как пару часов назад. МакКормик понемногу допивает чай и ненароком разглядывает кассету с буквой “Л”. – Что за кассета? – Да там, – он думает, чтобы такое сказать, – воспоминания. Хотел посмотреть и закопать, не получилось. – Очень готично. – Наверное. Ещё через полчаса, проезжая покрытый снегом лес, Карен снова тормошит Кайла за плечо. Она слёзно умоляет его съехать с дороги и остановится у леса, чтобы сделать фотку. Кайла, с одной стороны, это изрядно раздражает, с другой стороны, он же не Шейла, чтобы обламывать маленькие радости в жизни Карен. Честно говоря, фразу “я же не моя мама” он всегда использует в качестве оправдания порой безрассудных, но чаще всего просто дурацких действий. В итоге, он съезжает с шоссе и катит в сторону леса. Тоненькие руки слегка приобнимают его со спины. Карен недавно исполнилось семнадцать, пусть делает всякую фигню и радуется. Она выбегает из машины, натягивает капюшон и оставляет первые следы на снегу. Кайл боится упустить её из виду из-за метели. – Не теряйся, слышишь, – он перекрикивает ветер и тяжело шагает за ней, – а то мне твой брат голову оторвёт. – Знаю. Она уходит дальше в сторону леса, достает телефон и делает несколько снимков, два селфи. Кайл чувствует, как у него отваливается нос от холода, но он продолжает стоять на морозе. Даже мормонские перчатки не особо помогают, хотя он несомненно рад, что сейчас они с ним. Он закрывает уши руками. – Карен, давай быстрее! – Погоди чуть-чуть! Брофловски не представляет, как эта хрупкая девочка, дай Бог с тремя слоями одежды, еще не заледенела на месте. Через минуту она всё-таки идёт а сторону машины. Кайл облегченно вздыхает. В его кучерявых волосах застряли снежинки. – По дороге больше ни о чем меня не проси, – строго решил Кайл. – Я думал, я умру. – Я не просила выходить со мной. – Не могу оставить тебя одну, уж извини, – он поскорее заваливается в машину. Карен тоже открывает дверь, – меня насквозь продуло. – Шапки нужно носить. Почему ты не носишь шапки? – она все еще стоит на улице и запускает в салон холод. – Потому, что они уродски на мне смотрятся. – Очередная жертва общественного мнения. Как давно твоя жизнь превратилась в погоню за одобрением окружающих? – Ты звучишь, как Генриетта, в плохом смысле. – Почему же? – Хватит, садись в машину. – Конечно, конформист, – шуточно говорит она и одной ногой залезает внутрь. – Да Господи! – огрызается Брофловски и совершает невероятно глупую ошибку. Он со всей силы давит на газ, когда Карен ещё не убрала вторую ногу, не села в машину, не закрыла дверь. Заднее правое колесо придавило её стопу, девушка начала истошно вопить, а Кайл опомнился только тогда, когда уже переехал её нижнюю часть. По всему телу проступил холодный пот, да так, что стало жарко. Он не хотел оборачиваться назад. Двигатель гудел. Сердце билось так сильно, что отдавало в ушных перепонках. Еще через несколько секунд он, потеряв над собой контроль, потянул коробку передач на “R”. Именно в этот момент машина начала предательски буксовать. МакКормик была еще жива, когда огромные зимние шины пикапа перемалывали ее кишки и репродуктивную систему в кровавый фарш. Все это время, секунд двадцать от силы, Карен визжала, пыталась метаться из стороны в сторону. Она заглохла одновременно с машиной. Кайл, наконец-то, вышел из транса, зажал педаль тормоза. Он дрожащими руками тянул за ручку двери, пока не вывалился из машины и не подполз к мертвой Карен по холодному снегу. Вокруг трупа быстро растекается огромная красная лужа. Машина в брызгах. Кровь попадает на штаны Брофловски, на рукава нового пуховика и чужие перчатки, когда он тянет свои руки к "уцелевшей" части тела. Кайл сидит на снегу с открытым ртом и с трудом возвращается в реальность. – Сука, сука, сука, сука... – На глазах наворачиваются слезы. Голос хрипит, – сука! Блять! Он тормошит её голову, пытается привести в себя. – Карен! – Кайл ещё долго зовёт её по имени. Никто, разумеется, не отвечает. Тогда он бросает эту затею. Брофловски поднимется с земли, пока не заработал себе простатит, и начинает нахаживать маленькие круги. Он достаёт телефон и без задней мысли набирает ненавистный номер: номер Картмана. – Подними, подними, подними... В ситуации, когда переезжаешь насмерть сестру своего друга детства, приходится обращаться даже к полным мудакам. Кайл названивает ему уже четвертый раз, но в ответ только сбрасывают. Эрик в четвертый раз сбрасывает звонок. Он, блин, в кинотеатре, на восьмом фильме Квентина Тарантино. В конце концов Картман кидает Кайла в блок и прячет телефон в карман. К нему наклоняется Кенни и, не отрываясь от экрана, тихим шепотом спрашивает. – Кто там звонит? – Еврей, – так же тихо отвечает Эрик. – И что ему нужно? Картман пожимает плечами. Он не знает и знать не хочет, разве что немного. Через минуту его телефон вибрирует – Кайл пишет ему в Твиттер. Эрик озлобленно нажимает на всплывающее уведомление и читает сообщение, написанное агрессивным капсом. Его широкие брови лезут на лоб все выше и выше. – "СУКА либо ты сейчас же пиздуешь по Хайуэй 285 и находишь меня в 40 км от парка ЛИБО Я ТЕБЕ ХЕР СОБСТВЕННЫМИ РУКАМИ ВЫРВУ я переехал человека на ТВОЕЙ машине" Эрик тыкает Кенни в бок и даёт ему прочитать. Они молча смотрят друг на друга. На экране кинотеатра Мэнникс обвиняет Уоррена в том, что письмо от Авраама Линкольна — фальшивка. Через минуту ребята выбегают из кинотеатра и запрыгивают в машину. Кенни заводит её как можно быстрее и жмет на газ. Кайл, все же, не из тех, кто будет про такое шутить. – Как он, блять, умудрился!? – орёт Картман. – Приедем, выяснишь первым делом, – МакКормик следит за дорогой и пытается сохранить спокойствие, хотя нервы у него прямо сейчас пошаливают. Он не переставая дёргает ногой, – спроси, как там Карен. Эрик достаёт телефон. – "Едем. Что с Карен" – "С кем ты?" – "С Кенни у него тачка. Он спрашивает с Карен что" - "Она мертва КОНЧЕНЫЙ ТЫ ДЕБИЛ КОГО Я ЕЩЁ ПО ТВОЕМУ МОГ ПЕРЕЕХАТЬ" - "ИИСУСА ХРИСТА c===З ПОСОСИ" Эрик громко сглатывает и выключает телефон. Его глаза загуляли по салону, в конечном итоге останавливаясь на серьезном лице Кенни. Он не отрывает глаз от бегущего шоссе, мешает летящий снег. Его руки крепко сжимают руль. – Ну, что там? – голос немного дрожит от волнения и за Кайла, и за родную, любимую, младшую сестру. – Жива и здорова.