A między nami serce: А между нами - сердце

От правого угла, от окна, от двери, от потолка, через левый угол, через окно, через дверь, через потолок, к правому углу, к цветочному горшку с одной из тех броских надписей о том, что дом там, где твое сердце, — Ники считал это забавной идеей, я думал, что стоит посмотреть, как быстро он сможет уклониться вне поля, а ты считал, что сколотый цветочный горшок — хорошее место для хранения щеток и расчесок для наших кошек. К дверным крючкам — это те кошмарные детские крючки в виде отпечатков лисьих лап, наличие которых окрашивало твоё лицо в более яркие цвета, чем ежедневная утренняя пробежка. К самому мерзкому логову у двери, на котором лежит уже третье одеяло с тех пор, как Мэтт, с безграничной гордостью на лице, помог тебе занести его сюда, на шестой этаж. Мне не нравится, когда здесь присутствуют посторонние, даже если ты говоришь, что они больше не посторонние, но я вижу, как ты смотришь на этих людей и позволяешь им разгуливать. И я — я не знаю, где остановить свой взгляд, не знаю, где оставить свой взгляд, не знаю, что делать, не помню, что делаешь ты, когда на тебя не смотрят. У тебя самая красивая улыбка в мире, и признание этого в одиночестве моих мыслей — самый болезненный удар, который я получал. Пчелка говорит, что это нормальное чувство, что такое чувствуют многие люди, что это естественно, что это просто ощущение; что это нормально, нормально, нормально. Би, Би, Би — мой любимый пропагандист нормальности. Которая играет с монстрами. Рене тоже играет с монстрами, раньше играла, но больше нас так не называет, ведь для нее монстры — это совсем другой вид людей. Ее наивная вера интригует уже много лет, умеренно, достаточно, чтобы остаться. Она всегда улыбается этому. Возможно, она права, и мне не придется наблюдать за тем, как она приходит сюда и завладевает вниманием этих неприятностей, покрытых мехом, принося им лакомства, от которых, как смеется Ники, они скоро будут не ходить, а катиться. Нил хмурится, но ничего не говорит. Он думает, что я не знаю, что он тоже так делает, когда меня нет дома. В остальное время Рене приносит мне советы, больше похожие на проповеди, о которых я ее никогда не просил. Она также говорит, что многие вещи нормальны, хотя я ничего не рассказывал ей о том, что занимает мои мысли, она просто смотрит, иногда бросает мимолетный взгляд на Нила, возвращается ко мне, улыбается и говорит, что это нормально. Похоже, она хочет сказать, что все хорошо, что так все хорошо. Одна, две, три сигареты. Несколько раз ты просишь меня закрыть окно, хотя знаешь, что я этого не сделаю. Ты знаешь, что я выдержу каждый твой нетерпеливый взгляд, полный веселья и провокации. Я чувствую, как опасно напрягаются мышцы лица, но это все, — ты знаешь, что я не могу продолжать, и вот где-то исчезает синева, когда ты отводишь взгляд, возвращаешься к пейзажу квартиры, к которому я уже привык. Опасное слово. Привыкать, четыреста двадцать третья страница в словаре, шестая строка сверху. Привыкать, внедрить, приручить. Последнее слово, которое я выучил. Привыкать: ты проходишь из спальни в гостиную, бросаешь толстовку на диван, она сползает по спинке, но ты этого не замечаешь. Привыкать: Кинг замечает толстовку на полу, не проходит и мгновения, а она уже лежит на ней. Привыкать: ты возвращаешься в спальню — неудивительно, ты часто что-то забываешь, когда чувствуешь себя в безопасности, — видишь Кинга, который теперь мурлычет, мне приходится отворачиваться, когда я вижу, что ты смотришь на эту сцену. Толстовка остается на полу. Я тушу сигарету. Закрываю окно. Ты приносишь из спальни чистую одежду и спрашиваешь нашими словами, пойду ли я с тобой. Я не отвечаю, ты пожимаешь плечами, идешь в ванную, но оставляешь дверь приоткрытой. Больше никаких закрытых дверей, запертых спален, ключей, оставленных в замках. Я привык к этому. Я привык к тяжести ключа в руке и к тому, что можно расстаться с этой тяжестью, что можно без страха убрать ключи. Я привык ко всему, к любому удару, к любому виду боли, но тогда я не представлял, насколько страшным может быть привыкание. Тогда это было естественно, как продолжение инстинкта выживания, как дыхание, даже когда дышать становилось все труднее, это не имело значения. Ко всему можно привыкнуть. Когда ты привыкаешь к виду крови, больше не пугает место, где откуда бежит кровь, иногда этот вид даже успокаивает, со временем входит в рутину. Би говорит, что это никогда не должно становиться рутиной. Поэтому я осторожно начинаю допускать, что рутина может включать в себя что-то еще, и привыкание — это не только успокоение в боли. Сэр присоединяется к Кингу, пытаясь протиснуться и уместиться на куске толстовки, который не был покрыт волосатым и раскидистым телом первого кота. Какая нелепица. Нелепица, бессмыслица, чепуха. Начиная с первого визита в приют и заканчивая ненужными вопросами персонала. А это точно? Вообще-то мы собирались его усыпить, видите его задние лапы? Ему понадобится лечение до конца жизни. Это ужасно, что люди могут сделать… Люди жестоки, правда, Нил? Нелепица с двумя жесткими лапами и Бессмыслица с одним глазом и твоя дерьмовая решимость, которая смутила работника приюта. Не всё должно быть борьбой, Нил. Я тоже к этому привык. Я захожу в ванную, душ гудит, в комнате приятно тепло, а мои руки, замерзшие от посиделок у открытого окна, теперь онемели от перепада температур. Я несколько раз сгибаю и разгибаю руку. Я не смотрю на нее, я смотрю на твой силуэт, нарисованный за стеклом душевой кабины. Сегодня не тот день. Сегодня день все еще имеет вкус горького кошмара. Я не подхожу ближе, я жду. Я уже давно жду по-другому. Я хотел сказать Би, что не думаю, что можно так ждать, но это не для ее ушей, если кто-то и должен это услышать, то лучше будешь ты. Я не думал, что можно ждать кого-то и не сжимать в руке нож в ожидании худшего. На спинке кровати. На тряпке, прижатой к новым ранам на предплечье. Можно ждать с пустыми руками. Ждать и не пытаться дышать как можно тише, лишь бы не привлекать к себе внимания. Ждать, и при этом не чувствовать бешеное биение сердца, заглушающее мысли. Ждать, не устремляя одержимый взгляд на дверь. Можно ждать и чувствовать приятное покалывание в животе, а не тошноту. К этому, думаю, я никогда не привыкну. Вряд ли я смогу искоренить в себе что-то подобное, это слишком чуждо. Вода перестает течь. Ты откидываешь волосы назад. Мокрые, они еще больше похожи на цвет лисы. А может, ты заразил меня этим спортивным дерьмом? Твои друзья, особенно Мэтт, были бы в восторге. Ты замечаешь меня. Мутное стекло не позволяет мне разглядеть это, но я знаю твою улыбку наизусть, и этого достаточно. Ты разворачиваешься и подходишь к стеклу, а на туманной поверхности пальцем вычерчиваешь форму самого искривлённого сердца. Если бы я стоял сейчас ближе, я бы со всей силы ударил по стеклу. В ванной становится слишком душно, чтобы оставаться. Это уже 317%.