Отныне и навечно.

      — Что происходит?       Моё тело вихрем приземляется на землю, только что проведенный ритуал заставляет нас с Люцифером выпасть из реальности. Ноги ватные, в глазах полный хаос: от головокружения, пыли, грязи и снующих бессмертных туда-сюда. Поле битвы взрывается новой атакой демонов, ангелы несут большие потери.       Люцифер лежит рядом, все ещё без сознания. Разрушенные части острова падают, грозясь убить каждого на их пути. Я оглядываюсь, в поисках его… Внутри буря, ураган эмоций, который трудно сдерживать отныне: я виновата, я очень виновата. Во всем, что происходит. Лишь одна я. Бездыханное тело рядом вызывает лишь злость… На трясущихся ногах встаю, но тут же улавливаю движение сбоку. Очередной удар, уже не от падения, не застает меня врасплох. Неизвестно откуда во мне ещё есть силы. Ангел, что напал, падает на землю — я блокирую удар и подножкой опрокидываю тело на грязный, кровавый песок. Одно движение руки, и он мертв. Ногтями впиваюсь в кожу на груди, вырывая сердце горе-убийцы голыми пальцами.       Удивляюсь ли я? Нет, все, что произошло за один вечер, сделало из меня равнодушное животное. Теперь я не собираюсь следовать законам, кто бы их не написал. В поисках Бонта прохожусь ближе к останкам острова, однако кроме пыли и обломленных веток — ничего нет. Мама позади кричит, едва ли волнует меня, что она пытается донести. Алчная женщина, которая пользуется моими воспоминаниями о матери. Она мертва, нынешняя мама — солдат Шепфа, который только и делает, что нарушает чашу Немезиды.       Кричит Мими, она подбегает и берёт мою руку, и все, что я чувствую в этот момент — полнейшая безысходность.       — Вики, нужно им помочь!       Им не нужна помощь. Они дорвались до гражданской войны, вот пусть и убивают себя. А мне не за чем лезть в разборки у марионеток. Я люблю Мими, едва оказавшись на Небесах, она была одной из немногих, кто был ко мне справедлив.       — Я должна найти Бонта, — голос хрипит, я заставляю своё тело понемногу регенерироваться, как учил Геральд.       — Хорошо, — соглашается сразу же, поняв, что затея отговаривать меня — так себе. — Я помогу Люциферу. Будь осторожна.       Я киваю уходящей подруге. Поодаль лежит меч, который без раздумий оказывается в моей руке. Ангелы, демоны — всем уже все равно. Мясорубка, окутывающая меня, не делит созданий на друзей и врагов, им все равно кого убивать.       Я брожу по полю битвы защищаясь, больше не убиваю, но раню и серьезно, каждого бессмертного, что пытается настичь меня. И впадаю в панику. Нет ни намека на присутствие блондина, вновь тревожные мысли не покидают голову: что сделал Фенцио? Какую силу пробудил в нём? И выжил ли Бонт? Соединился ли он с Малем? В голове лишь одно — Бонт мертв. И причиной смерти стала глупая я; которая помогла ему бежать из башни; которая ворвалась в его жизнь буйным ураганом смерти, унеся с собой все крохотные радости: читать, размышлять, быть живым.       Хочется кричать, как никогда ранее. В голове отрывки, проведенные вместе, стоящие дороже любого драгоценного алмаза. Лучик солнца, что сиял ярче всех. И который невероятно необходим мне. Плевать на всех, лишь бы был жив тот, кому я по ошибке отдала частичку своего сердца, впуская внутрь яркое свечение его звезд. Мои руки вновь трясутся от каждой темной мысли. Ужасно тягостно думать об этом, когда ещё ничего не ясно. Стараюсь заткнуть рвущийся крик, но щеки уже обрамляют крупные бусины слёз. Я потеряла его.       Сколько проходит времени тяжело понять. Звук металла, крики, душераздирающие вопли и запах смерти, все соединилось в одну неясную балладу о том, как лицемерие и тщеславие погубили Небеса.       Я падаю в грязь, на колени. Меч так и остается балластом в руке. Даже если сейчас меня убьют — в этом больше нет никакого смысла. Я погубила его. Бросила. Должна была быть рядом и защищать от всего мира, мира, который всего-навсего не достоин такого бессмертного, как Бонт.       Первый мой всхлип похож больше на рык, а затем и подступающая истерика. В немом крике застывает рот, глаза плотно сжатые. Закрытые очи свои я поднимаю к облакам, чувствуя первые капли дождя на щеках, вперемешку с солеными слезами. Сердце разбивается на осколки, словно старинная, никому не нужная, ваза. Которую нельзя склеить и сделать вид, что не больно. Чертовски больно. Колени болят от веток, что опали на землю, но я не чувствую боли. Лишь зияющую пустоту на месте, где, казалось бы, должно находиться сердце. Это и есть отчаяние? Что чувствуют при потере любимых? Значит, я никогда раньше не любила и не испытывала более приземленных чувств.       От криков гортань нещадно болит, словно тысячи иголок пронзающие моё горло, разом вонзились в нежную кожу шеи. Я задыхаюсь. Падаю всем телом в грязь, не заботясь больше ни о чем. Все, что осталось — поблекло. Растворилась в пучине бессознательности. Лишь мрак, который приведет в никуда.       Затихаю, не в силах больше контролировать истерику, отпускаю стержень, что так долго выстраивала внутри себя.       Сейчас. Ещё несколько минут вот так и душу пронзит кинжал бессмертного, облегчит мои страдания. Я не хотела быть сильной, я хотела быть. Попросту обычной — или не обычной, уже бессмертной, раз по воле судьбы была убита, хотя бы после смерти иметь внутреннее умиротворение. Что ускользнуло из рук в тот час, как объявилась моя мать и её идеология. Фенцио, со своей местью и коварными планами воскресить чудовище, жившие тысячи лет назад. Если выживу, первым делом прикончу их. Плевать, что он отец Дино, я не собираюсь впредь ставить свои приоритеты ниже других. У меня есть только я и никто больше не посмеет изменить моё мировозрение.       Я привстаю на ладонях, бесчувственным взглядом смотрю в окровавленную землю и вижу лишь боль. Слезы все ещё душат, кажется, уже по инерции вытекая из моих глаз. Чувствую, как дрожит под пальцами земля, словно ярое землетрясение вновь сотрясает искалеченную поляну школы. И слышу ахи со стороны, обращаю внимание, как бессмертные замирают, останавливая бойню.       Сама — поднимаюсь, отряхивая с лица остатки песка, взглядом прослеживаю, куда все уставились: в небе отчетливо виднеются алые крылья. Я замираю. Дыхание словно останавливается на несколько секунд и от понимания стискиваю руки в кулаки так, что ногти режут тонкую кожу ладони.       Пепельный туман, окутывающий фигуру в небе, рассеивается. Перед нами предстает во всей своей красоте он — чье имя подобно восьмому смертельному греху на небесах. Он могущественно спускается, волосы пепельные сменил смольный оттенок, глаза цвета неба — вороньего пера. Наблюдают, обволакивая своим могуществом всю территорию разрушенной школы.       Сердце пропускает несколько ударов, замирая, прежде чем ноги Бонта касаются земли. Огонь потух, но разжечь его не так и трудно. Красные борозды на душе остаются пеплом, забытым на мгновение. Он не Бонт. Он — Мальбонте. Чувствую ту силу, что пришла в этот мир. Я не паникую, а отпускаю боль, в которой таилась душа эти сутки. Он жив и цел. И пусть больше не мальчик, светлый и добрый, а мстительный и злой, что говорят едкие слухи, все равно — он жив. И это большой груз с души, что так отчаянно просится броситься в ноги мужчины и остаться там навеки.       Я слепо влюбилась в чудовище из книжек. Полюбила его светлую сторону, смогу ли я принять и тот мрак, что скрывался веками в заточении? Это предстоит узнать мне, но я не отступлю более никогда.       И все равно, противные слезы, стягивающие кожу лица, не уходят. Я продолжаю безвольно проливать их. Его голос эхом проносится по местности, заставляя деревья колыхаться от этого. Я прикована к земле, тяжело и сдвинуть ногу. Подойти — ещё труднее. Страха перед Мальбонте нет, есть страх, что внутри не окажется Бонта. И все же я делаю первый шаг, второй, третий. От любопытных глаз это не скрыть, некоторые уже обращают на меня внимание. Моё зареванное лицо становится главной причиной новой волны шепота. Я не замечаю этих дурманящих взглядов вокруг. Катитесь к черту.       Делаю ещё шаг и вот он замечает меня. Всю в порезах, грязную, зареванную маленькую девочку, что была королевой на этой шахматной доске, что освободила его. Земля уходит из-под ног, когда я встречаюсь со взглядом пронзающих тёмных глаз, смотрящих в мою душу. Половина бессмертных склонили головы, опустились на колени перед Мальбонте. И я среди них, твердо стою на земле — а сама трясусь от слёз, что рвутся наружу.       — Вики, стой! — голос матери остается без ответа. Пусть думает, что хочет.       Расстояние между нами сокращается, я могла бы вонзить свои ногти ему в шею и убить, как многие того хотели бы. Но все, что у меня получается, это сорваться на бег. Впечататься грудью в желанное тело мужчины, который забрал покой моих мыслей. Руки мои сцепляются замком на спине, а голос, сорванный до боли, все ещё дает шанс сказать хотя бы слово.       — Я думала ты погиб, — я поднимаю свои красные от слез глаза на мужчину, замечаю неподдельное непонимание. — Я думала, что потеряла тебя.       Отчаянный шепот приводит в чувство Мальбонте, в то же мгновение я ощущаю руки на своём теле, которые с большим напором прижимают меня к себе… И не сдерживаюсь, вновь впадая в немыслимую истерику. Пусть я буду слабой в чужих глазах, моё тело требует этого, я не сопротивляюсь порыву быть слабой в его руках.       Отныне и навечно.