Танцуя на шесте

Наверное, в мире нет ничего лучше, чем иметь собственное достоинство. Он обнял шест бедрами, вытянув одно из своих увенчанных каблуками серво перед собой, демонстрируя идеальные изгибы, сильно прогибаясь в пояснице. Как он вообще оказался именно здесь? На Немезиде, в кварте именно этого меха, на этом шесте? Какой выбор он сделал, чтобы попасть сюда? Высокий мех, сидевший перед ним на платформе, довольно хмыкнул, жестом ему приказав на время остановиться, чтобы тот мог его получше разглядеть. Старскрим состроил свою “соблазнительную” улыбочку, следя за его взглядом. Если так подумать, то он уже потанцевал на шесте практически для каждого члена экипажа Немезиды. Уже сейчас, он мог бы править возрожденным Кибертроном, мог бы вести за собой Десептиконов, мог бы быть стоящим чего-то. Он много раз пытался захватить власть, найти свое место в мире, но вселенная словно издевалась над ним, убивая его надежды. Что бы он не делал, в конце он все равно перед кем-то танцевал. Он усмехнулся, вспомнив старых десептиконских командиров. Место среди высоких чинов до войны было не так уж и сложно заработать, если ты — сикер, да ещё и такой привлекательный. Старскрим был образованным и рассудительным, он точно не глуп. Но отчасти, мудрость и расчетливость состоят в том, чтобы притвориться идиотом в нужный момент, чтобы всю работу сделали за тебя. Хотя… в последнее время, он притворялся идиотом слишком часто. Сикер вздохнул и несколько раз прокрутился вокруг шеста. В нежно-фиолетовом свете комнаты, его ляжки и бедра блестели и привлекали к себе внимание. На него нахлынули воспоминания.

...

Да, он танцевал для многих. Старскрим потерял счёт офицерам, секретарям и профессорам, для которых он двигался, становился на колени, открывался. Да, он имел блестящий ум, редкую смекалистость, но он предпочитал танцы. Враньё о том, что “я—твой, а ты—мой”, просто было легче. Уже к тому времени, когда он попал в ряды Десептиконов, он просто привык танцевать. Он заключал сделки с обычными служащими, предлагая свое тело в обмен на услуги. В вехиконских комнатах отдыха его приключения были частой темой обсуждения—нет, они уважали своего командующего и были преданы ему всей своей искрой, ведь днем для них он был строгим и требовательным офицером, желающим от них стопроцентной отдачи, эффективности и качественной работы, но признайтесь, дорогие вехиконы, кто из вас был бы прочь услышать историю о том, как сам Командующий Старскрим, самый красивый и желанный из сикеров, заключил с вашим очень-скучным-и-совсем-не-примечательным другом Стивом договор: ты мне—ключ доступа к этой комнате, а я тебе—самую горячую ночь в твоей жизни? Практически у половины Вехиконов были подобные воспоминания, вторая половина же внимала слухам со сплетнями и ждала, когда же придет их очередь получить милость прекрасного командующего. Он танцевал и для офицеров. Для этой маньячки Эйрахниды, пока она ещё была среди Десептиконов. Для (давно уже мертвых) связистов, для (тоже мертвых) “воинов особого значения”. Для Саундвейва ему и не приходилось танцевать лично. У него были сделанные без его согласия записи. Офицер связи не любил Старскрима—не ненавидел его, просто не любил. Саундвейву не нравились его хитрые планы, подлизывания, чувство собственной важности и извращённые схемы. Но вот его тело казалось ему… интересным. Старскрим так много танцевал, что эти видеозаписи уже даже нельзя было использовать в качестве шантажа. Ну и пусть: они служили Саундвейву и в более… личных целях. Нокаут… хм, для него он тоже танцевал, но он был… особенным случаем. Нокаут на самом деле не особо хотел видеть то, как Старскрим танцует. Ему это было попросту не нужно. Нокаут был счастлив с Брейкдауном. Брейкдаун вообще не видел танцев Старскрима, разве что на записях. Они вдвоем не относились к этому серьезно, и единственный раз, когда Нокаут попросил его это сделать (тогда это было простой шуткой)—когда Старскрим проиграл ему спор. Сикер воспринял его слова всерьез, оперся на ближайшую колонну, и закружился. Нокаут чуть не офлайнулся от смеха, отшутился тем, что “хлипким сикерам предпочитает внушительных колёсных”, но досмотрел представление до конца. Вообще, у них с медиком были… интересные отношения. Сколько бы они не спихивали друг на друга вину за проделки и ошибки, сколько бы не ругались и сколько бы не ссорились, Старскрим и Нокаут не были врагами. Он часто вспоминал веселые сессии полировки у Брейкдауна, когда они хихикали и сплетничали, пока большой, но нежный мех обновлял их краску, и иногда со смехом встрявал в их диалоги. Он давно ни с кем не проводил время так спокойно и приятно. Старскрим доверял свои ранения только Нокауту, и говорил с ним о тех вещах, которые он не позволил бы слышать никому. Нокаут предлагал ему психологические консультации, но он отказывался, не желая, чтобы у него копались в голове и пытались изменить его жизнь. Хотя возможно, уже пора что-то менять. Нокаут был достаточно свободен в плане флирта, и определенно гордился своим телом, не прятал его. Но он не был интером. Он был верен Брейкдауну и любил его. Медик не стал бы использовать себя в подобных целях. Но он не осуждал Старскрима, просто его иногда исцеляя, и с иронией наблюдая за тем, куда же жизнь закинет его… офицера? Знакомого? Друга? Старскрим знал, насколько Нокаут был пуст и потерян после гибели Брейкдауна. Он знал о его печали и ненависти. Он был единственным мехом на Немезиде, кто видел его слезы. Нокаут ему их доверил так же, как сам сикер доверял ему свои раны и повреждения. Они попытались проводить время вместе, попытались познакомиться друг с другом заново, попытались подарить друг другу то, чего им обоим не хватало, но их пустой роман закончился лишь слезами обоих. Они не могли друг для друга заменить недостающую любовь. Они оба были разбиты. Им было трудно видеть друг друга в прошлом свете после этого, было слишком трудно так же подшучивать и смеяться, как раньше. Их отношения стали напряжёнными, неловкими и болезненными. А были ли в жизни Старскрима ещё близкие мехи, для которых ему не приходилось танцевать? Один, до войны. Друг из университета. Добрый и заботливый. Он мертв. Погиб. Старскрим просто оборвал эти мысли, не желая вспоминать. Это было давно. Не стоит об этом думать. В те времена он был совсем другим мехом. Вместе с его другом, умер и прежний Старскрим. Что же так сильно изменило Сикера, превратило его в… это? Скорее всего… встреча с ним. С высоким мехом, что сейчас наблюдал за тем, как он извивается на шесте. Мегатрон. Мегатрон не был похож на тех офицеров, что принимали и повышали его за красивые глазки. Старскрим был для него полезен. Когда он только пришел в ряды Десептиконов, они были незнакомцами. Мегатрон ещё не переформатировался в крылатого, и новое движение только набирало силу. Обычно ужасно предвзятый и презирающий колёсных сикер побоялся отмены своей личности в обществе, побоялся осуждения жизни нового века, и подстроился под изменения, примкнув к рождающейся силе. Мегатрон сразу увидел его насквозь. Он сразу понял, что он хитёр, остроумен, и что держать его рядом с собой будет трудно. Он сразу обозначил, что не потерпит предательства с его стороны… тем способом, что по его мнению Сикер должен был понять. Старскрим был главной игрушкой Мегатрона. Он швырял его по всему кораблю, он ранил его честь и достоинство, и даже после боёв Старскрим так часто не оказывался в медотсеке, как после наказаний военачальника. Нокаут видел это, и молчал, ему тоже доставалось, и хотя он знал, что у их лидера (и его заместителя) налицо все признаки психического расстройства, он ничего не мог поделать. Они оба ждали кончины Мегатрона. Они хотели прекратить это. Но каждый раз, он возвращался живым. Мегатрон сделал Старскрима жалким. Сикер старался захватить место Мегатрона каждый раз, когда тот казался ему мертвым, но он никогда не сказал бы лидеру в лицо то, что он говорит за его спиной. Это было уважение, сотканное из боли и страха, и из-за этого легко распадающееся на части. Может быть, мне пора перестать танцевать? Он часто задавался этим вопросом. Но каждый раз, он находил на него ответ в своем окружении. Однажды, пойманный Автоботами, он предложил свое тело как выкуп за свободу. Автоботы отказались, и он резко понял, насколько часто он использовал “лёгкий путь”. Сикер сумел сбежать благодаря своей смекалке, но это осознание ещё долго вертелось в его шлеме. Каждый раз, он пытался найти свое место, но все равно оказывался под кем-то. Он не мог удерживать свою самостоятельность больше нескольких дней, и все равно терял все, что зарабатывал. Постоянные неудачи давили на него, и ему уже больше ничего не хотелось. Он мечтал о любви. Он мечтал о славе. Но любили лишь его порт, и славили как профессионального лизателя коннекторов. Он мечтал о восхвалении, об уважении, но (редко) получал их в секунды интерфейса. Это просто было легче, чем другие пути. Он уже устал от неудач. Он был зависим. Отдаться было проще, чем достичь истинной победы. Унизиться казалось лучшим путём. Слабость, что он раньше строил для своих планов и схем, стала реальной. Мегатрон был главным и самым частым зрителем его танцев. И сейчас он довольно мурлыкал, наблюдая за ним со своей платформы. О да, Старскриму повезло с телом. Сикеры в последние годы были очень редки, и он был блестящим представителем сикерского строения корпуса. Извращённый, капризный и умный, он был истинным сикером и внутри. Никто не мог оторвать взгляд от его грудных пластин, длинных ног, талии, удивительного фейсплейта и чудных, ровных, гармоничных крыльев. Он просто таким родился, и уже с этим ему повезло. Нокаут и Брейкдаун иногда подшучивали, называя его хлипким, а мехи, для которых он танцевал, часто сходили с ума по его корпусу, через каждые пять минут напоминая ему о том, как же он прекрасен. Это было похоже на похвалу, которой он так желал. Он требовал этих слов, упаивался ими, как вампир кровью. Удобно. Мегатрон в такие моменты называл его “своей мечтой”, и говорил, что сикер искупит его грехи, ему отдавшись. Старскрим это ненавидел. Он ненавидел свою жизнь и то, до чего он ее довёл. Но пути назад уже не было. “Что же,” начал высокий мех, обведя его взглядом. На его фейсплейте расцвела эта отвратительная, больная улыбка. Старскрим остановился, его слушая. “Ты почти прощен. Ты помнишь, что происходит в конце, верно?” Старскрим упал на колени. “Да, Повелитель. Все что угодно ради вашей пощады.” “Отлично. Ты сегодня особенно послушен.” Я эгоист, завистник, интриган и лицемер. Я заслуживаю этого. Предатель, глупец, я неправильно прожил свою жизнь. Сикер не кричал и просто терпел эту боль. У себя в шлеме, он твердил одни и те же слова, стараясь заглушить мучения. Это было просто отвратительно. Я был так глуп… я делал ошибки. Очень большие ошибки. Теперь у меня есть четкое понимание своего места во вселенной и того, кто я есть. Я—Старскрим. Я слабак, я—низшая и ближайшая из игрушек Лорда Мегатрона, и ничего больше из себя не представляю, кроме красивой дыры. Только так я смогу прожить дольше, питаясь поддержкой, словно паразит. Это лучшее, на что я способен в этом мире.