Твой голос

С миссией они покончили запросто: с устранением мелких проклятий справился бы даже новоиспечённый первогодка. Кулак вправо, кулак влево, гвоздь туда, гвоздь сюда, гончая раз, гончая два. Легко. Продувать целый вечер из-за задания, рассчитанного на пару часов и выполненного за десять минут – пф, ну уж нет. Кугисаки поставила товарищей перед фактом – они втроём пойдут в караоке. Протесты и возражения не допускаются. Юджи не против, а наоборот – за; а Мегуми – ну, двое против одного, чего уж тут решать. Вынудили пойти. Их опасно оставлять одних на улицах столицы. Хотя это вряд ли единственная и существенная причина, почему он пошёл с ними. Растягивая время до прибытия в пункт назначения периодическим забегом «на минутку» в магазины одежды, Нобара увиливает, прихватив с собой Итадори, эксплуатируемого в качестве грузчика своих покупок. Фушигуро оставалось недовольно фыркать и цокать всю дорогу до прибытия. Ждать полчаса у бутиков одежды – не то, ради кого чего он отправился с ними. Внутри яркий неон, светящий до рези в глазах. Как же Фушигуро ненавидит этот вход, когда уже здесь сделают нормальную вывеску? Благо есть где куртки повесить. На улице ливень, в сражении с проклятьями они промокли до ниточки, а ещё здесь отопление под татами – как ещё одна причина переконтоваться тут какое-то время. Длинный диван знакомой седьмой комнаты торжественно приветствует их и принимает горы пакетов, которые Кугисаки (слава Будде) решила оставить в углу на татами. Почему-то в этом месте действительно есть своя атмосфера. Спокойно. Возможно из-за того, что их вопли в микрофон не будут слышны за пределами звукоизоляционных стен. Фушигуро хотел бы себе такие в комнате. – Я напишу Годжо-сенсею и скажу, что мы уже закончили, – Нобара ткнула в экран телефона ногтями, сделанными на маникюре недавно и чьей остроте позавидовал бы даже Панда. – Только если будет напрашивается к нам сюда, не говори, где мы. – Да без проблем. – Геолокацию отключить не забудь. – Сомневаюсь, что он будет нас отслеживать. – Вы вроде давно знакомы, а ты, похоже, его плохо знаешь. Пока они обменивались напыщенными речами, Итадори заказал напитки. И хорошо, а то Кугисаки на шмотки раскошелилась и на маникюр. Стипендия только через пару дней; Юджи, добряк, такими темпами без йены в кармане останется с тем, что Нобара выпивает литры коктейлей и газировок. – Ребят, что петь будем? – Нобара опять ткнула в помученный жизнью планшет, проведя по экрану и изучая списки песен. – А, мне без разницы. Фушигуро, может, ты выберешь? – Я не пою. – Ну, может, сегодня попробуешь? Думаю, ты здорово поёшь. Фушигуро задумался, уставившись в витражное окно, за которым шел ливень. С одной стороны, здесь только Юджи и Нобара, и опозорится он только перед ними; а с другой стороны, есть какой-то предлог, под которым он не хочет петь. Не стесняется, просто не хочет. Не ловко. – Нет, я не хочу. Врубив Umbrella и ухватив себе ближайший микрофон с розовой ветрозащитой, Кугисаки начала подпевать своей любимой песне. Юджи тоже потянулся к микрофону и начал зачитывать слова с экрана, широко улыбаясь их совместным визгам. Мегуми слабо усмехнулся. Будь Мегуми официантом, который должен был принести им напитки, он бы дважды вызвал экзорциста. Но с глубоким голосом Юджи это дополняло не слишком тихую интонацию Нобары. Они поют красиво. Фушигуро достал телефон, включив камеру. Он определённо это должен сохранить. Плевать, что в телефоне уже память забита их совместными фотографиями и видеозаписями, в большинстве которых розововолосый парень. И плевать, что Итадори сейчас на него так смотрит и улыбается. И плевать, что он подносит микрофон к губам Фушигуро, принуждая подпеть. Не прося. Принуждая. Потому что Фушигуро, если Итадори так смотрит, отказать не сможет. Скорее ад замёрзнет, чем Итадори в свою сторону услышит отказ. Мегуми зачитывает Хирагану с экрана вслух, стараясь попасть в минусовку синхронно с Нобарой. Юджи поёт с ним в один микрофон, хотя вон там, на столе, есть другой. Лицо Юджи близко. Недопустимо близко. Фушигуро сосредотачивается на иероглифах на экране, пока щека Итадори случайно не касается его собственной. О чёрт. О чёрт. О чёрт. Голос Мегуми превращается в бессвязную речь, когда он опять заикается, как социофоб перед публикой. Мегуми отскочил, как от удара током. В растерянности, он рукой создал барьер между Итадори и собой, чуть отталкивая лицо Юджи как раз под конец песни, после чего Нобара и Итадори удивлённо переглянулись. – А...там у-у тебя на щеке Сукуна, – выпаливает первое прилетевшее в голову Мегуми, пока Итадори даёт себе пощёчину в попытке прогнать того, кого нет. Нобара смотрит сначала на него. Потом на Юджи. Затем – опять на него. Блять. Кугисаки начинает подозрительно и многозначно хихикать, прикрывая рот ладошкой. Нет. Нет. Нет. Это не то, что она подумала. О чём она, блять, могла подумать? Как это выглядело? – Фушигуро-о-о, а чего это у тебя лицо такое красное? Не приболел ли, случаем? Чёрт, чёрт, Кугисаки, чтоб тебя. Почему она так осознанно-зловеще смотрит? Фушигуро клянётся, что никогда не будет петь. По крайней мере в один микрофон с Юджи. Кстати, о нём. Итадори тем временем кладёт ладонь Фушигуро на лоб. Чёрт. У Мегуми сейчас действительно температура поднимется. – Засранец... – второй рот действительно появляется на лице Итадори, – на тебя смотреть жалко. Просто скажи ему уже... Юджи, резко замахнувшись, хлопает себя по щеке туда, где только что был рот. Больше Двуликий не появляется (обиделся, похоже; в ЗАГС работать проклятий не берут, увы). Кугисаки почему-то опять подозрительно смеётся. Что Сукуна хотел сказать? «Боже, Фушигуро, ты тупой, как пень», – думает Нобара, пока в комнату не входит официант с напитками. «Спасибо тебе, официант», – думает Итадори, облегчённо выдыхая, пока Кугисаки ещё чего не успела разболтать. «Что происходит?» – думает Фушигуро. Тишина становится слишком громкой, когда лишается смеха Кугисаки и голоса Юджи. Неловко-забавное молчание нарушается, когда на этот раз Юджи набирает в планшете следующую песню. Интересно, какой вкус в музыке у Итадори? Фушигуро задумывается, облокотившись о стол, пока Нобара громко хлюпает коктейлем и зачем-то фотографирует их. Что ж, тут уж точно не Мегуми судить о том, на кого что наводить камеру. Светодиодные лампы в тёмной комнате выглядели необычно, хоть и мозолили глаза. На лицо Итадори свет ложится красиво, равномерно. Теперь всё вокруг (если забыть о присутствии Кугисаки) кажется донельзя интимным, а не привычно весёлым. Тут же назревает вопрос. О чём это он сейчас, собственно говоря, думает? Похоже, не пришедший в себя разум после битвы с проклятиями и бурная фантазия под вечер накидали глупостей. Пока Мегуми раздумывает о том, насколько он испорчен, а Итадори уже напевает что-то под нос, Кугисаки... Она заснула. Ага. Прямо вот здесь, на диване, с пустым пластиковым стаканом в обнимку. Ей в напиток снотворное залили, или она нарочно притворяется спящей, чтобы потом поугарать над ним? Нет, конечно, она просто устала и спит. Мы ей верим. Фушигуро – не Годжо, чтобы воспользоваться случаем и сфотографировать её, используя затем как компромат. Нет, он не такой. Мегуми так не поступит. Яркая секундная вспышка не осталась без внимания. Итадори повернулся в их сторону. Мегуми вдруг под землю захотелось провалиться, так глупо пойманным с поличным с телефоном в руках и потупленным в стену взглядом. Вспышку забыл выключить, идиот. Песня тоже, как назло, закончилась, оказывая ещё большее давление в такой неловкой ситуации. – И как же она умудрилась заснуть? – посмеялся Итадори, зачем-то начав стягивать с себя кофту. Фушигуро в панике машинально отвернулся, но под кофтой у Юджи оказалась рубашка. А, в принципе, почему Мегуми отвернулся? Чего он там не видел? Э, нет, не в этом смысле; но когда Сукуна брал контроль над телом Юджи, периодично срывая верхнюю одежду, Мегуми как-то на это внимание не обращал. А сейчас чего-то так завелся. Предметом одежды в своих руках Итадори укрыл Кугисаки. Мегуми выдавил из себя нечто, мало напоминающее смех и едва скрывающее горькое разочарование в своём голосе. Юджи на очевидно фальшивый смех непонимающе глянул на Мегуми. Нобара наверняка бы возмутилась его потной безвкусной кофте. А Мегуми... А почему, в принципе, Фушигуро о таком думает? Ну, накрыл Юджи товарища своей кофтой. Что в этом такого? Юджи не за что винить. Чёртов добряк ни в чём не провинился. Но почему Фушигуро хочет пожаловаться и поворчать? Итадори опять берёт в руки микрофон, и на экране высвечивается, похоже, что русская песня с замысловатым названием "Хочешь" и субтитрами, благодаря которым текст из этих непонятных русских символов становится читаемым. Минусовка начинает играть. Итадори внезапно подсаживается поближе. И, окутывая запахом чего-то родного и тёплого, протягивает ему микрофон. Руки Фушигуро, убого дрожащие, одновременно тянутся к микрофону, пока глаза не могут сосредоточиться на чём-либо ещё, кроме этого парня рядом с ним. Надёжная тяжеловатая рука коснулась плеча Мегуми, даже сквозь одежду заставив едва ли не плавится, когда Фушигуро, ещё сильнее сгорбившись, вероятно, до невозможности жалким выглядел перед Юджи, пытаясь выровнять дыхание и куда-то ещё посмотреть. – Я не буду петь, – заявил Мегуми и тут же согнулся от злости на самого себя от того, как глупо и явно прозвучала дрожь в его голосе, как нелепо вышла сама фраза. И то, что он крепко держал в руке микрофон пальцами, то сжимающими его, то разжимающими, непосредственно свидетельствовало об обратном. Итадори улыбнулся. Фушигуро не мог отвести глаз от этого лица. Каждый неслышимый, но ощущаемый вздох гулко отдавался под собственными рёбрами. Мегуми так захлёбывался этим чем-то неизвестным, чему совершенно не было конца, что хотел открыть рот, надеясь надышаться или завопить. С ясным пониманием, что это не поможет. Мегуми протянул руку и положил её на равномерно вздымающуюся грудь Итадори; туда, где под рёбрами неровно билось горячее, крупное и измученное сердце; а Фушигуро знал – сердце у Итадори большое, там хватило бы места многим. Какое право он имеет претендовать на хотя бы скромное местечко там? – Фушигуро... – прошептал Юджи. Ощущение чего-то столь горячего под рукой выбило его из реальности, а когда Мегуми чуть отошёл от этих мыслей, тут же понял, что сделал, и резко одёрнул руку с, опять же, безуспешными попытками отвести взгляд от удивлённо-смущенного лица Итадори. Чёртчёртчёртчёрт. Как можно оправдать тот факт, что ты лапал грудь лучшего друга? Фушигуро хотелось завыть во весь голос от стыда. Даже провалившись под землю, это навязчивое чувство не ушло бы. Итадори будто слои кожи сдирает, глядя на него. И в песне так здорово и вовремя начинается припев. – Ладно, спою. Поставь музыку заново, – с величайшим трудом тихо проговаривает Фушигуро, потупив взгляд в пол. У Итадори в голове начинается тяжёлый этап: мыслительный процесс. Для начала, что Фушигуро сейчас делал? Для продолжения – что? Фушигуро сказал, что будет петь? Для конца – почему Нобара так улыбается во сне? Закончив тяжкий этап, Юджи молча берёт в руки микрофон и подносит к губам, ткнув в планшет на рандомную песню. Friends. Какое умное название и какое же, блять, подходящее. Минусовка начинает играть. Фушигуро напрягается, стараясь установить зрительный контакт с любой вещью или существом в этой комнате, помимо Юджи. Не зря говорят: не бойся суда, а бойся стыда. Итадори, в свою очередь, поглядывает то на экран, то сверлит взглядом дыру в затылке Мегуми, который усердно играет в гляделки со стеной. Английские субтитры начинают появляться на экране, как и некроз сердечной мышцы Фушигуро, когда он начинает их напевать. Может, головой об стол? Он не хочет так глупо умирать, но кожа с лица будто сползает, когда Фушигуро сам слышит свой голос и видит, как Юджи слушает его недо-пение, а затем и сам начинает подпевать. Позор-то какой... Спасибо, что хоть их вопли Нобара или, что ещё хуже, Сатору не слышит. Юджи. У него голос красивый, ясный и звонкий. И весь Итадори сам такой, словно солнце, а Фушигуро будто теплокровное животное, которое к нему тянется после длительной мерзлоты. Мегуми хотел бы сказать об этом, о чём-то теплом в трепещущем сердце, когда Юджи рядом, но не мог. Словами он никогда не мог. Словами он никогда не умел. Кажется, что их голоса слышны и на улице; от нагнетающей мысли стало не по себе, и Фушигуро попытался петь потише, но в этом случае Юджи тоже снижал голос на пару тонов, и опять приходилось петь во весь голос. Фушигуро хорошо изучал в школе иностранные языки, и, к сожалению, перевод многих предложений автоматом вставал перед глазами, как бы не хотелось его нахрен из памяти вон. Фушигуро сдерживал свои руки от того, чтобы заткнуть себе рот и слушать только Итадори. Припев дался им легче всего, и, конечно же, вряд ли правильно; зачитывать английские субтитры было проще, нежели растягивать первый и второй куплеты. Наконец песня закончилась. Чёртово облегчение – покруче туалета. Юджи отложил микрофон и потянулся к банке газировки. С характерным звуком и сопровождаемым газировочным шипением Итадори залпом отпил половину содержимого банки. – Итадори... – прошептал Фушигуро. Казалось, его горло сдавили тысяча тисков, и он только и мог выдавить это жалкое «Итадори». – Итадори, у тебя красивый голос, – через силу выдавил из себя Мегуми, и на душе стало одновременно и легко, и хотелось пристрелиться от стыда. Юджи благодарно улыбнулся, а затем подсел чуть ближе. Фушигуро опять напрягся и чуть, почти незаметно, отодвинулся. Итадори опять подсел ещё ближе, почти вплотную, а дальше отсаживаться Фушигуро уже некуда, там, за его спиной, Нобара дрыхнет, элитно укрытая кофтой Юджи. Итадори навис над ним, хотя они почти одного роста. Мегуми уже не на шутку прихуел. Тактильный Юджи, иногда донимающий объятьями – понятное дело. Но, блять, вот это сейчас как назвать? Юджи наклоняется на пару дюймов ближе, пока их лица вот уже едва не соприкасаются, и решительно преодолевает эту пустоту между ними, на несколько секунд касаясь своими губами чужих, после чего отстраняется. Фушигуро хочется закричать. Какого хуя Юджи сделал? Какого хуя Юджи отстранился? Ну, блять, пару секунд даже нормально не почувствуешь. Его первый поцелуй забрал лучший друг, не это ли счастье? У Фушигуро, наверное, сейчас забавное выражение лица, застывшее в немом ахуе, раз Юджи так смотрит на него, всё ещё нависая, без капли стыда и смущения на лице. – Годжо-сенсей говорил, что таким способом можно передать глубокую благодарность, – как ни в чём не бывало говорит Юджи, отстранившись окончательно и так же улыбаясь. Это сейчас такая неудачная отмазка? Мегуми сомневается, что это такое оправдание, потому что, зная сучару Годжо... И зная наивного Итадори... Но, чёрт, если это только из благодарности на комплимент... В таком случае, хотелось бы, чтобы раннее сказанное Юджи было только оправданием его чувств. Но как тогда найти оправдание тому, что Итадори сейчас крепко держит его за руку и так улыбается. Фушигуро не успевает акцентировать мысли на чем-то одном, как в комнате раздаётся щёлканье. Фушигуро поворачивается, и Кугисаки уже не притворяется и не сдерживает кобылий хохот. Блять. Сатору подхватывает её смех, рассматривая сделанные фотографии, и говорит: – Покажу это Цумики!