Хочешь конфетку?

–Хочешь конфетку? Незатейливый вопрос. Хотелось бы усадить малого себе на колени, но нет. Ноги ему давно переебало, а всё, что осталось целым – культяпки. –Нет. – неловко ёрзает, поджимая покрытые в синяках ножки. Тягостное ощущение чужой руки на своем поясе всё не давало Гасу покоя. Не зная куда себя деть, он метает смущённый взгляд туда-сюда, но ничего кроме привычных, давно обшарпанных стен и навечно окутавшее это место покрова ночи, в заброшенном метро ему увидеть не сулило. Лишь слабые лампочки иногда мерцали в темноте, но и те, давно затерялись в её мягкой дымке. –Не бойся. – разносится эхом по станции до боли мерзкий, знакомый мужской голос, низкий тембр которого только усиливает и без того гнетущую атмосферу. Плавно, стараясь не спугнуть, он наконец решается запустить руку под голубую кофточку. Пальцами нащупывает крохотные позвонки, находит каждый, неторопливо движется вдоль гладкой спинки, растягивая порочное удовольствие. Касания холодных перчаток заставляют съежиться. Пусть и ребенок, но он четко понимал, к чему все это ведёт. Разочарование, с каждым движением взрослых рук по его детскому телу, все больше нарастало внутри, оставляя за собой лишь поступающий к горлу ком. Втереться в доверие к Гасу было крайне легко, чем Чак активно пользовался. Но даже несмотря на все его извращения, мальчик продолжал считать его своим другом. До последнего надеялся, что не только надоевшая жёлтая псина будет скрашивать его серые будни в этом гнилом месте. Какой же наивный. Глухой стук собственного сердца был единственным, что разбавляло давящую на нервы тишину. Хриплый смешок доводит до мурашек, такой же невыносимый, как и болезненно бледное лицо, хорошо различимое в темноте. Его острые черты больше не вызывали симпатию, а зелёные, торчащие в стороны концы и вовсе хотелось забыть. Но он продолжал терпеть унижения, позволял себя использовать, каждое движение, каждый леденящий душу взгляд и не в первый раз сжимающие его тоненькую талию ладони. –Тебе не нравится? – с похабной усмешкой на лице растлитель прижимается поближе, и, будто дразня, осторожно поглаживает внутреннюю сторону бедер мальчика. По нему было понятно, что он не ждал ответа. – «Нет», – от безнадёги хотел было выпалить Гас, но одного лишь взгляда хватило, чтобы ввести жертву в ступор и мысленно сказать ей: "заткнись". Сердце пропускает удар. И на этот раз болезненный. Готовый сорваться с места, Гас пытается вырваться из обхвативших его рук, но безуспешно – окоченевшие от ужаса конечности быстро его останавливают, не позволяют даже двинуть пальцем, не то, чтобы куда-то бежать. Силы предательски покидают его. Жалкие попытки вырваться быстро пресекаются, насильник больше не намерен быть с ним ласковым. Остаётся лишь наблюдать за тем как он с нетерпением стягивает одежду, издевательски хватает за ватные ноги, ещё раз напоминая, кто тут главный. Сердце щемит в груди. Паника заставляет кричать, но не удается выдавить из себя и звука. Конечно, ведь тело уже успело сковать от ужаса. –Никто не узнает. – как гвоздь в крышку гроба, тихо шепчет в затылок взволнованный голос. Судорожно поправляет светлые волоски, одновременно с этим касается тоненькой шеи и целует ее озябшими губами, вкушая сладостный момент. Наваливается всем телом, крепко хватает за спину и победно вдавливает в холодный пол. Дядя Чак бесповоротно пал в его глазах.

***

Чёрно-зеленые рукава покорно принимали все его слёзы. Сколько бы раз он не разбивал свои колени в кровь, сколько бы раз не расстраивался из-за очередной ерунды, он всегда мог уткнуть в них своё лицо и по-детски расплакаться. Но заглушить ощущение толчков которые вбивали твое тело прямо в землю и распирающую изнутри боль они всё же не могли. Шатающиеся то взад то вперед ноги сводит от боли, от прилившей к вискам крови темнеет в глазах. Горячая щека невольно елозит по грязному полу метро, пока из приоткрытого рта доносятся жалобные всхлипы. Оставаться Гасу в сознании помогали лишь звуки массивных настенных часов, которые, словно разделяя его боль, медленно пробили двенадцать. –Чак...! – срывается стоном с его губ, после чего из пересохшего горла раздается хриплый кашель. Но ответа не последовало. Тяжёлые вздохи все также обжигающе обдавали за ухом, а темп становился грубее. Колени уже были стёрты в кровь, из-за чего приходится прогнуться под тяжестью чужого тела и стараться держать равновесие. Напряжённая ладонь блуждает по дрожащему от страха телу, проскакивает под голубую кофту, страстно сжимает выпирающие от худобы рёбра. Языком он скользит по белоснежным ключицам, после чего зарывается лицом в шёлковые волосы и жмётся поближе. Чак упивается властью над этим невинным телом, сердце колотило от осознания того что этот проклятый ребенок наконец-то угодил к нему в руки. Сами того не замечая, пальцы впиваются в кожу вокруг шеи. Инстинктивно сдавливают её, как только появляется ощущение подступающего оргазма. Ещё один рывок – и Гас обессиленно валится на пол. Нервно заглатывает недостающий воздух, ощущая лишь собственный пульс и дикую боль в области шеи. Что-то говорить, а тем более кричать было бессмысленно. Синяки не сойдут с кожи, как и доверие, не вернётся назад. Всё, что остаётся делать – это пялиться в пустоту и желать навсегда забыть лицо любимого.