немного нежно

Вечер. Такой тихий и спокойный. Дым медленно, тягучей массой расплывается по всей комнате и никакое открытое окно уже не помогает. А ему и всё равно. Мать уехала к бабушке, прихватив с собой маленькую сестрёнку, поэтому беспределу, в виде курения прямо в своей комнате, никто не мешал. А Андрей сидит под окном, прижавшись спиной к батарее, накрытой каким-то покрывалом, чтобы кожу не так жгло. Сидит и думает. Думает, думает и делает тяжку за тяжкой. Да так, чтобы ядерный дым сигарет наполнял лёгкие до отказа, а оттуда, как будто бы распространялся в мозг, создавая дымку в сознании, скрывая мысли за туманом. А мыслей много. Да так много, что не понимаешь на какой из них остановиться. Пацаны, группировка, двор, друганы, которые только-только появились в его жизни, но уже так плотно в ней укоренились. Пацаны, улица, а вокруг враги, а рядом парни, братаны, друганы. И главный друган. Тот, до кого кончиками пальцев бы дотянуться. Дотянуться до рук и вверх поползти. Вверх по запястьям, предплечьям, оставляя невидимые линии, которые связывали бы блондина с парнем рядом, словно красная нить, чтобы ничто не могло их разлучить. Подниматься вверх, проводя руками по крепким юношеским плечам, разглядывая глазами ключицы, шею, такую желанную. Туда бы губами прильнуть, а не только глазеть издалека. Да только нельзя так. Пацаны не поймут. И он не поймёт, он же пацан до мозга и костей. А внутри ломит всё от того, как же хочется. Хочется рядом оказаться, прижаться всем телом и почувствовать его тепло. Он ведь всегда тёплый, и руки у него горячие-горячие. Ни в какое сравнение с Васильевскими льдышками. Так мысли навязчивые и появляются, и не уходят никуда, и не прогонишь их, настолько крепко они внутри засели. Да и ладно, Андрей мальчик сильный. Он сможет выдержать. Выдержать Марата Суворова рядом, парнишку, который так близко и так далеко одновременно. С кем обнимаешься каждый день, после братского рукопожатия, а больше ничего сделать и не можешь. Но Андрей сильный, а ещё очень любит боль. Но не физическую, на неё давно уже всё равно. Боль моральную. Принципиально не пытается держать Суворова на расстоянии, подпускает его очень близко, зная, что ни на что рассчитывать не может. И, что страдать бессонными ночами будет, тоже знает. Знает и ничего с этим не делает. Мазохист. Так и сидит парень в своих мыслях, потушив очередную сигарету о какую-то банку пустую, которая под рукой оказалась случайно, где уже третий окурок красуется. Третий за последние полчаса? Ничего, организм молодой, вывезет всё. Нежданный звонок оглушительно звенит на всю квартиру, буквально за шкирку доставая Васильева из своих мыслей. Даже не представляя, кого в такое позднее время могло притащить сюда, а главное зачем, блондин всё же хватается за подоконник, находя в нём опору, и поднимается на ноги, которые уже изрядно затекли. Глазок уже давно находится в неисправном состоянии, всё обещает маме его починить, да никак руки не доходят. А тут очень пригодился бы этот глазок, вдруг кто-то, кого видеть совсем не хочется, пришёл. Но возможности избежать нежелательных встреч больше нет, поэтому парень проворачивает замок и открывает дверь, не ожидая увидеть никого конкретного. А на пороге стоит он. Тот, о ком забиты мысли Андрея были последние часы, а до этого ещё и десятки дней. Стоит, весёлый, розовощёкий, ели на ногах держится. Что же за счастье такое привело старого доброго друга в таком состоянии в столь позднее время. А чёрту одному известно. Но Андрей рад его видеть, даже таким, ели в сознании находящимся. Но радости своей не показывает, чтобы самолюбие друга не подкреплять. И без того заносчивым бывает. - Андрейкааа, - Суворов буквально ввалился в квартиру друга, еле перебирая ногами, заваливаясь на Андрея, словно медведь, забирая того в "дружеские" объятия, - а ты здесь. Какая неожиданность. Действительно, неожиданно наверное прийти домой к Васильеву и увидеть его там. Необычайное совпадение, из-за которого блондин сдавленно хмыкнул, сжатый крепкими, но неуклюжими в таком состоянии, объятиями. - У тёти троюродного дяди день рождения был, смотри-ка, что я забрал оттуда. - произнёс весёлый дружок, доставая из-за пазухи бутылку водки, пустую наполовину. Теперь-то понятно, отчего такое веселье и глаза карие пьянючие. - И ты решил щедро поделиться? - спросил Андрей у Марата, перехватив его руку, закинув её на плечо, чтобы довести друга до комнаты. А то на ногах тот ели стоял, а держать размякшую тушку было не то чтобы сильно легко. *** Они сидят на диване, в комнате, куда проникает лишь свет из коридора, оставляя парней в полумраке. Даже интимная обстановка какая-то. Была бы на месте Суворова девчонка, там и вопросов не было бы. Она бы засмущалась, скромно поглядывая на блондина. А Васильев бы приобнял её, пальцами зарываясь в мягкие волосы, прильнул бы губами к шее, оставляя влажные следы на нежной коже. Та бы мило так, по-девичьи, хихикнула, поддаваясь ласкам. И сразу понятно было, что делать надо. Интуитивно так, как Андрей все свои шестнадцать лет представлял. Да только не девчонка рядом. Не девчонка, а Марат Суворов. Суворов, у которого и так рот не затыкается, рассказывая очередную историю о классной драке. А когда тот пьяный, то вообще один бред несёт, со слов сбиваясь. А Андрей слушает. Точнее делает вид, что слушает. А вместо этого взглядом бродит по парню напротив. Бродит так, как хотелось бы руками изучать, да только нельзя ему. В морду получит. Скользит взглядом по рукам сильным, с выпирающими венками, по которым кончиками пальцев провести хочется. И выше, по рукам, до ключиц, которые видны из за ворота кофты, сползшего немного. Выше, по шее, по кадыку, обтянутому нежной кожей. По подбородку, по губам пухлым, таким запретным и таким манящим. По глазам, которые на Андрея не смотрят, смотрят вдаль куда-то, в расфокус, пока историю интересную ему самому рассказывает. И был бы Маратка трезвый, может и заметил бы такое пристальное внимание к своей персоне, только вот всё равно ему сейчас. Он не может сосредоточиться на словах, которые сам говорит, кончиков пальцев от опьянения не чувствует. Что уж там об окружающем мире говорить и о парне рядом сидящем. И Андрей рад бы ситуацией воспользоваться. Вряд ли размякшее в тепле тело смогло бы яро протестовать против касаний нежных. Только от рук холодных ежилось бы, но поддавалось. Но Андрей так не может. Да и не хочет, ведь ещё больнее было бы понимать, что человек столь желанный поддаётся не потому что сам этого хочет, а потому что не соображает. Суворов достаточно резко вскакивает с кровати, бросив что-то типа "в горле пересохло", и по-хозяйски идёт на кухню, оставляя товарища в своих мыслях утопать. Но совсем скоро возвращается уже со стаканом воды. Руки трясутся, ноги ели держат, одно неловкое движение и... Непослушное тело его подводит. Он спотыкается о свои же ноги и падает прямо в объятия к другу. Это могла бы быть очень романтичная сцена, да только холод разливается по телу Андрея, на которого был пролит целый стакан воды. Шипит Васильев и извивается как змея, придавленный пьяным телом, которое ориентироваться не успевает. - Блять, Марат... - шипит блондин, покрываясь мурашками от холода, который расползается по торсу молодому и рукам. А открытое окно лишь усугубляет ситуацию. А Суворов хихикает, отшучиваясь. "Не сахарный, не растаешь". Андрей спихивает с себя Марата, воздерживаясь от волны матюков, которая так и норовит вылиться изо рта. Да только делу это не поможет, поэтому так в горле и застревает. А Васильев тем временем поднимается на ноги, чтобы избавиться от ткани, к телу прилипающей. Отходит немного, спиной стоит к другу и тянет за футболку, вскоре откидывая её на стул, оголяя тело, открывая взору спину свою. Мешкается минуты две, но заметив открытую бутылку с горячительной жидкостью внутри, решает выпить пару глотков залпом. "Чтобы согреться". Ну и чтобы легче было общаться с пьяным на его же языке. Но как только дно бутылки вновь касается поверхности стола, чувствует чужое прикосновение. Чувствует, как тело чужое прижимается к его спине, а руки горячие, задевая нежную кожу на боках, обвивают его тело, по-свойски располагаясь на торсе. И щёку чужую между лопаток чуть ниже шеи тоже чувствует. И волны тепла по коже распространяются, то ли от рук горячих, то ли от алкоголя выпитого, то ли от чувств, которые прочным узлом стягиваются внизу живота. И тишина повисает. Андрей абсолютно ничего не понимает, но не рыпается, потому что потерять момент боится. Боится, что лишнее движение сделает и спугнёт парня рядом, который так нежно льнёт к нему. Но делать ничего и не надо, потому что руки настойчивые перемещаются на плечи блондина, после чего разворачивают его. Резко и без возможности возразить. И чувствует чужие губы на своих. Нежные такие, словно прикосновение бабочки. Видно, пробует. Ждёт реакции и тоже опасается. И Васильев уже не готов сдерживать свои желания, от чего руки свои перемещает на спину Суворова, притягивая того ближе, тело к телу. Боится отпускать, боится, что вот-вот и убежит, прям из-под носа. Жмётся, руками блуждает по чужой крепкой спине и на поцелуй отвечает. На секунду отстраняясь, чтобы мимолетный взгляд кинуть на губы сладкие, в глаза напротив взглянуть. Чтобы дыхание перехватило вновь настолько, что забыть как дышать можно. И вновь накрывает чужие губы своими, но уже более требовательно и жадно, сам проявляя инициативу. Изучая то нижнюю, то верхнюю губу парня, проводя кончиком языка по ним, чувствуя взаимность и чужой язык. Парни перемещаются на диван, потому что ноги уже не держат. Марат разрывает поцелуй, садится и тянет за руки блондина на себя, не давая тому возможности уйти. Сажает прямо на колени, торс к торсу, изучая руками кожу нежную на спине. Сжимая её пальцами оттого, как хочется быть ближе, даже если ближе уже некуда. А Андрей поддаётся. Извивается в чужих руках, потому что наяву происходит то, что только во снах раньше было. Вновь тянется за поцелуями, которые с каждым разом становятся всё более и более животными. Зубы сжимаются на чужой губе, сразу же зализывая место укуса языком. Получается грязно, слюняво и очень возбуждающе. А внизу уже бугорок в штанах крепчает. И Андрей не знает куда себя деть. Куда себя деть от рук властных, которые изучают его тело, сжимают, царапают. Куда себя деть от чувств и волны возбуждения, которая накрывает полностью и всё ищет выключатель в голове парня. Чтобы мозг отключить полностью. И пелена на глаза опускается такая, что уже не понимает, что видит. Главное, что видит его. Его глаза, губы, тело. И бёдрами двигать начинает, потому что чувствует. Чувствует через все слои ткани, что взаимно. Взаимный бугорок и в чужих штанах появляется. И не может себя сдерживать. С губ стон срывается от того, что чувствует губы требовательные на своей шее. И голову запрокидывает, оттого, что тяжело уже рассудок в порядке держать. Уже не Андрей управляет своими чувствами, а они им. И стонет так развратно. И бёдрами виляет настойчиво, бесстыже трётся о чужую выпуклость в штанах. - Андрейка, а ты тот ещё чёрт... - с придыханием шепчет в шею Марат, на секунду отстраняясь. - Что творишь со мной... И вновь вгрызается в шею, кусает, засосы старается не оставлять, хотя получается с трудом. До ключиц мокрые дорожки оставляет, впиваясь уже в них . А руки Васильева цепко закрепились на плечах брюнета. Пальцы вдавливаются в кожу. Но недостаточно этого, поэтому Андрей руками спускается к краю кофты друга и тянет её наверх, срывая к чёртовой матери, отбрасывая куда-то в сторону, чувствуя тепло чужое. Хотя нет, не чужое. Уже своё. И руки сразу располагает на лице напротив, притягивая к себе, снова погружаясь в поцелуй. Глубокий, рванный, звериный. И хочется нежно, да только невозможно это от чувств нахлынувших. Хочется выгрызаться в человека рядом, оставлять следы, царапины, укусы, засосы. Чтобы все видели, чей он. Оба чувствуют, что взорвутся, если разрядка немедленная не произойдёт. Не разрывая поцелуя, Суворов оттягивает резинку домашних шорт блондина, доставая наружу член парня. Крепкий настолько, что кажется вот-вот и взорвётся. Берёт его в свою руку, начинает надрачивать его, чувствуя стоны сквозь поцелуй. Андрей почти скулит от умелых действий парня, но сам не отстаёт. Лезет рукой в чужие треники, освобождая от оков. И темп ровняет, создавая синхрон. Комната наполняется развратными звуками. Разрядка происходит одновременно, оставляя белёсую массу на торсе Суворова. Воздуха в комнате как будто не хватает, оба пытаются отдышаться, жадно хватая его губами. Протерев тело салфетками, которые явно для этого где-то рядом с диваном Андрея и лежат, Марат хватает парня в объятия, заваливая обоих на диван, чтобы лечь. Андрей перемещается так, чтобы голова опустилась на вздымающуюся грудь парня. Так они оба и проваливаются в сон. А на утро они об этом и не вспомнят. Или вспомнят, но будут старательно избегать разговора. Пока желанный вечер не повторится. Снова и снова.