You are my sun

      Изначально Тойя просто был Цукасе благодарен. Просто хотел подойти, улыбнуться и сказать ему обычное «спасибо» и идти по пути, который выбрал с помощью поддержки, которая была ему вовремя оказана. Благодарность была, но затем, неожиданно для самого Тойи, рядом с этим чувством начало расцветать яблоневым цветком ещë одно. Оно отзывалось в душе, заставляя течь тепло по внутренностям.       Тойя думал, что это нормально. Абсолютно нормально, что при виде Цукасы, его коленки и кончики пальцев начинали слегка дрожать. Точно нормально, что при виде чужой улыбки, Тойя сам не замечал, как глупо улыбался и смеялся. Но со временем начал замечать, что эту улыбку он хотел потрогать руками, прикоснуться едва заметно кончиками пальцев и попробовать тепло солнечных губ своими собственными. При осознании подобного Тойя начинал мысленно давать себе подзатыльники, заставляя себя забыть про эти «дурные», по его мнению, мысли. Но чувство, которое цвело в его душе, думало иначе. И каждый раз при виде Цукасы, вспыхивало в его душе, заставляя Тойю ощущать тепло по всему телу и необычную лëгкость в голове. В такие моменты забывалось всë: от ссор с отцом до осознания того, что Цукаса с ним здоровается.       А потом Тойя понял одно.       Он просто по-глупому в Цукасу влюбился.       По-подростковому глупо и влюблённо. Осознав это, Тойя до конца не мог в это поверить. Как он смог влюбиться в Цукасу. В того самого Цукасу при виде которого начинают дрожать коленки, при улыбке которого душа поëт райским соловьем.       Но, даже осознав свои чувства, Тойя понимает одно.       Надо признаться.       Как бы не хотелось, как бы не было страшно до трясущихся (уже от страха) коленок — это надо было сделать. Тойя знал не понаслышке, что надо либо признаваться, не боясь уже никого и ничего, либо убивать свои нежные чувства глубоко внутри себя, чего он делать очень не хотел. Он понимал, что лучше сказать эти глупые три слова и потом уже боятся чужой реакции. Лучше уж признаться, а потом уже получать ответ. Лучше уж убрать этот груз в груди, чем страдать от него.       И Тойя спустя несколько дней самокопания и бессоных ночей наконец-то решается сделать это. «Будь что будет» — думает Тойя про себя, даже не подозревая о том, чем его признание закончится.       И Тойя никогда бы не подумал, что признание, которое он готовил достаточно долго, выйдет таким нелепым и глупым. И таким поистине уникальным и незабываемым.       Тойя к этому событию готовился, правда. Выбрал день, подобрал место, чтобы признаться. В голове всё всегда проще, чем в реальности и Тойя это познал на себе, когда понял, что признаться он явно также легко и смело, как в своих мечтах, он просто не сможет.       Потому что Цукаса ослепляет, как солнце на ясном голубом небе. Заставляет забыть все эти глупые заученные слова в голове. Цукаса одним только своим взглядом своих ярких глаз может заставить сердце Тойи биться в несколько раз быстрее, а ноги дрожать ещё сильнее, чем было до их встречи в указанном месте, в указанное время.       — Здравствуй, Тойя! — Цукаса непринужденно улыбается и машет рукой, а Тойя может только глупо моргать, не имея возможности даже рта открыть, чтобы поприветствовать Цукасу.       — Здравствуй, Цукаса, — Тойя благодарит всех богов за то, что хотя бы смог открыть рот и сказать обычное приветствие.       — Ты писал о том, что хотел мне сказать что-то важное, — Цукаса подходит чуть ближе, — неужто в автоматах пропали все мягкие игрушки и тебе нечего дарить Саки?       Тойя на эти слова тихо посмеивается, прикрывая рот ладонью. Дело совсем не в игрушках, нет. Всё дело в солнечном парнишке напротив, который продолжает на него смотреть, ожидая, желательно бы ответа, но хотя бы хоть какого-нибудь звука.       Цукаса смотрит пристально и с интересом на то, как Тойя нервно хрустит пальцами, смотрит куда угодно, но только не на него. Сначала Цукаса искренне не понимает, пытается анализировать и понять причину немного странного поведения его друга. Но затем он видит, как лëгкий румянец расползается по чужим бледным щекам и…       Всё становится до банального простым.       — Цукаса, я… — Тойя тут же замирает, не понимая, почему резко все мысли ушли из головы и предательски прилип язык к нëбу. Почему он не может открыть рта? Почему он по-глупому смотрит на парня перед собой и молчит, словно набрал в рот воды? Почему он не может вымолвить ни слова? Почему он чувствует в своих ушах стук задыхающегося от всех этих подростково-влюблëнных чувств сердца? Почему он просто не может сказать таких простых слов, как…       — Я тебя тоже люблю, Тойя, — Цукаса подходит на пару шагов ближе, скрестив руки за спиной. Он широко улыбается, смотря солнечными глазами на своего друга детства. Ну, теперь уже получается, больше чем друг. Он наблюдает за тем, как глубокие серые глаза видят его, но не смотрят. Цукаса видит, как едва-едва дрожат чужие хрустальные ладони и острые коленки. И может быть совсем чуть-чуть, самую капельку, слышит, как ускоренно бьëтся чужое влюблëнное в него — Цукасу — сердце.       — Нет, Цукаса, я хотел сказать… — Тойя открывает рот, не веря своим ушам. Нет, это всë его обычная воспалëнная фантазия, которая решила над ним поглумиться. Сейчас он откроет глаза и увидит знакомый потолок своей комнаты. И всё, что он услышал пару мгновений назад из чужих уст — это всё ложь, издевательство, выдумано-надуманно. Потому что такого быть просто не может.       Тойя зажмуривается, считая про себя до трëх, а затем открывает глаза. Чуда, которое ждал Тойя, не произошло. Знакомого потолка перед глазами нет, а под пальцами не находятся неприятные складки одеяла, которые Тойя вечно сжимает по ночам до боли в руках. К счастью, перед глазами до сих пор продолжает стоять Цукаса, который, наклонив голову к плечу, смотрит на него. И улыбается. Не только губами, но и солнечными глазами.       — Не верю, — Тойя судорожно выдыхает, осознавая, что несколько секунд не дышал, продолжая смотреть на Цукасу и не верить в происходящее. Тойя думает, что сейчас просто-напросто оглушен чужими словами и ослеплëн всем этим мягким, внутренним лучистым светом, исходящим от его друга возлюбленного.       — А ты поверь, — Цукаса бережно берëт Тойю за воротник и наклоняет его ближе к своему лицу. Тойя моргает, обращая своë внимание то на ярко-солнечные глаза напротив, то на улыбающиеся губы, которые так часто растягиваются в милой улыбке.       — Поверь, — Цукаса приближается ещё ближе, из-за чего Тойя чувствует, как сердце начинает стучать ещë сильнее, желая пробить структуру хрустально-сахарных костей рёбер, — и поцелуй меня уже, дурачок.       И ведь целует же.