Угасшие чернила

Под тусклой тенью лунного света в своей постели лежал человек,безучастно смотря в потолок. В его голове крутился вихрь мыслей, но они, казалось, рассеивались в ничто, едва успев возникнуть, и оставляли одну лишь безыдейную пустошь. В такие ночи Анхелю казалось, что он тонет в океане собственного отчаяния. Парень находил утешение в мимолетных моментах общения с другими людьми. Эти короткие встречи были подобны солнечному лучу, пробивавшемуся сквозь мрак, порождая проблеск искреннего счастья. Но как только наступала ночь, Анхель вновь погружался в пучину собственных мыслей, поглощенный глубоким одиночеством, которое разъедало изнутри. Это было странно. Вот день: у Анхеля всё замечательно, он окружён вниманием тех, кто был ему дорог. Он счастлив: улыбается, любит, смеётся, но стоит солнцу укатиться за горизонт, и шёпот мыслей навязчиво твердит: "Это ненадолго", "Как быстро ты станешь скучным для них?" "Действительно ли они так же счастливы с тобой, как ты с ними?", внушая сомнения в искренности друзей и любимых Анхеля, и рождая в сердце неприязнь. Его мысли устремились к страницам историй, которые он мечтал написать. Но как он ни старался, слова не приходили, запертые в тюрьме его собственного разума. Глаза, некогда светившиеся надеждой и вдохновением, теперь несли в себе лишь отражение глубокого безразличия и скуки, вглядываясь в темноту над головой. А ведь всего пару месяцев назад этот человек был так пылок к жизни; слыша звуки мелодий в шелесте листвы, он находил любовь в лепестках цветов. Так он и лежал, как тень, слушая зимний ветер, что бил по окну, глуша звон тишины в ушах - бесконечный цикл, который Анхель так хорошо изучил за эти бессоные ночи. Уже второй час разум бесцельно блуждал среди еще не рассказанных историй, ища покоя на их страницах, стремясь вырваться из гнетущего чувства, что охватывало его. Несмотря на мириады персонажей и картин, проносящихся в его голове, в глубине души всё равно оставалась только пустота, о которой слишком долго не заботились ни человеческие прикосновения, ни общие мечты. По мере того как тянулось время, часы шептали "три" в ночной тишине. Он удерживал себя от этого состояния очень долго, хватаясь за каждую ниточку тёплых чувств, но всё же заклинило. Он устал. Устал таить за безразличным спокойствием всенодовольного мальчишку. Устал прятать подавленные чувства в мрачных рассказах. А вместе с этой усталостью угасла способность писать. Он перестал находить себе место. В попытках вновь ощутить что-то хорошее перерывал всю свою память, заключенную в коротких отрезках. Но находил лишь эпизод где он, стоя перед зеркалом, делал неуверенный шаг назад, когда довольную улыбку резко перекосила истерика после выпитого алкоголя. Он пил часто в последнее время. " Быть может, так мысли вернутся..?" Но так же, как ночной мотылёк, что бьётся лапками в лампочку безрезультатно и тщетно, Анхель не смог написать и пары строчек. Никакой пьянящий огонь не заполнял пустоту дольше, чем на пару минут. Чистый лист, на котором красовались лишь четыре слова, будто насмехались над писателем, так отчаянно жаждущим признания. Муза в коме, а Анхель вёл войну с самим собой, придерживаясь простой тактики: вливать и вдыхать в себя всё, пока не перестанет брать. Но не помогло. Ничего не работает. Писатель даже причинял себе боль самыми разными способами в надежде хоть на толику почувствать себя живым, но апатичная пустота продолжала заражать тело. Анхель метался из крайности в крайность. Он был загадкой для самого себя. С одной стороны, в нем бушевало пламя тоски - жажда нежных теплых объятий, товарищества и заботы, которые окутали бы его, подействовали как лекарство на уставшую душу. Но с другой стороны, он ненавидел любые попытки проникнуть в его мир, рассматривая такое вторжение как непрошеное посягательство на его глубоко личную тоску. Он разрывался между этими крайностями. Хрупкая душа колебалась между мольбой вырвать её из удушающей хватки отчаяния и отшатыванием при малейшем намёке на то, что ей хотят помочь или понять. "Почему ты говоришь одно и тоже, Айви?" "Рей, Почему так яростно пытаешься заставить меня обратиться за помощью?" "Уйдите. Провалиливайте. Клянусь, я в порядке, да уберите уже свои руки!" "Это всё раздражает. Я не нуждаюсь ни в ком из вас." "Нет...Нет-нет...Стойте! Не оставляйте меня одного. Я не могу так. Кто-нибудь, обнимите меня, прошу." "Я хочу, чтобы вы были рядом. Я не знаю, кто я без вас" Анхель был как анорексик. Изголодавшийся по вниманию, но как только он получал его, то сразу подступала тошнота, заставляющая кричать "Оставьте меня", и продолжать мучиться голодом. Он не хотел говорить никому о своих проблемах. Он хотел чтобы прочитали по глазам и произведениям, что писатель создавал. Ведь для него это не просто слова, чтобы сказать "я люблю тебя" или сказать "ненавижу". Не просто рассказики с мрачным концом. Это большее. Это было самой сутью его существа, сложным гобеленом, сотканным из нитей тоски и мечтаний, терпеливо ожидавшим, пока проницательные глаза обладателей отзывчивых сердцец расшифруют его истинный смысл. На часах пробило четыре утра, когда Анхель полностью окунулся в свои мрачные мысли, погрязнув в этой хтони. Он встал с постели и медленно побрел в сторону кухни, иногда опираясь на стены, когда взор переодически перекрывала мерцающая тьма. Взяв в руки пергамент и чернила, Анхель, сам не зная зачем, застыл перед окном, выискивая взглядом давно покинувших эти края птиц. Но за стеклянной поверхностью лишь кружил снег, хороня под собой природную красоту. Быть может, вы подумали, что вот он - момент, когда юноша вновь обретёт ясность мысли. Получит неожиданный прилив вдохновения, которое так искал. Но это не так. Ничего не изменилось. Внутри всё ещё зияла чёрная дыра, поглощавшая даже намётки идей, а вместе с ними желание существовать. Когда уныние в очередной раз захлестнуло его, словно неумолимая волна, дрожащие пальцы писателя уронили бумагу и перо, а затем нащупали холодную сталь ножа, валявшегося на столе. Глаза Анхеля обыскивали окружающее пространство, как у умирающего, ищущего утешения, однако не находили ничего, кроме всё той же оглушающей тишины: ни шепота поддержки, ни такого желанного прикосновения. Анхель сам не понял, как это сделал. Не понял, когда вонзил холодную сталь под бледную кожу. Лишь острая вспышка боли позволила осознать содеяное. Писатель медленно опустил взгляд на рану. Это был момент жестокой иронии. Юноша, чьи ноги уже начали подкашиваться, был очарован алой кровью, разливающейся по телу. Каждая рябь и изгиб, каждый тонкий градиент от темно-бордового до почти черного цвета казались неземной красотой, которая не соответствовала своем ужасному происхождению. В этот миг жизнь перетекала в искусство, а искуство перектекало в погибель. Юноша улыбнулся. Вот оно. Вдохновение. Голова закружилась от "счастья", и Анхель рухнул на пол. Пока сознание не покинуло тело, он полз к брошенным листкам, чтобы написать хотя бы несколько строчек. Парень строчил, пока рука была способна удерживать перо, выводя поистене неповторимые слова. Жаль, что никто их не увидит. Дрожащие пальцы выронили письменную принадлежность. Стекленеющий взгляд обратился к окну, рассматривая небо, усеянное тысячей звёзд. Раньше Анхель не замечал их. Метель бушевала всё также, но в далеке пролетела стайка ласточек. Нет, не потеплело. Просто к писателю вернулись мысли. Анхель улыбался, когда безвозвратно засыпал с новосозданным шедевром в обнимку.