(С)нежные Предвестники

— …так, говоришь, в Натлане пока ситуация неизменна? Думаешь, её в нашу пользу обратит помощь Мурате, а не… — Уверен. Я знаю её довольно хорошо, чтобы понимать, как с ней вести дела. — Капитан, я всё понимаю, ты мыслишь своими категориями. Мурата, может, и воин, ты можешь надеяться на понятия о чести, которые вы неведомым мне образом разделяете, но… Капитано выдохнул: в холодном воздухе личного кабинета Пьеро повисло облачко пара. — Но? — Но она божество, нельзя им так слепо верить. — Так ты глаза бы хоть когда при Царице от полу поднимал, великий слепой. — отчего-то не преминул уколоть первый Предвестник и Пьеро сильнее побелел с лица, уж на что и так не чернявый был. — Говори, Капитан, да не заговаривайся. — кое-как ответил он, отвернувшись. — Мурата — другое совершенно. Ты ей не слуга и не… Из чести одной она за помощь тебе гнозис не отдаст. — Она могла бы. Вопрос в том, какую я окажу Натлану помощь… — Обдумай и иной план. — резковато прервал его Пьеро. — Не тороплю. Веди всё так, как ведёшь, ты, благо, не Чайльд, я охотнее поверю, что ты не положишь, не выяснив деталей, сотни человек, как он в Ли Юэ. — Не напоминай, прошу. Сразу шею свернуть мальчишке хочется. — процедил Капитано сквозь зубы, силой мысли только подавив волну уже очень-очень много времени душившей его очень человеческой неприязни и злости. — Как скажешь, подумаю. Только уж прости, мотаться всякий раз из Натлана сюда больше не стану. Признаться, еле доехал. — Дорога никак тебя смущала, непобедимый воин? — только что рассерженный, глава Фатуи усмехнулся на миг. — Не дорога, а то, что я каждый раз глаза закрывал и думал, открою ли. Толку с адъютанта моего, Фёдора, как с постриженной овцы ещё шерсти, ладно хоть перевязки класть научился мальчик. — Зато болтает за десяток таких, как он. — Повзрослеет. А если нет, то долго держать возле себя не стану, найдутся ему работы по уму. — Аккуратнее будь. Я о том, что он там тебе перевязывал, чем бы то ни было. Нечего в разъезды, пока хоть малость не заживёт. — Не перезаботься. — спокойно ответил Капитано. — Не сугроб, не растаю. И не такое заживало. — А всё же последуй совету моему. Ладно, иди. — Советчик… Иду, уже ушёл. — Капитано, не утруждаясь тем, чтобы приладить маску на крепления, просто забрал её с собой и пошёл к двери. Вот только, выходя едва, удивлённо поднял брови: пустовавшая всё время до того комната-преддверие кабинета вдруг оказалась не так уж пуста. Сонно потерев глаза, на него воззрился Делец. Смешной так рано поутру — Капитано-то прошёл к Пьеро так, как явился, ещё недавно рассвет отошёл, когда они увиделись. Несколько часов, правда, говорили, но все в Заполярном дворце уже волей-неволею знали, что господин Панталоне в такое время вставать не любитель. Сидел, похожий на недовольного воробья на морозе, кутался в… Да что бы то ни было, в одежду свою. Очки, сдвинутые наверх, приподняли и растрепали чёлку и вот такой, забавный и нелепый, Панталоне отчего-то всё ещё был вполне смотрибелен. По-своему очень даже хорош. — Приветствую, Делец. — Капитано кивнул, глядя не совсем на девятого Предвестника, а чуть-чуть в сторону от него. Панталоне прохладно улыбнулся и надменно легко прищурился, даже не удосужившись надеть нормально очки. — Капитан. Какая встреча. Что же это вы вдруг почтили нас, недостойных? Надоело в Натлане утешаться? Так кто ж вас, друг мой, здесь-то разутешит… — А чего же, Панталоне, на яд-то исходите вы? — Капитано шагнул навстречу, несколько нервирующе нависая над сидевшим коллегой. Тот вставать не стал (всё одно бы с Капитано не сравнялся), но смерил его таким взглядом, что иного человека бы и до мурашек пробрало. — Да вас вижу и слов других нет. — высокомерно обронил Делец, а потом отвёл взгляд, щурясь куда-то на дальнюю стенку. Странно как-то было так с ним говорить. Но он как будто сам всем видом своим… — Постойте, а с кем это, по вашему мнению, «утешался» я на войне-то да в полевых лагерях? — Да с Муратой этой вашей или с кем, мне почём знать! Это вы мне, Капитано, ответьте, с кем вы там… — Панталоне вцепился в какую-то папку, которую держал на коленях, а мгновение спустя охнул и отнял руку от неё, поднял и сразу прикусил слегка указательный палец, кривя губы. Капитано обнаружил себя держащим его за руку одной своей, а второй приподнимающим голову Дельца так, чтобы тот опять на него посмотрел. — Да ты что. Случилось чего? — …порезался. — сознался Панталоне несколько долгих секунд спустя. На его красивом до ужаса лице всё ещё лежала печать лёгкой скорби. — То ли бумагой, то ли ещё чем… Закладки там есть острые, металлические. — Вот ведь горе моё. — Капитано посмотрел на чужой палец. Небольшой порез, алея ровно на подушечке, почти не кровил, но и правда выглядел болючим, хоть и безвредным, как все порезы от бумаги. — Пойдём, мне всё одно нужно. Обработаем тебе это. — Никуда я с вами не пойду! И… И не болит оно. — А мне так спокойнее будет. — выдохнул Капитано, наклоняясь ближе и касаясь губами лба Дельца. — Знать, что ты не будешь тут кривиться да думать, как одинок и брошен всеми. — Да сдались мне ваши… Твои «все». — хмыкнул Панталоне почти что с горечью. — По полгода ни слуху ни духу, а появляешься и сразу же ругаемся, да что ж мы как… — Ну что ты, где ж учат вас, красивых таких, ревновать-то? — Капитано полуулыбнулся, глядя на Панталоне с почти совсем не затаённой нежностью. Вот ведь упрямый, хотя и мягкий такой, сам-то же не воин совсем, не как он. Боли не знает, не любит, боится даже. Про банк Северного Королевства говорили, что его настоящее богатство — кровь и слёзы. Метафоры все эти Капитано оценить способен не был, потому что Панталоне, которого знал он, был слишком вежлив и корректен даже в самых отвратных ситуациях с самыми отвратными людьми. Если уж кто бы и заплакал от общения с ним, так это кто-то, кто понял бы все тонкие шпильки, которыми иногда пребольно девятый Предвестник мог ткнуть в беседе. Вот только кровь.? Да он в жизни, кажется, никого даже не ударил (Капитано бы для него убил любого, а самому Панталоне ни к чему было заниматься тем, чего он так яростно не любил в своём убеждении, что со всяким можно договориться на свои условия). Слова кровь пустить не могли. Деяния — да, только деяния остаются на совести содеявшего. Чернить ими Панталоне он не собирался и не дал бы. Глупо было видеть в Предвестнике Фатуи нежный да безгрешный светоч-идеал. Наверное, очень глупо, только виделось так Капитано и всё тут. Даже если он знал, что нет никакой безгрешности в окружающем их мире, нет вообще ни в ком и быть не может, уж тем более среди них. Тут, в Снежной, все или в копоти горелой по локоть да по колено были, или в крови… Ему, наивному идиоту, хотелось, чтобы он мог над всем этим Панталоне взять да удержать. — О чём ты думаешь? — Делец опять прищурился. Капитано, хмыкнув, аккуратно сдвинул его очки на положенное место. — Такое лицо, как будто призраки какие-то тут. — Глупости разные в голову лезут. — голос сам собой снизился, пропал, став шёпотом. Капитано уже не наклонялся сверху — опустился по-рыцарски на одно колено и узкие тонкие ладони Панталоне обхватили его лицо с уверенностью владельца. — Ну какие же это? — Да о тебе всё. — Капитано наклонил голову чуть, повернул в сторону и тронул поцелуем середину ладони Панталоне. Улыбка опять сама собой нашла на губы. — Что же не о Мурате твоей или этом, как его… Варка? — имя магистра Ордо Фавониус у Панталоне вышло выговорить так, как будто он ругался, честное слово. — Да дались тебе они все. Если я с ними разговаривал более минуты — всё, уже у тебя душа не на месте? Куда я от тебя… — шепнул совершенно искренне Капитано. Что ж, если Панталоне полагал себя владельцем-собственником, то отчего нет. Совсем ведь и не был неправ. — Правда, только с ними ты так по полгода общаешься. Подцепил себе в Фонтейне и рад стараться… А эта? Пиро Архонт, ну… Где она, а где я? И, главное, где ты. — полусмущённо выдал Панталоне и Капитано уже совсем заулыбался. — Я помню, конечно, что тебя неравенство людей и богов всегда тяготило, но не настолько же, Лоне. — мягко проворчал он, высвобождаясь головою из рук Девятого и утыкаясь лицом же ему куда-то в живот. Панталоне мягко-мягко взволнованно выдохнул, чуть нахмурив да приподняв красивые брови и жмурясь, и, снова положив ладони на виски Капитана, чуть сильнее прижал его к себе. — А что, не хуже я твоей Мураты? — Лучше. — Капитано только на несколько секунд приподнял голову и обратно ткнулся в мягкое, тёплое да живое. — Лучше. — проворчал уже так, не отрываясь. — Пойдём? Пьеро ведь ругаться станет, скажет, что мы в его комнатах бесчинствуем… — Да Шут и сам хорош. Но хочешь — пошли. В лагере, думается мне, уже и палатки все прогрелись, утром огонь ещё разводили. Я тебя напою чаем, тебе польза. Руки ледяные. — Капитано снова улыбнулся, прямо-таки разнеженным котом глядя. — Что же ты делаешь со мной, Лоне, кем я буду что с тобой, что без тебя, не приведи Архонты… — Ш-шш. — затянутые в перчатку пальцы легли поверх губ величайшего воина Тейвата и тот покорно замолк. — Тише. Волнуетесь, Капитан, и волнуетесь зря. Я никуда деваться не собираюсь. Кому же я оставить могу… Такого вас? Молчите, молчите, не говорите ничего. Он улыбнулся, отнимая пальцы от лица Капитано, а мгновением одним позже тот чуть приподнялся и поцеловал — мягко, хоть и будто бы властно. Отстранился, шепнул: — Не плохо делаю? — Хорошо. — отозвался Панталоне, сам отыскивая ещё поцелуя. Они тихо всё это делали, конечно, чтобы не потревожить морозной тишины Заполярного. Делец кутался и сквозь поцелуй в удлинённый пиджак, одолеваемый желанием сохранить тепло, что разделил с Капитано. Это не осталось незамеченным. Не более чем пару часов спустя он отогревался уже в походном шатре Капитано с чашкой горячего, даже дымящегося чая. Сам Первый, сидя рядом, тихо да гулко выговаривал ему за слишком холодную одежду да за неаккуратность, да как он волноваться будет, ежели вот такого Панталоне оставит, отбывая в Натлан на войну. А потом уже не говоря вовсе, а прижимаясь к нему, тёплый и большой, да целуя под одеждой плечи и ключицы. — Чайльд смеётся всё, что я трус и воевать не могу. Так жаль. Я бы с тобой мог уехать тогда, а так… Непригоден. — Панталоне покачал головой, улыбаясь беспечально, хоть и в глазах его читалась грусть. — Не жаль. Я для тебя все войны оборву, Лоне, хочешь? Раз и навсегда никому головы не дам поднять, ты хоть словом дай знать. Тейват тебе оставлю. — Глупый ты, Капитан. — Делец хихикнул, прикрывая лицо чужой огромной чашкой и делая ещё глоток. — Не нужно мне ничего. Ты только сам вернись, а больше и не прошу.