Belle Dame

Belle Dame, я услышал, что так говорят в Фонтейне. Был там… Там каждой второй говорят это их «belle dame». Странные — нет, не в том дело, что они все некрасивы. Дело скорее в том, что я сам упрям. Мне на них смотреть казалось как будто бы пыткой. Может, я так привык только к тому, как красивы Вы? Может, под маской могу я увидеть больше, чем если лица открыты… Право слово, не тайной ведь и слепой не проглядит красоты. Впрочем, другая традиция — славная. Думаю, в духе того, на что я готов, лишь бы Вы улыбались. Belle Dame в стране росы придумали присягать; да, верно, именно: присягать, как военные. Верность Её Величеству мог ли бы я предать.? Знаете, мог бы. Если бы Вы сказали мне, даже без слов, лишь жестом — я бы пошёл против всех, кто Вам неугоден был. Я бы для Вас повернул небосвод, я б сорвал с него звёзды, я бы светила все к Вашим ногам сложил. Это, пожалуй, наивно и глупо, я не мальчишка, чтобы в любви изъясняться; если неловко Вам, стыдно или ещё чего — Вы не читайте, сожгите, забудьте, моя Вы славная… Я ничего не прошу. Это было… Давно, сказать надо было давно. Но и у сильных есть слабости, и сильные могут чего-то бояться… Я же, сознаюсь ещё (хоть так без страха), храню всё цветок, что Вы мне однажды вложили в ладонь. Совсем уж с ума свихнулся. Даже тут, во владенье огня и войны, я смотрю на бутон (я ношу над сердцем его) и думаю: как бы было, если бы я вернулся? Если бы… Как бы было, если бы… Кто-то ждал? Я покорно прошу прощения. Знаете, даже думаю, было бы легче, не получи Вы это письмо. Может быть, я вернусь и скажу всё Вам сам… Или нет? Да к чему Вам оно. Ладно, будет уже. Только зря Ваше время, наверно, отнял. Не знаю. Мне кажется, это всё очень уж, слишком чудно́… Даме прекрасной на верность я присягаю. Будь мне свидетель извечный огонь и лёд… Слово, Belle Dame, дано.