Слепота

Туман, пелена и иллюзия ясности ума — три вещи, которые преследуют Лу Гуана и по сей день. Который это был хлопок? На ладонях уже мозоли, но остановиться невозможно, видя, как тело в руках снова и снова испускает последний вздох. Всё как в первый раз. Шум, словно исходящий не из этого мира, и кровь, что чудилась ему везде. Этому нет конца. Да чего скрывать, он даже не помнил, когда всё это началось, и сколько было попыток закончить. Это превратилось в сансару. Замкнутый круг, грани которого не разорвать. И он стоял посреди этого круга. Абсолютно один, наполовину мертвец. Усталость и постоянный стресс. Иногда в бреду ему виделись несчастные глаза Чэн Сяоши, заставляющие его сердце сжиматься, а мысли ещё больше путаться. Тот будто догадывался обо всём. О том, что уже давно мёртв. Вот только жалел он отнюдь не себя. За терзаниями пришла странная, но уже привычная опустошенность, когда чужие ладони легли на плечи и требовательно надавали. — Лежи. У тебя ведь рана, — его обеспокоенный голос прорезал пустоту и растворился, оставив после себя горький осадок. Шум никуда не уходил. Лу Гуан вновь подскочил на больничной койке, очнувшись от очередного кошмара. Огляделся — пустая палата, а в коридоре слышно только медсестру, которая цокала чаще, чем её каблуки по кафелю. Он устало вздохнул и лег обратно. Когда же всё кончится… Ему казалось, что он снова делает что-то не так. Прострация и апатия накрывали его, когда он думал об этом. Он бы предпочел быть пронзенным ножом ещё хоть десять, хоть двадцать раз в обмен на тишину. Тишину в своей голове. Вошла медсестра, поцокала языком, каблуками, оценила его состояние на минус один из десяти и посмотрела на него так, будто готовилась сожрать. — Кишки вылезут наружу и будут торчать из твоего живота, если ты ещё хоть раз встанешь с постели, — отчётливо проговорила она, даже ни разу не цокнув. «…а если не вылезут, я их тебе сама протащу через ж…» — мысленно закончил Лу Гуан и сжался на койке. Страшная женщина, удовлетворенная произведенным инфарктом, зацокала к следующему пациенту. Вероятно, чтобы провести такую же профилактическую процедуру. Она работала на всех, кроме Лу Гуана. Несмотря на страх и предостережения, он, постоянно что-то делая, отсчитывал секунды до наступления того самого часа. Перед его глазами маячила цель, к которой он двигался любой ценой, падая и поднимаясь вновь. И так без конца. Он мог разорвать этот порочный круг. Мог оставить всё позади и зажить заново. Но не хотел. Он не хотел существовать в том настоящем, где не было Чэн Сяоши. Поэтому принял решение, во чтобы то ни стало всё исправить. «Не пытайся изменить прошлое» — прозвучали собственные слова, напоминая ему о том, какой же он всё-таки лицемер. Когда все ушли, когда свет в больнице погас, Лу Гуан, держась одной рукой за живот, опустился босыми ногами на пол. Посмотрел в окно, сделал глубокий вдох. Ещё один раз. Ещё один.. «Это будет последний» — утешал он себя. Взмах, удар. Стекло разбилось вдребезги. Он сорвался с места и как мог бегом закрылся в шкафу, затаив дыхание. Оперативники за дверью тут же закопошились, стали звать, кричать. Идиоты. Им не хватило ума проверить всё как следует. Сразу кинулись бить тревогу. Лу Гуан слушал это с ироничной усмешкой. Как же тяжело быть таким умным… И сбивая ноги в кровь, он побежал. Знал, что Чэн Сяоши последует за ним. Знал, что случилось, и что будет потом. Он знал слишком много. Столько, сколько человеку знать не положено. За что и поплатился. Он потерял смысл всего. Он не разбирал, в каком теле оказался. Он видел только цель — девочка с розовыми волосами (которая на самом деле мальчик). Это был ещё один пункт в сюжете. Его нужно было пройти и двинуться дальше, дальше.. — Стой! — крик Чэн Сяоши не достиг цели, но пальцы смогли. Хватка на запястьях оказалась слишком болезненной, а тротуар слишком жёстким, но всё это мигом стало неважным. Он вырвался и определил. Схватил цель. Дело осталось за малым. *** Кровь скатывалась по ножкам стула, к которому он был привязан. Она пропитала одежду насквозь, он ощущал её везде, будто всё его тело стало липким и грязным. Но это можно было перетерпеть. Всё можно было перетерпеть ради будущего… Будущего, которого он сам себя лишил, окунувшись с головой в этот бурлящий поток де… Сложных обстоятельств. Появился тот самый розоволосый любитель женских париков и закатил свои бессмысленные речи. Лу Гуан сжимал челюсти до скрипа зубов и пытался не грохнуться в обморок, при этом ещё умудряясь понимать значение его слов. Где-то в середине монолога фламинго наконец-то понял, что ещё чуть-чуть и слушать его будет некому. Бурча под нос ругательства, он взял какие-то тряпки и начал изображать из себя врача, отнесясь к этому делу так пренебрежительно, что цокающая медсестра за такое выдрала бы ему его розовые волосы вместе со скальпелем и остатками мозгов, если таковые у этого существа имелись. Какими-то махинациями ему таки удалось остановить поток вытекающей плазмы и стремительно убегающих из организма эритроцитов, но к тому моменту нервная система Лу Гуана вкупе с анемией послала всех в баню и отгородила сознание несчастного беспамятством. Последнее, что слышал Лу Гуан, был крик. Душераздирающий. Пелена поглотила его прежде, чем он успел понять, что крик этот рвался из его глотки. *** — Эй, новенький! Чего отсиживаешься? Нам не хватает игроков в команде. Не хочешь пойти? Лу Луан дернулся, когда его вырвали из философских размышлений. Дымка важной думы рассеялась, и перед глазами предстала до дыр знакомая картина: баскетбольная площадка, окружённая деревьями, дома вдали и здание, которое мозолило зеньки всем студентам — колледж. Только одно никак не вписывалось в общую композицию. Ни с того ни с сего здесь нарисовалась смазливая физиономия, что улыбалась ему во всех тридцать два, и в чьих глазах так и плясали огни неподдельного дружелюбия, будто после двух-трёх стаканчиков лишнего. Это миленькое личико Лу Гуан припоминал. Кажется, его звали Чэн Сяоши. Главная оторва района. Только такой, как он, мог беспардонно подойти к незнакомому человеку с хмурым, сосредоточенным мурлом, выглядящим максимально интровертно, и позвать его куда-то. Лу Гуан перешёл в этот колледж недавно и ещё не успел завести новых знакомств (да и не особо-то они ему были нужны), и тут к нему прикатил этот красавец, спортсмен, который своим нехилым телосложением и харизмой привлекал взгляды девушек и.. не только девушек. И Лу Гуан, засмотревшись на это улыбающееся личико, почему-то не смог ему отказать. Надо сказать, он часто приходил на площадку и следил за игрой. С Чэн Сяоши это всегда становилось захватывающим зрелищем. Он был шустрым, умел работать в команде и не орал на участников в случае их провалов. За ним было приятно наблюдать, а играть с ним оказалось ещё приятнее (и не только на баскетбольной площадке). После насыщенной битвы, когда вдоволь набегавшиеся студенты разошлись кто куда, обсуждая какого-то Ван И, а если переводить с китайского на русский — Ваньку, который снова «заруинил катку», на площадке остались только Лу Гуан и Чэн Сяоши, по неизвестной причине до сих пор ошивающийся рядом с ним. Наконец он прервал тишину: — Хорошая игра была, правда? Лу Гуан посмотрел на него с лёгким прищуром: — Ты пасовал в основном мне. Чэн Сяоши заулыбался, а потом глянул на него как-то чересчур серьёзно: — Каждая моя передача означала доверие к тебе. И в этой жизни найти партнёра, что достоин доверия — огромнейшая редкость. Тут-то Лу Гуан и понял. Эта игра была для Чэн Сяоши чем-то бо́льшим, чем просто развлечением. *** Где-то совсем рядом прозвучал взрыв. Лу Гуан машинально вскочил на ноги, огляделся и, нахмурившись, потёр виски. Кругом стоял этот невыносимый шум, а в нос забивал запах гари. Из увиденного он понял, что ни шиша не понял. Место ему было незнакомо. Это точно был город, а он стоял посреди оживленной улицы, но в памяти не было этого пейзажа. Он даже не мог сказать, был ли это его город или какой-то другой. Но Лу Гуан точно сообразил, что его по безграничной милости судьбы закинуло в какой-то временной отрезок. Но почему? Неужели он нарушил ход событий, пока путешествовал в прошлом? Нет, этого не могло произойти. Он всё делал точно по плану, ни разу не отклонившись от заданного пути. Значит, дело в чём-то другом. Вместо бесполезных размышлений он решил пройтись по улице. Хотя это тоже не было лучшей затеей. Тело слегка шатало, а он всё также был босиком и шипел каждый раз, когда всё подряд царапало ступни. Но не это главное. На каждом шагу раздавались всё новые и новые взрывы, в ушах стоял звон, а в нос продолжал забивать запах гари. И каждый раз он оглядывался по сторонам, и каждый раз всё было таким же целым и невредимым. Все дома на месте, ниоткуда не шёл дым. Помимо него по улице ходило много других людей, чьи лица были размыты, что он сослал на временное помутнение зрения из-за нагрузок и потери крови. Они не обращали никакого внимания на постоянные взрывы и словно не замечали юношу, который босиком ходил по асфальту мимо них. Лу Гуан не мог различить выражения их лиц, но он слышал их смех и праздные разговоры, сливающиеся в единую какофонию с бесконечными ударами. В какой-то момент он упал, хватаясь руками за голову. Шум становился всё невыносимее, а из-за гари становилось сложно дышать. В глазах потемнело, и он не увидел, как несколько людей в буквальном смысле слова прошли сквозь него. А когда зрение к нему вернулось, перед ним уже лежал Чэн Сяоши. Устремив взгляд в никуда, он что-то шептал, протягивая к нему окровавленную ладонь. Лу Гуан не мог разобрать слов из-за звона в ушах. В голове творился хаос, отчаяние поглощало его без остатка. Он схватил его ладонь своей, которая тут же стала красной. Его трясло, Чэн Сяоши бился в конвульсиях вместе с ним. А потом замер, испустив последний вздох. Умер. Лу Гуан уже не мог кричать. Он смеялся, безумно, дико. И люди проходили рядом и смеялись о своем. А кто-то рыдал в стороне, другой злился, третий… Третий просто спешил на работу или куда-то ещё. Жизнь шла своим чередом. И только для Лу Гуана она остановилась. В этом мирке, который был заключён в кровавый круг. Он лежал на асфальте, обнимая бездыханное тело. А потом не стало и его. Он был абсолютно один. Рядом ходили люди, лица которых были размыты, потому что они не интересовали Лу Гуана. Он не пробовал никого окликнуть, попросить о помощи, даже протянуть руку за грани очерченного круга. Он лежал, пока не наступила тишина, пока не пошёл дождь, и люди не разошлись по домам. Он встал, и перед глазами всё снова поплыло. Пейзаж изменился. Теперь он был в знакомой комнате, в мертвенности которой беспристрастно тикали часы. Лу Гуан обессиленно сполз на пол. Его всё ещё трясло. Раны остались в прошлом, но тело содрогалось от фантомной боли. Его руки были чистыми, но он продолжал видеть на них кровь. В своём гордом одиночестве он сходил с ума. Лу Гуан прекратил общение даже с Цяо Лин. Девушка понятия не имела, чем он тут занимается дни напролёт. Когда его отпустило, он доковылял до дивана и плюхнулся, переводя дух. Его положенные двенадцать часов на сегодня иссякли. И что ему делать теперь? Как скоротать время? Он не знал. Он ходил по комнате, не находя себе места, не ел и не пил. Только и думал о том, что будет делать в следующие двенадцать часов путешествия в прошлом. Он не видел настоящего, не мог заглянуть в окно и полюбоваться простыми вещами. Без Чэн Сяоши всё это было ничем. И это происшествие только больше подстегнуло его. Пусть раньше не происходило таких сбоев, но даже такое обстоятельство не могло остановить его и заставить задуматься. И на следующий день он продолжил. Его тело в настоящем всё больше умирало, а разум трескался и распадался на бесчисленное множество осколков. Узнай мёртвый Чэн Сяоши, что Лу Гуан из-за него так носится, убил бы себя ещё раз. Но Чэн Сяоши из прошлого ничего этого не знал и был счастлив, как может быть счастлив человек, у которого что ни день, то старый мордобой с новым наемником или просто психом. Вот и в этот раз он заламывал руки очередному убийце, при этом в его глазах не было того бессмысленного огня адреналина, в них сверкала только холодная расчётливость. Его стратегическое мышление нельзя было отрицать, как и преуменьшать способностей в боевых искусствах. Он был отличным союзником, драться с ним плечом к плечу было одно удовольствие. И мучение быть напротив… Лу Гуан одёрнул себя от желания потереть свою многострадальную скулу. Быстрее пробежавшись по всем “пунктам”, он оказался в знакомом тоннеле. Под ногами были рельсы, в любой момент мог поехать поезд, но все были слишком увлечены друг другом, чтобы задумываться о таких незначительных вещах. В тоннеле развернулась целая драма: розоволосый парень защищал свою розоволосую сестру и орал на Цян Джин, мужика с волосами цвета болотной жабы, а рядом стоял его помощник и тоже орал. Просто на всех. Посреди этого месива был Чэн Сяоши. Единственный с нормальными волосами и в целом единственный (относительно) адекватный человек. Он не орал, потому что не знал, на кого. Лу Гуан был подле него и оценивал обстановку, как оценивала его состояние цокающая медсестра — минус один из десяти. А, ну ещё не стоит забыть про Цяо Лин. У неё тоже были нормальные волосы. Она стояла где-то в стороне и просто пребывала в осадке от происходящего. Наконец, когда всем надоело орать, Болотная жаба (Цян Джин, но будем звать его так) вспомнил, что у него вообще-то имеется пистолет. Сначала он выстрелил в своего помощника, чтоб не втыкал, потом в розоволосую сестру фламинго, от чего ни в чём не повинная девушка упала с широко раскрытыми глазами, харкая кровью, и хотел прикончить Цяо Лин, но героический герой Чэн Сяоши под полный страха возглас Лу Гуана рванул вперёд. Мужчина мигом сменил цель, повернувшись и наставив пистолет на него. Выстрел. Юноша упал. Сердце Лу Гуана ёкнуло. В висках застучало. Он уже проживал этот момент, он знал, что Чэн Сяоши не умрёт здесь, но все мысли спутались. Его и так застеленный пеленой разум совсем померк. Потеряв контроль, он рванул к Болотной жабе. Тот хотел и его прибить, уже направил пистолет, но пуль в нём не оказалось. Взбешённый Лу Гуан тут же схватил его за руку и повалил на рельсы, с воплями и неистовой яростью нанося удары по его физиономии. Завязался мордобой. Чэн Сяоши поднялся, держась одной рукой за бок. В последний момент он успел уклониться, пуля прошла по касательной, разорвав только одежду и верхние ткани. Хотя приятного всё равно было мало, он, терпя боль, ринулся помогать Лу Гуану. У того рана зажить не успела, он дрался на последнем издыхании, держась на ногах только благодаря бурлящей в крови злости. Пока они вдвоем отвлекали жабу, Цяо Лин вместе с фламинго зажимали дыру в груди розоволосой девушки. Конечно, спасти её не удалось. Истекающие кровью Лу Гуан и Чэн Сяоши тоже не были особо эффективны против здорового и крепкого мужика. Тяжело дыша, они поднимались с трудом, но смогли дотянуть до прибытия подкрепления. Капитан Сяо появился очень вовремя, с орами кинувшись на Болотную жабу, который приходился ему бывшим (конец предложения) другом. По счастливому стечению обстоятельств поезд не поехал. Видимо, судьба решила быть к ним благосклонной впервые в жизни. Не успел Лу Гуан об этом подумать, как голову пронзила острая боль. По ощущениям он упал. Приглушённо, как из-под толщи воды доносился взволнованный голос Чэн Сяоши. Но вскоре он перестал его различать. Открыв глаза, Лу Гуан очутился уже в знакомом месте. Это была та же оживленная улица, названия которой он не мог припомнить. Только здесь что-то изменилось. Нет, люди продолжали ходить с размытыми лицами, вот только… Тишина. Он ничего не слышал. Даже своих мыслей. И это напугало ещё больше. Чувство, будто его выдрали из собственного сознания. Он находился в каком-то вакууме. Пустота давила на него со всех сторон. А потом всё замелькало. Все события прошедших дней и тех, которые ещё не свершились, или тех, которые могли бы свершиться. Он всё это видел. Всё это знал. И знание это разрушало его всё больше. Он боялся. Боялся снова увидеть Чэн Сяоши, захлебывающего в собственной крови. Боялся увидеть себя, беспомощного и никчемного, смотревшего пустыми, как у мертвеца, глазами. Боялся настоящего. Чэн Сяоши предстал перед ним. Живым. Он вальяжно развалился на диване, кидая заигрывающие взгляды, и выглядел таким безмятежным, как… Как впрочем и всегда. — Ты помнишь? — спросил Лу Гуан, подсаживаясь к нему. — Во-первых, у тебя двенадцать часов. Во-вторых, делай так, как я говорю. В-третьих… — Не менять прошлое. — И будущее. И собственные слова потонули в потоке других оборванных фраз. — А? Лу Гуан, ты жив что-ли? — Чэн Сяоши стоял и пускал сопли на пороге больничной палаты, в которую его позвали оперативники, дабы обсудить план действий. — А что? Разочарован? — хмурое мурло высунулось из-под одеяла. — Да я же не о том! — попытался оправдаться Чэн Сяоши и на радостях подскочил к постели. — Кыш! Я отдыхаю, — мурло, но уже не такое хмурое залезло обратно. Лу Гуан взвыл. Пальцы заскребли по асфальту. Или это был не асфальт? Он уже не разбирал, где находился. — Ну а о путешествии в прошлое можете и не мечтать, все уже произошло, и этого никак не изменить, лучше живите настоящим, смотрите в будущее, — раздался голос Чэн Сяоши. Это был голос того, кто бился в отчаянии, кто был в прошлом и, пытаюсь его изменить, терпел неудачи раз за разом. Голос того кто, потеряв близких, пройдя сквозь страдания, смог зажить заново в настоящем мире с настоящими людьми. Лу Гуан всегда звал его болваном. Да, он зачастую вёл себя как ребёнок, был безрассуден и импульсивен, но действительно ли он являлся этим самым болваном? Или может болваном был этот гений, решивший переписать прошлое. Лицемер, который другим говорил не делать этого, а сам отринул собственные убеждения. Он обязательно попросит прощения. Но только после того, как… Всё исправит. *** Лу Гуан сидел за столом с Цяо Лин и Чэн Сяоши. Они наконец-то увидели человеческую пищу после всей мутотени, что свалилась им на головы. Хотя, по правде сказать, ел один Чэн Сяоши и, возомнив себя мамочкой, заставлял есть других. В мыслях Цяо Лин всё ещё пребывала та розоволосая девушка, её слезы и дрожащий голос. Последние слова, которые она сказала своему брату. Ему было тяжело. Где-то там он лежал у её могилы и безостановочно рыдал. И она всё думала об этом, из-за чего кусок не лез ей в горло. Но с ней было проще. Это вот Лу Гуан упирался рогами и всё смотрел куда-то в стену или даже сквозь неё. Есть не хотелось совершенно. Наоборот, ему казалось, что еда выйдет из него вместе с кишками. Как кстати вспомнилась цокающая медсестра. — Лу Гуан, ты мёртвого задолбишь, давай ешь. Ты вообще себя в зеркало видел? На фразе «мёртвого задолбишь» тот невольно дёрнулся и ненадолго вышел из своих мыслей. Чэн Сяоши посмотрел на него, приподняв бровь. Дальнейших объяснений не последовало, и он вздохнул, оставив попытки накормить бедолагу. А Лу Гуан всё думал. Он смотрел пустым взглядом в никуда, а в мыслях крутилось: «что-то не так». «Что-то» — мягко сказано. Не так было всё. Не так было то, что он полез в прошлое и начал устанавливать в нём свои порядки, нарушая ключевой момент — смерть. Готов ли он был заплатить цену за такое грубое нарушение правил? Конечно, нет. Но ему было совсем не до этого. Он уже привык, что каждый раз, когда перемещался в прошлое, оказывался на той улице, которая заставляла его страдать всё больше и больше. Привык к слабости и такому истощению, что он не мог доползти до дивана и просто засыпал на полу. Привык к невыносимому шуму и резкому наступлению тишины в своей голове. Привык… Говорят, человек может привыкнуть ко всему. Но разве это хорошо? Нет. Это слишком жутко. Как маньяк привыкает убивать, так и Лу Гуан привыкал жить в замкнутом круге. И всё ради того, чтобы проснуться в настоящем и увидеть рядом с собой смазливую физиономию, что улыбнулась бы ему во все тридцать два, сверкая пьяным блеском своих глаз… *** Лу Гуан не понял, в какой момент это произошло. Он продолжал путешествовать в прошлом и, вновь очутившись на «оживлённой» улице, просто заснул на асфальте, а проснулся уже в своей комнате на полу. Ничего странного в этом не было, просто его двенадцать часов на сутки иссякли, и он бы продолжил спать, если бы не… Скрип двери. Неужели воры? В его-то положении… Лу Гуан вздохнул и невольно сжался. Если раньше благодаря Чэн Сяоши, который не давал ему сохнуть, он мог без особых затруднений укладывать на лопатки всяких чушпанов, то теперь ни о какой физической подготовке речи не шло. Теперь ему едва ли хватало сил, чтобы встать с пола, выполнить необходимые процедуры и раз в месяц выползти из своей норы в магазин, нагнав тоску на добрых людей своим внешним видом… И тут дверь, немного приоткрывшись, закрылась вновь, будто кто-то не решался войти. Лу Гуан нахмурился. А не было ли это очередным плодом разыгравшегося больного воображения? Он решил проверить. Только для начала нужно было встать. Спустя несколько неудачных дублей и нецензурных выражений он смог это сделать и, шатаясь как алкоголик со стажем, подошёл к двери. Да так и застыл. В этот момент до него дошла простая истина: «Я всё-таки рехнулся…» Иначе нельзя было объяснить появление его в настоящем. — Лу Гуан, извини, кажется, я забыл у те… Чэн Сяоши наконец посмотрел на того, кто стоял перед ним. — …бя Его глаза расширились. Рука потянулась к включателю, чтобы осветить это мрачное пространство. Лу Гуан сморщился от внезапной яркой вспышки, а Чэн Сяоши стоял и смотрел на него, не веря своим глазам. Он никогда не выглядел так… Жалко. Светлая кожа теперь была какого-то жёлто-зеленого оттенка, щёки впалые, под глазами чернота, а рубашка болталась на нём слишком жутко свободно. И Чэн Сяоши не мог ничего понять. Вроде вчера он только видел его, абсолютно здорового, уверенного, крепкого. Для него прошёл день, а вот сколько для Лу Гуана… Было неизвестно. Он так сильно расковырял прошлое, что уже ничего не было ясно. Страх пробил Чэн Сяоши. Лу Гуан выглядел так, будто вот-вот и склеит ласты прямо здесь. А он задыхался. Стоял, смотрел и чувствовал, что колени подгибаются. Он не мог поверить, что это наконец случилось. И слёзы скатились по лицу. Чэн Сяоши ничего не понимал, он только успел подхватить падающего Лу Гуана и ужаснуться. Ощущение, будто в руках был не живой человек, а то, что от него осталось. Он выглядел таким хрупким, что страшно было касаться его. Лу Гуан рыдал, из последних сил вцепившись в его плечи. Он боялся, что это всё окажется сном, фантазией, очередным временным отрезком да чем угодно. Боялся, что всё это могло быть только в его голове. Чэн Сяоши гладил по спине, волосам. Его пальцы путались в отросших прядях, задевали, слегка оттягивая, и Лу Гуан не знал, как мог всё это время жить без этих ощущений. — Шиди*, посмотри на меня. Что с тобой? — его требовательный, но всё такой же мягкий голос раздался над ухом. (*В Китае ласковое обращение к юноше младше по возрасту. Дословно переводится как «младший брат») — Прости меня… — Лу Гуан проглотил ком в горле. Собственный голос показался ему чужим, — ты знаешь, что я всё время говорил тебе… Не изменять прошлое… А я… Я изменил его. Ты… Должен был умереть. — Ты… что? — Чэн Сяоши застыл, прекратив методичные движения. Лу Гуан вздрогнул. — Прости… Я был лжецом. Тяжелый вздох послышался над ухом: — Тебе не за что извиняться. Я виноват, наверняка погиб по своей дурости… — Лу Гуан хмыкнул. — Мы… Разберемся со всем. Как много ты изменил, чтобы сделать… это? Ответа не последовало. — Сколько времени прошло со дня моей…? — он прокашлялся. Осознать это было сложно. — Я… — Лу Гуан замялся, — не помню. Для вопросов был явно неподходящий момент.