Хорошие мальчики

Андре никогда не был человеком, который мог бы говорить о своих чувствах. Как он вообще оказался в кабинете психиатра, где принимал лекарства, вдали от своих планов, вдали от Кэла? Все это было слишком для него. Все, чего он хотел, это быть рядом с блондином, и это было бы более чем достаточно для Андре. Ему всегда было недостаточно Кэла. Блондин был яркой, сияющей звездой для Андре, в то время как он сам — тусклой, угасшей. Его звезда умирала — Кэл светил своим светом только для того, чтобы согреть её, иногда — чтобы держать на расстоянии. Потом Кэл отворачивался, и Андре разбивался на осколки. Он никогда особо не плакал, пока не встретил Кэла. И никогда не чувствовал себя так. С Кэлом он чувствовал все: любовь, гнев, ненависть, одержимость, негодование, разочарование и возбуждение. Кэл мог разозлить его, как никто другой. Кэл мог заставить его кричать во всю глотку, оскорблять блондина, иногда даже хотеть его ударить. Но он никогда бы этого не сделал, ударить Кэла означало бы лишить его света, его жизни. Андре похолодел и понял бы, что он уже мертвая звезда. Уход был невозможен, никогда не был вариантом — некогда яркий Кригман превратился в струп, в гильзу без собственной пули. Кэлвин был единственным, кто заставил его почувствовать, что это была зависимость, одержимость, как бы вы это ни называли. Яд был в ране, и что бы ни случилось с парнем за 18 лет, оно останется с ним на всю жизнь. У Кэлвина была такая же привычка, как у родителей Андре — молчать, когда он злился. Это причиняло огромную боль Андре, и часто приводило всё к затруднительному положению для них. Сидя на полу, прижав колени к груди, он смотрел на Кэла, сидящего на его кровати. Лицо Кэла мокрое от слез, красное от гнева. Он злился на Андре, но почему? Как он мог злиться на брюнета? Андре хотел сказать что-нибудь — что угодно, но стеснение в груди не позволяло ему говорить. Ему тоже хотелось плакать, видя, что он причинил боль блондину. Уже в тот момент на Андре не светил никакой свет, совсем. На мгновение он остановился, тьма вокруг поглотила его. Его страхи, его ненависть, его меланхолия — все медленно переполняло его ванну горя, в которой он постоянно сидел с тех пор, как встретил Кэла. Андре ни разу не думал о том, что, возможно, они оба несчастны. Возможно, навязчивость Андре и его одержимость блондином были чуждыми, и Кэл не мог ответить ему взаимностью. Андре не осознавал этого до вчерашнего вечера, когда громко заплакал в ванной Кэла. Он был уверен, что блондин услышал, но он не пришел его утешать. Скорее всего, он просто не знал как. Когда Андре это понял, он сильно разозлился. Одно неверное движение, и Кэл оказался у стены, а Андре кричал на него. Кулаки стучали по столу, но ни одна слеза не капала с его застывшей маски на лице, хотя ему очень хотелось плакать. Все это было совсем не так, совсем не то, что себе представлял Андре, когда впервые пригласил Кэлвина на свидание. Тогда все было хорошо, даже несмотря на то, что блондин так и не ответил ему взаимностью на его одержимость. Затем Андре снова осознал, что задыхается. В очень коротком списке отношений брюнета все они закончились ненавистью и злобой с обеих сторон. Одержимость Андре была достаточно велика, чтобы за раз покрыть весь мир черной смолой. Он никогда не был тем, кого мог бы полюбить Кэл, он был всего лишь заменой, запасным вариантом. Ничего страшного, Кэл все равно подходил к нему, ложил руку на лицо Андре, когда тот растягивался на столе после каждой своей небольшой истерики. Всегда когда Андре переставал злиться, приходил блондин и начинал зализывать раны брюнета. — Я люблю тебя, Андре. Этим ангельским голосом, который так полюбился Андре, который когда-то заставлял его разрываться от радости и любви, только теперь он еще сильнее сжимал его грудь, когда он смотрел в глаза Кэлу. Его глаза, когда-то такие притягательные, теперь выглядели тусклыми и пустыми. Там ничего не было. Андре обнаружил, что они оба стали мертвыми звездами, независимо от того, был ли он причиной угасания света Кэла или нет. — Не оставляй меня, Андре. Горечь, пронизывающая голос блондина, к которой брюнет все еще не привык. Андре смотрел, ожидая срабатывания инстинкта, который удержит Кэла и успокоит его, но этого так и не произошло. Продолжая смотреть, он видел только свои прошлые отношения, мелькающие перед ним. Разочарование в нем его матери и отца. Он стал жестоким человеком, он стал таким же, как его отец, и таким же, как его мать. Он хотел быть чем-то большим, но уже никогда им не станет. И это был Андре Кригман, отвратительное разочарование для своей семьи, но очень похожий на неё во всех отношениях. — Не буду, я люблю тебя, Кэл. Его голос был ровным, прерывающимся на преданность, — он был прикован к своему мучителю, также, как и Кэл прикован к своему собственному. Это было нормально, Андре не возражал, пока они умирали вместе — становились скучными, превращаясь в оболочки самих себя. Деритесь, кричите, плачьте, пока вы не возненавидите друг друга, пока Андре не надоест. Пока Кэлу не надоест. Или Андре действительно был таким эгоистом, каким его все считали? Это выглядело как шутка, вся его жизнь казалась шуткой, сыгранной над ним каким-то богом или вселенским духом. Той ночью в маленьком Стратфорде, штат Колорадо, дождь сильно ударил в окно. Грудь Кэла прижалась к груди Андре, но это не принесло никакого утешения. Свет выключился, Кэл крепко заснул, а Андре тихо плакал, как и в большинство других ночей. Как его жизнь могла сложиться таким образом? Его единственным утешением в этом адском чистилище, в которое он себя поместил, был блондин, который по совместительству был одним из его мучителей. Кэлвин высосал из него жизнь, но все было в порядке. В любом случае, не было никого, кто мог бы полюбить то, кем стал Андре. Это был его последний шанс на любовь, на жизнь. Какое утомительное и одинокое существование.