Мы все

Холод и ночь обнимали оазис совсем невесомо, потихоньку забирая с каждым легким порывом ветерка застрявшие в углах построек остатки тепла. Уже давно отдала вверх весь накопленный за день жар скала. Остыла вода в озерце, недоумевавшем, почему при таком накале страстей никто так и не добежал до него купаться голышом. Пальмы покачивали ветвями меж звездного неба, словно наигрывали легкую импровизацию на небесной мандолине, провожая безмолвный путь лежащего на боку южного месяца. Мумия наигралась с песком, и теперь абсолютно счастливо лежала под барханом, сделав песчаного ангела. Филин в какой-то момент гневно выкатил желтые глаза в сторону гостиницы, посмотрел на месяц, посмотрел на звезды, решил, что на этом его терпение кончено, и что лучше он полетит в сторону Дамбы, чем останется тут еще хотя бы одно мгновение. Единственное, чего не хватало в пустынной идиллии этой ночью, так это здорового сна. И еще, наверное, некой открытости. Возможно, честности. Согласия всех со всеми еще бы не помешало тоже. Так что когда на заре на удивление бодрые голоса Тинави с Лиссаем забили тревогу, каждый встретил новость о песчаной буре с мыслью «Наконец-то!» и побежал делать вид, что ничего необычного ночью решительно не было. Поскольку такой вид делал каждый, и каждый заботился только о сохранении своей маскировки, никто ничего так и не заподозрил. Мумии было бы что рассказать, но к счастью, говорить она не могла. В иных обстоятельствах внезапно одетый и почти Прыгнувший на верхушку скалы Ловчий могу бы вызвать парочку недоуменных взглядов, но все смотрели куда угодно, только не друг на друга. А Внемлющий с парадоксальным удовлетворением оглядел циклопическое бронзовое облако с ураганами, перекатывающимися внутри, как внутренности у музыкальной шкатулки. Сухой ветер ударил в его улыбающееся лицо и победно дернул за колокольчики в волосах. Зрелище бодрило, как иных хорошее вино. За его спиной вставало солнце, окрашивая розоватое небо в лазоревый и золотой. Да, такая буря точно раздолбает злополучный ящик. Ничего еще не потеряно. Полынь никогда не сдавался раньше, так с чего ему сдаваться теперь.