Четыре вещи, которые Юта любит в тебе

      Оккоцу Юте нравится, как в твоих глазах загораются звёзды.       Ему нравится, как мерцают твои радужки, как ты путаешься в словах, пытаясь объяснить свои мысли, когда говоришь о чём-то, что любишь. Юте нравится, как ты наклоняешься чуть ближе, и звук твоего голоса становится громче, когда ты рассказываешь ему о самой интересной части шоу, которое ты смотришь.       «Хм, — это всё, о чём думает Юта. — Может, мне тоже стоит посмотреть это шоу».       — Юта, ты вообще слушаешь? — говоришь ты.       Он моргает один раз, затем ещё раз, после чего любезно кивает и нежно улыбается. — Конечно.       Он и правда слушает, но его взгляд невольно скользит по твоей переносице и хлопающим ресницам. Юта и правда слушает, но обнаруживает, что зациклен на мерцании твоих зрачков, и очарован тем, как ты смотришь прямо в его глаза.       У него перехватывает дыхание.       — Я никогда раньше не увлекалась волейболом, — продолжаешь ты свою тираду об одном аниме про спорт. — Но ничего себе, это действительно отличный вид спорта!       Юта хмыкает в ответ. — В самом деле?       Только когда ты переключаешь своё внимание на что-то другое, к Юте возвращается способность дышать. Он тяжело вздыхает, наблюдая, как ты здороваешься с остальными второкурсниками, после чего опускает взгляд на свои предплечья.       «Отличный спорт?», удивляется он, проводя пальцем по своим поблекшим шрамам. Ты бы сочла его замечательным, если бы он играл в волейбол? Твои глаза также загорались бы плеядами звёзд, целыми галактиками, когда бы ты говорила о нём?       Неосознанно его взгляд возвращается к тебе. Юта думает, что он натренирован смотреть на тебя, воспринимать тебя. Юта думает, что где бы он ни был, его глаза найдут тебя и будут бережно хранить в центре своих зрачков — окон в его душу.       Юта думает, что его глаза и его душа принадлежат тебе.       Тоге сидит рядом с Ютой, и, хотя нижняя половина лица Инумаки закрыта, Юта понимает, что тот смотрит на него с понимающим выражением лица.       — Туна-Майо?       Юта откидывается на спинку стула. — Как ты думаешь, у меня есть будущее в волейболе?       — Рублёные кацуобуси, — Тоге невозмутим.       — Верно, — подтверждает Юта. — Думаю, нет.       И снова — как и всегда — взгляд Юты находит тебя. Он наблюдает, как солнце проникает сквозь окна классной комнаты, купая тебя в золотистом свете. Он наблюдает, как слова быстро слетают с твоих губ, а Маки и Панда смеются над перепутанными слогами. Он наблюдает, как ты переносишь вес тела с одной ноги на другую, испытывая головокружение от волнения.       Затем ты улыбаешься. Твои глаза слегка прищуриваются, и Юта чувствует, как его сердце бешено колотится в груди. Его рёбра грозят сломаться от такой силы, и он обнаруживает, что улыбается в ответ.       — Солёная икра, — конечно, ничто не ускользает от глаз Тоге, и пользователь проклятой речи недоверчиво смотрит на Юту.       — Это ерунда, — вот и всё, что говорит Юта. Он прячет улыбку за ладонью, делая вид, что смотрит в окно и наблюдает за пейзажем.       Как и задумал, Юта находит тебя в отражении окна. Он всегда находит тебя, его взгляд естественным образом прикован к тебе, создан для тебя.       Его улыбка становится шире, а сердце угрожает выпрыгнуть из груди. ***       Оккоцу Юте нравится, как твоя улыбка достигает глаз.       Ему нравится, как в уголках твоих глаз появляются маленькие морщинки, и ты вся светишься. Независимо от того, сколько раз он это видел, Юта ощущает бабочек в животе, а сердце внезапно начинает колотиться о рёбра так сильно, что его биение становится невыносимым. Каждый раз, когда ты улыбаешься, Юта обнаруживает, что тоже улыбается; это в самом деле заразительно.       — Что океан сказал другому океану? — спрашивает Панда. Все молчат. — Ничего, он просто помахал!       Никто не смеётся. Но Юта замечает, как твои губы изгибаются в едва заметной улыбке, как ты отводишь взгляд, чтобы скрыть это от Панды, который жадно ищет в выражениях лиц своих одноклассников хоть каплю веселья. Юта замечает, как ты подносишь руку к лицу, как с твоих губ срывается неловкий кашель в попытке скрыть смех.       Он видит твою улыбку. Он видит, как морщинки появляются вокруг твоих глаз, как мерцают твои радужки. Юта смотрит на всех и думает — нет, знает — что любит всех вас.       — Ха, Юте это показалось забавным! — восклицает Панда. В какой-то момент Юта тоже начал улыбаться. Он не знает, в какой именно, но смотря на мерцание радужек твоих глаз и изгиб твоих губ, Юта начал подражать твоей манере поведения. И глаза Юты начали мерцать, как у тебя, его улыбка достигла глаз, образовывая вокруг них небольшие морщинки.       В какой-то момент Юта начал вести себя как ты. Он начал перенимать твои манеры и привычки, которые он любит больше всего. Он интегрировал их в своё существо, деликатно поместив частички тебя в свои кости, в свою кровь, в саму свою сущность. В какой-то момент Юта стал частью тебя, словно твоим отражением.       — Точно, — говорит он, и Панда доволен. Взгляд Юты, как всегда, находит тебя, он замечает, как ты вздыхаешь с облегчением, благодарная за то, что Панда не застал тебя смеющейся над его неудачной шуткой.       Юта снова улыбается искренней улыбкой, той улыбкой, которая заставляет его глаза мерцать.       Это та улыбка, которая отдаленно, нет, совершенно напоминает твою. Это та улыбка, которую он любит, та улыбка, которую он запечатлел как в своей памяти, так и на своём лице.       Оккоцу Юте так нравятся все твои улыбки, что он сделал их частью себя. ***       Тук-тук.       Оккоцу Юте нравится твоя привычка постукивать по чему-либо, когда ты нервничаешь.       Тук-тук.       По его мнению, это мило, что у тебя есть подсознательные тики, которые, кажется, никто другой не замечает. Но Юта был создан, чтобы понимать тебя, наблюдать за тобой, поэтому, конечно, он замечает.       Он замечает, как ускоряется темп постукиваний, когда ты сильно волнуешься, замечает, как иногда ты постукиваешь пальцем по собственной ноге, когда поблизости нет другой поверхности.       Юта задаётся вопросом, знаешь ли ты, что биение его сердца соответствует заданному тобой темпу, что он аккомпанирует тебе, как скрипач пианино. Ему интересно, знаешь ли ты, что он был создан для тебя, что его сердце бьётся по мановению твоей руки.       Тук-тук. Тук-тук.       — Юта, ты нервничаешь? — спрашиваешь ты. Вы сидите бок о бок на заднем сиденье машины Иджичи, направляясь на очередное задание от начальства. На этот раз вы должны изгнать проклятие особого класса.       — Нет, — лжёт он.       Ты ухмыляешься. — И правильно.       Юта спрашивает себя, почему старики заставляют старшеклассников выполнять их приказы. Он задаётся вопросом, почему это должна быть ты, потому что Юта готов бороться с чем угодно и когда угодно, если это означает, что ты будешь в безопасности. Он готов сразиться с тысячей проклятий особого класса сразу, если это нужно для того, чтобы ты смотрела на него так, как он смотрит на тебя.       — Если тебе причинят боль, — говорит Юта, глядя тебе в глаза. — Ты ведь скажешь мне, правда?       Тук-тук. На этот раз твой указательный палец начинает постукивать по его руке.       — Да, — ты смотришь в окно. — И ты тоже мне скажешь.       Он улыбается. — Конечно.       Тук-тук.       Поскольку Юта доверяет тебе, ему не требуется дополнительных заверений. Поскольку Юта доверяет тебе, он не пристаёт, когда видит, что твой взгляд становится отстранённым, и ты смотришь мимо него, хоть и прямо в глаза. Юта ничего не говорит, хотя он знает этот твой взгляд — самоотверженный, героический взгляд, который заставляет его влюбляться в тебя и в то же время ненавидеть.       Влюбляться, потому что Юте нравится, как сильно ты стремишься к справедливости. Ненавидеть, потому что Юта ненавидит, что ты не ставишь себя в приоритет. Он ненавидит, что ты не видишь себя так, как видит тебя он. Сквозь влюблённую призму линз розовых очков.       Тук-тук. В следующий раз, когда ты постучишь по поверхности, это будет рукоятка его катаны. Он смотрит на твоё израненное тело на полу, его губы дрожат, а рот слегка приоткрыт. Юта не знает, что делать, он не знает, куда деть руки и как доставить тебя в безопасное место. Он не знает, с чего начать.       Должен ли он позвать Иджичи? Или ему следует унести тебя из этого района? Юте удалось устранить проклятие особого класса, но не без последствий. Во время боя он был неуклюж и случайно получил удар, из-за чего тебе пришлось потратить много своей проклятой энергии на его исцеление, в то время как ты должна была исцелять себя сама.       «Я такой глупый!», ругает он себя, пытаясь залатать рану на твоём боку дрожащими пальцами. Его сердце болит и болит, ноет где-то под рёбрами, пока он изо всех сил старается не обращать внимания на тепло твоей крови, на то, как она пропитывает его руку, хотя её не должно быть так много, крови вообще не должно быть.       Юта не знает, зачем тебе тратить на него свою технику, ведь у него есть способность исцелять самого себя. В то же время, однако, Юта знает — ты исцелила его, потому что его собственное исцеление недостаточно хорошее, потому что твоё исцеление даёт дополнительный заряд проклятой энергии и потому, что это в твоей натуре, потому что ты такой человек.       — [Имя], — голос Юты дрожит, он пытается посмотреть тебе в лицо. Его глаза прикованы к твоим ранам, его ладони давят на них, когда он пытается исцелить тебя любым подобием техники обратного проклятия. — Пожалуйста… пожалуйста, скажи мне, как исцелить тебя.       У тебя уникальная форма Небесного ограничения, которая позволяет тебе исцелять других и себя. И эта форма ограничения не позволяет другим исцелять тебя, любая попытка применить какую-либо технику обратного проклятия приведёт только к аннулированию проклятой энергии.       Юта знает, что его вопрос был глупым — как он может исцелить тебя, если у тебя это ограничение? Тем не менее он спросил. Он умоляет тебя, призывает рассказать ему, как исцелить тебя, сказать, как позаботиться о тебе, помочь тебе, спасти тебя. Потому что кровь, окрашивающая кончики его пальцев, становится невыносимой, потому что ему ненавистен вид тебя на полу, истекающей кровью и ожидающей — ожидающей Иджичи, ожидающей смерти, которая заключит тебя в свои нежные объятия.       Юта не хочет, чтобы смерть заключила тебя в объятия, нежные или нет. И, может, он драматизирует, может, всё будет хорошо, но для Юты это не так. Тебе больно — это не нормально, ты истекаешь кровью — это вообще не нормально.       Тук-тук.       — Всё будет хорошо, Юта, — даже сейчас ты утешаешь его. Ты успокаиваешь его, нежно похлопывая его по руке, твой взгляд ласков, но решителен, он убаюкивает Юту. Ему нравится, как ты смотришь на него, как произносишь его имя, что ты рядом с ним.       Тук-тук. И снова твои пальцы ведут ритм его сердца. Тук-тук. Оно твоё. Всё твое. Юта заставляет себя улыбнуться. — Да.       Юта думает, что с тобой всё будет хорошо. Он притворяется, что не замечает, какие теплые у него руки — слишком теплые — когда его бледная кожа окрашивается в ярко-красный цвет. Он притворяется, что не замечает, как опускаются твои веки, как твой взгляд становится расфокусированным, как твои постукивания становятся мягче.       Всё будет хорошо. Ты так сказала.       Тук-тук. ***       Оккоцу Юте нравится, что он всегда может предугадать, что ты собираешься сказать.       — Юта, — шепчешь ты, касаясь кончиком карандаша плеча юноши. — Что, если мы сходим в караоке?       «А потом в фотобудку», думает он. — Сегодня?       — Да! — восклицаешь ты, стараясь говорить тихо. — А потом мы могли бы сходить в фотобудку!       Он улыбается. — Звучит заманчиво. Что мы будем есть после? — спрашивает он, хотя уже знает ответ. «Удон», думает Юта, тебе нравится есть удон, когда на улице холодно.       — Удон, — отвечаешь ты, наклоняясь ближе.       Дыхание Юты прерывается, его руки становятся влажными, когда его взгляд скользит по твоим чертам. От переносицы до изгиба губ; Юта влюблён в выражение твоего лица, его мысли, его существо полностью принадлежат тебе.       Снова и снова Юта влюбляется в тебя. Взмах твоих ресниц и взволнованный тон твоего голоса (который невнятно произносит слоги, и от которого у тебя появляются морщинки вокруг глаз) заставляют его влюбляться в тебя, как в первый раз. Постукивание твоих пальцев и звёзды в твоих глазах напоминают Юте обо всём, на что он когда-либо надеялся, обо всём, что стоит этого мира, обо всём, что даёт ему цель.       Когда занятия в школе заканчиваются, ты тащишь Юту за руку, и он наслаждается тем, как твои пальцы идеально обхватывают его. Юта проводит подушечкой большого пальца по твоим мозолям, нежно массируя их в попытке ослабить скованность. Юта следует за тобой, не оглядываясь, не спрашивая, куда ты его ведёшь.       (Ему в любом случае это не нужно. Юта знает твои любимые места, твои любимые улицы. Он знает твои любимые тропинки и твои любимые рестораны. Он знает, куда ты его ведёшь, но даже если бы он не знал, то всё равно позволил бы тебе вести его куда угодно.)       Юте нравится звучание твоего певучего голоса, даже если ты берёшь не те ноты. Юте нравится выражение твоего лица в глупых, абсурдных фильтрах, предлагаемых фотобудкой. Ему нравится, как ты сжимаешь его руку всякий раз, когда тянешь за собой переходить дорогу, как ты слегка покачиваешь его рукой, когда идёшь по улице.       — Могу я принять ваш заказ? — спрашивает официант.       «Кишимен удон, — думает Юта, подпирая лицо ладонью, глядя на тебя через стол. — Кишимен удон с нарутомаки».       — Кишимен удон с нарутомаки, — отвечаешь ты.       Ты не замечаешь, как пристальный взгляд Юты прикован к тебе, как он ни разу не взглянул на меню с того момента, как вы двое пришли. Ты не замечаешь, как в зрачках Юты запечатлевается твой силуэт, как твоя фигура въелась в его кости.       (Теперь это часть его. Твой образ, твоя улыбка, само твоё существо выгравировано на костях Юты, вырезая его, чтобы стать кем-то вроде тебя, стать кем-то для тебя.)       — А вы, сэр?       Юта нежно улыбается. От этого у него появляются морщинки и в радужках загораются звёздочки. — Я буду то же самое, спасибо.       Начиная с блеска твоих глаз и до прикосновения твоих пальцев, Оккоцу Юта любит тебя. Всю тебя.