***
Иногда хэндлер отдаёт приказ отпустить Зимнего Солдата на одиночную миссию. Один он справляется гораздо быстрее, чем с группой поддержки, особенно с делами деликатного толка. Чаще всего это нечто великое, после чего Пирс с важным видом глаголет о том, что его работа — это подарок всему человечеству, это то, благодаря чему Гидра может нести свою идеологию в мир, это то, что поможет повернуть цивилизацию на нужный ориентир развития. Зимний Солдат не отвечает. Он не кивает даже, а молча смотрит на хэндлера, и из-под маски полнейшей безэмоциональности не пробивается и искры заинтересованности. Солдат всего лишь ждёт очередного приказа. Или же разрешения возвращаться в криокамеру. Или же одного-единственного слова, от которого пальцы живой руки непроизвольно сжимаются в кулак, а пластины бионики смещаются в обтекаемое положение для более быстрого и мощного удара: «обнуление». Зимний Солдат знает [вернее, когда-то определённо точно знал], что «обнуление» ничем хорошим ему не светит. «Обнуление» — это когда крепления на кресле программирования фиксируют ему запястья и лодыжки, а в зубы суют воняющую жжённой резиной чёрную капу — лишь бы орал потише и не откусил себе язык, пока все ненужные воспоминания и эмоции будут выжигать буквально из каждого нейрона мозга гольным электричеством. Этот способ нашли эффективным ещё учёные из Департамента Икс во главе с профессором Родченко, который и изобрёл ментальное перепрограммирование: только убивая на корню всё лишнее можно держать идеальных солдат в подчинении. Тогда, в Советском Союзе, их было несколько запрограммированных, разных по своей специализации, но почти одинаково смертоносных. «Почти» — потому что различия всё же были, как в том, для какой работы они предназначались, так и в стилях выполнения заданий. Иногда Зимнего Солдата отпускают на одиночную миссию, и это может означать, что нужно вновь совершить политическое преступление. За плечами Солдата как минимум пара десятков убийств, и все — видные люди: президенты, премьеры, дипломаты или даже известные журналисты. Хэндлер Пирс любит говорить о том, что программа «Зимний Солдат» буквально переписывает историю человечества, и это действительно так: важные встречи не проводились, итоги терялись, страны на время погружались в неразбериху и хаос, а легендарный Призрак так ни разу и не был пойман, так ни разу и не был засечён даже самыми продвинутыми спецслужбами мира. Когда Зимний Солдат выбирался в одиночку — он буквально становился Призраком, сливался с окружающим пространством и непременно возвращался со стопроцентным результатом. [Или же не возвращался?] Последнюю свою миссию Зимний Солдат проводит в одиночку. Задание предельно ясно: когда ему, всё ещё сидящему на кресле программирования, кидают на колени картонный планшет с досье, он только опускает взгляд и пробегает глазами по строчкам, фотографической памятью запоминает лицо с прикреплённой картинки. Скоро в Штатах будут вестись переговоры с пакистанскими дипломатами — вынужденная мера, их, только-только переживших военный переворот девяносто девятого года, уговаривали вступить в наскоро сколоченную коалицию против террора. Миссия предельно проста: остановить кортеж и убрать дипломатов, оставаясь при этом незамеченным. Способы — любые, которые не выдадут слишком явно исполнителя убийства. Всё должно выглядеть так, будто бы Америка ополчилась не против террористов, а против мусульманского общества. Какие ещё споры и войны разгораются столь ярко, как не политические и религиозные? Гидра уверена, что всё получится как нельзя лучше. А Зимний Солдат только лишь исполняет приказы. Его слишком давно не погружали в криостазис: то мелкие задания, которые требуют оперативного и неотложного вмешательства, то сознательная оттяжка с ожиданием чего-то худшего. Несколько миссий подряд Солдата не погружали в сон без сна [после которого ему часто казалось, что где-то под кожей навсегда лёд застыл], и, может быть, именно поэтому случился сбой, очередная ошибка в программе, которая просто не может быть застрахована от подобного, ведь вмешательства в сознание и подсознание чрезвычайно сложно контролировать и практически невозможно отследить побочные изменения. Зимний Солдат привык молчать. У него нет желаний, нет потребностей, нет ни-че-го присущего человеку. Он знает, что стоит ему начать задавать вопросы — и его голову вновь сдавят стальные тиски установки. А ещё Зимний Солдат резко вспоминает: такое уже было. Воспоминание врывается в сознание щелчком пистолетного триггера. Тогда после выполненной миссии Солдат не вернулся на базу. Вместо этого его умудрились обнаружить аж в нью-йоркском Ист-Сайде, в автобусе, следующем в Чикаго. Он и сам не смог толком объяснить, что там забыл и куда направлялся. Просто как чувствовал: ему нужно попасть в Чикаго, а оттуда — в соседний штат, чтобы найти там… найти что? Он не помнит. [Не помнит]. Иногда это злит. В этот раз ситуация похожа, но в то же самое время отлична. Зимний Солдат сработал не самым чистым образом: между пластинами бионики осталась кровь, зато миссия была выполнена, и все неугодные хэндлеру цели устранены. Солдат смотрит на то, как капли крови втираются в сочленения между пластин и очень отчётливо представляет себе извилистые красные линии автомобильных дорог на карте Соединённых Штатов: если постараться, то можно добраться до Ист-Сайда, а уже оттуда — в Чикаго. Боже милостивый, сдался ему этот Чикаго. Программа в голове не трещит по швам, держится, и, вероятно, это один из немногих факторов, которые не позволяют Солдату сорваться за прихотью. У него не может быть желаний. Но он и не может вернуться на базу, ведь если техники увидят, что с Живым Оружием что-то не так, то быстро вернут его в строй сто раз проверенным способом. Путём метаний и попыток справиться с собственной головой Зимний Солдат оказывается в Бронксе. Выход пришёл в голову сам собой. Не куратор — к куратору нельзя, последует наказание, — а другой человек. Который так или иначе всегда находился рядом во время погружения в крио и выхода из него, который часто мелькал рядом на миссиях, вокруг которого волками ходят хорошо обученные люди. Из баз данных Гидры Зимний Солдат знает несколько конспиративных квартир, расположение некоторых баз и объектов, и, в частности, знает, где живёт тот человек. У того нет установки программирования. А если хэндлер решит, что Актив попытался сбежать — нахождение рядом с посвящённым в дела лицом должно смягчить наказание. Зимний Солдат знает, как обходить системы безопасности самых охраняемых зданий мира, потому ему ничего не стоит обойти и охрану частных владений. На улице вовсю разыгрался ливень: дождь хлещет по спине [от воды тяжелеет кевларовый жилет, защищающий корпус от пулевых], над головой то и дело сверкают молнии и слышатся раскаты грома. Иван Самодоров когда-то говорил: когда в небе висит вареник — полная луна — нельзя выходить на дело, потому что ночное светило сдаёт киллера со всеми потрохами. Касается ли это же правило молний, которые бьют под непредсказуемым углом и освежают самые разные поверхности на короткие промежутки времени? Стоит подумать хотя бы о том, что так быстрее смоется кровь с места убийства, а также все пороховые следы, не говоря уж о других возможно оставшихся следах. Дождь — почти что идеальный помощник в конспирации, когда дело касается уличных потасовок. Забраться в чужой дом — всё равно, что открыто высказать агрессию. Солдат упирается бионической ладонью в дверной косяк и медлит, смотрит на него заторможено, едва склонив голову. Мокрые волосы сосульками свисают по обе стороны от лица. Ему стоит всё-таки хотя бы для вида постучать. Ему стоит хотя бы для вида спросить, прежде чем решать, что делать дальше. Внутри что-то противится возвращению на базу. Таких чувств у Актива быть не должно. И это ему чертовски не нравится. Всё-таки не дверь, а окно. Старый проверенный способ, всё-таки окна — самое незащищённое место. Достаточно найти едва приоткрытое, подцепить стилетом защёлку — и вот, пожалуйста, не стойте на пороге, проходите [даже не нужно разбивать, иначе шуму было бы — всё соседи сбежались бы, даже если их тут в принципе не водится]. Окно открывается вовнутрь — толкнуть ладонью, облачённой в перчатку, чтобы стук металлических пальцев по стеклу не привлёк лишнего внимания. А затем перемахнуть через подоконник. Амортизирующие ботинки поглощают лишний шум, Зимний Солдат уверен, что хозяин дома его не услышит [может, удастся просто отсидеться, а наутро, когда в голове перестанет так мерзко щёлкать, вернуться на базу?]. И снова противоестественное для программы чувство отторжения. Он определённо точно на базу не хочет. В комнате [гостиная, судя по всему?] темно и тихо, а свет виднеется только со стороны другого помещения. Не нужно гадать, где сейчас тот человек. Зимний Солдат, говоря начистоту, даже не знает, как его зовут, ведь при нём имени никогда не звучало [а может и звучало, но он — как и всегда — не помнит?]. Актив не замечает, как вода с волос и одежды капает на пол, а кое-где буквально небольшими ручейками стекает. Ему не привыкать быть мокрым: иной раз после выхода из криостазиса ему даже полотенца не давали, и весь иней, наросший на волосы, ресницы, одежду и бионику, в конце концов таял прямо на нём. Вот и сейчас то же самое ощущение, разве что нет фантомного чувства холода, пробравшегося в самые кости. И рядом техники не снуют, не проверяют работоспособность протеза [ведь если будет происходит задержка даже в десятую долю секунды — это может привести к непоправимым последствиям, а что до самого Солдата, так тот давно привык, что бионика откликается на сигналы мозга в некоторой доле быстрее, чем собственная правая рука]. Он поступил чертовски необдуманно и опрометчиво. Чего ожидать от Живого Оружия, которое настолько отвыкло от эмоций, что считает их чем-то чужеродным для себя? Он поступил по наитию, даже плана отступления не продумывал, хотя это должно было стать первым, что он должен был бы предусмотреть. Сейчас в подобном состоянии Актив вполне способен на спонтанные действия, в частности на убийство под обёрткой самообороны. Если тот человек выскажет агрессию — Зимний солдат медлить не станет, реакция у него что надо, превышающая человеческую в разы. Лучше бы обошлось без лишней шумихи, впрочем, Актив уже нарушил приказ вернуться на базу, вот все дальнейшие привычные действия и посыпались в мозгах одно за другим. Никто сейчас не может отдать ему верный приказ, никто не может направить в нужную сторону, никто просто не спохватится, что с Солдатом что-то очень и очень не так, потому что все думают, что он до сих пор выполняет миссию. Шаг. Другой. Он всё-таки движется по направлению к свету, выползает из тени, хоть и приучен пользоваться ей, как своим вторым домом. Оставаться в тени — залог выживаемости, часть успешности и определённо большое поле для работы. Зимний Солдат поначалу выходит на плохо освещённый участок [наверняка от него только силуэт заметить можно], а потом практически к самому порогу, замирает на этой границе между светом и тенью. «Кухня», — понимает краем сознания, когда выхватывает интерьер помещения. Сейчас он, возможно, насторожен даже больше, чем всегда. Растерянность не делает его менее опасным, но делает, по крайней мере, предсказуемым. Зимний Солдат… действительно растерян. Он только наблюдает за тем, как мужчина поднимается со своего места и точно так же смотрит на него. Пристально. Колко. Внимательно. Профессионально оценивает. Актив не двигается, так и стоит, едва ли реагирует на звучное ругательство со стороны того человека. Реакция, сказать прямо, ещё мягкая по сравнению с той, которую бы вызвало появление Живого Оружия на глазах у кого-нибудь ещё. Хэндлер Пирс мог бы предложить ему сесть, рассказывал бы о планах на будущее, спрашивал, не хочет ли Зимний Солдат молока. А тот бы только смотрел немигающим взглядом и ожидал приказа. Нынешний куратор стал бы злиться и шипеть, вызывать срочно техников и группу поддержки, чтобы «убрали собаку в его конуру».***
Даже пива не хотелось. Брок осматривает содержимое холодильника придирчиво, хотя выбор-то невелик. В такую мерзкую погоду действительно разве что отсиживаться дома и употреблять теплые напитки, а не горячительные, хах. А ещё в такую погоду начинают нещадно ныть все шрамы и травмы. Натуральным образом. Правое колено — прострел, следом восстановление части хряща и связок. Левое плечо — три круглых белых шрама от пулевых ранений, два из которых были произведены навылет; одно — глубокое ножевое, без повреждения связочного аппарата. Правый бок — глубокое ножевое ранение с проникновением в печень; спасли всё. Чудо, а не медики, что сказать. Как говорится, надо знать места и жизнь будет в шоколаде. Боль в шее из-за постоянных падений и рукопашного боя. Сколько раз он получал по хребту дубинками. А если ещё считать различного рода завалы, под которыми оказывался? Как только не размозжило. Брок не верит во всякие там высшие силы, а вот в Удачу — очень даже. Хотя слишком удачливых не бывает. Брок проверил это на своей шкуре, в противном бы случае на его теле ни шрама не было. А ещё Удача — та ещё проститутка. Кочует от одного к другому, нигде не приживется. Радует, что на Рамлоу и его людей она не клала основательный такой болт. Рамлоу достаёт всё для приготовления пары сэндвичей — не такой уж плохой перекус вечером. Запить кофе и можно считать, что всё в полном порядке. Он присел прямо на кухонную тумбу, откинул форточку и поджег сигарету, закурил. В такую погоду лучше открывать окна на проветривания, чем включать вытяжки, которые из-за ветра будут с ума сходить. А так даже пару капель на лицо попадает. Погода отвратительная, но влага эта на лице с ветром вперемешку… освежает, что ли? Прогоняет сон, заставляет взбодриться, хах. А ещё Броку показалось или щёлкнула входная дверь? Даже не дверь, там у него такая сигнализация стоит, что весь дом подымет на уши. Получается?.. «Окно». Либо незваный гость не знал, к кому лезет, либо это по его душу кто-то явился. А, может быть, это всё ему просто кажется. Чертов дождь, гром и молнии. Удачненькое такое время, хах. Нет, стоп. Может быть, всё совсем не так, как есть на самом деле. Брок не закрывает окно, просто выбрасывает недокуренную сигарету в щель, а взгляд переводит на дверной проём, который вел в гостиную комнату. Свет сейчас горел только на кухне. Брок может быть как на ладони, если этот вторженец знал, как нужно скрываться в тени, чтобы застать цель врасплох. Про сэндвичи он благополучно забыл. Когда дело касается твоей безопасности, желудок затыкается, сжимается до размера сушёного авокадо. Просто не дергаться, да. Его пистолет в спальне. Из кухонных заначек огнестрела он убрал всё, требовалась замена. Но кто же знал, что неприятности его настигнут так скоро, а? Ладно будет отбиваться в рукопашную, к тому же не нашлось ещё человека, который бы не боялся большого разделочного ножа, да. Но это — если дойдет до этого дело. Пока просто пронаблюдать. Брок натурально чувствовал шаги. Не слышал. Но чувствовал. На «три», посчитанные про себя, в дверном проёме показался ночной гость. С него текло прямо на пол, формируя лужу. Волосы как сосулька. Линия плеч понуренная. Взгляд знакомый, странный такой, казалось бы безучастный. А ещё и левая рука — металл. Брок сразу же представил, как от этого девайса отблескивают вспышки молнии. Следом же, как удачно снова, прошелся раскат грома. — Блядь. Теперь-то как раз-таки очень хотелось выпить. Чего-нибудь крепче пива, да. Не каждый день на него натравливают Зимнего Солдата. Он, что, чем-то не угодил Пирсу? Или же проболтался? Брок вообще был в последнее время нем, как могила. Да и рассказывать что-то и кому-то ему просто было некогда. Работа пожирала всё его время и личное тоже. Он уже забыл, когда в последний раз нормально трахался. Гидра лично поглощала его миллиметр за миллиметром. Он чувствовал, как погружался в этот омут и ничего не смог с этим поделать. Соскочи резко сейчас — сразу пуля в голову и концы в воду, чтобы ничего не могло выдать эту организацию. Человек не высказывает видимой агрессии, и Солдат замечает, что тот как будто бы специально держит руки на виду, а ладони открытыми. Очень явный жест, демонстрирующий безоружность и мирный настрой. Солдат автоматически следит за руками, но не отходит, потому что знает: если человек вдруг выхватит пистолет или кухонный нож, у него хватит времени или на то, чтобы сократить расстояние и выбить оружие, или же прикрыться бионикой как щитом. Пуля пластины не повредит, только срикошетит, а если останутся какие-то шероховатости или вмятины, то техники всё подправят. Разумеется, в том случае, если о дестабилизации не станет известно, и Актива не отправят на списание. Однажды его уже так списывали. Воспоминание об этом очень-очень смутное, и возникает в голове только сейчас: то ли склад, то ли советский бункер, вокруг полки с оружием и разработками, а ему показывают на полупрозрачную стазис-капсулу, и старый-старый генерал говорит, что проект «Зимний Солдат» завершит своё существование [но не завершил же, вот он, Солдат, стоит посреди чужих частных владений и совершенно не знает, что делать]. Рамлоу осматривает Солдата, пока подворачивается шанс. До того, как Оружие Гидры достанет пистолет и убьёт Брока. Что-то было не так. Далеко не так. Это даже радовало в каком-то смысле, да. Просто если бы Агент хотел убить, если бы у него был такой приказ от куратора и хэндлера, то он бы сделал выстрел через окно. Свет на кухне Брока горел, занавесок нет, а жалюзи подняты. На улице темно, не помешал бы даже дождь. Это вам не второсортный стрелок, это — элитный снайпер, ассасин, который существует, казалось бы, сквозь время. Гидра использует живого человека, в качестве инструмента. Подчинило его волю. Сделало всё, чтобы он слушался приказов. Это как же нужно прошивать мозги? О, старательно и с помощью электричества огромной мощи. Блядь. Вот ведь… блядь. Брок с легкой дрожью вспоминает, как впервые наблюдал процедуру обнуления. Ему тогда касалось, что он видел всё, что ничего его не удивит. Но нет же. В тот вечер все его люди красноречиво молчали. Он и Роллинз долго не могли ещё отойти от всего этого. — Агент, — Брок сглатывает и не двигается, держит руки на виду у Солдата, чтобы у того не возникло никаких ощущений на счёт противостояния. А теперь нужно вспомнить, как говорить, как куратор беседовал с Активом, как это иногда делал Пирс. Сглотнул ещё раз. — Доложить о состоянии. Он никогда этого не делал. Даже на миссиях. Солдат знал свои обязанности, Рамлоу и его ребята — свои. Да, Агенту лучше не мешать, не лезть вперед, не маячить где-то сбоку. Ничего из этого, иначе, по классике, рискуешь отхватить пулю. Отряд наёмников как подтанцовка, чтобы выход Солдата был эффектен и эффективен. Ну, иногда они ещё убирали лишние глаза с пути, заметали следы, когда Агент уходил с пункта назначения самым первым. Ещё время на то, чтобы оценить вид Солдата, пока тот молчит. Состояние его явно хуевое, как кажется на первый взгляд, но вот в чём причина? Ранен? Миссия? Что, что произошло? Не бывало ещё такого, чтобы Актив был ранен. Не бывало. Рамлоу подступает ближе на пару шагов, на свой страх и риск. Оружия не видно. Только если кобура не на ремне за спиной. Ещё у Актива есть ножи, которыми он мастерски владеет. Солдата не был агрессивен. Он молчал и только смотрел на Брока. Смотрел взглядом, который ничего не выражал, разве что некую растерянность… Пустота в глазах напротив. Брок нахмурился и подступил ещё ближе на один шаг. «Что, чёрт возьми, с ним произошло?». Солдат реагирует только на позывной, прозвучавший негромко, но очень отчётливо. Так, как если бы отчёт запросил куратор или хэндлер, но их сейчас здесь нет. Актив смотрит на человек исподлобья, молчит, едва сжимает губы в полоску. Он растерян — и это видно по чуть сгорбленной линии плеч, по общему положению тела, по тому, что он не торопится давать отчёт о собственном состоянии. Да и должен ли докладываться человеку, который не является его командованием? Зимний Солдат, конечно, помнит его: один из тех, кто управляет группой огневой поддержки, тот, кто находится рядом на крупных миссиях и следит за тем, чтобы Агенту никто не мешал, чтобы необходимое оружие подавали вовремя и не приходилось носить всё на себе в ущерб мобильности. При себе Солдат всегда держи разве что пару пистолетов, нож у голени, иной раз мини-автомат или винтовку. Всё остальное — забота военных рядом. Пауза затягивается. Агент чуть встряхивает головой, с прядей волос стекают мелкие капли воды, уже гораздо реже, чем когда тот только-только перебрался в помещение из-под ливня. — Одиночная миссия, — односложно говорит тот, не вдаваясь в подробности. — Завершена успешно. Он успел усвоить: если высказываешь слишком много самостоятельности — получаешь электричеством. Если задаёшь вопросы — это наказуемо. Если убиваешь «своих» оперативников — это влечёт ссерьёзные последствия. Отлично просто. Успешно завершенная миссия одиночного характера, о которой Броку не сказали. Начальство, в принципе-то, не обязано ему докладываться на счёт Зимнего: куда и зачем он пойдёт. Если честно, Рамлоу и сам знать не хотел бы — меньше знаешь, крепче спишь. Или как-то так. Сложнее с делами Гидры на самом деле. Там вообще лучше нос не совать туда, где тебе не рады и куда тебя не звали. Броку и иногда Роллинзу позволяли оставаться рядом с Активом при обнулении или зачитывании кодов, но только при условии, что они будут располагаться где-то на периферии. Джек на правах зама всё равно торчал рядом, хотя неоднократно порывался выйти вон. Зрелище было просто отвратительным, как говорилось раньше. Рамлоу же продолжал стоять, наблюдал за тем, как Зимнему раз за разом прошивают оперативную память. Счищают старую программу и устанавливают поверх новую. Каждый раз, одно и то же по новому кругу. Нет ничего удивительного в том, что Актив стал такой. Живой человек, да, но с механизмом в голове. Хотя там обычный головной мозг. Человеческий. Иногда, нечасто, но такое было, Агент ловил своим блуждающим взглядом Командира, задерживал на нем внимание и даже на какой-то момент переставал дышать. Брок продолжал смотреть в ответ безотрывно. Боясь сделать что-то не то, если прервёт этот их визуальный контакт. На миссии — нечто похожее. Отдача приказов, координирование. Обязательно — взгляд. Актив замирал, что-то обдумывал и кивал. Со временем Рамлоу и его ребята перестали воспринимать Агента как того Призрака из слухов по всему миру. Столкнувшись с ним, проработав какие-то время… ты меняешь своё мнение на его счет. Брок уже давно поменял, что сказать. — Блядь, — повторное ругательство. Он оглядел Солдата ещё раз, отметив хреновое состояние, но не выпаливал единственный вопрос, который его больше всего сейчас волновал на данный момент. «Что он забыл у меня дома?». — Отличная работа, Солдат. Самодиагностика, Агент. Доложить о собственном состоянии. Ранения? Психологический статус? Он знал, что о миссии Агент ему ничего не скажет, так как у Брока был низкий уровень доступа к миссиям Актива, только если он сам с отрядом не были в заданиях задействованы. Тогда Рамлоу требовал подробностей от начальства и от самого Солдата — интересовался мнением Живого Оружия, так сказать. Заставлял его шевелить мозгами. Вынуждал много говорить, объяснять ребятам, которые находились на подхвате. Доверял выстраивать задание так, как нужно. Так, как следует, чтобы выполнить без препятствий. А ещё Рамлоу помнит, как себя ведёт с Агентом его куратор. Просто отвратительный человек, который однозначно в ближайшее время откинет копыта по предсказанию Роллинза, если не начнёт думать головой, а не своим раздутым Эго, которое уже не помещается в комнату для перепрограммирования Солдата. Брок чувствовал, как его тошнило от этого человека. Как хотелось лично ему свернуть шею или же предоставить Солдату такую замечательную возможность. Зверь никогда не станет хорошо относиться к хозяину, который, игнорируя правила, использует только кнут. Но Агент — не животное. Он даже не машина. Человек. И, что-то Командиру подсказывало, любой из его бойцов мог оказаться на его месте. Даже сам Рамлоу. Что же такое с ним произошло? Как он стал таким? Где творятся такие процедуры, из-под лап которых получаются такие послушные и эффективные бойцы? Явно не правительство Соединённых Штатов. Они в былые времена разрабатывали совершенно иную программу с Универсальными солдатами. Толком успехов не добились. Операция была поставлена на паузу, а судьба тех солдат осталась неизвестной. В случае с Активом дело чётко пахнет Гидрой. Пахнет Европой. Пахнет заснеженными горами, запекшейся кровью и жженой резиной. Та история пахнет пленом и насилием. Солдат не ответит на вопросы. Не позволят программу в голове или же он просто может не помнить. Осталось поинтересоваться у Пирса или куратора. Но эти двое с чистой совестью могут послать Рамлоу в задницу далеко и надолго. Даже пробовать не стоит. Брок будет совать нос не в своё дело. Таков устой — не задавать лишних вопросов, а просто выполнять свой работу. Чёрт. Когда-нибудь он докопается до правды. Он уверен, что ответы на его вопросы есть и в той красной книженции, которую куратор постоянно носит с собой. Из которой он зачитывает базисные коды, пока Рамлоу и Роллинз держат оружие наготове, по приказу свыше. Хах, тоже мне. Неужели они думают, что это как-то затормозит Актива. Он вырвет крепления на бионике и остальные скобы тоже повылетают, поломавшись, словно зубочистки. Приказы просты и понятны, в той самой форме, которую проще всего воспринимать программе. Подшитые протоколы взаимодействия с командованием предполагают краткий и ёмкий отчёт, вмещающий в себя все необходимые факты и данные. Зимний Солдат порывается ответить [промедление — равно неодобрительный взгляд от хэндлера или же сразу удар от куратора], однако медлит, смотрит настороженно загнанным волком [хотя это ведь он сам загнал себя в рамки четырёх стен, а мог попытаться скрыться так, чтобы даже Гидра не нашла]. Этот человек — не куратор, но тем не менее — знакомый, который часто находится рядом, который успел примелькаться так, что даже после обнуления вспоминается достаточно просто. Есть ли право отвечать? Или же… Статус субъекта: высокая степень опасности. Солдат отступает на шаг назад, ближе к полумраку помещений, внимательно следит за каждым движением того человека. Хватает оценочного взгляда, чтобы понимать: тот представляет тобой серьёзно подготовленного противника в случае открытой конфронтации. Зимний Солдат уверен в своих силах, знает, что в случае боя выиграет в любом случае, но потратить время придётся. Кто сказал, что тот не попытается скрутить ему руки и доставить прямиком на базу? Возможно, приходить сюда было ошибкой. [О доверии речь не идёт — Солдат не доверяет никому и ничему, кроме прямых приказов, — но, с другой стороны, не множь вероятности, не делай сложное из простого]. Этот человек — опасен, оценка Солдата никогда осечек не даёт, поэтому стоит оставаться настороже, но не вступать в открытый конфликт без крайней на то необходимости. — Физическое состояние удовлетворительное, ранений нет, — всё-таки отчитывается Актив. — Состояние: эмоциональная дестабилизация. Врать запрещает один из подуровней программы. Он всё-таки говорит про дестабилизацию, не может подобрать другого слова, которое наиболее точно описывало бы его состояние. Дестабилизация буквально описывает всё: от незначительных волнений до крупных помех, мешающих нормальному функционированию. Физический функционал в полном порядке, Солдат не получил ранений во время миссии. А вот психологический? Теперь ему остаётся только ждать решения со стороны: оставят ли его здесь, выставят вон или же сообщат на базу, откуда за ним пришлют вертушку и сопровождающих с шокерами в набедренных креплениях. Следующий вопрос не звучит как приказ к немедленному ответу, который никак не избежать. Солдат колеблется, опять-таки отвечает не сразу, а в его голос прорезается грубый и резкий акцент, как и всегда во время стрессовой ситуации, ведь много десятков лет в Советском Союзе оставили свой отпечаток, который сгладился со временем, но не исчез до конца. Что он может сказать? — Почему ты пришел именно сюда? И Брок не хочет услышать что-то вроде «ты — моё задание». Ведь тогда проще будет пустить себе пулю в лоб или же просто не сопротивляться. Агент сделает своё дело и отправится на базу, чтобы всё доложить Пирсу и куратору. А уже после — возьмётся и за ребят Брока, которые ни в чём точно не виноваты. Но, опять же, если бы Агент хотел ликвидировать боевую единицу под именем Брока Рамлоу, то сделал это уже давно. А не стоял в дверном проёме с таким вот взглядом. Иногда машины могут давать сбой. Может, тут такая же ситуация? Или хотя бы схожая? Что ему делать? По инструкциям стоило бы связаться с базой и сдать Зимнего Солдата. Ждать, пока за ним прибудут. Сам бы он не стал сопровождать этого бойца в клетку. Нет. Ведь Агент по каким-то причинам не направился на базу. По каким именно? Ведь миссия была выполнена успешно? Всё было в порядке. Ну, по части инструкций, которые были Активу выданы. Солдат никогда не ошибается, не промахивается, не оставляет следов и свидетелей. Ведь так? Почему он пришёл именно сюда? — Проигнорирован последний пункт приказа «возвращение на базу после завершения миссии», — говорит он так, как будто бы это и есть ответ на вопрос. Для стороннего человека ответ может быть и не очевиден, но для самого Солдата всё яснее некуда. Игнорирование даже части приказа недопустимо. Он позволил себе пойти вразрез прямой инструкции и во избежание последствий скрылся. Он не последовал мимолётному желанию уехать в ту местность, карты которой возникают в сознании, и не вернулся на базу, а выбрал, можно сказать, не золотую. Но худо-бедно середину. Может быть его и не спишут по протоколу утилизации. Иногда в голове вместе с проблесками человеческого сознания возникает спонтанная мысль: «лучше бы утилизировали, чем раз за разом форматировали диск краткосрочной памяти направленным электричеством». — Давай-ка мы с тобой просто поговорим, bruder. Броку требовались хотя бы частично ответы на некоторые вопросы. А Солдату… Солдату не мешало бы немного передохнуть. Хотя бы чуток. Слух режет одно-единственное слово. Часть оперативников базы — выходцы из Германии, поэтому язык Солдату знаком. Он никогда не вдавался в этимологию слов, которыми перебрасываются между собой солдаты, поэтому и сейчас не берётся предполагать, что именно имеет в виду этот человек: «брат» или «приятель». Такие тонкости для поверхностного знания языка не важны, зато необходимы для внедрения во вражеский лагерь, когда нужно выдать себя за местного в какой-нибудь чужой стране. Сейчас всё это Солдату без надобности. Брок, всё ещё медленно двигаясь, не совершая лишних движений, выдвинул стол из-под стола Активу, а к себе пододвинул боковой поближе, присел. Указал Солдату на выдвинутый. Мол садись, тогда и продолжим с тобой. Солдат садится на предложенное место, опускает на поверхность стола предплечье левой руки. Металл поблёскивает под светом лампы, теперь отчётливо видны красновато-бурые потёки, затёршиеся в стыках пластин. Актив не привык говорить, он привык слушать даже если его пытаются вывести на разговор. Так всегда происходит с хэндлером. Нужно просто слушать, даже если тот создаёт видимость открытого диалога. Тому не нужны ответы, тот упивается своей возможностью словесно издеваться над Живым Оружием, заранее зная, что Активу запрещено всё, что тот может ему предложить. — Можешь ослабить бдительность. Тут тебе ничего не угрожает. Веришь? Командир тебя никогда не подводил. Ни он сам, ни его ребята, — так и было. Они всегда работали эффективней в связке. Пирс неоднократно их хвалил, отмечая и стабильность Актива. Недовольным лишь оставался куратор Оружия Гидры. Но этот хрен может маршировать очень далеко, не возвращаясь буквально. — Выкладывай, Агент. «Командир», значит. Вероятно, стоит запомнить [до того самого момента, как его память в очередной раз решат отформатировать; Зимний Солдат практически не сомневается, что после столь серьёзного проступка его обязательно обнулят]. Командир говорит, что бдительность можно ослабить, на вся загвоздка в том, что Солдат не расслабляется никогда. Постоянная боевая готовность не зависимо от обстоятельств, исключение — разве что те моменты, когда его только-только выводят из крио, и, ещё ни черта не соображающего, волокут до кресла программирования, чтобы сразу же закрепить и уже не опасаться, что тот может на кого-нибудь броситься. Командир замолкает, как будто ждёт, что Солдат начнёт говорить с ним. Солдат смутно помнит, что на общих миссиях приходится говорить много, объяснять тактику, пересказывать предполагаемое расположение. Бойцы, что следуют за этим человеком, обычно понятливые, не перебивают и не спорят, как будто признают, что у Зимнего опыта в подобных действиях больше в разы. Это, пожалуй, единственные люди, которым действительно интересно, что он скажет, единственные, кто не ожидают от него только чёткого исполнения поставленной задачи. — Выкладывать? Вопрос даётся через силу. Его давно отучили спрашивать, он не имеет права спрашивать. Выкладывать что? Причину, по которой заявился без спроса в этот дом? Почему он здесь, а не на базе, что мешает ему отчитаться командованию о завершении задания? Это всё так чертовски сложно, но объясняется одним простым словом: «нежелание». Которого у Зимнего Солдата не должно быть. — За неисполнение приказа следует наказание, — практически безэмоционально говорит Солдат. — Приказ был нарушен. Солдат всё больше и больше начинает походить на не прирученного зверя, который не знает, куда ему податься, чтобы не быть наказанным. Чтобы ничего не было. Брок соображает на этот счёт, когда Актив отходит в тень гостиной комнаты обратно. Сам Командир успел выдвинуть стул, предлагая ночному гостю сесть. Актив же какое-то время оставался в стороне, не двигался. Разве что смотрел на Командира, смотрел на предложенный стул. Это вот и навеяло Рамлоу мысли о звере, который был загнан сейчас в четыре стены. Но ведь он сам лез сюда с какой-то целью, правда ведь? Только всё выяснить им ещё предстоит выяснить. Теперь Брок от этого не отвертится. Да и сам не хочет. Если начальство что-то заподозрит, то будет достаточно просто прикинуться, что он ничего не знает и вообще понятия не имел, что же происходит. Только вот в таком случае Актива могут отправить на обнуление. Его определённо посадят снова в то металлическое кресло и подвергнут программу в голове перепрошивке. То есть, получается, Броку нужно сделать всё, чтобы этого не случилось, верно? Что же. В кое-чём у него был опыт, да. Однажды он уже спасал Солдата от обнуления. Самый яркий раз запомнился — последний, когда они вернулись с миссии касательно умирающего Левиафана. Одного из голов Гидры требовалось ликвидировать, забрать все документы. Тогда они столкнулись с командой одного не-товарища Рамлоу по наёмничеству. Деккер был тем ещё ублюдком, не гнушался в область взрыва ставить гражданских. Тогда им повезло. Глава поместья был ликвидирован, люди Деккера в горчичной форме, которые попадались на глаза, — тоже. Солдат тогда не давал сбоя, но куратор решил вновь поиграть в начальника этих стен. Пирс ничего не сказал на счёт запрета относительно обнуления. Брок сорвался, когда наблюдал, как Солдата усаживают в кресло для обнуления, как начинают фиксировать скобы, как запускали программу. Брок сорвался. Просто сорвался. Рыпнулся на куратора, получил в ровной степени то же самое в ответ. В следующую минуту он был готов уже кинуться на этого придурка, чтобы разбить его голову о бетонный пол. Однако Пирс успел вовремя. Прервал этот зарождающийся конфликт, оценил внимательным взглядом Брока, второго подчиненного, Солдата. Согласился на счёт того, что не следует так часто подвергать Агента обнулению, кивнул, развернулся и ушёл. Брок почувствовал, что начальство теперь к нему относится более-менее положительно, да. Удача была явно на стороне Брока, а куратору она демонстрировала свой крепкий хуй, да. Ублюдок был недоволен. Солдат взирал с непониманием, всё той же растерянностью. Но тогда в стазис его отправили с мозгами, которые были в целости и сохранности Тогда ему повезло? Ну, может быть. Брок этого даже не отрицает, однако результата он добился, да. Солдата ведь так и не обнулили. Сейчас нужно добиться того же результата, иначе все его старания пойдут насмарку. Он был уверен: Актив не заслуживал такого отношения к себе. Никто не заслуживает такого отношения. Он человек, как и все те, кто его окружал. Человек больше потрепанный временем и обстоятельствами. Ранений нет и плюс к этому эмоциональная дестабилизация. То есть у парня черте что в котелке творится? Что же он видит перед собой и в каком свете. Дестабилизация в военных кругах — это вообще нехорошо. Слишком нехорошо даже. Разумеется, бывают косяки, бывает так, что срывается всё. Но подвешенное состояние при дестабилизации… Самое опасное. Ты не знаешь чего можно ожидать от своих же людей. А вот за невыполнение приказов Гидра по голове гладить не будет, да. Не радужным образом складывалась вся эта ситуация. Командир же оказался в неё втянут таким образом, что и не вырвется теперь уже. Нет, конечно, он может дать заднюю, доложить всё на базу и попытаться скрутить Актива. Однако ничем это хорошем не закончится в первую очередь для него самого. К тому же Брок не совсем уж мудак, чтобы сдавать бойцов, с которыми очень хорошо работалось. Его ребята в каком-то смысле даже прикипели к Агенту. Командир уже считал его одним из своих, хотя это сложно представить во всех этой обстановке. Он раз за разом убеждал себя: сделать всё, но не допустить Солдата на обнуление. Может быть, так он вгонит в негатив свой отряд перед начальством. Но они работают так, что за короткий промежуток времени стали лучшими из лучших. Пирс смотрит на них иначе. Пускай. Ближе врагов держи, ближе. — Вот значит как? Да и что сказать он понятия не имел. Что делать с Солдатом дальше — тем более. — Твоя… программа предусматривает выполнение стандартных приказов при дестабилизации любого происхождения? Важно понять, что творится в голове, да. Любая программа всегда барахлит, если что-то изначально было поломано в его корневом коде. Перестаёт работать, как надо, то и не выполняет с точностью приказы. Программу можно ругать сколько угодно, но ни к чему положительному это не приведет. И Брок рассчитывал, что Солдат ответит «нет». Солдат присел за стол осторожно, облокотился левой рукой. Брок снова смотрел на бионику, вспоминал, какая у неё мощность и представлял, как же просто ей ломать гортанные хрящи, да, а ещё и язык вырывать. Актив всё ещё находился в напряжении, растерянность гуляла в глазах, пропадая только в том случае, когда он брался отвечать. Ограничивался односложными предложениями, в подробности не вдавался. Вытягивать из него все данные клещами?.. Ну, тактика может сработать в обратную, и клещами могут вырывать уже язык Командиру, да. Брок решил не давить, а просто говорить с Зимним так, как говорил бы с одним из своих подопечных. Они иногда попадали в какие-нибудь переделки. Приходили к Рамлоу, просили помощи. И, после качественных пиздюлей, всё решалось достаточно просто. Брали лопаты, черные мусорные мешки, шли на пустырь и вопросов не задавали. Только с Солдатом стоит вести себя… аккуратно. Ладно, попробуем такую тактику. Солдат замирает, смотрит на Командира практически отсутствующим взглядом. Отсутствие эмоционального отклика — большая проблема [хотя, на самом-то деле, когда твоя постоянная работа — это убийства, то отсутствие эмоций — это дар, а не проблема, ведь ничего не отвлекает и не мешает]. Что значит — «программа»? Всё ведь проще некуда: ему приказывают, он выполняет. В обычной, повседневной ситуации он даже не задумывается бы над тем, нужно выполнять приказ или же нет, всё происходит автоматически и не затрагивая мыслительный процесс, отвечающий за осознание необходимости или же бесполезности предстоящего действия. Сейчас… сейчас всё немного иначе. В голове возникает смазанная картинка того, что раньше такое уже бывало. Он начинал задавать вопросы. Спрашивать, действительно ли это нужно командованию. Ставить под сомнение слова старших офицеров. Спорить. Иной раз — пускать в ход бионику. Каждый раз это заканчивалось одинаково — пара шокеров в бок и дело с концом. — Не могу ответить на этот вопрос, — сухо говорит Солдат, опуская взгляд на поверхность стола. Умом — частью блока — он понимает, что должен выполнять то, что ему прикажут. Другой частью — которую постоянно подавляют — пытается этому сопротивляться. Но это всё равно что бежать по шпалам от бронетранспортёра: догонит, раздавит и размажет по рельсам тонким слоем крови и ошмётков мяса. Вот и сейчас — к чему сопротивление? Появляется спонтанная мысль, подтачивающая черепную коробку где-то в районе затылка: может, стоит вернуться на базу? Актив сжимает бионические пальцы сильнее, и, когда платины предплечья с едва слышным механическим жужжанием сдвигаются, медленно кулак всё-таки разжимает. Сидеть. Пока здесь нет оперативников в чёрной форме и со спрутом на лацканах — сидеть. — Ты сколько находился на улице? — Брок снова осматривает Актива, теперь уже вблизи. Можно и так заметить, что форма его потяжелела от влаги. Волосы спутались в сосульки. А вот светло-красные разводы на бионики начали уже подсыхать, оставаясь чёткими бороздами меж пластин. Не сложно догадаться, чья это была кровь, хах. Солдат был мокрый с ног до головы и это, вероятно, приносило какой-никакой дискомфорт, так? Так. Он живой человек. Что бы там с ним не делала программа, на подкорке он всё ещё человек. Осязание, тактильность… всё сохранено на сто процентов. Не нужно быть каким-то там гением, чтобы предположить — дискомфорт, как одна из проблем, которую стоит убрать. Дать Зимнему сменную одежду, если хоть что-то налезет на него из гардероба Командира. Обмундирование высушить и привести в порядок перед тем, как отправлять Актива обратно на базу. Солдат остро чувствует на себе чужой пристальный взгляд, спокойно вскидывает свой и смотрит в ответ. Командир отчего-то не связывается с базой и не вызывает на себя наряд оперативников, которые за считанные минуты постарались бы упаковать Актива в магнитные кандалы и переправить в место, куда он давно должен был прибыть сам. Магнитные кандалы его бы особенно надолго не удержали, но вот если бы с ними прибыл Куратор… [видит Вселенная, Зимний Солдат ненавидит книгу со звездой, которую тот постоянно держит в руках и самодовольно поглаживает по корешку]. Если бы с ними был Куратор, он бы попытался восстановить временный контроль, эдакую свою небольшую привилегию — водить на поводке Живое Оружие. Ещё бы намордник нацепил, выполняющий функцию респиратора. Или респиратор, выполняющий функцию намордника, это как посмотреть [Солдат снял свой приблизительно сразу после выполнения задания, и тот теперь болтался на ремешках-креплениях, не скрывая лицо]. А вот сколько он находился на улице… Солдат выполняет в уме нехитрые вычисления. — Пересёк несколько боро, — говорит он без особой задержки. — В общей сложности пару часов. Если знать, как передвигаться по Нью-Йорку, то можно и весь преодолеть даже меньше, чем за пол дня. В этот раз пришлось передвигаться, в основном, на своих двоих, чтобы невозможно было отследить по транспорту [и заодно проверять, чтобы не попасться в объектив камер наблюдения, понатыканных у бизнес-центров и обычных магазинов]. Вот и вымок так, что как с собаки натекло на пол. За то время, что он уже находится в помещении, волосы стали подсыхать, подтягиваться неровными волнами. — Давай-ка я приготовлю ванну, ты сбросишь с себя форму, её надо высушить. Сам хоть отмоешься и перестанешь быть похожим на рыбину, которую выбросило на лёд, — Брок больше не стал тормозить. Только лишь кивнул, поднялся из-за стола, направился в ванную комнату, чтобы всё приготовить. — По коридору прямо и направо. Там и разденешься. Идём. При слове «ванна» в голове Актива сразу возникают холодные душевые базы: помещение без окон, только с одной дверью. Металлические опоры, маленькие металлические шкафчики, под ногами лужи из-за того, что банально нет бортиков, через которые не перебегала бы вода. Та душевая, в которой отмывают после миссий Зимнего Солдата, лишена всякой комфортабельности, даже перегородок и то лишена: его для ускорения процесса просто поливают издалека, так зачем отгораживать? Меньше вероятности, что что-нибудь сломает или же просто повредит. Тут что же, что-нибудь в том же духе? Актив привык даже к практически ледяной воде, потому что она не ощущается таковой после выхода из крио. А ледяная вода, вроде как, подготавливает тело перед мгновенной заморозкой, погружающей в сон без снов. Впрочем, это даже сном не назвать, потому что во сне человек отдыхает и набирается сил, а криосон никакого ощущения отдыха не даёт. Солдат просто закрывает глаза, а открывает, кажется, буквально через секунду, только чувствует себя при этом так хреново, будто готов сблевать под ноги Куратору цветной смесью химикатов. Командир словно бы слов возражения не принимает, просто объясняет и поднимается из-за стола, как будто уверен, что Солдат сразу же пойдёт вслед за ним. Солдат же смотрит, едва склонив голову, решает что-то в диалоге с самим собой. У того нет при себе книги со звездой, способной полностью очистить разум и сделать из Актива послушного киборга. Но при этом приказ звучит… разумно? Сидеть в мокрой униформе действительно неприятно, тем более, что утяжелённая кевларом кожа может растянуться под прессом воды и потерять свои свойства. Солдат поднимается из-за стола и следует в указанную сторону — по коридору прямо и направо. Видимо сам Солдат даже не может давать полный отчет касательно своего состояния. Программа действует внутри его головы всегда и без перерыва. Это было похоже на работающую оперативную память компьютера, которая переполнялась, если технике не давать отдохнуть. Поэтому-то компьютеры и выключают или хотя бы ставят на спящий режим — щадят то, что внутри корпуса. Что касается Солдата и его механизмов внутри… может, именно поэтому его сажали в кресло, когда требовалось воздействовать на память и предотвратить какие-либо возможные ошибки в той или иной ситуации. Брок помнил, что техники, занятые Активом, тихо переговаривались и роняли такие слова, как «побег», «снова», «дестабилизация», «стазис». Видимо состояние Актива прямо зависит от того, сколько времени он находился в стазисе и как часто ему прошибали мозги электричеством. Проще всего откатить все установки в программе до нуля начать все сначала, с чистого листа. Если сейчас вскроется, что Агент не сразу направился на базу после выполнения миссии, то его точно ждёт обнуление, снова электрический ток, снова боль, холод и огромная капсула с особенным терморежимом. Но что будет, если выяснится, что Актив наведался к Командиру? Есть ли хотя бы малейший шанс, что всё обойдется. Да, если Брок сам попытается сделать всё для этого. На крайний случай — стазис, это не так уж больно, вероятно. Ванная встречает его чёрно-белой обстановкой. Чёрно-белый кафель, белая раковина, чёрная эмаль самой ванны. Это совершенно непохоже на то, к чему привык Зимний Солдат, да и ему кажется, что ели он зайдёт туда вслед за Командиром, то там станет слишком тесно для двоих, чтобы разворачиваться и не мешать друг другу, поэтому он остаётся снаружи, пока ведутся какие-то приготовления. Нет, это совершенно непохоже на голые стены и лейку-шланг, которые используют для того, чтобы очистить Живое Оружие от пыли и грязи, которую тот может нахватать на себя за время задания. А иногда задания бывают чертовки пыльными. Брок включает свет в ванной комнате, освобождает сразу же одну из полок открытого шкафа, чтобы Агент смог раздеться и всё обмундирование сложить туда. Вещи нужно будет высушить. Хотя Рамлоу бы лучше их выстирал, но тогда у техников могут возникнуть кое-какие вопросы, да. Вопросы, на которые Брок навряд ли даст чёткий ответ, хах. Следом за ним Солдат не заходит, но слышно было, как он шел за ним. Получается, доверяет. Получается, не воспринимает, как агрессора. Хорошо, пусть будет так. Солдат не обязан ему верить, в общем-то. Брок сам тот ещё мудак, да. Но только не в том случае, если что-то случилось с людьми, которые были ему близки. Он присаживается у ванны, снимает с низкой стойки лейку и настраивает воду сразу же на сильный кипяток, чтобы ополоснуть ванну, снять эту своеобразную плёнку и смыть эфемерную пыль. После чего он переключает напор воды на кран, затыкает слив и пытается отрегулировать температуру и напор. Выходит горячо, терпимо так, чтобы плохо не становилось и чтобы не обжигало, да. Задумчиво посмотрел в строну нескольких флаконов с гелями и взял всё-таки одни из тех, которых пах нерезко химией. Малость капнул в бурлящий поток воды, уровень которой уже повышаться стал постепенно. Кучерявые облачка пены стали появляться сразу же, расползались по всех поверхности воды, концентрировались больше у бортиков, оседали. Ну вот, так, может, будет куда приятнее, чем в простой воде сидеть. Гигиенической обработкой Солдата не заморачивались. Брок наблюдал неоднократно, как бойцы Гидры подхватывали под руки только что открывшего глаза после стазиса Актива, тащили в сторону душевых. Ну, одно слово — душевые, да. На деле же его просто окатывали ледяной водой из шланга, смывали отходящий иней, даже полотенце не давали. Или вовсе игнорировали этот пункт подготовки к заданию. Ссылались на то, что комфорт Солдату не положен, что и так всё в порядке, и он всего этого даже не заметит. Организм — человеческий. Брок замечал, стоя в стороне, как подрагивает Солдат, приходит в себя и старается стабилизировать свой собственный организм, который никак не мог адаптировать к перепаду температур. Ведь если как-то покажет, что ему… некомфортно — никто не заметит или, что хуже, долбанут шокером. Брок и такое наблюдал, да. В какой-то момент задался вопросом: почему это Пирс позволил им с Роллинзом оставаться на этих процедурах? Джек частенько не выдерживал, говорил, что пойдет подготавливать ребят, даже если миссии никакой не было для них. Он просто был не в силах на это всё смотреть. Так поступали только с преступниками, заложниками, предателями, но никак не с Оружием Гидры, главным их козырем. Откуда ноги растут, любопытно? Брок видел красную книгу со звездой и волей-неволей хотел предать её огню, чтобы больше не осталось никаких нитей, ведущей к Агенту. Код перепрограммирования он заучил после третьего визита на эту процедуру. Чаще всего Солдата мыли после заданий. Часто возвращался грязный, в крови. Точно так же окатывали из шланга и отправляли на заморозку. Так не поступают с любым живым существом. Брок обещался, что когда-нибудь дорвётся до самой сути. Когда-нибудь Солдат сможет сломать, отгрызть путы и поубивать всех своих тюремщиков. Вот на какой стороне для него будет стоять сам Рамлоу со своими ребятами? Это тот ещё вопрос. Поэтому да, Брок всё-таки решает, что горячая вода и мыло должны приостановить возможную дестабилизацию и, может быть, вернуть Солдата в прежнее состояние, что маловероятно. Но Брок просто пытается поступать по-человечески, а не как… с предметом, да. — Всё, пусть набирается, — он поднимается на ноги, кивает Агенту, замершему вблизи двери, на ванную и выходит, позволяя зайти, раздеться и опуститься в приятную воду. — Я пока принесу одежду на время сушки твоей. Только после того, как Командир выходит и оставляет пространство ванной комнаты для Солдата, тот позволяет себе зайти и осмотреться. В глаза сразу же бросается отражение в зеркале: странное-чужое, как будто и не его вовсе. Он словно наблюдает со стороны за самим собой, и это приносит стойкое ощущение дискомфорта. Для начала: снять с себя экипировку. Ножи, термическую удавку, пистолет вместе с кобурой, кое-что ещё по мелочи: всё это обычно сдаётся на склад в конце каждой миссии и выдаётся на руки только перед непосредственным отправлением на новое задание. Оружие с громким стуком опускается на пустую полку по мере того, как Солдат приступает к снятию жилета. С этим получается сложнее: миллион ремённых креплений как на рубахах для психически больных, что удерживает защиту на теле, но делает процесс снятия и одевания чертовски трудоёмким. Солдату приходится расправиться с каждым их них. Под жилетом — футболка без рукавов, чтобы не прилегало к телу и не стирало кожу. Ну и стандартно: расшнуровать высокие ботинки и снять штаны, перехваченные широким ремнём. Солдату кажется, что он раздевается чертовски медленно, хотя это и происходит достаточно бодро. К тому времени, как он полностью обнажился, ванную наполнил пар. Солдат протягивает руку и касается пальцами струек воды — тёплые, горячие почти что. Непривычно. С неслышным выдохом он перешагивает через чёрный борт и опускается под воду, сразу же приласкивающую напряжённые мышцы. Нет, Солдату определённо точно ничего не подойдёт по размеру из одежды Командира. Футболки и штаны будут трещать по швам чуть ли не в буквальном смысле этого слова. Ладно, придется задержаться на простом махровом халате. Должно быть самое то. Он достаёт из своего шкафа самое большое полотенце, халат и, немного подумав, комплект нижнего белья. Пусть будет. Оставляет это на кровати и направляется на кухню. Необходимо поставить греться воду в чайнике, побольше. Вдруг Зимний не откажется и чай попробовать? Согреться изнутри? Рамлоу руководит своя собственная программа, которая включается, если его ребятам требовалась защита в его доме, да. Сколько раз он помогал Лизаветт и Спарки? Самым таким… косячным из его команды. Ни одни пока что не отказывался от просто чая или кофе. Чайник не должен успеть остыть, пока моется Солдат. Впрочем, согреть заново не составит труда вовсе. То, что ему стараются отбить напрочь все воспоминания не значит, что социальные навыки и простейшие действия также напрочь отбиты. В том, что касается навыков и действий — всё сохраняется, учить заново не нужно. Этим учёным и удобно поддерживать у него диссоциативную амнезию: с одной стороны, он не помнит ничего, что может помешать его службе «на благо человечества» [воспоминания о прошлом стёрты, кратковременная память оперативно подчищается, воспоминаний о настоящем при должном техническом обслуживании тоже не остаётся за рядом исключений], а, с другой стороны, не нужно заново учить его простейшим навыкам как какого-то ребёнка. Очень опасного ребёнка, ага. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы кого не убило. А Гидре и нужно, чтобы он убивал. Или шпионил, зависит от контекста определённой миссии. Вот они и всеми силами — гуманными и не очень — стараются удерживать его на такой вот грани, обеспечивающей полнейшую лояльность. Это ведь так удобно: поставить программе очередной подуровень и записать на него легенду, которую Зимний Солдат воспримет за реальность и ни одна проверка детектором лжи не выявит этой самой лжи, потому что реальностей у нег может быть сразу несколько. Простая горячая вода — то, чего иногда, сложно признаться, не хватает. Прямо сейчас она выгоняет стылость и промозглость из костей, согревает, даёт ощущение безопасности, которого Солдат очень давно не чувствовал. Он нигде не в безопасности — ни на базе, ни на миссии. Только криокамера отключает это ощущение на время стазиса, за которое Актив никому из командования не нужен, все со всем справляются и без него. Что его ждёт по возвращению? Самый оптимальный вариант — выговор от Куратора и стазис. Если… Солдат переводит взгляд на дверной проём. Если Командир никому и ничего не скажет, то можно будет ответить Куратору, что параметры миссии потерпели изменения, и время, необходимое на успешное завершение, увеличилось. Это в том случае, если он всё-таки вернётся на базу. А если не вернётся? Крамольная мысль не успевает сформироваться, потому что в ванную заходит Командир. Брок возвращается в ванную комнату, смотрит на сложенные на полки вещи и оружие, оставляет принесенное на стиральной машинке, а халат вешает на крючок возле входной двери. Бросить взгляд — Агент уже находится в ванной, уже в пушистой пене по грудь. Что же, очень хорошо пока что. Значит ли это, что ему приятно? Что он делал то, что хотел сам? Может быть. Брок даже спрашивать не станет. Его вполне устраивает этот результат. Он только отключает воду, отодвигает в сторону кран, кивает. Солдат тут же вскидывает взгляд, замечает, как тот тянется к вещам, и уже намеревается подняться, но слышит негромкое, спокойное объяснение. Замирает. Чуть кивает и опускается обратно, по грудь в пену. При непредвиденных обстоятельствах сбежать можно и без униформы. А вот оружие… Солдат вновь скашивает взгляд в сторону, но Командир оружие не берёт, выносит только одежду. Оружие остаётся лежать на полке, и это хорошо, потому что в ином случае Солдат, скорее всего, вскинулся бы мгновенно. Просто автоматически, даже несмотря на отсутствие инстинкта самосохранения во время миссии. Но тут дело не в самосохранении, а именно что в том, что табельное оружие — это что-то личное, единственное, что есть у Солдата в праве полного пользования за исключением тем моментов, когда нужно сдавать его на сохранение. — Отмокай, а я вещи твои сушиться размещу, — говорит негромко, но так, чтобы Актив его слышал. Да и как-то опасно вообще повышать сейчас голос. Командир просто забирает одежду и обмундирование Солдата, выходит. Дверь в ванную остаётся открытой, поэтому шум из других комнат слышно отлично, практически не нужно угадывать, что и гре происходит. Солдату не предоставляет труда слышать и удаляющиеся шаги, и шорох чего-то раскладываемого. И чайник, вроде как? Характерное бульканье не узнать невозможно. В голове откуда-то возникает образ тесной, небольшой комнатки, возмущённых, но радостных детских криков, и улыбающейся женщины у стола с чайником. Усталой чертовски, но улыбающейся. Солдат не знает, откуда это в его голове, как и не знает, настоящее это или же где-то подсмотренное, а потому зажмуривается и медленно выдыхает, стараясь эти самые образы изгнать. Хватает ему и того, что уже успел натворить. Командир не отсутствует долго, через некоторое время вновь возвращается в ванную. Конечно, это его дом, может ходить где хочет, а Солдат явился без спроса. У Солдата нет такого понятия как «стыд» или «неловкость» [учитывая, через сколько процедур приходится проходить до и после криостазиса], поэтому он и не дёргается, ему всё равно, будет находиться кто-то ещё в ванной комнате или же нет. Он просто смотрит перед собой, разглядывает кафель на стыке ванны и стены, и прислушивается к ощущениям изнутри. Это правда успокаивает. — Ну, как ощущения? — Командир выдвигает из-под раковины маленький табурет, который использует, чтобы как-то дотянуться до потолка и стен под ним во время одной из генеральных уборок. Усаживается на него рядом с ванной, оказавшись достаточно близко к Солдату. — Тепло, — односложно отвечает Солдат, и выражает одним словом буквально весь спектр ощущений. Однозначно «тепло» — это то, чего ему не хватало под ливнем на улице.Однозначно это то, чего не хватает сразу по выходу из стазиса, когда он толком ничего не соображает, а его уже куда-то волокут. А потом миллион манипуляций, призванных восстановить работоспособность. Иногда это занимает час, иногда чуть больше или меньше, но набор процедур обычно один и тот же. Иногда ему разрешают сходить в столовую строго под присмотром учёных, которые ему дадут только то, что выдержит желудок [а после химии в кровь иной раз организм так и тянет избавиться от химии самым естественным образом, вот только кроме желчи мало что выходит в итоге]. Брок берет с полки мочалку и брусок мыла, протягивает Активу. Только запоздало понимает, что, может быть, некоторых навыком может и не находиться в программе Солдата. Он настроен только на убийства, на выполнения важнейших и сложнейших миссий. Гигиеническую обработку проводят сотрудник и холодной водой из шланга. Момент неудобный, но всё-таки имеет место быть. Солдат будет мыться сам, либо Брок этим займется. Он однажды мыл Лизаветт и то только потому, что она была невменяема из-за наркотиков. Вытаскивал её из грязи так сказать. Но тут Солдат, к которому вообще прикасаться может быть опасно для жизни. Но раз Актив согласился лезть в ванную, то, может быть, и руки отрывать Броку не станет, если тот начнет его мыть. Это, разумеется, при условии, что сам Агент не способен помыться. Или, хотя бы частично не способен. Бионикой, думается Рамлоу, придется заниматься аккуратно. Командир протягивает ему мочалку и мыло, и Солдат, помедлив, забирает их. В том, чтобы намылить грудь и правую руку проблем нет. На лице — обычная сосредоточенность, которая была и на миссиях, и при выслушивании приказов, и после выхода из стазиса. Броку вообще казалось, что больнее никаких эмоций на лице Агента быть не может. «Не положено», — поправляет он сам себя мысленно, и в голове эти слова звучат одновременно голосом Пирса и куратора Агента. Тянет поблевать после такого, да. Рамлоу отступает к стиральной машине, опирается не её бедрами, складывает руки на груди и принимает самую расслабленную позу, на какую только был сейчас способен. Но все ещё наблюдает за Солдатом краем глаза, а так занят исследованием здешнего убранства, так как делать всё равно нечего. В ванной ничего не меняется, в общем-то. Стабильность — признак мастерства, хах. Но уборку бы сделать не мешало бы, да. И стирку провести в ближайшее время. Наверное… да, точно. А вот со второй рукой уже возникают проблемы. Все компоненты водооталкивающие, изолированные, что уже неплохо, иначе его бы постоянно то клинило, то напряжением долбило. Тут больше подошла бы не мочалка, а жёсткая щётка, способная счистить бурые подтёки меж сочленениями пластин. Приходится исхитряться. Пластины с металлическим жужжанием сдвигаются со своих мест, увеличивая расстояние между друг другом, и вот тогда получается протирать пазы, вычищать из них грязь, пыль и чужие биоматериалы. Рамлоу, хотевший было заняться закладкой вещей в стиральную машину, замер. Зимний Солдат принялся за левую руку, на которой разводами виднелись кровоподтёки. Чужое, да. Неудобно, наверное, мыть протез? Пластины с характерным звуком меняют своё положение, чуть приподнимаются даже, вроде бы. Рамлоу интересно, как это всё выглядит, даже изнутри. Он замер, старается и дальше не привлекать к себе внимание, наблюдает внимательно. Актив же был занят тем, что вычищал все стыки, старательно, придирчиво даже. Ну да, верно, мало ли какая там дрянь могла застрять в порыве драки. Солдат знал своё дело, знал, как устроена бионика. Знал, что строение её позволяет проводить водные процедуры даже. Изоляция микросхем и водоотталкивающие структуры, получается? Отличная идея для такого оружия, как Зимний Солдат. А ещё Рамлоу смог разглядеть, как мог, шрамы на стыке бионики и живой ткани. Зрелище так себе, за свою жизнь Командир насмотрелся, так сказать, всего и сразу. Его это не пугало, даже любопытно, после чего такое могло остаться. Видимо, оперативное вмешательство, но какой врач будет оставлять такие уродливые бугры шрамов? Уродливые? Нет, не так. Слишком… видные, да. Получается, не с целью косметического ремонта была произведена эта операция или же медики, которые занимались этим, не задумывались о внешнем виде своего пациента. Точно пахнет Гидрой, определённо. Всё-таки Рамлоу берётся за грязное бельё. Отступает от стиральной машинки и начинает загружать в неё вещи из пластиковой глубокой корзины. Спортивная форма, шорты, пара полотенец, нижнее бельё, носки. Ладно, похуй, всё в одну кучу и на самую стандартную и неприхотливую программу поставить. Так ничего не испортиться и ткани не похерит. Сыпанул стиральный порошок и обычный ополаскиватель, без резкого запаха. Захлопнул машинку и включил стандартную программу на полтора часа. Всё, теперь можно было дальше заниматься Активом. Так, кажется, выглядит гораздо лучше. Чтобы вымыться дальше, приходится подняться во весь рост. Торс, ноги — всё надо вычистить, чтобы окончательно изгнать ощущение холода из костей. Зимний Солдат, кажется, даже забывает, что в ванной есть кто-то ещё, и не отвлекается от своего занятия, пока дело не доходит до спины. Вот спину самому мыть — неудобно, когда в руках только мочалка, а не что-нибудь подлиннее. Но… тут, вроде как, есть Командир, верно? Если он, конечно, не посчитает это верхом несоблюдения субординации. И ещё потом, когда дойдёт очередь до головы, возникнут уже другие проблемы. Волосы будут застревать между пластинами бионики, и вымыть их получится разве что с продолжительными мучениями. Проще будет оставить всё как есть, чем пытаться разодрать мокрые сосульки. Рамлоу замечает, как тот замирает с мочалкой в руках. Помыл всё, до чего был в состоянии дотянуться, так сказать? Наличие пены об этом говорило. Не задеты только спина и немного задней стороны левого плеча. Ладно, Брок, сделай это, если не боишься, что тебе могут оторвать голову. Резкий писк и щёлканье привлекает внимание. Солдат ведёт головой чуть в сторону, но потом с запозданием [незаметным для человека, но заметным для него самого] понимает, что это, скорее всего, стиральная машина. В этом ничего такого, в конце концов, нет. Солдат не считает чем-то странным то, что он довольно шустро разбирается практически в любой технике, попавшей к нему в руки, разумеется, если она не чертовски замудрёная. Вот, большую часть модификаций разнообразного оружия как свои пять пальцев знает. Знает, как обходить или отключать различного рода охранные цепи. Знает, как управлять различными транспортными средствами, не важно, наземными, воздушными или водными. При желании даже может из подручных средств собрать взрывчатку, бомбу. Потяни за рычаг, нажми на кнопочку. Не ведаешь, что творишь, и вот — ты уже покойник. — Давай, помогу, — сиплый голос, но это всё из-за того, что в помещении слишком влажно. Брок подступает ближе к бортику ванной, отпихивает ногой табуретку, которую выставил ранее, и прокашливается. Он не ждёт разрешения от Агента, понимает что надо действовать, тогда, может быть, сможет сдохнуть быстрее, хах. Просто забирает из рук Агента мочалку, смачивает в воде и принимается намыливать побольше. — Обопрись руками на стену, так удобнее будет. Солдат не просит, чтобы ему помогали. Он бы и худо-бедно справился сам. Однако, мочалку у него из рук просто-напросто забирают. Первый порыв — уклониться, развернуться и двинуть ребром ладони по кадыку. Не вогнать в трахею, так хоть перекрыть на несколько секунд дыхание. Он слышит, как пластины на протезе сдвигаются для лучшей обтекаемости, мышцы предсказуемо напрягаются. Один рывок и Командир будет лежать на полу, задыхаясь и захлёбываясь от невозможности сделать нормальный, полноценный вдох. Вместо того, чтобы шарахнуть его, Солдат медленно выдыхает и едва заметно кивает. — Понял. Повернуться спиной к незнакомому человеку — нонсенс. Повернёшься спиной даже к предполагаемому товарищу — и гарантированно можешь получить стилетом между рёбер. Он знает это потому что… просто знает. Поворачиваться спиной не просто опасно — опасно с большой буквы. Солдат пересиливает себя, медленно разворачивается лицом к кафельной стене и упирается в неё ладонями. Металл протеза достаточно отчётливо стучит о кафель при прикосновении. Зимний Солдат пришёл к единственному человеку, которого помнит по предыдущим, весьма смазанным в памяти миссиям. Командир и его группа не раз закрывали ему спину, когда нужна была огневая поддержка — так откуда сейчас ждать стилета? Если бы этот человек хотел сдать Актива командованию — то успел бы уже несколько раз это сделать. Тонкий слух Солдата не улавливал разговоров, похожие на телефонные, но ведь Командир мог позвонить и делая вид, что ставит чайник? Жизненный опыт подсказывает миллион различных комбинаций будущего, а Солдат стоит, и едва заметно вздрагивает, когда мочалка касается спины. Бионика ничего не чувствует, а вот толстые, уродливые рубцы на стыке металла и живой плоти всё-таки отчасти чувствительны, поэтому шероховатость поверхности мочалки ощущается отчётливо. Прикосновения уверенные, но неторопливые, не причиняют боли или дискомфорта. Линия плеч Солдата прямая, но не такая напряжённая, как если бы с секунды на секунду ожидал какого-то резкого воздействия на себя. Откуда Брок знает, как удобнее? Ну, просто сказывается иной опыт, а голых мужиков он на своём веку навидался. К тому же, что там у Солдата, может быть не так? Мысленно сплевывая в сторону, Рамлоу начинает активно и с нажимом тереть спину Агенту. Сначала начиная с плеч, затем лопаточная область, после уже ближе к пояснице, бока. Вернуться ещё раз на начало цепочки, чтобы повторить путь. На этот раз задерживается на левом плече, имея возможность в подробностях разглядеть шрамы и стык бионики. Шрамы чуть розоватые, значит, поле операции было слишком глубоким, да. Затягивалось, вероятно, даже не самостоятельно по большей части, а с помощью других материалов и препаратов. Такие раны регенерируют очень долго. Брок не забывает водить мочалкой, всё ещё рассматривая, а то Солдат может заподозрить что-то не то. И так уже подставился спиной к малознакомому человеку. Брок занялся бионикой на задней стороне. Удивительно, но пластины сместились, как только Рамлоу приложил мочалку. Само так или это всё Актив? Блядь. Почему его тянет рассмотреть этот механизм? Он чуть ближе склоняется, видит кровавые кляксы, которые не попали толком под дождь. Сначала смачивает, а потом старательно оттирает. Никаких инородных предметов не было. Воображение само подкинуло ему фантазию, как в этих пластинах застревают чьи-то мозги и раздробленные кости. — Садись. Командир ополаскивает мочалку в воде, выжимает и вешает за хвостик на крючок. Солдат, помедлив, так и делает, опускается в ещё не остывшую воду. Откуда-то сверху, из лейки, льётся вода, и Актив прищуривается, чтобы она не затекала в глаза, но по минимуму всё ещё видит обстановку вокруг, следит за любым резким движением. В голове практически пусто, как бывает на базе, когда ему проводят обычные технические осмотры. Поверни голову так, посмотри туда, вытяни левую руку, не ори, когда начнут вскрывать пластины рядом с живой плотью, закуси резиновую капу… К волосам прикасаются чужие пальцы, принимаются волосы намыливать. Солдат всё ещё щурится, сидит смирно, как памятник самому себе, не дёргается. Можно сказать, он дестабилизирован не просто непривычным для себя состоянием, а таким… отношением к себе, что ли. Вместо того, чтобы по всем правилам отвезти нарушившего приказ Зимнего Солдата на базу, Командир приводит его в человеческий вид. Что-то тут… не так? Вроде бы всё уже, кроме одного но — волосы. Брок видел да и сам испытал, как неудобно было заниматься бионикой — за пластины зацеплялось. Брок справится с волосами Солдата быстрее, чем он сам. Рамлоу снимает со стойки лейку, переключает воду на шланг, настраивает, чтобы шла комфортная струя, и начинает поливать прямо на Актива. Пена на его теле кое-где сразу же смывается. Волосы прилично увлажнились. Отключить воду и отложить лейку. Стоит ли рисковать и браться за свой шампунь. Да поебать. Шампунь у него один, не гелем же для душа мыть ему голову. Судя по состоянию… редко его вообще так мыли. Если и мыли когда-то, то особо не утруждались. Брок решает взять дело в свои руки. Он берет свой шампунь [бутылка уже полупустая] выдавливает порцию на ладони, растирает прямо в них и принимается вспенивать уже на волосах Актива, действуя аккуратно и без напора, нерезко. Мылилось плохо, но хоть что-то. Добавить немного воды и уже идёт лучше. Вскоре образовалась пушиста пенная шапка. Брок старательно, неторопливо распутывал пряди волос, сбившиеся в сосульки. Остановился уже тогда, когда пятерня пальцем проходилась через мыльные волосы без каких-либо препятствий. Так-то лучше. — Запрокинь голову и закрой глаза, — попросил, пока снова настраивал воду из лейки на прохладную. Вторая просьба-приказ тоже из разряда практически невозможных. Закрыть глаза — и подставиться? Солдат напрягается, сжимает губы тонкой полоской, но приказ всё же выполняет и чувствует сразу же после, как вода льётся на лицо, голову, плечи, шею и грудь. Если бы хотел убить, — прокручивается в голове одна и та же мысль, — то давно бы это сделал. А если бы Зимний Солдат хотел убить его, он был бы так же спокоен? Брок проследил за этим движением и стал уже полноценно смывать пену с волос Актива, помогая другой рукой, взъерошивая пряди, чуть встряхивая и промывая. Затем уже шею и грудь, спину, часть бионики. Притормозил. Да, вроде, всё сделал. Выдернул затычку из слива, да и вручил лейку Солдату, чтобы остальную пену он уже смыл сам. — Заканчивай, полотенце и халат тут. Потом на кухню, накормить тебя ещё нужно. Он промедлил какое-то время, скользя взглядом по телу Агента, так и ничего более не сказав в ответ, вытер руки о полотенце для рук возле раковины, да и вышел, направившись сразу на кухню. Да, блядь, покурить и что-то пожрать. Сам даже проголодался. Последующие процедуры самые простые. Как только Командир вручает ему лейку, Солдат поднимается вновь во весь рост, принимается смывать с себя остатки пены. После — вытереться полотенцем — махровое, хорошо впитывает влагу, чуть царапает кожу, — натянуть на себя нижнее бельё и прикрыться халатом [непривычно — на базе это либо полное обмундирование, либо простые штаны без карманов, либо, в особых случаях без технического осмотра, ещё и чёрная простая футболка]. Не стоит слишком мудрить с ужином на самом деле. Кстати о времени. Брок смотрит на часы, которые зеленой подсветкой маячат на таймере микроволновой печи, щурится. [22:58]. Ночь подкрадывается незаметно. Нужно решать уже, что делать с Зимним Солдатом после того, как он вернёт себе былой вид. Стоит ли рассчитывать на то, что он не станет убивать Брока? Ну, может быть. А так да, сильно запариваться с ужином не стоит. Брок просто прямо в сковороде разогревает одну из тех законсервированных итальянских мясных заправок, которые закупал в оптовых магазинах. Просто мясо в виде фарша, бульон и немного трав. Достаточно нейтральное и не такое насыщенное [проверено и одобрено лично Командиром], как например острая заправка с говядиной. Тут же Брок отдал предпочтение именно курице и её навару. Рацион у Агента странный, Рамлоу до сих пор не смог в него вникнуть. Пару раз его водили в столовые под надзором лаборанты, сами брали ему еду и на расстоянии наблюдали за тем, как он поглощает предложенное. Нет, серьезно, Брок бы быстрее рожи им поразбивал, нежели терпеливо жевал. Как это делал Агент. Злость накатила с новой силой, опустилась на плечи и не спала, как это бывало раньше. Блядство же. Ладно, прийти в себя и не размышлять об этом слишком долго. К закипевшей заправке в сковороду бросить разломанные напополам спагетти и накрыть крышкой, не перемешивая. Буквально шесть минут и всё будет готово. Можно взяться за сэндвичи. Тостовый хлеб, зелень, кружки томата, сыр, немного ветчины. Быстро все запечь в пекаре под давлением, буквально пару секунд. Четыре увесистых куска готовы. В чайнике горячая вода ещё не остыла. Кофе давать Агенту Рамлоу не рискнёт, а вот простой нейтральный черный чай — почему нет? Найти бы его ещё. Когда Солдат выходит из ванной, предварительно удостоверившись, что вода ушла в слив, а полотенце висит на полотенцесушителе, с кухни уже ощутимо тянет сигаретами. Запах достаточно крепкий, отдалённо что-то напоминающий. На Солдата и его лёгкие табак не действует, так что ему всё равно: даже если вдруг кто-то предложит ему сигарету, того самого расслабляющего воздействия никотина он всё равно не почувствует. На кухне Командир то ли что-то готовит, то ли разогревает — непонятно. В воздухе едва ощутимый шлейф каких-то специй и лёгкий пар со стороны плиты. Солдат опускается на ранее выдвинутый для него стул и молча наблюдает, не мешая и лишний раз не обозначая своё присутствие. Брок достаёт два стакана, ставит на центральный стол и замечает Солдата в халате, подошедшего, казалось бы… так незаметно. Он в любой момент мог ликвидировать Командира самыми различными способами, но ничего не стал делать. Вместо этого Солдат спрашивает: — Почему? Вот и Рамлоу очень интересно «почему?». Он какое-то время не отвечает Солдату. Зависает на одном месте, задумывается. За это время доготавливается лапша с куриной заправкой. Брок выключает плиту, снимает с неё сковороду и достаёт тарелки. Вопрос односложен, Солдату нельзя задавать вопросы, не положено, нельзя. За каждый вопрос всегда следовало наказание. Но он должен знать. Он поймёт, врёт ему Командир или нет, так или иначе поймёт, когда услышит ответ. В одно ёмкое слово умещается сразу несколько «почему»: «Почему не сдал?», «Почему так спокоен?», «Почему до сих пор не выгнал?». Зимний Солдат как зверь людей чувствует, чувствует кто его боится, а кто уважает. Этот вот, если и боится, то виду не подаёт. Здесь он чувствует, что может спрашивать. Пока ещё может. Этот человек разительно отличается от куратора, держит себя совершенно не так. Может именно потому, что не имеет права приказывать напрямую? Возможно, если бы в его руках была книга со звездой, вёл бы он себя по-другому. Большинство кураторов [по крайней мере из тех, которых помнил Солдат] со временем портились и, как бы выразиться точнее, исходили гнильцой. Командир же, — Солдат глядит на него с небольшой степени заинтересованностью, не читающейся в глазах, — как будто бы из другого теста. Опасен, как твердит внутреннее чутьё. Опасен. Рамлоу слишком остервенело швыряет ложку, с которой пробовал горячий соус, в раковину. Ложка падает в раковину с громким, царапающим звуком. Солдат тут же переводит взгляд, однако, это Командир всего лишь отбросил грязное, а сам продолжил возиться у плиты да с чайником. Это реакция на вопрос? Что же, если и так, то стоит, наверное, быть благодарным хотя бы за то, что ложка не прилетела прямиком в голову. Солдат, конечно, отклонился бы — реакция отменная, — вот только не стоит быть столь наивным и упускать из виду факт, что эта же ложка потом оказалась бы в чьей-нибудь глотке. Он не должен так думать, Командир ему ещё ничего не сделал. К тому же, когда тот всё же изволит ответить на вопрос, слова звучат максимально спокойно. Так, как Актив не слышал ни от кого на базе. — Пока остальные видят в тебе Оружие, — Брок смакует на языке слабый пряный навар и, наконец, наливает кипяток в кружки. Кидает туда по пакетику. Один пододвигает ближе к Агенту. — Я вижу в тебе человека. Веду себя с тобой так, как вел бы со своими ребятами. Конечно, мы бы с ними пили пиво, но я сомневаюсь, что тебе это можно, да и уместно ли это сейчас. Жмет плечами и осматривает Агента, хочет проследить за реакцией на лице. Но вспоминает о подготовленном соусе и о том, что лапша имеет поганое свойство разбухать. Именно поэтому её надо варить на минуту-две меньше, чем указано на упаковке. Каждый сорт Брок варит по-своему, а на пачку даже не глядит. Командир выкладывает в миски сначала лапшу, а после уже заливает соусом, сверху кладет небольшие кусочки курицы. Ставит перед Зимним, вручает ему ложку и вилку, чтобы выбрал, чем сначала удобно поесть. После ставит на стол блюдо с порезанными на две части сэндвичами. В конце концов усаживается за стол сам, рядом с ночным гостем, а не напротив него. Ничего не должно наводить на мысли о психологическом давлении. Когда человек сидит напротив тебя за столом, то ты сам волей-неволей начинаешь ощущать напряжение, которое растет между вами. А так, где-то сбоку, и паники меньше возникает. Куратор ему прямо говорит — он не человек. Хэндлер говорит, что он — подарок человечеству. А здесь… что же, человечное отношение Солдат в последнее время видит только в одном случае — принести жертве максимально быструю смерть с меньшим количеством боли. От кружки, пододвинутой ближе, приятно пахнет. Кипяток постепенно окрашивается в тёмный, насыщенный чайный цвет. Солдат не двигается, когда Командир садится рядом [рядом, а не напротив, это важный фактор, да и отсюда его видно отлично — можно предугадать любое лишнее движение], зато, вот, между ложкой и вилкой, предложенными для трапезы, выбирает всё-таки вилку. Лапшу накручивать удобнее. Да и эти столовые приборы отличаются от тех, которые Солдат видит на базе в те периоды, когда его пичкают не химией через вену или коктейлями через трубочку: самые обычные, не то из нержавейки, не то из алюминия. Актив видит обычно пластик. Наверное, как вот и Командир, опасаются, что пустит не по назначению. — Хотя я уверен, что ты можешь ликвидировать меня этой самой вилкой, — он кивает на кухонную утварь, усмехается хрипло и чуть качает головой. Отпивает немного горячего чаю. — Но не сделал этого до сих пор. Пистолет, ножи, удавка. Тот же самый кухонный нож, вилка, да хоть голыми руками. Но нет. Моя, вероятно, очередь — так почему? «Почему не убил?», «Почему пришел именно сюда?», «Почему не вернулся на базу, раз это предусматривает программа после выполнения миссии?». Всё умещалось в одно простое слово — «почему». Но Брок, как уже говорилось, не хочет грузить. Во-первых, это опасно. Во-вторых, меньше всего хочет слышать какие-то вопросы личного характера человек, у которого проблемы не только на деле, на руках, так сказать, а ещё и в голове, чёрт. Проблема зачастую всегда в голове. — Ликвидировать вилкой возможно, но процесс будет трудоёмким и времязатратным, — отвечает Солдат так, как будто кто-то просит его отвечать. Наверняка это не то, что хочет слышать Командир. Однако, сейчас Актив чувствует себя свободнее — приблизительно, как и в те разы, когда начинает перечить командованию или задавать неудобные вопросы техникам, где-то за пять-четыре-три-два до того, как получить разрядом электрошокера в бок. Командир перечисляет самые очевидные орудия для ликвидации, и Солдат едва заметно кивает. Мокрые кончики волос при этом мажут по щеке. Да, в определённых случаях ему бы даже не понадобилось оружия, чтобы уничтожить свою цель, но Командир — дело другое, Солдат видит, что тот очень хорошо подготовлен ко всякого рода стычкам, а потому, чтобы завалить подобный экземпляр, пришлось бы постараться. Солдат думает о том, что чувствует себя не машиной, а живым, только когда его затапливают азарт от выполнения миссии и адреналин. Про таких говорят чёртов адреналиновый наркоман. Актив по физиологии наркоманом стать не может — на него даже препаратов лошадиные доли изводят, чтобы организм не перерабатывал их слишком быстро, — но это единственное, что хоть изредка пробивается через стан советской программы. — Из всего перечисленного термическая удавка — самый оптимальный вариант. Температура спаяет сосуды, потеря крови будет минимальна, в итоге — никакой грязи и лишнего биологического материала, — рапортует Солдат как ни в чём не бывало. Как будто и правда примеривается, как бы он убивал Командира, если бы ему отдали подобный приказ. — Для удушения достаточно силы в пять килограмм. Ты — не моя миссия, Командир. Он не станет убивать того, кто не является его заданием изначально. Все потери в процессе выполнения — технические необходимости и погрешности. Пока Командир ему не препятствует и не мешает — он будет жить. Пока командование не прикажет его ликвидировать — он будет жить. На прямой вопрос он ответил, по крайней мере — он думает, что ответил. Он и так говорит чертовски много — гораздо больше, чем должен по всем регламентам и инструкциям, если не отдан соответствующий приказ. — Попробуй, это не так уж и плохо. И точно не вреднее того, что тебе обычно дают. Хотя бы не искусственное, — он обращает внимание на бульон и лапшу, от которых вверх подымался ароматный пар. Сам же взялся за ложку. Немного почерпнуть из миски и снова попробовать. Да, такое ему нравилось. — Если остынет, то будет уже не то. Разумеется, что такому крупному мужику требуется еда посущественнее. Но это сейчас всё, что может приготовить в короткие сроки Брок. Браться за мясо и прочее нет смысла, да и можно ли такие сложные продукты Агенту. Он знал, что его рационы строго регламентированы. Вся пища в виде странных смесей, взвесей и каких-то каш [фу, блядь, вспоминать противно даже], которая содержит идеальное соотношение белков, жиров, углеводов, микроэлементов и далее по списку. Всё то, что позволяет организму Актива функционировать бесперебойно. Брок по себе сам знает, как нужно много есть, чтобы хватило сил и выносливости, чтобы набрать определённую мышечную массу. У Актива же с этим нет проблем, да. Всё, как говорится, на своём месте, хах. Всё было просто идеально. В противном бы случае механики и лаборанты были крайне недовольными и трубили бы тревогу. Поэтому да, Солдат не может не хотеть нормально и много есть. Он, может, и хочет, но не говорит он этом. «Не положено, запрещено», — снова голоса куратора и Пирса. Блядь. Они что, уже и Броку прошили мозги? Тарелку приходится пододвигать к себе поближе. На время на кухне вновь воцаряется молчание. Солдат пробует с осторожностью, но потом ест уже основательнее, особо не осторожничая: даже если отравлено, то большую часть ядов организм переработает, как это бывает с никотином или алкоголем. Но на вкус это гораздо приятнее — и существеннее — всего того, чем его обычно пичкают гидровские учёные. Тишину на кухне нарушают лишь стук ложки да царапанье зубцами вилки по дну тарелки. Мысли, поначалу медленные, всё больше оживляются. Солдат буквально чувствует, как что-то в организме меняется: возможно, постепенно ослабляет своё влияние коктейль из препаратов и стимуляторов, которыми обычно накачивают Актива перед тем, как отправить на одиночную миссию. Первитин — кое-что из наследия Второй Мировой — показал себя не самым лучшим образом на обычных солдатах, но для суперсолдата [которым Зимний Солдат является постольку поскольку] — что психостимулятор, позволяющий выкладываться дольше, чем обычно [учитывая, что в нормальном состоянии ему необходимо хотя бы четыре часа сна в сутки, то под стимуляторами он способен преследовать свою задачу несколько дней кряду, не отвлекаясь на отдых]. Отодвигая от себя тарелку и придвигая поближе кружку, Солдат искоса поглядывает на Командира. Разглядывает теперь уже не в попытках оценить степень опасности, а, скорее, как человека, которого откуда-то знает, но не помнит откуда, как что-то такое смутно знакомое, с завидной постоянностью появляющееся в жизни. Чай, ещё горячий, обжимает плоскость языка. Солдат тихо шипит и прижимает язык к нёбу. Далее стоит вопрос что делать и как всё провернуть так, чтобы не возникло подозрения и каких-то лишних вопросов? Хотел бы Брок знать. Если бы он знал ответы, если бы знал, что нужно делать, то вообще бы не напрягался совсем. Но вот, Солдата малость вернули божеский вид после ливня [который, кстати, так и не думал заканчиваться вместе с громом и молниями], одежда высохнет примерно за часа три-четыре — окончательно. Это время нужно потратить немного на отдых и раздумывания, что делать дальше. Спросить напрямую у Агента? Может быть, но чуть позже. Пусть хотя бы немного отвлечётся, если это было возможно вообще. — Ты всегда в помещении, — говорит Солдат чуть позже, разрывая тишину. — Когда выводят из капсулы. Или вновь погружают. Всегда. Это то, что с трудом удаётся собрать по тёмным углам раздробленной памяти. Вернее — по закоулкам непроходимого зеркального лабиринта, в котором нет ничего, кроме навыков и последних пары дней вне базы. Этот хищный мужик с жёлтыми глазами всегда находится в углу помещения: следит внимательным взглядом, как будто готов кинуться, если вдруг что-то пойдёт не так, иногда рядом с ним находится кто-то ещё, но второго Солдат никогда не запоминает — только этого, сейчас сидящего рядом с ним. Поэтому, видимо, и пришёл, пусть и не говорит об этом вслух. Единственная константа, которая никогда не меняется на базе. Когда Зимнего Солдата выводят из стазиса: как только боле-менее адекватный взгляд фокусируется на людях рядом, он замечает этого человека. Когда Зимнего Солдата погружают в стазис после миссии: перед тем, как стекло покроется инеем, а кровь в жилах застынет, он видит этого человека. Нет ничего удивительного в том, что дестабилизированного Актива потянуло к тому, кто никогда не меняется. Скорее всего, после возвращения на базу Зимнего Солдата вновь обнулят. И он снова ничего не вспомнит, кроме жёлтых глаз.