Крепкая мебель

Сонхва приземляется на сидушку дивана спиной и надеется, что мебель у них действительно крепкая, как и обещали. Если ножки не выдержат, объяснять будет очень неловко — потому что не расскажешь же, что они увлеклись друг другом и в порыве неожиданной страсти буквально рухнули на диван? Сонхва не знает, что на них нашло. Может быть, то, что теперь наконец можно поделиться радостными новостями. Или ликер, которого они выпили совсем немного, на самом деле. Или просто перемкнуло, потянуло друг к другу — и отбиться от этого желания не получилось. А теперь и вовсе не хочется. Сан забирается к Сонхве на бедра, следом щиколотки седлает Минги. Наверное, было бы тяжело, если бы Сонхва чувствовал хоть что-то, кроме желания быть еще ближе. И он тянет Сана к себе, целует его, жарко дышит в мягкие губы и жмурится, когда в волосах путается ладонь. Минги, понимает Сонхва, — потому что Сан держится за плечи так крепко, будто боится отпустить. Он ползет дальше, усаживается на пах. Сонхва стонет, прикусывая его нижнюю губу, когда член упирается в ягодицы, а потом его целует Минги, и он в который раз удивляется, насколько же они разные. Сан целует всегда ласково, трепетно, осторожничает, редко решаясь даже слегка прихватить зубами. Минги же словно завоевывает его рот — прижимается с силой, кусает, цепляет губами, скользит языком. Под его напором Сонхва сдается. Всегда. И в этот раз тоже. От поцелуев кружится голова. Член натягивает белье, пульсируя все ощутимее. Когда Сан принимается вылизывать шею, Сонхва вздрагивает всем телом, и Минги ловит его стоны губами, царапает плечо короткими ногтями и хрипло выдыхает в открытый рот. Этого мало. Мало-мало-мало. Сонхва возится под ними, пытаясь выбраться, но его не пускают, и они снова путаются в руках и ногах, тычутся губами друг в друга так, будто даже на секунду оторваться невозможно, и делят на двоих момент предвкушения. А потом Сан вдруг отстраняется, садится ровнее. Сонхва смотрит на него снизу вверх, ладонями продолжая гладить подтянутое тело под футболкой. — Я растянут, — сообщает Сан абсолютно ровным тоном. Минги прячет лицо в изгибе его шеи, Сан легко пихает его в бок локтем — видимо за то, что кусается, — но кивает на вопросительный взгляд Сонхвы. — Не могу больше. Сонхва так его понимает. Его и самого ведет, будто секса у них не было не три дня, а все тридцать. Но от того, какими образами взрывается фантазия, от того, как красноречиво трется об его бедро Сан, от того, как Минги выцеловывает его шею жадно и торопливо, — от всего низ живота плавится, и Сонхва не может сопротивляться. И не хочет, не хочет сопротивляться. Хочет наоборот. И может. Самое главное — правда, по-настоящему может. Им приходится расцепиться, чтобы раздеться, чтобы Сан принес смазку, хихикая будто бы смущенно, чтобы Сонхву снова уронили на диван. Ножки жалобно скрипят, когда диван слегка сдвигается, и теперь уже Минги хихикает, и его смех Сонхва чувствует собственной кожей, потому что Минги ведет губами по животу, мажет совсем рядом с головкой, пару раз касается ее языком — и отстраняется. Тянет схватить его за плечо и вжать в себя, но Сонхва не успевает — Сан вклинивается между ними, снова усаживается на бедра, трется своим возбужденным членом о его и стонет откровенно и громко. Сонхва краем мысли радуется, что они дома одни и… И мысль обрывается, когда Минги обхватывает и его член, и член Сана вместе. Накрывает до хрипов в голосе. До звездочек под веками — так сильно Сонхва жмурится. Это невыносимо приятно, и хорошо, и ему так хочется больше, теснее, ближе, он бы вскинул бедра, но вес двух тел сверху мешает, и остается только отдаться на милость Минги и его ладони, довериться его движениям и закрыть глаза, растворяясь в ощущениях. Сонхва, конечно, с удовольствием бы контролировал все сам, направлял бы и вел, но Минги так ловко сбивает его с этого пути, что даже возмутиться не получается. Зато все-таки прижать Сана к себе, стиснуть руку Минги своим телом и телом Сана, — вполне. — Ну правда не могу, — выдыхает Сан в губы. — Давайте быстрее. Минги хмыкает, щелкает крышкой тюбика со смазкой. Сан шире расставляет ноги, выпрямляется, разводит ягодицы в стороны. Сонхва поддерживает его за бедра и ждет, что Минги войдет первым, но нет — тот чистой рукой заставляет Сана приподняться выше, смазывает член Сонхвы и направляет его горячее, тесное нутро. Сан стонет, замирая. Сонхва дышит с присвистом. Промаргивается, пережидая вспышку наслаждения, стискивает пальцы на бедрах Сана так, что кожа белеет. Сан улыбается ему, глядя сверху вниз, наклоняется ближе, старательно выставляя задницу, и не шлепнуть его по ягодице, упругой, округлой, выше сил Сонхвы. — Айщ. — Сан морщится, но, когда Сонхва отнимает ладонь, качает головой. — Сделай так еще раз. И Сонхва делает. Вместе с Минги. Сан сжимается на каждом шлепке, у него дрожат ноги, а его стоны оседают горячим теплом на ключицах Сонхвы, растекаются по телу обжигающими волнами. Но Сонхва знает, что это еще не все, знает, и потому перехватывает Минги за запястье. — Правда, давай быстрее, — выдыхает Сонхва, глядя на него. Минги кривит губы в ухмылке: — Как скажешь, хён. И кто стонет громче, Сонхва понятия не имеет, а потом и вовсе становится не до этого — потому что Минги добавляет смазки, вталкивается в Сана сначала пальцами, а затем членом, медленно, осторожно, миллиметр за миллиметром, и Сонхву протаскивает по ощущениям так, что выбивает воздух из легких. Сразу становится узко, тесно, они так прижаты друг к другу, что даже не двинуться. Сан ерзает, приноравливается, дышит часто и сорванно, — и это так хорошо, так хорошо, так хорошо, что больше никаких мыслей не остается. Вообще ничего больше не остается. Мир перед глазами плывет, размывается, никак в единое целое не собираясь. Когда Минги начинает двигаться, все еще неторопливо, будто только пробуя, нащупывая и ритм, и глубину, Сонхве кажется, что он кончит первым вот прямо сейчас, через секунду, потому что ощущений слишком много, и тепло их тел, сплетенных друг с другом, пьянит сильнее любого алкоголя, и дыхание смешивается, и непонятно, где чьи губы, и Сонхва даже не пытается понять. Это все лишнее, неважное, не стоящее внимания. Они рядом, притискиваются вплотную, так, что между ними нет ни сантиметра, и вот что сейчас действительно имеет значение. Сан стонет громче и громче. Минги толкается чаще и чаще. Сонхву утягивает водоворот безумия, разделенного на троих, и ему жарко, но хорошо, и ладони Минги сжимаются почему-то на его бедрах, а Сан царапает плечи, обнимает за шею, и Сонхва обнимает его в ответ, мажет костяшками по животу Минги, и у них на троих — все: удовольствие, единение, эйфорическая радость. И дрожь, и приближающаяся разрядка — Сонхва уверен — тоже на троих. Кончает первым, на удивление, Минги. Вдавливает ногти Сонхве в бок, тычется губами Сану в шею, дергает бедрами резко, сбиваясь с темпа, и становится скользко, влажно, а Минги вдруг тянет Сана за волосы, заставляя запрокинуть голову, прижаться к нему спиной, и Сан сжимается неритмично, обхватывает так туго, что у Сонхвы в глазах темнеет — и он срывается в оргазм следом, успевая только закусить губу, чтобы стон остался стоном, а не превратился в отчаянный вскрик. Сана они с Минги доводят в две руки — сталкиваются пальцами, окольцовывая его член, даже не пытаются дразнить, хотя так было бы привычнее, — и Сану хватает нескольких движений и одного укуса за мочку уха, чтобы кончить, пачкая Сонхве живот и грудь. Он падает на него, забив на сперму, обессиленный и уставший. Минги слегка толкает Сана в бок, чтобы улечься рядом, — но стоит ему упасть с неожиданной силой — Сонхва давится вдохом, — как раздается громкий треск, и диван внезапно кренится в сторону. Сан с перепугу сжимается так, что Сонхва морщится от чувствительности. А потом смеется в голос, и Минги подхватывает, потираясь лбом о его плечо, а Сан только трет лоб ладонью, потому что ну какого хрена. — Что там говорили про нашу мебель? — хрипло тянет Минги. Сонхва смеется громче. Мебель, может, и крепкая, но явно не настолько, чтобы выдержать их любовь.