Быть друг другу семьей

Тяжело быть кем-то другим. Находясь в кругу родных, чувствовать свое отсутствие. Предаваться отстраненности, ведя разговор с глазу на глаз. Скрываться, оправдываться... Лгать. Тяжело лгать семье, искренне размышляющей над каждой твоей затуманенной мыслью. Тяжело, когда их губы складываются в печальную, но такую поддерживающую улыбку. Они до боли близко воспринимают каждый кусочек придуманной истины. Тяжело. И мерзко. Настолько мерзко, что уже нет сил терпеть самого себя. Перси не хотел отличаться от своих радующих мать братьев. Однако за неимением потенциальной жены неоднократно сталкивался с упреками, которые касались и образа жизни, и внешнего вида, и невыносимого характера. Нет смысла далеко летать – понятно, что у Перси никогда не было девушки. Собственно, это и вызывало материнское волнение. Пока Перси отдавал время и силы работе в Министерстве, тот же условный Чарли заканчивал свой четвертый роман. Не все ли равно, какая это по счету девушка, представленная семье. Главное, что у него есть девушка, которую он представляет семье. Возник вопрос: допустима ли ложь во благо? В свое благо, конечно. Здесь Перси и дал начало ложной истории о драме жизни, основанной на боли и страданиях. Какой год близкие верят в несчастную любовь с некой Одри. Как она жестоко обошлась с чувствами человека, действительно любившего ее. Как жестоко потопталась по сердцу, лишив возможности влюбиться в кого-то еще. «Неужели так долго страдают по неразделенной любви?», — беспокоились Уизли за спиной брата. — «Можно ему как-то помочь?» Нет, ему нельзя помочь. Потому что его проблема далеко не там, где он ее описывает. Его сердце никогда не было разбито, он не знает, что такое несчастная любовь. Он попросту осознанно прячется от всего мира. От себя. Вот и сейчас Перси погружен в свои мысли. В одной лишь рубашке он лежал на чужой груди, костлявыми пальцами бегая по крепким мышцам, вырисовывая то ли сердечки, то ли что-то неприличное. Он очень любил это тело. Такое красивое, здоровое, сильное… В самом деле, он очень любил волшебника, которому оно принадлежало. Они знакомы с первого курса, и Оливер единственный, кто смог так прочно засесть в голове. Перси был бы способен часами рассказывать о своей любви – изначально такой детской и глупой, но по итогу самой настоящей. Был бы способен, разумеется… При условии если бы не считал свою любовь чем-то непорядочным и разочаровывающим. Самым ужасным, что он может преподнести матери после всего, что было пройдено. Хоть после войны отношения Перси с семьей изменились в лучшую сторону, он все равно продолжал испытывать чувство вины. Он не хотел переживать разлуку вновь. Внезапно бросило в дрожь. Перси сжался и всем телом забрался на спящего Оливера. Снова эти мысли… Тревога, ставшая привычным каждодневным явлением. Почему он так зависим от чужого мнения? Почему ему так важно быть идеальным перед матерью и братьями? Почему он просто не мог родиться сиротой? — Доброе утро, малыш, — раздался по-родному теплый хрип, и тяжелая рука опустилась на рыжие волосы. — Решил раздавить меня, пока я сплю? Низкий бархатистый смех Оливера мгновенно успокаивает, что заставляет Перси носом ткнуться в его грудь и тихо промычать, строя из себя только что разбуженного. — И тебе доброе утро, — еле разборчиво пробубнил он в ответ. Вставать не хотелось. Каждый раз с трудом удавалось покидать этот маленький мир, где есть место только для двоих. Тут не надо лгать и строить из себя кого-то другого. Можно быть собой, оставаться любимым и любить в ответ. — Перс, представь, мы тоже когда-нибудь сыграем свадьбу, — снова этот ласкающий уши голос, перечить которому нет желания. Наоборот, на языке вертится: «Обязательно сыграем, я так счастлив с тобой». Однако, вместо этих слов, Перси лишь поднял голову и посмотрел в лицо Оливера, чей мечтательный взгляд бегал по потолку, словно уже вырисовывал картинки их семейной жизни. — Ты такой глупый, Вуд, — он отстранился от любимого тела и переместился к краю кровати. — Я не глупый, — с усталым вздохом теплый голос неожиданно погрубел, а темные глаза устремились к почти раздетому мужчине. — Мы ведь не можем скрываться от твоей родни всю жизнь. Разве ты не хочешь быть счастливым со мной? Почему просто не сказать им всем правду? Это так сковывает меня. Последняя фраза отозвалась двенадцатилетним комом в горле. Перси неуверенно сглотнул и сжал ладони в кулаки, попытавшись заглушить вновь не вовремя нарастающую тревогу. Если бы Оливер знал, сколько раз Перси расставался с ним в своей голове, сколько раз хотел все оборвать и уйти, начать такую жизнь, какой была бы рада миссис Уизли. Если бы знал, то не говорил «просто». — Я очень боюсь. Ты помнишь об этом? — свесив ноги с кровати, Перси взял очки с прикроватной тумбочки и надел их, теперь четко всматриваясь в лицо возлюбленного. — Прости меня. Я и так сильно напортачил перед семьей. Не хочу подводить и расстраивать их снова. Они этого не заслуживают. Перси любил Оливера за то, что он так спешно понимал его и сразу же искал способы прервать тучу негативных мыслей. Крупная ладонь легла на оголенное бедро и нежно прошлась по внутренней стороне, вынуждая Перси дернуться и издать приглушенный выдох. Вот он уже тает от прикосновений, самовольно подставляясь под них. — Что насчет тебя? Разве ты заслужил носить роль страдальца, погибшего от неразделенной любви? — с каждым словом Оливер звучал серьезнее, пальцами крепко сжимая его бедро, на что Перси мгновенно реагировал глухим мычанием. — Ты имеешь право на счастье, пусть это может кому-то не нравится. Наплевать на всех! Сердцу не прикажешь, ты знаешь об этом, как никто другой. Тихий смешок сорвался с губ Перси. Эти бодрящие мотивационные слова порой возвращали в школьные годы, всецело накрывая воспоминаниями о моментах, когда Оливер Вуд напрягал каждого гриффиндорца своими пламенными речами о победе. Тогда все казалось таким светлым и легким. — Я сказал что-то смешное? — Оливер по-детски нахмурился и наконец поднялся с кровати, занимая место рядом с Перси. Наглая рука продолжила скользить вверх по бедру, забираясь под рубашку. Жалобный писк и мимолетное осознание бессилия перед горячими прикосновениями… — Нет-нет! Ну что ты, совсем не смешное, — быстрые слова, прерываемые вздохами, вырвались из Перси в полном отсутствии понимания о чем они сейчас говорили. Стоило Оливеру навалиться и стать настойчивее в движениях, продвигаясь под рубашкой дальше, как Перси без энтузиазма, но почти сразу же, отстранился от приятных ласк. — Все, Оливер, меня уже ждут. Его ждали. Он обещал семье «отпроситься с работы и прийти пораньше, чтобы помочь подготовить Нору к празднику». Конечно, никакой работы не было. «Работой» он называл каждую ночь и каждое утро, проведенное с Оливером. Проще говоря, для семьи Перси работал всегда. И ни у кого никогда не возникало вопросов, «это же Перси». Встав на ноги, он сразу же выпрямился и свысока посмотрел на Оливера: — И… Ради Мерлина, оденься уже. — Если бы ты не говорил об этом с голой задницей, я бы воспринял твои слова серьезнее. Перси недовольно покривился и, сложив руки на груди, взглядом принялся искать одежду. Стоило разглядеть свои вещи среди потрепанных тряпок в случайном месте на полу, как недовольство проявилось ярче. Для невозможного чистюли обнаружить свое добро в таком состоянии – близко к смерти. — И что прикажешь с этим делать?! — Перси указал рукой на одежду и требовательно посмотрел на Оливера, который уже чудом успел нацепить на себя футболку и штаны. — Мистер Уизли вернулся после работы в мятой и испачканной мантии. Чем же он таким занимается, сидя по ночам в Министерстве? — его голос был полон сарказма и собственного разочарования. — Нет ну они точно посчитают меня пьяницей! Хотел Оливер открыть рот, чтобы упрекнуть Перси в чрезмерной зависимости от чужого мнения, но тут же посчитал это неуместным. Поэтому он продолжил с невозмутимым видом молча сидеть и наблюдать за прыгающим в негодовании мужчиной. — Хорошо, что мантия рабочая, а не парадная… — заключил Перси, с отвращением держа одежду двумя пальцами. Он вновь посмотрел на Оливера и вопросительно вскинул бровями. — Ты ведь не пойдешь на свадьбу моего брата в этом? В твоем гардеробе вообще есть что-то, кроме магловского и спортивного? Определить, когда Перси спрашивает серьезно, а когда плюется ядовитым сарказмом – было не очень просто. Разве не очевидно, что Оливер готовился к сегодняшнему дню и заранее позаботился о своем внешнем виде? Да и, по правилам надежного любовника, не только о своем. — Что насчет тебя? Все же решил не тратиться на новую мантию и идти в той же, что и всегда? — проигнорировав вопрос, Оливер усмехнулся, чем вызвал у собеседника подозрительный взгляд и негативные изменения в лице. — Я же говорил тебе… Хорошая вещь стоит не мало, — понятное дело, Уизли был смущен и унижен своим положением, однако старался не подавать виду. — Зачем, если моя старая мантия выглядит не хуже новой? Несмотря на любовь к роскошному и красивому, ему было привычнее ограничивать себя в желаниях. Перси часто застывал у витрины какого-нибудь магазина, гипнотизируя желаемую вещицу взглядом, словно мысленно примеряя ее и наслаждаясь выдуманным сюжетом. На этом все. Та самая навязанная мысль из детства, сопровождающая его всю жизнь: не тратить без нужды. К счастью, Оливер бывал внимателен и иногда думал не только о предстоящих матчах и новых стратегиях игры. Да и не заметить застывшего, как будто под заклинанием, Перси – трудно. В особенности, если это продолжается больше двадцати минут. — Это замечательно! Я влюблен в твою предсказуемую жадность, — Перси цокнул и раздраженно закатил глаза, уже готовясь возмутиться по этому поводу, но не успел даже начать. — Как раз купил тебе ту самую чудную мантию, над которой ты завис в прошлые выходные. Перси застыл. Осознание приходило к нему медленно. С самого начала он вообще не мог понять, о какой мантии идет речь. Та, о которой он мечтал не совсем в его стиле: светлая с перламутровыми переливами и почти сверкающими узорами. Да и стоит прилично. Особенно для простого работника Министерства. Особенно для Уизли. — Ты… Что? — он все-таки спросил, надеясь, что Оливер таким образом очередной раз подшучивает над «жадностью». Или, в лучшем случае, они думают о разных вещах. Оставив без внимания чужой ступор, Оливер, не вставая с кровати, повернулся к шкафу, чьи дверцы открылись, стоило ему сжать кулак и потянуть за воздух. Да, там действительно была та самая мантия. Перси сглотнул и почувствовал, как закружилась голова. Противореча себе и своей брезгливости, он бросил рабочую мантию обратно на пол и подбежал к шкафу. Видимо, в желании снова «зависнуть» на двадцать минут. — Ведешь себя так, будто я никогда не дарил тебе подарки, — Оливер посмеялся и поднял только что кинутую одежду. — Вуд, но это же безумно дорого! — восклицая то ли от испуга, то ли от восторга, он неуверенно дотронулся до мантии. — Как я объясню семье, откуда у меня такие деньги? — Прости, малыш, но мне глубоко плевать на то, что подумает твоя семья, — снова этот знакомый усталый вздох, стоит Перси заговорить об остальных Уизли. Оливер подошел к нему со спины и бережно обвил талию. Сильные руки сразу же крепко прижали к себе, на что слишком увлеченный Перси никак не отреагировал. — Надеюсь, будет не слишком велико для твоей тощей задницы. — Иди к черту. — Да-да. Не стоит меня благодарить…