Question sans réponse

      Кровать жалобно скрипит под телами, пока наконец мужчина, с тяжёлым горячим выдохом через нос не встаёт на дощатый пол босыми ногами, неспеша одеваясь, хотя всего полчаса назад старался скинуть с себя как можно больше одежды за считанные секунды.       В ушах шумит так, что невозможно сконцентрировать внимание на чём-то другом, красные от укусов губы ловят густой и горячий воздух, стараясь наполнить лёгкие, словно воздушный шар. Пятна на шее-ключицах-груди похожи на синяки, бордовые, со следами зубов, где отчётливо видно острые клыки, будто её тело было создано, чтобы делать слепки челюсти и позже отправлять их прямиком к стоматологу.       Садиться на кровати тяжело, оттого что бёдра и тазовые кости ноют, и, ей кажется, скрипят. Прикрывает голое тело розово-белым жёстким одеялом и вытирает вязкую жидкость с живота и рёбер.       — Я не думала, что… Ты так быстро уйдёшь… Может, останешься? Ещё даже не ночь, — Голос кажется надломленным и слишком громким в этой тишине, нависающей в комнате и прерываемой только шуршанием дождя на вечерней улице.       Он никогда не оставался после секса. Никогда, ни разу, ни за что, как бы Беатриче не просила и как бы не молила только выражением своего лица, красного, сонного и, где-то на затворках, удовлетворённо-радостного. Смотрит на него, повёрнутого в пол-оборота, прожигая взглядом, застланным пеленой, его стройную, высокую фигуру.       Мечты об обычных отношениях, таких, как в кино, когда пары вдвоём засыпают-просыпаются в крепких и ленивых объятиях друг друга… Она давно хотела воплотить их в жизнь. Почти требовала, чтобы у них было также. Также мягко, также сладко, почти приторно, чтобы зубы сводило, пока она рассказывала подругам за столиком в кафе о романтичных подарках от своего мужчины.       Нежно-розовые азалии, стоящие в чёрном горшке на пыльном подоконнике, подаренные Вергилием накануне — единственное, что радует глаз. Такие цветы, даже не букет, совем не вяжется с его образом, но своё счастливое лицо, отражающееся в зеркале, женщина отчётливо помнит. Она отчётливо помнит и то, что он подарил их не сам, не лично.       Поворачивается к ней на три четверти медленно, почти незаинтересованно, смотрит на неё равнодушно, и, ей хочется верить, с каплей восхищения в голубых глазах, как бы он не отрицал это каждый раз. Качает головой, продолжая застёгивать пуговицы тёмного жилета: «В этом нет необходимости.»       Только для него и их вечерних встреч она готовится, стараясь убрать каждый угол в своей маленькой квартирке, хотя от возбуждения и радости, просматривая короткие сообщения с датой и временем, закономерно пропускает какие-то грязные плоскости, позже получая от него сморщенный на секунду нос и поджатые губы как реакцию.       — Работы у тебя сейчас быть не может, твой брат бы позвонил, я знаю, а значит…       Обрывается на конце фразы, прекращая говорить своим быстрым тоном, получая вместо ответа грубый поцелуй в губы и его длинные пальцы под подбородком, поднимающие голову выше. Сведённые голые колени начинают мелко подрагивать лишь от этого, инстинктивно отвечая на привычные ласки. Не важно, что не договорила, важно, что он держит, целует, находится рядом. Важно, что не разочаровывает и не заставляет его повторять по сто раз одно и то же.       — Не люблю спать с кем-то рядом, — Вместо «люблю» стоило сказать «привык», было бы честнее и правдивее. Она смотрит на него зачарованно, цепляется горячими пальцами за его холодное и бледное запястье, как утопающий за спасательный круг.       Спасение утопающих — дело рук самих утопающих.       — Дорогая, ты прекрасно знаешь, что мы снова встретимся.       — А когда? Останься, я тебе приготовлю завтрак утром. Что ты любишь? Я не буду мешать тебе спать, честно!       — Я напишу тебе завтра, — Вергилий прерывает все её вопросы, ставит точку и отходит на пару шагов к двери, стараясь не смотреть на багровые укусы и пурпурные засосы на её плечах, которые сам же, как собственник, оставляет.       Как собственник оставляет метки, как трус оставляет её одну, в этом жарко-душном помещении, вдыхать остатки феромонов, пока свежий воздух всё не сотрёт до следующей встречи.       Она будет ждать — точно.       Она не будет давить — скорее нет, чем да.       Он любит — вопрос без ответа.       Входная дверь тихо хлопает, не закрываясь на ключ, но вставать с жёсткого матраса слишком тяжело. Валится обратно на кровать спиной, ощущая пустоту, от которой дискомфортно двигаться. Боль в груди Беатриче игнорирует, но слёзы обиды стекают по вискам, неприятно скатываясь в ушные раковины.       Жить без знания, что азалии дарят перед нежеланной разлукой с любимыми, наверное, слаще и легче.