***
С балкона открывается отличный вид на город, и Арсений влюбляется в него с первого взгляда, так что, когда Антон навещает своих родителей, у которых сейчас живёт Артём, пытаясь быть не только хорошим мужем, но и отцом, Арсений пытается не ненавидеть себя за то, что не готов ни к одной из этих ролей. Он рассматривает заснеженные крыши домов и быстрые машины. Всё это могло бы навевать мысли о Рождестве и Новом годе. Но его мысли просто витают в воздухе, не останавливаясь ни на чём конкретном. Кажется, не осталось безболезненных тем в его жизни, из-за чего хочется просто стать статуей и не моргать. Но не получается. Воспоминания могут вернуться в любой момент, но этот самый любой всё никак не приходит и это заставляет Арсения бояться. Неизвестности, тишины, неопределенности. И что это никогда не закончится. Что его мозг навсегда останется до конца несобранным пазлом, кусочки от которого выкинули и забыли. Это страшно. Страх вообще стал его постоянным другом и попутчиком в беспросветном мире отчаяния. Он чувствует, как тот полностью наполняет его вены, от чего порой трудно дышать. И это кажется простым решением, просто перестать дышать, и бег от самого себя остановится раз и навсегда. Страхи уйдут, сомнения развеятся. Но он не может выбрать лёгкий путь. Он помнит надежду в глазах сына. Помнит, как сильно он его расстроил и как болело сердце от слез ребёнка. Он просто обязан поправиться и исправить это. Снова стать хорошим отцом, снова любить своего сына, снова заставить его смеяться. И разве может быть цель лучше? Очередной глоток свежего воздуха, кажется таким знакомым, что само его существо словно перезагружается и перед глазами образуются звёзды, бьющие по голове тяжелой арматурой. Только вот боль совсем другая, долгожданная.── ⋆⋅☆⋅⋆ ──
— Простите, Арсений, но сегодня мне нечем Вас порадовать, — улыбается врач, раскладывая перед собой стопку бумаг, которые являются личным делом Арсения. — Но как же так, доктор? Мы уже почти год пробуем, все анализы и у меня, и у мужа нормальные, но беременности нет, — с болью восклицает Арсений, сжимая кулаки, слёзы рвутся на волю, но он не позволяет себе развалиться в больнице. Не позволяет себе открыться перед незнакомыми людьми. — Так бывает, голубчик, может вам с мужем нужно просто больше времени, а может вы просто не совместимы и вам стоит подумать о других вариантах, — разводит руками доктор и Арсений чувствует, как Антон сжимает его руки в своих в попытке успокоить. Но прямо сейчас это действует ровно наоборот и доводит Арсения до яростной дрожи. И если он не может позволить себе плакать в кабинете, ограничения на крик в его голове точно нет. — Не успокаивай меня, Антон! Ты прекрасно знаешь, что у нас нет денег на другие варианты! — он вскакивает со стула, чтобы судорожно начать натягивать пальто, предварительно вырвав его из чужих рук. — Арс, Арс, тише, мы что-то придумаем, всё будет хорошо, — поднимает руки в защитном жесте Антон, не двигаясь с места. — Да, конечно, тебе хорошо говорить, вечный оптимист, — шипит Арсений, на мгновение замирая. — Так может ты рад? — Что? — шок читается в чужих глазах. Но вот противоречия или отрицания в них не видно. — А что? Ты никогда не хотел детей, это из-за тебя мы всё время откладывали. А теперь, когда я смог пробиться сквозь твоё отрицание, уже поздно! И это всё твоя вина! — Антон остаётся на месте, пока Арсений вылетает из комнаты, неприлично громко хлопая дверью.── ⋆⋅☆⋅⋆ ──
Арсений задыхается, до боли сжимая балконную перегородку, желая, чтобы всё это вновь ушло из его головы. Но это не так. Он чувствует боль и разочарование, которые в тот момент правили балом. Чувствует, как ему хочется ударить Антона по лицу. Как он хочет кричать на этого ублюдка, что он виноват и что, если у них не будет детей, он вряд ли сможет это простить. Но это не правда. У них есть ребенок, их сыну девять. Он взрослый, понимающий мальчик, а их брак длится так долго, что может преодолеть многие невзгоды. Но это не мешает ярости из воспоминания устроить вечеринку у Арсения в голове. И ему нечем бороться, оно одно и правит балом, как хочет. Арсений тяжело опускается на мягкие кресла, сжимаясь в небольшой комочек и его запах становится еще более кислым. Он точно не чувствовал такого раньше. Но что, если это неправда? Вдруг его брак похож на это? На скандалы при сыне и запах отвращения? Что если он не хочет здесь оставаться, а Антон устраивает весь этот фарс с заботой лишь бы вернуть давно ускользнувшую любовь? Что же, Арсений ему явно позволяет, потому что ровно до этого момента он легко относился к мужчине в квартире. Он не был в него влюблён, он был скорее озадачен. Но вполне мог полюбить в будущем. Мог вспомнить, какого это любить Антона, как это просыпаться и засыпать в его объятьях и дышать мягкостью мяты, упиваясь запахом, ощущая его на языке. Но что, если нечего вспоминать? И фантазии лишь фантазии? Арсений не знает, что делать тогда. Он не хочет знать.***
— Арсений? — парень немного вздрагивает от чужого голоса и поворачивает в голову в сторону. Они с Антоном решили посмотреть новый мультик и пока Арсению он очень нравился. Он не знает, смотрел ли он его раньше, но прямо сейчас он всерьёз размышляет над тем, чтобы расспросить Антона о своих любимых проектах, чтобы их заново посмотреть. Многие готовы отдать за такое деньги, а у него пока что есть бесплатная возможность. И почему бы ей не воспользоваться. Но Антон смотрит на него странно печальными глазами и это заставляет Арсения поставить мультфильм на паузу и повернуться в сторону своего мужа. Он знает, что Антон грустит, это легко читается в его запахе, но никогда так открыто во взгляде. Обычно Антон маскируется за маской счастья и любви и лишь опытным взглядом Арсений определяет, что что-то не так. Арсений всё еще вспоминает свой момент на балконе, но решает на нем не зацикливаться. — Да, Антон? — Я не хотел об этом говорить, но мне правда нужно знать, и твой запах..., — начинает тараторить парень, неуверенно. — Что не так с моим запахом? — Он начинает возвращать сладость? Кислую, конечно, но сладость, — опускает глаза вниз альфа, словно боится сказать что-то вслух. И осознание поражает Арсения. А ему казалось, что это уже невозможно. — У меня течка? — голос ровный, но Арсений не может ни вздрогнуть, когда Антон рядом с ним аккуратно кивает и смотрит молящими глазами. — Нет, нет, нет. Чтобы ты там себе не напридумывал, Антон, нет! — Арсений подрывается с дивана, пытаясь добиться лидирующей позиции, проще смотреть на Антона сверху вниз, хотя он знает, что такое не сможет убедить ни одного альфу. Это скорее разозлит. — Арсений, я просто мог бы помочь, — предлагает Антон, тяжело сглатывая. — Мне не нужна твоя помощь! — визжит Арсений, пока омега где-то глубоко внутри него дрожит от этого предложения. В отличии от него, его тело точно признаёт своего альфу и мысль о том, что его не будет рядом во время течки невыносима. — Мне ничья помощь не нужна! И это окончательно, Арсений бросается к себе в комнату, закрывая дверь и запутываясь в теплоте одеял. Да, он позволял Антону тут спать и отпугивать кошмары, которые кажется обходили Арсения стороной, когда он в объятиях альфы. Но сейчас это прекращалось. Он выживет сам, он большой, взрослый мальчик и ему не нужна ничья помощь!***
Он жалеет о этих словах в тот же момент, когда появляются первые признаки течки. Жар прожигает всё его существо, и внутри живота начинает неприятно жечь. Арсений ложится на кровать и скручивается калачиком, пытаясь ровно дышать. Его течки обычно длятся около трёх дней если рядом с ним был его альфа, но без него в постели течка могла продлиться около недели. Болезненной, тоскующей недели без настоящей разрядки и человеческого тепла. Арсений такое ненавидел. В подростковом возрасте рядом с ним оставалась мама-омега, которая протирала ему лоб холодной водой, расчесывала волосы, кормила едой, и следила, чтобы он был в порядке. Позже ему помогали друзья-омеги, которых он хорошо знал и мог доверять. Он и сам помогал им взамен. Но выбора не было, он не был готов подпустить Антона так близко к себе, несмотря на то, что даже в такой ранней стадии его внутренняя омега кричала об альфе рядом с собой. Причем не каком-то абстрактном, а именно об Антоне. Она прекрасно знала, кто был и должен быть рядом с ней в такие моменты. И даже если он не помнил, он мог абсолютно точно представить как крепкие руки сжимают его талию и заставляют подчиниться. Он мог бы представить, как сделал бы всё, чтобы его альфа был доволен, получая при этом немыслимое удовольствие. Не сегодня. Арсения такого не позволит или он просто так думает. Всё начинается как обычно, и Арсений уверен, что может это пережить, спасаясь собственными пальцами и редкими игрушками. Но потом что-то идет не так. Арсений чувствует боль внизу живота, из него выделяется смазка и он не может не скулить, потираясь об простыни, желая достичь оргазма. Но неожиданно боль из терпимой перерастает в невыносимую, и резкое желание сменяется мучительной душевной тревогой. Его внутренняя омега недовольна. Она скулит где-то глубоко внутри, требуя того, на кого заявила права. Арсений знает, что будет только хуже, знает, что скоро гормоны сойдут с ума и он не сможет себя контролировать. Он знает, что комнату наполнил запах отчаяния и чистого беспросветного одиночества. Знает, но ничего не предпринимает. Он считает себя выше своих инстинктов. Он хочет решать сам, поэтому предпочитает скулить в подушку, давясь слезами и агонией из гормонов. Он чувствует отголоски мяты, которая, кажется, впиталась в эту комнату и это делает только хуже. Омега считает себя брошенной, преданной. Он думает, что альфа бросил его, что его сочли слишком ненужным, недостойным внимания. Омега думает, что после произошедшего альфа думает, что он некрасивый, неисправный, бракованный и это разбивает сердце, заставляя горе проникать глубоко в вены, и течь по ним в самое сердце. Чем больше времени проходит, тем сильнее сам Арсений начинает в это верить. Арсений закрывает глаза и просто пытается дышать. Сквозь дымку он чувствует, как болезненно текут минуты, провожая секунды, и на горизонте не видно облегчения. Ему придётся быть таким всю неделю и, если он выберется из этого живым, он не знает, как будет жить дальше. — Арсений? — слышит он тихие слова и легкий стук в дверь. Всё в нем тут же приподнимается, желая слышать своего альфу рядом с собой. Арсений смотрит на дверь, которая мешает ему видеть альфу и протестующе скулит, даже не пытаясь подняться. Он такой одинокий, покинутый. — Арс, я принёс еды. — Я не хочу, — выдавливает сквозь стон из себя омега, не желая даже смотреть на пищу. Он хочет альфу рядом с собой, хочет, чтобы его поцеловали и снова заявили права. Хочет почувствовать зубы на горле, хочет сладость губ и твердость члена. Но ему предлагают только бездарную пищу, которую он не заслуживает. — Арс, ты в порядке? — голос на мгновение обрывается. — Твой запах… он такой неправильный. — эти слова звучат почти шёпотом, словно парень не уверен стоит ли их произносить. И Арсению хочется прогнать его прочь, хочется заставить уйти как можно дальше. Только вот, чем дольше он заперт в этой комнате, как в клетке, тем меньше Арсения остаётся в нем самом. Гордая омега поднимает голову, и она прекрасно помнит и знает, что ей принадлежит и чего она заслуживает. Она знает, что альфа по ту сторону двери её, и что она может его забрать, стоит дать лишь намёк на просьбу. В омеге не осталось намеков, только сильная, нескончаемая потребность. Так что да, он вскакивает с кровати и на шатающихся ногах подходит к двери, чтобы резко её распахнуть, найдя там что и ожидала – шокированного альфу, который так опьяняюще пахнет мятой. Арсению бы в этом запахе утонуть, его бы в себя впитать и никогда больше не отстраняться. Это всё, что он хочет. И он берет, то, что по праву его. Омега хватает альфу за воротник рубашки и крепко прижимает к своим губам. Поцелуй сразу резкий и горячий, и умный альфа дает ему всё, что нужно. Он не замирает, а тут же целует в ответ, он жаркий, вкусный, желанный. И всё в омеге искрит от ярких, правильных ощущений. Он тащит альфу за собой на кровать, вновь ощущая, как из него сочится смазка, желая оседлать мужчину перед ним, желая кончить как можно скорее. Он кусает чужие губы и упивается чужими стонами. — Возьми меня, — рычит он, на мгновения отрываясь от губ и с ухмылкой отмечая, каким разбитым выглядит его альфа. Его глаза расширены настолько, что радужки практически не видно, а возбуждение приятно сочиться из его запаха, подкрепляемое весомым давление, которое Арсений уже может почувствовать. Омега не отказывает себе в удовольствии и сжимает вставший член своего альфы, заставляя того практически скулить. Всё в омеге радостно кричит от такой картины, от мысли что это он довёл своего альфу до такого состояния и сделает только больше, как только ему дадут одобрение. Но где-то глубоко внутри всё еще не улеглись остатки неуверенности и одиночества, которые только сильнее кричат, как только приходит ответ. — Нет. Арсений отскакивает от мужчины, скуля. Его внутренности горят, а организм в который раз пронизывает шок. Он не готов, и его ноги подгибаются и упасть ему не дают только крепкие руки его альфы. Альфы, который подает слишком двойственные, противоречивые сигналы, которые омега внутри Арсения не в силах расшифровать. Он хочет простого ответа, он хочет быть нужным. — Я помогу тебе в течку, позабочусь о тебе, но трахаться мы не будем. Потому что, когда ты придёшь в себя, ты меня не простишь, — и словно в подтверждении своих слов, Антон поднимает его на руки и мягко целует в лоб, относя в кровать. Тело Арсения давно превратилось в адскую пустыню, но с альфой рядом это усиливается, и нет сил не тереться членом об Антона и не вертеть задницей, желая, чтобы в него вошли. Но этого не происходит. Антон впихивает в него еду и воду. Он убеждается, что омега достаточно мокрый и приносит игрушки, чёрт возьми. Он открыто наблюдает, как Арсений самозабвенно насаживается на всю длину длинного дилдо, красиво запрокинув голову и шепча имя своего альфы. Он наблюдает за ним с жаром в глазах, но всё равно не притрагивается к обнаженному телу, когда омега в очередной раз кончает с именем супруга на устах. Арсению сложно, он вновь и вновь втрахивает в себя резиновый член, но настоящего удовольствия не получает. Он хочет, чтобы крепкие руки прикоснулись к нему, хочет почувствовать влажный язык на своем горле, а зубы на вставших сосках. Он хочет кончить альфе на лицо и точно знает, что только тогда сможет испытать то, чего так сильно не хватает. Но альфа всё равно помогает. Он пропитывает своим запахом всю комнату, успокаивая нервы, и не дает почувствовать себя брошенным. Арсению кажется, что он кончил пару раз только от огня в глазах напротив и он совсем не против сделать это парочку раз ещё. Альфа вытирает с него пот и сперму, кормит вкусной, сытной едой. Он касается его в моменты, когда всё, что Арсений может сделать это просто лежать и не двигаться. Он нежно перебирает волосы и говорит, как хорошо Арсений справляется. И всё внутри мурлычет от теплоты слов и нежности ласк. Антон целует каждый шрам на больном теле, проводит по ним легкими прикосновениями, которые сам Арсений себе не позволяет, испытывая лишь отвращение. Альфа называет его красивым и не позволяет себе показать ничего кроме искренности. Арсений почти начинает любить себя вновь.***
Когда течка кончается Арсений вновь остаётся один в глубине своей комнаты, хотя это кажется неважным. Мята овладела здесь каждым дюймом территории, и Арсений никогда не сможет достаточно проветрить. Дни текут всё так же бесконечно. Арсений испытывает лишь неловкость по отношению к Антону, и он бесконечно счастлив, что тот им не воспользовался. Он не знает, смог бы он это пережить, даже если тот действительно окажется любящим мужем, о чем так громко кричит его подсознание. Но как это по-настоящему понять?── ⋆⋅☆⋅⋆ ──
— Антон, нет, стой, пожалуйста, — кричит Арсений на своего мужа, пока тот удар за ударом наносит увечья его лучшему другу. Арсений дрожит, когда всё в Антоне кричит, о готовности убить человека перед ним. Омега боится мужа в таком состоянии. Он боится, что, если тот добьётся своего, он увидит мужа только в тюрьме, поэтому из последних сил хватает парня за руку и силой оттаскивает от лучшего друга. — Покажись мне на глаза еще хоть раз и тебя увезет труповозка! — Антон рычит, его глаза покраснели и всё в нем просто кричит «Альфа». От этого бета, которая с явной болью поднимается с асфальта еще раз вздрагивает и убегает, не оглядываясь. Арсений никогда не думал, что его муж может быть таким жестоким и неуправляемым. — Антон, пожалуйста, — парень наконец немного выдыхает, потирая собственные раненные костяшки на руках. От этого вида Арсений непроизвольно вздрагивает, заставляя обратить взгляд альфы на себя. — Арсений?── ⋆⋅☆⋅⋆ ──
— Арсений? — зовет его Антон, машет рукой перед лицом и омега отшатывается назад, пытаясь убежать от мужчины перед ним. Он нормальный вообще? Он не знает, как позволил прошлому себе такому случиться? Был ли он слеп от любви? Или его держал ребенок и страх? Но сейчас этого нет, он как никогда свободен и может делать всё, что захочет и сейчас он хочет уйти. — Пошёл на хуй, — бросает он быстро и четко. Он бросается в комнату, чтобы резко достать свой чемодан из-под кровати, не спрашивая себя откуда он это знает. — Арс? Что случилось? — голос кажется отчаянным, но ему наплевать. Он точно знает, что делать дальше. А он то думал, почему Игорь, узнав об аварии так и не появился у них на пороге. Думал, может за столько лет дружба просто закончилась, но нет. Антон просто всё испортил. Что еще сломал этот агрессивный альфа? какую частичку его души он забрал себе, заставив остаться там, где он не хочет или даже боится быть? — Я ухожу от тебя, — и даже если вся комната тут же наполняется болью и горем ему всё равно, нужно было думать раньше. — Что? Нет! Почему? Ты не можешь… — Нет, это ты не можешь, — Арсений отрывается от сбора одежды, поднимая взгляд и смотря альфе прямо в глаза. — И не будешь больше меня ограничивать. — Я даже не пытался, Арс, что не так? — Антон поднимает руки, пытаясь дотронуться, но тут же понимает свою ошибку, прижимая руки к бокам. Он выглядит, как побитый котенок, но Арсений, слишком долго велся на манипуляции мужчины перед ним, сам того не осознавая. — Ты избил Игоря, моего лучшего друга и я не хочу больше быть твоим, — и Арсений ожидает увидеть страх, боль или может скуку на чужом лице, но никак не облегчение. — Арс, ты просто всё неправильно понял, твои воспоминания пока лишь фрагментальны… — Это не значит, что я настолько глупый, что меня можно обмануть! — протестует Арсений. — Нет, конечно нет, я даже не пытался, — но Арсений уже не слушает, оправдания лишь замедлят его. Он вновь ныряет в шкаф, определяя вещи скорее по запаху, хотя на некоторых они так сильно перемешались, что Арсения просто оставляет их в шкафу, не желая выставить себя еще большим дураком, чем он видимо был до этого. — Арс, послушай… — Нет, я не буду, — тут же обрывает Арсений, роясь в ящиках, думая, что ему еще может понадобиться. И тут происходит то, чего он боялся. Антон крепко хватает его за плечи и заставляет посмотреть себе в глаза. Они красные, вместо зелёных, прямо как в его воспоминаниях. А голос твердый, крепкий. — Послушай меня, ты всё понял неправильно. — Тогда что случилось? — скрещивает руки на груди Арсений, не желая подчиняться альфе перед ним. — А ты вспомни, — слышит он альфа-голос и воспринимает это как приказ, слова звучат медленно, погружая в транс. Но это не видение, а еще одно недостающее воспоминание, которое он с радостью принимает. Все его тело расслабляется, но он почему-то знает, что ему не нужно переживать, что он упадет. Он чувствует, как оказывается на кровати и позволяет себе полностью ускользнуть в объятия воспоминания.── ⋆⋅☆⋅⋆ ──
— Игорь, кажется, у меня начинается течка, — сжимается в себе Арсений, чувствуя первые признаки и переживая от того, что находится слишком далеко от заботливого альфы. Он в безопасности и это помогает не паниковать, но всё в нем постепенно начинает кричать, чтобы он позвонил Антону и привел к себе альфу. — Это хорошо, — улыбается бета и что-то в этой улыбке нервирует. Она непривычно холодная. — Почему? — и он чувствует, что ответ ему не понравится. — Потому что, ты слишком красивый, Арс, а вы, омеги, в течке дадите кому угодно, — тяжёлые руки тянутся к его телу, но Арсений тут же уходит с их траектории. В нем кипит ярость, которую он давно не чувствовал и никогда не думал, что будет чувствовать по отношению к лучшему другу. — Не смей меня трогать! — Ну конечно, у тебя же есть такой хороший Антон. Антон то, Антон сё, фу блять, противно слушать, — шипит Игорь противным голосом, и Арсений заставляет себя не стошнить тому на ботинки. — Не смей так про него говорить, тварь, — защитно рычит Арсений. — Я думал, мы друзья. — Друзья, — притворно смеётся бета. — Да я за тобой с десятого класса бегаю, а ты всё хвостом крутишь, да под альф подкладываешься, как последняя шлюха. — Прекрати!── ⋆⋅☆⋅⋆ ──
— Прекрати! — Арсений вновь вырывается в настоящее, оказываясь лежащим на коленях альфы, который нежно поглаживает его волосы. — Ш-ш-ш, всё хорошо, — мягко говорит Антон, и это успокаивает. — Я больше не хочу это видеть, — пальцы заставляют его расслабиться, и Арсений чувствует себя котом, которого гладит любимый хозяин и он позволяет этому случиться. — Доктор говорит, что плохие воспоминания такой же процесс восстановления памяти, как и хорошие. «Вы уже это пережили, вам просто нужно вспомнить». — Он, — Арсений сглатывает, боясь правды. — Он меня изнасиловал? — Нет, я приехал как раз вовремя, почувствовал, что что-то не так. Мне никогда этот Игорь не нравился, внутренний альфа никогда не мог быть спокойным, когда он рядом с тобой. Видно не зря. — Да, это так, — он позволяет им погрузится в относительную, спокойную тишину, пока его мысли не берут вверх над языком. — Но почему я не могу вспомнить ничего хорошего? Только плохое. Было же хорошее? Арсений встает и садиться напротив альфы, желая видеть его глаза. — Конечно, — медленная и счастливая улыбка появляется на чужих устах. И Арсений был прав, мир не может потерять такую красоту в виде чужой улыбки. — Тебе просто нужно постараться и тогда ты вспомнишь… Вспомнишь, как мы вместе смеялись, как готовили по утрам завтрак. Как ты учил меня печь блины, а я тебя правильно читать нашему сыну сказки. Вспомнишь, как ты ждал меня под зонтом после работы. А через годы, я забирал тебя на нашем общем автомобиле. Вспомнишь, как мы вместе решили, что ребенок может подождать, а потом я признался, что просто боюсь стать плохим отцом. Вспомнишь, как я плакал у тебя на плече, а ты пообещал, что вместе мы справимся, и был прав. Вспомнишь, как накричал на меня, боясь, что никогда не сможешь родить, а потом извинялся, глубоко беря мой член в глотку. Вспомнишь, как сильно я заставил тебя в тот день кончить, и как радостно ты смеялся, когда увидел две полоски на тесте. Вспомнишь, как я в два часа ночи искал сушёную камбалу по городу. Вспомнишь, как сильно я люблю тебя и верю, ты любишь в ответ. Вспомнишь первый смех нашего сына и его первые слова. Всё это Арс. Всё это там в твоей голове. И этого так много, что я не верю, что его возможно потерять, стереть. Оно прямо там и ты… Вспомнишь. Действительно вспомнишь. И это так. Арсений открывает глаза, когда из них льются слезы. Но в отличие от множества последних слез, это слезы счастья. Это слезы облегчения и искреннего удовольствия. В его голове всё еще хаотично летают картинки, множество картинок. Куча дел, мест и эмоций. За все эти годы в его жизни скопилось столько любви, тепла и счастья, что просто невозможно это осмыслить в один простой момент. Но это есть, оно там, оно вместе с ним. И он счастлив. Действительно, по-настоящему счастлив. Так, как мечтал, читая любовные романы. Поэтому Арсений просто наклоняется вперед и крепко целует своего мужа. Мужа, за которого он готов убить и умереть. Мужа, который стал одной из самых важных частей его жизни. Муж, которого он любит. И получает тоже в ответ. Поцелуй теплый, как парное молоко и Арсений не может не смеяться от шока в чужих губы. Это нелепо по-детски. Они стучат зубами и сталкиваются носами, хихикая. И от того поцелуй становиться только ярче и вкуснее. Такой по-настоящему их. И ничей больше. Его тюльпаны наконец снова правильно сладкие, по-весеннему свежие. И терпкая мята не может быть более счастливой и мягкой в чужом запахе. Арсений так скучал по их счастливому сочетанию запаха. Его любимый, самый любимый аромат. Вот почему мята казалась странной, он просто не ощущал её правильно. Такой, какой она бывает только когда Антон счастлив. И в последние годы с этим всегда связаны сладкие тюльпаны. Для Арсения этот запах давно стал единым и единственным правильным. И лишь недавно к ним постепенно начал примешиваться легкий запах женьшеня, исходящий от их сына. Это было освежающе. Но всё так же прекрасно. — Привет, — шепчет Арсений, вновь влюбляясь в зелень хвойных глаз напротив. — С возвращением, любовь моя. — На этот раз навсегда. — Навсегда.