Связанные судьбой

Маги не женятся. Поэтому Годжо Сатору остаётся только провожать её взглядом — красивую, дающую обещания выйти за Сукуну замуж. Потому что только маг первого уровня из Киото сможет сдержать его разрушительную силу. Пусто. По телу Кёко Симей прокатываются мурашки. Струи душа в маленькой квартирке в Токио резко остыли, но она игнорировала их, упираясь тяжёлой головой в плитку душевой кабины. Судьба каждый раз бросала ей вызов, и Кёко его с радостью принимала. Ей всегда было интересно открывать в себе новые грани, и это доставляло удовольствие в процессе. Пусть даже с примесью боли и тёмной энергии, которую нужно пропустить через себя, чтобы стать сильнее. Кёко и без того понимала, что с обретением Сукуны его полной силы, её жизнь перестанет быть скучной, ведь она — единственный маг, который может преобразовывать его разрушительную энергию в созидание. Но последние дни дали понять, что не видать ей покоя ещё очень, очень долго. Её не тронуло известие о том, что сам Двуликий занял тело и сознание Итадори теперь уже безраздельно. Она была готова соединить силы с токийскими магами, бросить всё на то, чтобы спасти их мир. Но стоило узнать, что старик Ёшинобу собирается соединить её брачным союзом с проклятьем Сукуной, чтобы контролировать его силу, как внутри неё словно перевернулся чан со льдом. Горечь оседала на коже, и Кёко чуть ли не плакала от мысли: «Почему я?». Хотя это было ожидаемо. Техникой её клана был сильнейший контроль силы проклятий даже самого высокого уровня. И чем ближе был контакт с Проклятьем, тем больше Кёко могла поглотить его энергии и заблокировать её в себе, преобразуя во что-то светлое. Голова от этих мыслей раскалывалась, и даже пара часов, проведённых в душе под прохладными струями, не смогла спасти от внутренней мясорубки, крутящей собственные мысли. Кёко вышла из душа, обёрнутая в одно полотенце. И всё казалось ей безнадежным и давно решённым за неё, ровно до того момента, как тёплые пальцы не коснулись её спины. Ей не нужно было оборачиваться, чтобы понять кто это. Его энергию она почувствовала задолго до того, как он переступил порог её дома и сделал первое прикосновение. И его непрошенный визит не испугал нисколько. Только заставил прикрыть глаза и наконец-то вдохнуть полной грудью, забывая о беспросветном будущем. — Годжо, как давно ты пришел? — спросила Кёко, придерживая на груди полотенце. — Это общий гостевой дом, если ты не забыла, — он усмехается, напоминая, для чего они все здесь собрались. Кёко повела плечами. Его слегка ироничный, привычный тон голоса задевал внутреннюю обиду на происходящее, но она только гордо вскинула голову. Её реакция на общем собрании была слишком красноречива для того, чтобы вновь так просто вспыхнуть негодованием. Брак по расчёту… С Проклятьем. Дикость в современном мире, но для мага стыдно показывать свои эмоции, даже если его жизнь рушится на глазах. Годжо не торопил, только мягко двинул рукой, поглаживал по плечам… Бережно, практически нежно. Слишком приятно. Кёко прикрыла глаза, понимая, что мурашки на её коже выдают с головой. Его пальцы спускаются вниз по телу, останавливаясь у самой кромки полотенца, и возвращаются наверх — к шее. Движения Годжо невесомые и ласкающие, но в них чувствуется власть и непоколебимая уверенность. Пальцы Годжо уже не первый месяц знакомы с каждой клеточкой тела Кёко, поэтому его движения такие требовательные. — Если нас увидят вместе… Особенно после заключенной сделки, — она вдыхает, напоминая о неизбежном. — То не оберемся проблем, господин Сатору. — Разве теперь это важно? — он шепчет этот вопрос на ухо, и в его голосе проскальзывает печаль. — Как и всё в нашем мире. Кёко запрокидывает голову, открывая шею для его губ, и Годжо прикасается к ней в лёгком поцелуе. Она всё ещё не смотрит на него, сомневаясь. Им больше не быть вместе, и стоит ли продолжать что-то сейчас? Её уже пообещали, как подарок Сукуне, и стоит ли незабываемого подвергать опасности? Кёко зажмурилась. Не стоит об этом думать. Только не сейчас. — Твои мысли такие громкие, — Годжо ухмыляется и разворачивает её к себе лицом. Аккуратно отодвигает всё ещё влажные тёмные пряди за спину и целует полукруг плеча. С губ Кёко слетает сдавленный выдох. — Я не хочу ни о чем думать, — шепчет она, пока Годжо покрывает короткими поцелуями её шею, скулы. — Я хочу забыть всё. Сейчас. — Я знаю, — он прикасается языком к горячей пульсирующей венке на шее. Кёко не выдерживает и вскидывает руки, обнимая его за шею. — Годжо, спаси меня, — шепчет она, неотрывно смотря на него. — Помоги мне. Годжо снимает повязку, открывая глаза, цвета лазурного неба. И больше не нужно слов —его взгляд говорит сам за себя. — Конечно, Кёко, — он не дает ей договорить и подцепляет полотенце, скрученное на груди. Тянет вниз, распуская концы и сбрасывает на пол. Его глаза почти теряют внутреннее сияние, но он не подает виду. Кёко молча стоит перед ним, наблюдая за его действиями. Её сердце нестерпимо рвётся к нему из груди. К её спасителю. К тому, кто смог бы залечить все душевные раны, превратил бы её жизнь в рай. Он — тот, без кого и жить-то не хочется. Он нужен ей. Действительно нужен. Нестерпимо. Годжо отстраняется всего на секунды, чтобы бросить на нее взгляд: такую уаеренную, стоящую перед ним, совершенно не стесняющейся своего нагого тела. В его глазах полно нежности, но они все еще погасшие. Он протягивает открытую ладонь, и Кёко обхватывает ее, неспеша переплетая их пальцы. Это ожидание стоит того. Годжо делает шаг навстречу и прижимает к себе, касаясь руками влажных волос. Кёко не выжерживает и обнимает его в ответ, прижимаясь к нему всем телом. И он, кажется, совсем не против. — Посмотри на меня, — просит он, и Кёко поднимает взгляд на его небесно-синие глаза. Всё внутри неё переворачивается, когда он произносит: — Я что-нибудь придумаю, моя госпожа Симей. Годжо наклоняется, чтобы поцеловать, но Кёко на мгновение останавливается. — Я больше… — Не моя? — спокойно спрашивает Сатору, смотря сквозь светлые ресницы. У Кёко даже и в мыслях не было подобного. Уже год прошёл, как они принадлежат друг другу. Несвязанные клятвами и обязательствами, два человека из разных школ. Но то, что было между ними, стало больше, чем просто любовь. Сильнее и крепче. И неважно, кому была обещана Кёко. — Я твоя… — даёт она запоздалый ответ. — Этот брак для меня никогда ничего не будет означать. — Правда? — Правда, — она кивает и спрашивает следом: — А для тебя? Годжо молчит, делая эту паузу невыносимой. — Не молчи, — прости Кёко, пытаясь найти в его глазах внутренний свет, и не находит. — Если бы мы поженились раньше, то всего этого бы не произошло? — больше спрашивает, чем утверждает Годжо, и светлые пряди падают на его лоб. — Ты ведь знаешь, — её руки опустились на его грудь, расстегивая тёмную рубашку. Кожа к коже, оставляя следы невидимых ожогов на теле. — Я не хотела связывать нас обязательствами. Маги редко погибают без чувства вины. И редко женятся по этой же причине. — Знаю, — отвечает он бесцветно. — Тогда почему мне кажется, что ты со мной прощаешься? — Разве? — он привычно улыбается, и крепкие руки касаются обнажённой талии Кёко. Годжо порывисто притягивает её к себе и целует. Мажет своими губами по её, проводит языком, словно пытается впитать в себя всю её без остатка. Кёко знает, что потеряет голову от первого касания его губ, но всё равно обнимает за шею, притягивая к себе. Годжо укладывает её на кровать, нависая сверху. Его глаза горят, но в них больше нет сожаления. Наверное, никогда и не было. Он быстро снимает с себя рубашку, и один взгляд его синих глаз заставляет Кёко задержать дыхание. Её вид, желанный и желающий, заставляет Годжо покончить с этим. Снова заявить свои права на эту женщину и больше никогда не отпускать. Он всегда делает это с особым трепетом. — Ты такая напряжённая, — подмечает Годжо, избавляясь от ставшей лишней одежды. — Хочешь, чтобы я потеряла от тебя голову? — Кёко улыбнулась ему, приподнимаясь на локтях. — Мы оба давно уже это сделали, — шепчет Годжо и накрывает её талию своими ладонями. Каждое его движение отдаётся теплом в низу живота. Его тело, идеальное в своей неидеальности, заставляет Кёко засматриваться всё больше, представлять себе, как он берет её так, как им обоим хочется. Годжо наклоняется, спускаясь вниз, а в его глазах играют хитрые искорки. Его губы растягиваются в легкой ухмылке, и Кёко так сильно хочется их поцеловать. Они опускаются вниз по её телу: шея, ключицы, круг языком вокруг соска и снова поцелуй на талии и ниже… Всё внутри томится от предвкушения, и Кёко запрокидывает голову на подушку, когда Годжо устраивается поудобнее между ее ног. Он проводит пальцами по влажным складкам, и Кёко чувствует кожей его усмешку, когда он накрывает поцелуем её лобок. Она приподняла голову и напряглась, но Годжо успокоил её поглаживаниями по бедрам. — Ни за что не переживай, — проговорил он, — тебе понравится. Его ладони слегка стискивают бедра и разводят их в стороны, полностью открывая Кёко перед собой. — Приподнимись, — просит он и подкладывает ладони под её ягодицы, и она немного краснеет, все ещё стесняясь этой позиции. Но Годжо, сильнейший маг современности, смотрит на неё с таким благоговением, что один только его вид заставляет Кёко становиться неприлично влажной. Он нежно сжимает её ягодицы, и стоит его языку провести по промежности, как колени Кёко задрожали. Легкие ласки Годжо заставляют двигать бедрами ему навстречу, но он останавливает, слегка отстраняясь. — Не торопись, милая, — говорит он слегка хриплым голосом. — Скоро ты получишь гораздо больше. — Годжо… — вздыхает Кёко и не может сдержать стон, когда язык Сатору становится настойчивее. Он проводит кругами по клитору, прикрывая глаза от удовольствия, которое доставляет прекрасной женщине, и Кёко не остаётся ничего, только шире развести ноги и подвинуться ему навстречу. Её руки неразборчиво сжимают простыни, останавливаясь в итоге на его голове. Пальцы зарываются в светлые волосы, и Кёко не хватает пары секунд, чтобы кончить от его прикосновений. — Не торопись, — Годжо отстраняется, нависая над ней, и Кёко почти давит в себе вздох разочарования. Но замирает, чувствуя, как его твёрдый член касается её влагалища. Годжо мягко улыбается и мягко входит в неё, поглаживая руками по груди, помогая расслабиться, и Кёко больше не может оставаться тихой. Годжо любит дразнить, доводя до края. И она это любит. Их движения становятся всё интенсивнее, словно они не могут насытиться друг другом. Годжо проникает в неё глубоко, до основания, и Кёко покачивается ему навстречу, требуя всё больше и больше. Ей хочется свести Годжо с ума, чтобы он так же стонал под ней, но он не даёт перехватить инициативу, вдалбливаясь в неё так, что кровать ходит ходуном. Перед глазами Кёко всё меркнет. — Годжо… — выдыхает, и он наклоняется к ней для поцелуя, хрипло стонет, не сдерживая себя, в её губы. Сдерживаться ни у кого больше нет сил. Кёко запрокидывает голову от удовольствия, которое затапливает через край, сжимается вокруг его члена, заставляя кончить следом. И в одночасье чувствует небывалую лёгкость, как будто только с ним ей можно не бояться ничего на свете. Годжо выходит из неё и ложится рядом. Всё ещё тяжело дышит, притягивая к себе. Кёко не может сдержать улыбку, потому что они сделали это снова, даже несмотря на печальное положение их будущего. — Как ты? — легко интересуется Годжо, целуя тёмную макушку. — Отлично, — она отвечает, смущённо посмеиваясь. — И всё? — в привычной манере иронично протягивает он, но Кёко знает, что ему не нужны какие-то слова подтверждения, он просто шутит. Но она набирает воздуха в грудь и говорит: — Я люблю тебя, Годжо, — произносит она. Он слышит это признание впервые, и это делает сегодняшнюю ночь особенной, заставляя каждого ощутить свою собственную важность в ускользающем моменте.