Влюбиться дважды

      Юнги отпивает из кружки свой кофе, пытаясь проснуться, осоловело хлопает глазами, смотрит размыто на широкую спину готовящего завтрак Чонгука. Его мозг не хочет включаться; он встал только из-за того, что плечо болезненно ноет и тянет, а бандаж нельзя снимать даже во время сна. Не самое лучшее утро, но ничего не поделаешь — если б у него был выбор несколько лет назад, Юнги, конечно же, был бы осторожен, не попал бы в ту аварию и ему не потребовалась операция. Так что он слегка ведёт плечом, будто это избавит его от боли, глубоко вздыхает, трёт сонные глаза и просто надеется ещё немного поспать, когда обезболивающие подействуют. Чонгук, стоящий у плиты, на чужой вздох оборачивается, ловит взгляд и тепло улыбается. В его поступках одни лишь поддержка и забота, но в больших глазах всегда отчетливо видно волнение и сожаление, и Юнги уголком губ улыбается ему в ответ, просто чтобы заверить, что не нужно переживать больше положенного. Нет никакого смысла хоть как-то обманывать Чонгука — Юнги умеет учиться на своих ошибках.       На самом деле ему потребовалась операция ещё полгода назад, когда его травма начала давать знать о себе чаще, боль усилилась на каждодневную, он не мог работать в полную силу, заниматься обычными или рутинными делами, и фиксаторы для плеча с обезболивающими пластырями и уколами переставали помогать хоть как-то. Но Юнги улыбался, говорил, что он в порядке, клея на плечо пластыри слой за слоем. Это была его ошибка. Он мог и должен был врать только друзьям или коллегам, или кому-то ещё, кроме Чонгука. Потому что за почти шесть с половиной лет отношений Чонгук знал его лучше, чем Юнги знал сам себя. Потому что Чонгук видел количество пустых упаковок в мусорке, видел тремор рук, когда плечо простреливало болью, видел как он морщился, скрипел зубами, прерывисто дышал. Потому что Чонгук о нём очень волновался. Потому что Чонгук начал сомневаться в нём, в их отношениях, в обоюдном доверии. А Юнги… Он не хотел казаться жалким и беспомощным, не хотел признавать, что ему нужно что-то сделать, ведь терпеть боль за десять лет стало для него привычным. Он боялся операции и боялся последствий. И поэтому не мог заставить себя открыть рот.       Это дало плоды. Два месяца назад они очень сильно поругались, когда утром плечо Юнги отказалось двигаться. Чонгук застал его в ванной в куче пустых упаковок, с повисшей рукой, с полной паникой в глазах и трехсантиметровым слоем пластырей на плече. Он испугался не меньше его. Он не знал, как может помочь, слёзы хлынули неожиданно, руки начали трястись, пальцы не попадали по цифрам и буквам на сенсорном экране. И Юнги не придумал ничего лучше, чем брякнуть, что он в порядке и всё пройдёт совсем скоро. Чонгук тогда застыл словно каменное изваяние, его телефон выскользнул на пол, с грохотом ударившись о плитку, и они оба вздрогнули от этого. — Я устал, Юнги, — хрипло выдохнул Чонгук, шмыгнул носом, — устал, что ты не можешь доверять мне и из-за этого постоянно врёшь. — О чём ты?        Юнги сильно хмурился, правда не понимая. Если б он не доверял, их отношения не продлились бы так долго, не факт, что они начались бы вообще. Но он доверял. Он любил Чонгука очень сильно. И такая отстранённость, холод в уставшем голосе, напряжённая поза ему совсем не нравились. Они заставили неприятные мурашки пробежать по позвоночнику. — Ты думаешь, я слепой идиот? — повысил голос Чонгук, резко обернувшись. Его глаза горели всем и сразу: и болью, и злостью, и обидой, и раздражением, — Ты думаешь, я не вижу все горы пустых пачек? Я выкидываю их, Юнги! Не вижу, как иногда ты не можешь двигать плечом от боли? Даже сейчас, черт возьми. Твоя рука не двигается, а ты говоришь мне, что все пройдёт!       Чонгук кричал. Его руки сжимались в кулаки, будто он готов полезть в драку; дыхание было глубоким, хоть и сбитым; тело тряслось уже кажется от чистой ярости.  — Говоришь мне это полгода. Ты врёшь мне ебанные полгода! — продолжал Чонгук, и Юнги не мог его перебить, потому что понимал, — Я… я пытался быть терпеливым. Я ждал, что ты скажешь мне наконец, и мы решим это. Тебе… — он на мгновение замолчал, его голос стал тише, в глазах заблестело, — тебе на себя плевать или меня? Почему ты решил, что мне все равно? Почему ты решил, что мне не причиняет боль твоё молчание?       Юнги знал Чонгука так же хорошо, как и знали его. Поэтому он видел, что трясёт парня совсем не от ярости — от переживаний, от непонимания. Он действительно устал и ему действительно причиняло много боли, что человек, которого он любит, так наплевательски относится к своему здоровью и даже не хочет с ним ничего обсуждать. Ему действительно было страшно. Юнги идиот. Идиот, который почему-то решил, что он всесильный. Решил, что станет беспомощным, если расскажет о своей слабости. Решил, что десятилетнюю травму спасут жалкие фиксатор, пластыри и самовнушение. Чонгук имел полное право злиться на него и кричать, но Юнги видел, что основными его чувствами были обида и страх.  — Я боюсь идти на операцию, — слабо выдохнул Юнги, признаваясь, после пары минут тишины, — Боюсь, что и она уже не поможет.       Это было единственное, что сжимало его органы и обдавало тело холодом. Он боялся умереть на операционном столе, боялся остаться инвалидом. Это доводило его до приступов каждый раз, как Юнги думал об этом, не говоря о том, чтобы озвучить это в слух. — Почему ты не поговорил со мной?  — Потому что если б я сказал, ты бы повёл меня в больницу.        Юнги не смотрел на Чонгука, уставившись в плитку под ногами, но слышал, как тот шумно и глубоко вздохнул. А потом послышались тихие шаги, и вот он уже сидит коленями на полу возле ног Юнги, мягко обхватывает ладонями лицо и прикасается своим лбом к чужому. — Да, я именно так бы и сделал, — прошептал Чонгук, опалив своим дыханием нос и губы, — и сделаю сейчас, ведь это твоё здоровье, солнце. И я не позволю тебе относиться к нему с пренебрежением, потому что я люблю тебя и мне больно смотреть, как ты мучаешься от своей травмы из года в год.       Юнги скривился от застрявших в горле слёз, тихо и искренне прошептал одно лишь «прости», и Чонгук притянул его ближе, мягко и будто невесомо начав расцеловывать его мокрые и солёные щёки.        Плечо Юнги так и не начало двигаться на следующий день, так что Чонгук сдержал своё обещание, взяв отгулы на работе и потащив его по больницам. Врачи охали и ахали над его снимками с разорваным хрящем плечевого сустава, отчитывали как маленького неразумного ребёнка, и все как один твердили о срочной хирургической операции. Юнги, если честно, все эти приёмы помнит, как в тумане, а боль и различные бесполезные уколы высасывали из него все силы, поэтому он доверил Чонгуку полностью руководить процессом. Это он выбрал клинику и хирурга, благодаря чему операция прошла успешно, так что теперь всё, что Юнги остаётся, чтобы выздороветь — ответственно пройти весь курс реабилитация.       Юнги испуганно вздрагивает от звука нескольких уведомлений на телефоне Чонгука и трёт глаза, прогоняя сонную пелену с глаз. Он задремал над кружкой кофе — вот, что делают с ним ранние подъемы, хотя конечно же время скорее уже близится к обеду — на часах 10:43. Лежащий недалеко от него на столе смартфон снова разрывается серией уведомлений, и на самом деле Юнги даже догадывается кто именно это может быть. Он кривится, тянется к чужому телефону, чтобы выключить на нём звук и слышит, как Чонгук над ним хихикает, ставя на стол тарелки с яичным рулетом и обжаренным с овощами рисом. — Тэхён? — ёмко спрашивает Чонгук, и Юнги снова кривится, как от кислой мармеладки, глядя на пятнадцать пришедших сообщений.  — Он пишет, что благодаря мне, он теперь звезда, — Юнги мельком смотрит на смс в списке уведомлений, не открывая их полностью, хмыкает и откладывает смартфон обратно на столешницу, и буквально через секунду усиленно хмурится. Он поднимает взгляд на закусывающего улыбку парня, — Стоп. Что это значит?       Чонгук всё же растягивает губы в шкодливой улыбке, прячет хитрые глаза, ковыряясь в своей пиалке риса. Юнги хмурится только сильнее, вздыхает как-то безнадёжно. Чонгука нельзя оставлять наедине с Тэхёном, он портит его милого и примерного мальчика своими бредовыми идеями.  — Что вы сделали? — спокойным тоном спрашивает Юнги, смирившись. Он откидывается на спинку стула, смотрит в упор. — Лично я не делал ничего, — фыркает Чонгук, поднимая взгляд — его глаза светятся сожалением, но при этом не теряют хитрости ни на йоту, — Тэхён снимал, как ты приходил в себя после наркоза.       Юнги не помнит, как именно он просыпался. Он помнит только, что его разбудила резкая боль в плече, тусклый свет прикроватной лампы, сидящий рядом с кроватью Чонгук, клюющий носом. Это первое его воспоминание после операции. Но Чонгук сейчас явно говорит ни об этом, как минимум потому, что Тэхен храпел на диване в углу палаты, когда он проснулся. Юнги упирается здоровой рукой в столешницу, трёт глаза, а потом глубоко вздыхает, поднимает взгляд и просто говорит: — Показывай.

***

      Чонгук нервничает. На самом деле очень сильно нервничает, несмотря на то, что врач, вышедший из операционной полтора часа назад, сказал, что операция прошла успешно. Но к Юнги ему пока нельзя, потому что его наблюдают в реанимации. Чонгук грызёт ногти, бродит с одного конца коридора в другой, словно тень, откровенно маяча у всех перед глазами. Он знает, что всё будет хорошо, но не может избавиться от тревоги внутри, и понимает, что не избавиться, пока не увидит Юнги лично. Тэхёну видимо надоело его мельтешение, поэтому он дёргает Чонгука за руку и силой усаживает на кресло, сразу всунув в ладони стаканчик с чаем.  — Ты ведёшь себя так, будто он при смерти, — фыркает Тэхён, откидываясь на спинку. — Замолчи и не говори так! — рявкает на друга Чонгук, резко на него обернувшись и блеснув слезами в уголках глаз. Он сжимает картон стаканчика, пытаясь успокоиться, его пальцы слегка обжигает от температуры напитка.        Тэхён не заслуживал того, чтобы Чонгук на него огрызался — он понимает. Но у него в голове сейчас мысли наслаиваются друг на друга, волнение сковало органы, противный холодок по спине гуляет. Он не допускает плохих мыслей, и не позволит другим их тоже допускать, даже в рамках шутки. Чонгук дрожаще вздыхает, опуская голову, и Тэхён молча притягивает его к себе, путает пальцы в пушистых волосах, портя аккуратный хвостик на затылке. Хорошо, что Тэхён всё же согласился пойти с ним и ждать, пропитывая лёгкие лекарствами, иначе, наверно, он сошёл бы с ума в одиночестве.       Звук колесиков Чонгук вначале слышит не сразу, и обращает внимание только когда он, вместе с чужими шагами, становится ближе. Он переводит слегка сонный взгляд, следом резко подскакивает на ноги, смотря, как санитары завозят кровать с Юнги в палату, и уже хочется ломануться внутрь, хотя бы чтобы собственное сознание успокоить, но вместо этого он останавливается напротив легко улыбающегося врача. — Мы разбудили его, так что сейчас он некоторое время будет приходить в себя после наркоза, — спокойно говорит врач, убрав руки в карманы халата, — Если он снова уснёт, ничего страшного, следующие несколько часов он так и будет просыпаться и засыпать. Сейчас вы можете пройти к нему. — Спасибо, — всё, что на самом деле может выдавить из себя Чонгук помимо облегченного вздоха. Он нервно раскланивается, и Тэхён легко гладит его спину ладонью, чтобы перестал.       Наверно, Чонгуку всё ещё понадобится немного времени, чтобы окончательно успокоиться, но тревога уже отступает и его хотя бы перестало трясти. — Да и, не обращайте особое внимание, если он будет вести себя странно. После наркоза это нормально, — заканчивает врач, улыбается уголками губ и отступает, давая возможность пройти в палату.       Чонгук на чужое предупреждение хмурится, не до конца понимая, но не придаёт этому значения и почти влетает в палату, споткнувшись о плинтус на входе. Юнги на больничной кровати действительно не спит. Он немного сливается тоном своей кожи с постельным бельём и почти теряется в ворохе одеяла и большой подушки — выделяются лишь его чёрные волосы и большой плечевой ортез на его прооперированной руке. Он сонно моргает глазами и медленно поворачивает голову из стороны в сторону, видимо осматриваясь. Чонгук подходит к кровати ближе, склоняется над Юнги, уперев одну руку в боковой поручень, и тянет другую к чужим волосам, приглаживая их и немного приводя в порядок. Весь страх и напряжение, сковывающие его всё время ожидания, уходят, заменяются на тепло и спокойствие, просто видя, что с его любимым человеком всё хорошо. — Привет, — подаёт голос Чонгук и мягко улыбается, продолжая путать пальцы в чужих волосах.       Юнги обращает на него свой немного плывущий взгляд, внимательно рассматривает, медленно хлопая ресницами и соображая. Он пробует поднять здоровую руку, тянется ею к лицу Чонгука, но на полпути она падает обратно на кровать — видимо ему ещё тяжело в полной мере контролировать своё тело, — и он из-за этого разочаровано фыркает и дует губы. Чонгук с него тихо хихикает, сам перехватывает чужую ладонь и подносит к своей щеке, придерживая, на что Юнги немного наклоняет голову, приоткрывает рот и распахивает глаза, выглядя до смешного забавно и мило.  — Почему ты выглядишь таким удивлённым? — Твои глаза… — хрипит Юнги, немного прищурившись и сдвинув брови, будто он обдумает, что хочет дальше сказать, — Твои глаза огромные, как у Бэмби, — в конечном итоге говорит Юнги и кивает несколько раз своим же словам, быстро улыбнувшись, — Ты милый парень, похожий на Бэмби. Мне нравится Бэмби.       Так вот о каких странностях его предупреждал врач.       Чонгук широко улыбается, легко заливаясь румянцем на щеках, и отпускает чужую руку, чтобы поправить лезущие в глаза волосы. Он шмыгает носом и спрашивает: — Так тебе нравлюсь я или Бэмби? — Я думаю… — Юнги на мгновение хмурится, всё также медленно моргая, а потом переводит взгляд, бродит им по комнате. Следом он глубоко вздыхает, словно устал от глупостей, которые ему говорят, и причмокивает губами.       Чонгук наливает для него воды и привлекает к себе внимание, подносит стакан к чужим губам, и Юнги с жадностью, немного неаккуратно пьёт.  — О чём ты думаешь, Юнги-я? — напоминает ему, вновь склонившись над кроватью. — Я думаю, Бэмби очень красивый, — улыбается Юнги и опять тянется ладонью к чужому лицу, неуклюже тычет пальцем в нос и распахивает глаза, смотря с каким-то восхищением, — И у него милый нос. И длинные красивые ресницы. И родинки тоже, — он вздыхает, рассматривает покрасневшее лицо Чонгука какое-то время, а потом цокает языком, сжимает губы, кивает сам себе и продолжает: — Да, мне нравится Бэмби. Мог бы Бэмби встречаться со мной?       Тэхён на заднем плане откровенно гиенит, что-то шепчет себе под нос, и Юнги переводит на него взгляд, только сейчас замечая. Чонгук же закусывает губу от нахлынувшего смущения, ведь очевидно расхваливали вовсе не оленёнка. А сам факт того, что из-за наркоза Юнги сейчас его не помнит, но он всё ещё замечает детали во внешности, придаёт им значение и, более того, проявляет к ним отдельную симпатию, просто согревает внутренности и заставляет тепло протечь по телу как тогда, много лет назад, когда они только познакомились. Юнги всё ещё влюблён в него. И Чонгук однозначно никогда не перестанет быть влюблённым тоже. Так что он склоняется ниже, ближе к чужому лицу, снова привлекая к себе внимание, выдыхает: — О, ну, Бэмби уже встречается с тобой шесть лет, — и мягко касается губами щеки.       Юнги ошеломлён. Его глаза и губы широко распахнуты, шок читается на лице. Он смотрит в упор, вздыхает. — Святое дерьмо. Этот милый парень поцеловал меня.       Чонгук прыскает вместе с хохочущем сзади Тэхёном, а потом тепло, любовно улыбается, снова целует, только теперь в губы, и Юнги в момент закрывает рот, чмокает его в ответ, и удивляется ещё больше, то ли от факта поцелуя, то ли от того, что сам ответил. Но выглядит это до того забавно — весь этот шок на лице и сердечки в глазах, — что Чонгук не сдерживается и соединяется их губы вновь, на этот раз целуя мягко и плавно.        Когда они отстраняются, взгляд Юнги немного поплывший, он моргает пару раз, смотря Чонгуку в глаза, глубоко вздыхает и признаётся:  — Нет, нам не надо встречаться. Я думаю, мы с Бэмби должны пожениться, потому что я люблю его.       Чонгук вначале непонимающе хмурится, а потом складывается от хохота на пару с Тэхёном.

***

      Юнги вздыхает, пялясь на заставку видео в чужом телефоне. Он в смешанных чувствах. Во-первых, конечно же, он непременно отвесит пару-тройку болючих подзатыльников Тэхёну, как только увидит, надеясь, что может так мозг начнёт работать. Во-вторых, отчитает Чонгука, что тот позволил этому самодуру выложить видео в сеть. И в-третьих… он краснеет. Юнги абсолютно точно не помнит этого. Но это сто процентов чистая запись, без каких-либо склеек или фотошопа, потому что на самом деле он понимает, что такое могло быть в реальности. Юнги отлично помнит своё первое впечатление о Чонгуке, когда тот, будучи первокурсником, заявился к нему в студию и попросил о помощи. И он всегда был неловким в плане выражения собственных чувств, так что… Да. Юнги вполне реально мог назвать Чонгука «Бэмби», быть глубоко шокированным от поцелуя и непринужденно позвать под венец и без отходняков от наркоза. Он снова вздыхает, блокирует наконец телефон и кладёт его на столешницу. Ему вдруг нечего сказать.       Чонгук, до этого предусмотрительно молчавший, хитро закусывает губу и говорит: — Какого это влюбиться в меня дважды?       Юнги поднимает на своего парня глаза, задумывается.       Они вместе больше шести лет. И с тех первых неловких свиданий очень многое изменилось, и в первую очередь они сами.       Они вместе переживали проблемы, как, например, тогда, когда компания вместо контракта просто украла авторство песен Юнги, и Чонгук занялся этим вопросом с юристами, уверял его, что они обязательно выиграют суд. И они его выиграли, вернув права на музыку законному владельцу.       Они вместе поддерживали друг друга, как тогда, когда у Чонгука был важный творческий конкурс, от которого зависел его диплом и шанс работать педагогом в одной из известных компаний. Он ошибся, перенервничал, но всё ещё был абсолютно прекрасен, так что Юнги кричал громче всего остального зала.       Они вместе справлялись с ссорами, как тогда, когда они крупно поругались из-за бытовых вещей, кричали друг на друга, пытаясь выяснить кто из них больше прав, побили пару стаканов в порыве эмоций. Но стоило только Чонгуку обессилено свалиться на пол и уткнуться лицом в колени, и вся спесь слетела с Юнги в ту же секунду, потому что Чонгук никогда не должен плакать из-за него — так Юнги решил. С того момента они научились слушать и слышать.       Они вместе переживали кризисы их отношений, какими бы они не были: недопонимания, крупные скандалы, невозможность много времени проводить вместе, большую занятость, усталость, ощущение привычки, перерыв в отношениях — можно перечислять бесконечно. Но они всегда находили решение, возвращались друг к другу, не потому, что не понимали как быть теперь порознь. А потому, что они хотели быть только вместе.       Поэтому на самом деле ничто не помешает Юнги влюбиться в Чонгука дважды. Трижды. Снова и снова.       Юнги улыбается, смотря с бесконечными любовью и обожанием, рассматривает родные, шоколадные глаза, очень похоже на большие глаза известного олененка, на дне которых абсолютно те же чувства. Он наклоняется над столешницей, тянется здоровой рукой к чужой шее, придвигая к себе ближе, шепчет: — Влюбиться в тебя дважды ощущается, как в первый раз.       И сцеловывает с губ Чонгука широкую улыбку.