***
Первая их встреча произошла в далёком детстве, в небольшом городке, в котором прошло все детство Петра. Про место жительство мальчика говорить нечего: типичный провинциальный городок, с деревянными и каменными домами, с церквями, базарами и прочими "достопримечательностями". А жил он в небольшом двухэтажном доме, с гувернантками и тётками. Петя не жаловался на такое количество женщин в одном месте. Тем более ему было не до этого. Каждый день на дом приходили учителя, учили считать, писать. Обязательно приходил учитель французского. От музыки пришлось отказаться, так как не хватало средств. Конечно же платил за все Степан Трофимович. Гроши, правда, но платил. Это же он оставил своего ребенка практически у чужих людей (вышеуказанные тетки были не очень близкими родственниками Верховенского). Так бы и рос Петя, не зная отца родного, пока тот не оказался проездом по удивительному стечению обстоятельств. Степан Трофимович собирался к одному своему приятелю в соседнем городе, который находится не так далеко от городка, где проживал сынок. Но погода неожиданно поменялась: начался сильный ветер, дождь. Грязи стало столько, что не приедешь, поэтому и пришлось заскочить "на чай" к дальним родственникам. Чай действительно подали. А к нему даже сушки и сахар. Одним словом, угощали, как дорогого гостя. Хотя Анна Николаевна и Елизавета Александровна не очень любили Верховенского, но старались с ним общаться ласково и снисходительно. —Давно то вы у нас не были, Степан Трофимович, — с улыбкой произнесла Анна Николаевна. —Дела... — виновато улыбнулся мужчина, гипнотизируя кусочек сахара, который никак не мог позволить себе съесть. — Что же это за дела, которые нельзя отложить на несколько дней? А если приехать не можете, то хотя бы письма напишите. Мы ваших писем с прошлого года не видим! — Елизавета Александровна часто ругалась на Степана Трофимовича. Было много поводов не любить его: слабохарактерный, трусливый, бежит от проблем, как от огня и это только часть списка. Елизавета Александровна могла бы долго перечислять. Про Анну Николаевну и Елизавету Александровну можно сказать, что это сильные женщины, которые точно не бежали от проблем. Несмотря на свою бедность, тогдашние вчерашние гимназистки не побоялись пойти работать. Характер от трудной жизненной ситуации только стал закаляться, особенно у Елизаветы Александровны. Анна Петровна старалась быть доброй, гуманной. Как раз таки из-за своего характера Екатерина Александровна и воспитывала Петю, чтобы тот точно не вырос бесхребетным как отец. — Дела...— все с такой же глупой улыбкой повторил Степан Трофимович. — Ну да, ну да, конечно. — с презрением сказала Елизавета Александровна, кивая Анне Петровне. — Петрушка скоро забудет, что у него родитель живой есть. — Кстати, где он? — опомнился Степан Трофимович. — В комнатке, наверное, наверху, — тихо сказала Анна Петровна. Она специально перебила Елизавету Александровну, которая только-только открыла рот для ответа. Степан Трофимович подскочил и быстрым шагом направился к лестнице, однако с каждым разом его быстрота уменьшалась. Мужчина немного робел от мысли, что сейчас встретится со своим сыном. Когда последний раз они виделись? Кажется, когда Петя был совсем маленьким, ещё даже толком не умел ложку держать. Тогда Степан Трофимович не боялся смотреть на сына, а сейчас... А сейчас он стоит уже минуту возле двери и ждёт, как будто она должна сама открыться. — Заходите, чего ждёте? Петр знает, что вы приехали, — сказала шепотом няня, комната которой находилась напротив комнаты мальчика. Мужчина кивнул ей, робко постучался и приоткрыл дверь. Перед ним оказалась небольшая комната, с кроватью, стулом и столом, с красным углом и шкафом. Мальчик сидел за столом и усердно писал. Несколько свечей освещали тоненькую тетрадь французского языка. Степан Трофимович встал рядом, немного гробившись и рассматривая лицо сына, его светлые волосы, красивые глаза. Потом взгляд упал на тетрадь, где Петр писал одно и то же слово несколько раз. Мальчик старался не обращать внимания на подошедшего мужчину и продолжал писать. — Здравствуй! — Здравствуйте. Детская головка даже не поднялась, чтобы посмотреть на родителя. Петя тоже боялся. — Чем ты занимаешься? — наклонился ещё больше Степан Трофимович, как будто не видел. — Французским языком. — Понимаешь? Уже можешь говорить свободно? Мальчик отрицательно покачал головой. Степан Трофимович немного приуныл. Разговор совсем не шел, от слова совсем. И говорить было не о чем. — Ладно, не буду отвлекать тебя... До встречи, — мужчина выпрямился, отряхнулся и вышел из комнаты, даже не взглянув напоследок. А через несколько минут Степан Трофимович отправился к своему другу, несмотря на сильный ветер и грязь. Но находиться в этом доме он больше не мог. Тётушки морально давили на него, а неудобная ситуация с сыном только добавляла неудобств.***
Вторая встреча, которая хорошо запомнилась Петру, произошла в его студенческие годы. Нельзя сказать, что это было неожиданно. Петр ожидал подобного уже несколько месяцев. И вот наконец-то случилась встреча. Степан Трофимович сидел в квартире, ждал сына. Он должен был вот-вот прийти с учебы. Мужчина ждал его, стоя у окна и высматривая. — Не меня ждёте? — ехидно спросил молодой человек, громко закрывая дверь, чтобы Степан Трофимович обратил внимание. Степан Трофимович быстро развернулся на звук и с головы до ног оглядел сына. Петр вырос, окреп и волосы немного отрастил. Стал более развязным и нахальным. Это было особенно заметно в речи и жестах. Всё-таки большой город и Европа испортили прилежного мальчика, которого помнил Степан Трофимович. — Bonjour, mon cher, Пьер. Как ты вырос! — Ну так сколько времени прошло... Людям свойственно расти, меняться. — Конечно, конечно... Это нормально... Как твоя жизнь? Степан Трофимович снова почувствовал то забытое и старое чувство стыда, неуютности и неловкости. — Не жалуюсь, хорошо. — А учёба? Сложно, наверное, да? —Пойдет. Петр пожал плечами, прошел вглубь комнаты и кинул на стол папку, которую он как бы прятал, но видимо решил, что в этом нет нужды. Разговаривать с отцом у него не было ни желания, ни сил. Степан Трофимович это прекрасно видел, но решил продолжать разговор. —Я к тебе с грустной новостью: Анна Петровна умерла. Молодой человек глубоко вздохнул и все также пожал плечами, не зная что отвечать. —Печально. —Да, очень. Она была прекрасным человеком... Помню, я ей привез такой красивый желтый платок и... —Я помню. — резко перебил Петр, разворачиваясь лицом к отцу и испепеляя его взглядом. — Я тогда еще заболел, а вы даже не зашли ко мне, не пожелали скорейшего выздоровления хотя бы с порога моей комнаты. Я все это прекрасно помню. Степан Трофимович смутился еще больше. Он окончательно растерялся и занервничал. Уже не знал, что сказать. —Тогда были тяжелые обстоятельства... — начал было оправдываться мужчина. Глаза его бегали как тараканы из одного угла в другой, лишь бы не пересекаться взглядом с сыном. Пьер слабо усмехнулся и перестал терроризировать отца. Он развернулся спиной к Верховенскому и взял в руки папку. —Что то еще, может быть? — тихо спросил молодой человек. —Все, все, все, я ухожу... Извини, что потревожил... Через секунду Степана Трофимовича в комнате не было, а через минуту и в доме. Петр лично проследил с окна, чтобы отец вышел, поймал карету и уехал. Только после этого он смог преступить к своим делам. Это все Елизавета Александровна! Это ее влияние! Если бы не она, Пьер не думал бы так обо мне... Хотя... Нет... Нет... Это ему все детство говорили, какой плохой отец у него... А они даже не подозревают каким трудом мне доставались эти деньги, которые я им высылал... Это ж надо быть такими злыми! Такими... Фу, все! Больше не буду портить себе настроение!— ругался про себя Степан Трофимыч, когда ехал домой.***
Много лет прошло. Многое забылось. Но отношения между отцом и сыном мало чем изменились спустя столько лет. Только после проклятий посланных Степаном Трофимовичем сыну их дороги окончательно разошлись в разные стороны. Петру было безразлично, что отец отрекся от него, проклял его. Все это ерунда, пустые слова. Он отрекся уже давно, когда отправлял сына из Берлина к родственникам в Россию. Жаль только, что он сам этого не понял. Не осталось надежды, что он поймет это. Да и плевать было самому Петру. Для него были чужды такие глубокие философские мысли об отце... Единственное, что их связывает, так это фамилия, которую, скорее всего, Пьер сменит, когда уедет за границу.