Ему больно видеть ее слезы

«За твою улыбку я убью бога» Проносится в его голове, пока он охраняет ее сон. Дрова приятно трещат в ночной тишине, а искры костра поднимаются верх, словно стремятся стать частью фальшивого звездного неба, но быстро гаснут. Довольно грустное зрелище. Долгожданное спокойствие после того, как блондинка увидела в разбитом зеркале отражение своего брата. Дайн бросает взгляд на спящую девушку, что прижимает к себе Паймон, как мягкую игрушку. Какое-то странное чувство постепенно накатывает на него. Смесь беспокойства и…ревности? Он лишь мотает головой, отгоняя от себя эти мысли. Замечает следы усталости на девичьем лице, которые выражаются в синяках под глазами, а местами можно увидеть небольшие шрамы, оставленные после многочисленных драк. Любуется ее чертами, словно это последняя их встреча. Сердце вздрагивает, отбивая новый для него ритм. Она кажется хрупкой, но только внешне. То, как мастерски путешественница владеет мечом, будто не сражается, а танцует, разрезая воздух острым лезвием, как быстро осваивает стихийные элементы – не может не завораживать. Но все равно хочется защитить ее от боли и разочарования, внешней злобы этого мира и внутренней пустоты, но наверняка от последнего можно избавиться только тогда, когда найдется второй близнец. Ему больно наблюдать за ее страданиями. Каждая их встреча одновременно и радость (после долгой разлуки) и горечь (когда всплывают новые подробности об Итере). И ему хочется что-то сделать, как-то помочь, утешить. Но что он может? Кто он вообще для нее? Друг и партнер по путешествиям, но и имеет ли он право вмешиваться в ее личную жизнь? Даже если принц Бездны напрямую связан с Орденом, должен ли он ковырять эту незаживающую рану? «За твою улыбку я убью бога» Даже несмотря на то, что не так уж он и враждебен к богам, а испытывает к ним некую настороженность, даже если не согласен с Архонтами, может даже где-то в глубине своей души держит на них каплю обиды, совсем маленькую, ведь за столько лет бессмертных скитаний он уже почти забыл все то, что произошло. Боги никогда не были к нему благосклонны, а он не просил их помощи и никогда не попросит. От той одинокой жизни, что была до их встречи, почти не осталось следа. В лице Люмин он обрел некий покой. Путешественница чертовски похожа на Итера, но Дайн не признается вслух (ни себе, ни ей), что она буквально стала лучом солнца. Бессмертие – тяжкое бремя, особенно когда приходится наблюдать за гибелью людей, к которым так или иначе привязался. Но ее не отдаст в цепкие лапы смерти. «За твою улыбку я убью бога» Каждый раз, когда она улыбается, пусть и не на его слова, а радость на ее лице он видит лишь краем глаза, все внутри него трепещет и словно переворачивается. Дайнслейф может сохранять внешнее спокойствие, но в такие моменты не находит в себе силы обуздать бушующий поток мыслей о том, как ему хочется взять ее руку, залечить полученные в бою раны, но Люмин никогда не обращается за помощью: все сама. Кто знает, может в некотором роде боится показаться слабой, хотя он никогда так про нее не подумает. Странный порыв побуждает его подойти к девушке. Встав буквально в шаге от нее, он позволяет себе протянуть руку и осторожно, кончиками пальцев коснуться мягких волосы. Слегка спутавшихся с маленькими листиками в прядях. Он старается гладить ее нежно, почти что невесомо, чтобы не разбудить. Вскоре до него доносится тихое бормотание, заставившее невольно вздрогнуть. – Итер, пожалуйста. Пожалуйста, вернись. Даже во сне путешественница не забывает своего брата. Даже в мире грез она думает только о нем. Очередной укол в сердце, но уже не ревности. Скорее печали за то, что Дайнслейф бессилен. В тоже время кажется, что он стал свидетелем того, что не должен был видеть. Натянув одеяло на девичьи плечи, мужчина возвращается к костру, продолжая патрулировать. Он так и не сомкнул глаз, а когда виднеются первые лучи солнца, слышит шаги позади себя. Люмин садится рядом, все еще выглядя усталой. – Не спится? – Угу. Я думала, что смогу проспать до обеда, как Паймон, но после всего пережитого снятся только кошмары, – девушка зевает, потягиваясь, и смотрит на костер, который скоро потухнет. Но даже слабое пламя гипнотизирует ее, – может сам поспишь? Правда сложно будет сделать это рядом с Паймон, она много крутится и может ударить, – тихий смех, и сердце Дайна падает куда-то вниз. – Хочешь поговорить? Обсудить, что произошло вчера? – Не знаю, наверное, нет. Я хочу забыть то, что видела, но понимаю, это будет преследовать меня. Сложно смириться с мыслью, что Итер на их стороне, – в голове Люмин настоящая каша. Каждый раз, когда появляется хоть какая-то зацепка о ее брате, она не знает, что чувствовать: страх, тревогу, недоверие за то, что он связался с Орденом, или радость за то, что он хотя бы жив, – но по крайней мере Паймон всегда со мной. И у меня есть ты, – девушка поворачивается к своему спутнику и улыбается, и это словно спускает его с тормозов. Дайнслейф кладет незараженную руку на ее щеку, не резко, а осторожно, боясь спугнуть неожиданным действием. Наклонившись, накрывает ее слегка обветренные губ своими. Он не напорист просто потому, что ему не хочется испортить впечатление о себе, не хочется потерять ее. Для Люмин же этот по-детски невинный поцелуй словно прикосновение к перышку: мягкое и слегка щекотливое. Она придвигается вперед, цепляясь за его плечо, и оба спустя несколько секунд отстраняются друг от друга. Нет ни смущения, ни неловкости, словно и он, и она ждали, когда это наконец произойдет. В тишине, если прислушаться, можно услышать, как трепещут их сердца. – Мы ведь еще встретимся, да? – Обещаю, Люмин, это далеко не последняя наша встреча. И помни, за твою улыбку я убью бога.