***
— Солнце, вставай! — Оксана будит активно, тащит из кровати вместе с одеялом. Омега приоткрывает один глаз, чтобы увидеть непроглядную ночь за окном и отсвет от желтых глаз Иры. — Что-то с Егором? — бубнит, усаживаясь на кровати, а обе омеги начинают хозяйничать в комнате и выбрасывать шмотки из шкафа на кровать. — Мы идем в дом шакалов пакостить, Арс. И ты нам нужен, — сладко шипит Кузнецова и ухмыляется, ещё подталкивая к краю матраса. — Куда… Вы что? К альфам? К альфам. Вспоминается гордость за единение. Тогда она горела лишь слабым тёплым огоньком. В ночь покушения на братство эта гордость освещает омегам путь. Тихо в полночь они с сестрами устраивают полнейший разгром. Следующий день в кампусе начинается не с кофе. Арсений едва ли бодрый выходит на веранду, чтобы отправиться на пробежку. Но останавливается и даже отпускает ногу в кроссовке, которую только что собирался тянуть. Дом напротив выглядит так, будто в нем только отпраздновали Хэллоуин: забитый сырыми яйцами до верхнего этажа, обмотанный по крышу туалетной бумагой, на газоне во дворе то ли мусор, то ли серпантин. И при всем этом альфам отнюдь не весело отмывать стены щетками и шлангами с водой. Сначала сонный мозг не может сопоставить два и два. Попов оглядывается по сторонам, проверяя целостность со своей стороны. И только когда Антон выходит за забор с той стороны дороги, прикуривая, становится все понятно. Альфа смотрит на него с тихим осуждением, интересом, злостью. Затягивается, выпуская дым кружиться кольцами в прохладном осеннем воздухе, а Арсений сучливо этому ухмыляется. Может, он и не был инициатором злостного нападения на братство, но вполне чувствует сладость отмщения. Демонстративно надевает наушник и включает приложение для бега. Сегодня настроение обеспечено. Это была шалость. Они не хотели затевать войну. Или хотели… На следующие сутки омег топят. Будильник не срабатывает, света нет. В доме нет ни шороха кроме поганых матов внизу. В смысле, не просто протекают трубы. На первом этаже по колено воды. К всеобщему пробуждению та все ещё течет из всех щелей. Краны открыты на этажах, в окна запихнуты шланги, которые качают больше воды, чем можно вычерпать. Арсений косплеит бедного рыбака с закатанными штанами и злой миной, пока Антон так же сладко курит, салютуя с той стороны. Это война. Омеги надевают ошейники. Древняя это традиция, идущая из истоков дня независимости, когда боролись за права голосовать и получать образование, — надевали ошейники, чтобы обозначить принадлежность лишь себе и отказ от метки. В ошейнике Антон ловит Арсения где-то между биологией и правом. — Маскарад? — поддевает пальцем металлический кружок посередине и дёргает вверх. — Протест, — нагло заявляет омега, от чего кудрявый дёргает бровями. — Эду выписали дисциплинарку. Я защищаю его на комиссии по исключению из братства. Что вам ещё нужно? — Ничего. Хотя воспитать своих тебе бы не помешало. — Это не наша война, Арсений, — обреченно качает головой, но омега щетинится. — Ты не прав. Мы по разные стороны фронта. И так вышло, что вынуждены командовать действиями. Мне жаль, Шаст, но это очередная наша война. — Как скажешь, котенок. Тебе очень идет ошейник, кстати. Ещё бесстрашно целует в щеку. И летящей походкой уносится по коридорам. Арсений только лупит глазами перед собой и нервно сглатывает. Этот поцелуй будто пристегивает его ошейник к поводку Антона, тянет вслед за ним нестерпимо сильно. Попал. Оказывается, для поединков не нужен турнир. Братства горазды раздувать дискуссии на парах из ничего: литературу знаменует ожесточенный спор, они с пеной у рта что-то доказывают о нравственном выборе. В столовой альфы устраивают битву едой и несправедливо привлекают омег к ответственности за это. Все мероприятия делятся пополам. Беты начинают выбирать лагерь: надевать ошейники в поддержку омег, за Эда пишут письма и стоят в очередь, чтобы оправдать. Егора запирают в комнате, чтобы не смел пускаться защищать своего ненаглядного. Пока война не набирает обороты, и довольно фигуральное пепелище превращается в реальный пожар — горит учебный корпус. Арсений вусмерть устает носиться вокруг и успокаивать руководство, убеждая, что это блять не они устроили — они. И знает же это. И врет беззастенчиво, прикрывая всех подряд от альф, до своих омег. Пожарные тушат черный стенами корпус, Арсений просто ходит туда-сюда, проклиная все, на чем свет стоит. Надеется, что здание пострадает минимально и молится, чтобы никого внутри не было. Замечает Антона, сидящего в стороне на бордюре, и молча садится рядом. Оба вздыхают. Альфа мягко накрывает его голую щиколотку, знакомо гладит по косточке. Арс кладет голову ему на плечо и прикрывает глаза. — Я кота вытащил, — показывает в сторону, где какой-то ободранный рыжий черт зализывает себе лапу. — Дурак, — улыбается и слышит хриплый смех, за ним следует поцелуй в кончик носа. — Это твои. Перекусили не тот провод в бойлерной. — Сдашь? — Нет, уже все. Доигрались мы, Арс. — Я, наверное, ужасный партнер, — зарывается носом в сгиб плеча, греясь в запахе горького шоколада и табака. — Да, такой себе, если честно, — задумывается Антон и насмешливо фыркает. — Опять не получилось, — омега болюче сжимается: заветное решение начать с чистого листа весело горит прямо у них на глазах. Страшно и обидно до слез, еще гаже становится, когда Антон щелчком выбрасывает окурок и счет времени вместе безжалостно уменьшается до секунд. — Против друг друга мы уже попробовали. Давай дальше вместе? Дальше вместе.***
Антон не появляется на парах, пропускает собрания и не отвечает на сообщения. Арсений не спешит разводить панику, но его тяга контролировать все сущее слишком велика, чтобы ее можно было игнорировать. Омега написал вечером и, не получив ответ, не решился звонить поздно ночью и рано утром: в университете увидятся, у них совместные пары. С тех пор, как они решили снова попробовать в отношения, прошло всего ничего, но Арсений даже за малый срок смог почувствовать, как Антона на самом деле не хватало. И в нем говорит вовсе не обласканная омежья сущность, а парень, для которого быть в центре внимания — цель всей жизни. Быть достаточно умным, веселым и привлекательным, чтобы ловить взгляды и притворяться, будто ни один из них его не интересует — то, что Арсений хорошо умеет. И есть всего один взгляд, который хочется ловить перманентно: темно-зеленый, с золотыми крапинками. Взгляд его альфы. На вечеринке в доме бет скалится в улыбке для незнакомцев, демонстрируя свои маленькие клыки. И подмигивает Антону через всю гостиную, чтобы прекратил прожигать спины несчастных глазами. Альфы собственники по природе, но Шастун теперь старается идти навстречу Арсовым потребностям быть на виду и пробуждать желание всех и каждого. Конечно, потом приползать к ногам альфы и долго, мучительно сладко убеждать, что среди всех он уже выбрал одного единственного. Отпускать себя, позволяя воздуху наполняться горячей истомой, мурчать и котом ластиться под окольцованные руки. Теперь они разговаривают. И начинают не тогда, когда скандал дышит в спину, а намного раньше: даже когда нет желания, когда устали и просто полежать в обнимку кажется идеей намного лучше, чем ворошить осиное гнездо. Так или иначе омега все еще страдает от припадков крайней степени сучности, которые Антон стойко терпит. И изредка только низко рычит, обозначая свои границы. Осадочек недавних событий еще омрачает их «долго и счастливо», — объявлять громко о своих отношениях чревато новым никому не нужным скандалом. Они и не обязаны как бы, но рамки сестринства омег и братства альф предусматривают высокую степень открытости и единения. Нельзя принимать первокурсников, предлагая свою помощь и поддержку, вечерами смотреть в глаза сестер, петь с ними, крутить фильмы и перемывать косточки неугодным, а ночью убегать через окно в соседний дом, чтобы свернуться под боком президента альф. Перепалки, конечно, не закончились. В окружении омег Арсений по-прежнему чувствует вседозволенность и жажду обставить конкурирующее братство. Стоит, гордо задрав нос, пока Антон в баскетбольной форме и огромной толстовке проходит мимо, мягко ухмыляется и стройно подмигивает. — Егор, сейчас по полу растечешься, — бубнит он, заметив загоревшийся взгляд Крида в сторону Скруджи. Они остались друзьями, такими странными со сноской на полях о том, что все это пиздеж. — Это ты себя не видел, Арс, — Егор всезнающе жмурится. Арсений краснеет от ответного замечания. Если его взгляд хотя бы отдаленно похож на Антонов, то дело плохо. Поэтому в процессе истеричных поисков Шастуна обращается не к парочке негодяев. Ловит Позова в столовой и мило заговаривает зубы. — Зимой точно устроим выезд за город, поговори со своими. Я не фанат холодных активностей, но в коттедже можно будет устроить что-то вроде рубилова в настолки. — Шаст сто процентов захочет по колено в снегу обойти лес, — смеется и не замечает, как голубые глаза омеги лукаво блестят. — Кстати про Антона, я его ищу тут по всей территории. Не знаешь, куда пропал ваш вожак? — Арс, тут такое дело, — он неуверенно поджимает губы, а сердечко в груди делает «бульк». — Взял больничный. Внутри что-то медленно сжимается. Все знают, о каких больничных идет речь, когда они происходят посреди семестра в среду, как сегодня, например, чаще всего на регулярной основе. — Ладно, — старается звучать не так оторвано от реальности, но Дима приподнимает брови в немом вопросе. Арсений прокашливается и выдает на актерском уже уверенно: — Без него разберёмся. Ноги сами приносят в центр циклов. Арсений приходит и чисто наугад бросает фамилию альфы на ресепшене. Антон ответственный, он добрался бы сюда в любом случае. На вежливую просьбу протягивает свой студенческий билет. Они с Шастуном вписаны друг у друга в табель посещений еще с первого курса и первого совместного гона. Не обсуждали это, и рука немного дрожит, принимая ключ-карту. Арс плывет по лестницам в комнату 207, прокручивая в голове, что же он творит. Гон Антона должен был начаться неделей позже, у него в субботу баскетбольный турнир, в понедельник тестирование по основам права, во вторник пикник с сестринством, а еще они с Арсением так и не поговорили о том, хочет ли он быть в это время с омегой или нет. Все же просто: они вместе, все хорошо, совместный цикл не должен вызывать такого волнения, если бы это не был их первый цикл и первый секс с момента окончательного расставания. Сейчас Арсений жалеет об упущенных возможностях подступиться к разговору. Они ведь так тонко чувствовали, так хорошо справлялись с новыми правилами. Они не желали торопиться, чтобы не спугнуть то настоящее, что внезапно нашлось у обоих вместе с силами продолжать бороться. Чертов гон… Арсений идет медленно. Листает в мыслях каждый момент, когда они уже были близки: от первого раза с тощим альфой с параллельного курса до самого последнего в комнате Антона месяцем раньше. Помнит, что договорились не форсировать события, но были пьяны и взбудоражены вседозволенностью ночи. На улице жгли костры и запевали под гитару, а наверху омега отсасывал у кудрявого альфы с претензией на бесконечную и светлую. Карта пикает где-то на периферии сознания. Арсений не думает дважды, прежде чем зайти и захлопнуть дверь. — Ты зря пришел, Арс, — от знакомых рокочущих ноток поджимаются на ногах пальцы. Омега молчит, вглядываясь в искусственный полумрак. На улице день, шторы плотно задернуты. Тонкая полоска света прорезает небольшое пространство, ползет вдоль кровати, светится белизной белья, немного измятого по центру. В комнате пахнет крепко и насыщенно, как в дорогой кофейне. Арсений только недавно осознал, что запах Антона за время в университете поменялся: стал крепче и взрослее. Как будто обязательства вожака наложили отпечаток. Но сейчас горькие ноты шоколада тонут в месиве просто потрясающего аромата секса. Мысль о том, когда альфу накрыло и сколько раз он уже успел кончить в одиночестве распаляет фантазию. Фантомный Антон на глазах изгибается дугой в кровати, жмурится, прикусывает мокрые губы и стонет так громко, как никогда бы не позволил себе с кем-то. Арсению кажется, что у него откажут легкие — невозможно вдохнуть глубже. — Омега, уйди. Моргает в моменте. Находит помутневшим взглядом Антона на той стороне комнаты. Альфа только в штанах, остальную часть обнаженного торса облизывает мягкий свет лампы. Накрывает ее рукой, проводит по плафону и подставке, по тумбочке, ведет вдоль подоконника, демонстрируя тугие мышцы спины. Помечает запахом территорию в известной потребности быть единственным обладателем чего бы то ни было здесь, в том числе и омеги. По глазам видно, что на грани, а по голосу сама сталь. В полуобороте через плечо смотрит на Арсения, не отрываясь. — Альфа… — тонко скулит он, все фибры души тянут подчиниться глубокому приказному тону. Поэтому он зажмуривается и делает еще пол вдоха, цепляясь за ручку двери. — Ар-рс, пожалуйста, — альфа скалит зубы и опускает голову ниже, скрывая часть лица под кудрявую челку. Но кончик носа с родинкой видно. Заметно и как раздуваются крылья по бокам, улавливая оттенки запаха омеги. — Я могу помочь. — Не надо. Мне жаль, что я не успел тебя предупредить, — вместо всего старается переключиться и найти в голове что-то кроме голого, текущего, скулящего его имя Арсения. Даже голос меняется под сильными вдохами на привычный бархатный и до колющего чувства честный. — Со мной все будет в порядке, котенок. Арсений не может ничего понять. Бегает глазами, находит спортивную сумку с вещами у своих ног, кое-где разбросанную одежду, которую Антон, наверное, едва успел стянуть с себя. Но вот скомканная футболка на кровати не Антона, а его. Омега узнает вещь по сестринской розовой эмблеме на воротнике. С вызовом делает шаг вперед и указывает на вещь, как бы подтверждая мысль о том, что Антон поступает странно, принеся его омежий запах с собой, но выгоняя Арсения. — В чем проблема? На, нюхай, волчара. Притащил на огонёк свежий коктейль: пот, адреналин и возбуждение, — стягивает с себя футболку и бросает на край одеяла ближе к Антону, который следит и с движением весь подбирается. Антону не нужно брать в руки, чувства обострены настолько, что мелкое колыхание воздуха активизирует рецепторы. Дает в голову и полуголый омега перед ним. — Я не хочу так. Ты должен принять мой выбор. Раздражение подкатывает к горлу, ворочается внутри склизко и подбивает на спор. В таком состоянии расшатать стальную выдержку альфы можно без проблем, Арсений не уверен, что имеет право воспользоваться шансом. — Не хочешь? Меня, — задаёт последний вопрос, после которого точно оденется и выйдет, если понадобится. Без вопросов и обид, сейчас они не смогут поговорить адекватно, но обсудят все позже. Альфа высоко скулит от досады. Хочет, так сильно, что по его телу проходит напряжение, задевает пресс, делая его чётче и ускользает в сжатые на подоконнике пальцы. — Я себя почти не осознаю. Боюсь сделать с тобой что-то, чего ты не приемлешь, — затравленно хрипит, мучается на расстоянии. И Арсению почти стыдно за то, что только своим нахождением в комнате вынуждает альфу тормозить и так не самый лёгкий физически процесс. — Я за себя уже подумал, спасибо. И не пришел бы иначе. Я…соскучился, Антон. В подтверждение своих слов облизывает губы и под туманным взглядом открывается: руки разворачивает ладонями вперед, опускает взгляд, голову и доверчиво вытягивает шею. Не знает, от чего дрожит, может, от холода, который мгновенно проходит по коже, или от теплого дыхания там же. Антон оказывается рядом очень быстро. Нависает с высоты своего роста — они в этом смысле отлично сочетаются, — и припадает к железе. — В начале цикла ты пахнешь особенно сладко, — вместо приторного «я люблю тебя» блажит похвалой.– Так хорошо знаю твой запах, что могу угадать день течки. Это перманентно сводит с ума. Не кидается сразу. Касается осторожно сначала кончиков пальцев своими, ведет выше, обхватывает самую тонкую часть кольцом и большими пальцами упирается в местечко, где лучше всего прощупывается пульс. Арсово сердце колотится, как у колибри. И альфу от этого ведет. Настолько, что следующее действие вызывает неожиданно громкий всхлип: Антон широко и мокро облизывает шею. От самых ключиц к мочке уха. И держит, чтобы омега не дергался — Арсений делает это рефлекторно. — Такой открытый и покорный для меня. Хороший, Арс. Я тоже соскучился. Гладит, ведет вверх до локтей, по плечам. Сжимает, тянет ещё ближе. Обвивает со всех сторон, дает в себя погрузиться, продолжая в бреду шептать: — Повторяю последний раз: уходи, пока мы не натворили дел. — Я останусь. — Я хочу пометить тебя. Так сильно, ты представить себе не можешь, — угрожает и вжимается телом к телу. Позволяет этот контакт, потому что сам еле держится. Сквозь дымку Арсений чувствует поглаживания по бокам, ребрам, по спине с оттягом. — Хочу покрыть своим запахом. Вылизать каждый сантиметр тела. Запечатать его так глубоко в коже, чтобы весь чертов кампус знал, что ты мой. — Я твой, Антон, — Арсений льнет к прикосновениям. В голове тревожно мигает мысль о том, а не пожалеет ли он, если позволит все… — Укусить прямо здесь, — мокро целует сгиб плеча с шеей. Там очень тонкая и чувствительная кожа — эволюция подгадала специально для будущей метки. Арсений старался противиться таким вещам. И никогда не признавал, что от прикосновения к этой части своего тела у него подгибаются колени. — И повязать. Арсений несдержанно стонет. Антон не сторонник грязных разговоров, но во время гона всегда без остановки сыпет такими откровениями, что даже раскрепощенный во всех смыслах Арсений заливается краской. Мысли о вязке разгоняют кровь по жилам. Как давно омега не позволял себе ничего подобного. Все его мимолетные интрижки не предусматривали такой близости. И сейчас стыдно признать, что только Антона узел он готов принять беспрекословно. Антон валит на кровать, сосредоточенно расстегивает пуговицу и молнию на джинсах, — Арсений начал носить широкие, переняв стиль альфы, — но тот ничего не замечает. Плотная джинса легко скользит по ногам, вместе с трусами. Он голый, абсолютно открытый. Почему, проделав то же самое уже тысячу раз, все равно закрывает глаза и буквально чувствует рассматривающий зеленый взгляд на себе. Тянется вверх, чтобы улечься посреди матраса, но Шастун не дает: за щиколотку грубо тянет назад, пристраивая его на самом краю и мгновенно падает на колени между разведенных ног. Осыпает поцелуями ноги: вылизывает ступни, проводит языком между каждым пальцем и обхватывает большой губами, принимаясь обсасывать. Арсений сглатывает, чувствует, что начинает течь только от реальности, в которой не мытый и весь день провел в беготне по университету, чтобы сейчас разложиться перед Антоном и позволить сделать с собой все, чего тот пожелает. А он пожелает. Антон любит долго. Антон любит грубо, после волны всеобъемлющей нежности. Любит грязно, чтобы от количества слюны и смазки мокли простыни и одеяла, чтобы та капала на пол, как сейчас, с его пальцев на ногах, пока сам целует коленные чашечки поочередно и приступает к бедрам. Антон будет трогать, целовать, сжимать и кусать. Потому что уже глубоко в пучине гона его никогда не тянет нагнуть и кончить — он боготворит своего омегу. Антон любит Арсения. Поэтому, добравшись до промежности, тыкается носом и протяжно тянет запах, от чего вся сущность напрягается. — Пожалуйста, — хватает за волосы и тянет в сторону к бедру, шире раздвигая ноги. Не дозовется. Антон не услышит, занятый своим. Можно только скулить и умолять, жестко настаивать, чтобы поскорее получить желаемое. И альфа поддается, хотя мотает головой, избавляясь от воздействия. Припадает губами к мягкой выбритой коже. — Арс? — Да! — гласная перетекает в крик, а потом в вой. Антон впивается зубами. Больно, приятно, до смерти необходимо. Арсений весь дрожит, порывается отстраниться, но Антон держит крепко. И зализывает выступившую кровь, целует рядом, снова кусает на этот раз не глубоко и не для метки, просто царапает чувствительные места клыками и рычит в припадке удовольствия. А потом двигается, зажимает большим пальцем предыдущий укус и симметрично впивается на противоположной стороне. Секс с бывшими — лучший секс из всех. Уже не нужно направлять, показывать зоны, где особенно приятно. Краснея, признаваться в желаниях или просить экспериментов с тем, о чем давно думал и не решался. Они уже изучили друг друга. Уже знают, как правильно и до смерти хорошо. Поэтому Антон только просит позволения довести до ручки и делает это так методично и уверенно, что можно кончить только от предварительной ласки. Три пальца растягивают быстро и без продыху между стонами, сгибаются, точно находя все точки и массируют. — Повяжи меня, альфа, — тонко просит и зажмуривает глаза. Падает лицом в сложенные руки и гнется сильнее навстречу толчкам. Смазки столько, что она течет по ногам и пошло хлюпает внутри. Но и такого количества едва ли хватит на то, чтобы принять узел полностью. — Терпи, котенок, — шепчет в загривок. Целует, обнимает, прижимает спиной к груди. Там внизу уже плотно и тесно. Чтобы войти до конца, Антон собирает капли смазки и завороженно втирает в растянутый анус. Сил умолять даже нет. Арсением пользуются почти на грани сознания. И его самого ведут инстинкты. — Тихо, расслабься для меня. Арс, ты такой красивый, боже. — Антон! Не могу, я не могу. Пожалуйста… — Я так хочу от тебя щенков. Маленьких омегу и альфу. Чтобы они оба были похожи на тебя, такие же громкие бессовестные чертята, — узел туго входит полностью, и Арсений аж слезами пробивает от удовольствия и слов, которые шкрябают самое нутро. — Потому что ты невероятный. Сильный, мягкий, а от твоего запаха я готов умереть. Мне кажется, невозможно так сильно любить. Но я люблю тебя. Ты молодец, мой хороший. Умница, омега. Перебивается на короткие поцелуи в лопатки, плечи и шею. И продолжает коротко двигаться. Успокаивает, хвалит. Тихая истерика Арса переваливает за неконтролируемый поток бреда. Антон прикасается к текущему члену и начинает быстро дрочить. — Кончай, Арс, сейчас. Арсений выгибается, шире расставляет ноги на кровати, Антон сжимает в кулак темные волосы, открывает шею и кусает. Они замирают так на несколько долгих секунд. Арсений переживает самый бурный всплеск гормонов в своей жизни, это похоже на наркотический трип. На фоне метки, оргазм меркнет и лишь где-то на окраине тактильного восприятия подкидывает в топку ещё больше чувств. Альфа зализывает метку лежа на боку, и не прекращает хвалить. А потом подхватывает за горло и тянет к себе. — Давай, котенок. Ты, — на последнем усилии воли Арсений разворачивается к подставленной шее и кусает. Антон рычит, дёргается толкнуться узлом внутри ещё, омега мычит и закатывает глаза, сильнее сжимая челюсти. Единение, наполненность, счастье. Хоровод эндорфина не дает ещё долго очухаться, но оно того стоит. Особенно трепетно Антон забирает его на руки и относит в ванную, чтобы отмыть. — Ты как будто пьяный, — пробивает на утомленный смех. Голову кружит, тело непослушное, тяжелые конечности поддаются только направляющим движениям альфы. — Я счастлив, — Арсений улыбается, спиной упершись о зеркало. Следит за приготовлениями альфы к водным процедурам, пока самого его оставили комфортно сидеть на широкой раковине. — Шаст, ты же помнишь, что я принимаю контрацептивы? — Кхм, — альфа притормаживает, уставившись в пустоту. — Конечно. Я не такой неадекватный мудак, чтобы забыть про предохранение. — А про щенков стелил гладко… Омега гладит Антона краснеющие скулы, может, тот и не помнит абсолютно всех подробностей, но понимает, о чем идет речь и смущается. Арсений наделен привилегией не только быть здесь, рядом, но и видеть скромные улыбки и чистые эмоции сильного вожака. В других обстоятельствах Шастун не позволяет себе такого рода слабостей. — Может, когда-нибудь? — на автомате Антон жмет плечом, чтобы оправдаться и увидеть одобрение со стороны омеги. Арсению не нужно кивать, потому что внимание Антона, даже не устланное инстинктами, постоянно вертится вокруг омежьих признаков. Он любовно наглаживает бока, щипает в местах, где без регулярных занятий Арс имел бы характерные округлости. На волне каких-то первичных желаний выцеловывает щекотные узоры на животе, от чего приходится вертеться и изредка отводить жадные прикосновения в сторону рукой за мокрые кудри. Антон намыливает тщательно: усердие, граничит с нездоровым. Как будто устраняет все свои следы, обрабатывает абсолютно чистый холст, чтобы наставить новые. Для себя омега отмечает неизведанные ранее проявления гона и покоряется им. Даже испытывает наслаждение, когда все манипуляции мыльных рук альфы достигают задницы и задерживаются там. Антон ненавязчиво нагибает, на ушко просит расставить ноги пошире и опереться о стенку кабины. Сначала щелкают клапаны гелей, — они потратили точно больше положенного, — а потом скользкие пальцы обводят расслабленную дырочку. — Антон, это… — голос подскакивает на гласных, пальцы на ногах поджимаются от понимания, что альфа собирается уделить тому месту предельно много времени. Казалось, что слишком интимного быть не может, но почему тогда так колет ураганом стыда? — Это слишком, давай я сам. — Хочу войти в тебя по своей сперме, — вдруг выдает альфа уже над ухом. Арсений передумывает обратно все предыдущие мытарства. Слишком для него — весь Антон. — Да, — шепчет и кивает судорожно. Готовясь к следующему заходу, прогибается призывно, и Антон гладит оттопыренные бедра в знак поощрения. — Что да, котенок? — облизывает мочку уха и носом вдыхает запах у виска. — Позволишь мне трахнуть свою сладкую попу ещё раз? — Да-да, да, Антон, — лоб холодит прозрачная стенка, омега, желая получить больше, вжимается щекой. Пальцы Антона уже массируют свежую метку, утягивая вместе с собой погрузиться в возбуждение. Никаких заминок. Альфе стоит пары секунд, чтобы подтянуть повыше и свободно проникнуть членом внутрь. Еще жарче от того, как легко он входит после узла. Арсений не знает, куда себя деть, и тихо воет под первые медленные и глубокие толчки. — М-м, какой ты податливый, боже. Моя омега, — рычит альфа и прихватывает за шею, чтобы зафиксировать на месте. — Я кончу снова внутрь. Чтобы ты чувствовал себя наполненным даже без узла. Черт, Арс, у меня крыша едет от мысли, что после всего эта смесь потечет по твоим ногам и вылижу абсолютно все, горячее, нагретое прямо в тебе. — Шаст, держи крепче, — омега закатывает глаза, ноги дрожат и слабеют от подступающего оргазма. Второй раз расщепляет его на атомы. Это даже не вершина удовольствия, это глубокая впадина, в которую Арсений проваливается, в которой он полностью себя теряет. В бреду, за ширмой темноты и пошлых хлюпов понимает, что его снова усадили, теперь уже на колени, а Антон выполняет свое обещание: языком вылизывает его сзади, и голодно мычит, присасываясь к уже немеющему от стимуляции сфинктеру. Просыпается Арсений, укутанный в кровати в халат и одеяло. По ощущениям чистый и свежий, но тело при первых же шевелениях жалобно протестует и отдает в мышцы сводящими судорогами. Омега недовольно скулит. Открывает один глаз, но Антона рядом на кровати не находит. Вздрагивает, рука альфы расслабленно поглаживает чувствительное место за ушком, сидит черт где-то с другой стороны. — Проснулся? — Шастун прекращает контакт и ерзает за спиной, через несколько мгновений появляется перед лицом с мягкой улыбкой. Одетый в чистую футболку и штаны, расслабленный, довольный до дрожи. — Можешь ещё немного полежать, до рассвета пару часиков. — Рассвета? — Арсений оглядывается на зашторенные окна и вынимает руки из-под одеяла, чтобы потянуться. — Сколько я был в отрубе? Антон опускает голову и смеется, вздергивет плечами. Арсений тоже ему улыбается, какой он все-таки родной. — Недолго, честно. Я уложил тебя за полночь. — Меня как будто катком разровняли и слепили обратно, — сладко мурчит омега, предвосхищая, что Шастун намерен анализировать его состояние каждую следующую секунду. — Ты как? — Гон закончился, — не скрывая счастья, переплетает пальцы. — Я еле удержался, чтобы тебя не дернуть — чувствую тоже, что родился заново. Только в хорошем смысле. — Так же и должно быть, — Арсений подкладывает их руки себе под щеку и нежно трется. — Не всегда, — признается вскользь. Можно догадаться, что цикл в одиночку дает эффект намного слабее. Омеге не нужно объяснять подробно, что удовлетворение всех природных «хочу» будет отзываться справедливой благодарностью. — Я грешу на метки. — Тебе идет, кстати, — омега опускает взгляд на ворот футболки, где виднеется край свежего розового отпечатка. — Тебе больше, поверь, — чмокает в нос и встает, чтобы протянуть стакан воды раз сон омеги безвозвратно ушел. — Я заказал завтрак. Нужно решить, как мы объясним все братствам. Со вздохом Арсений поднимает себя с белых простыней. Им действительно нужен план.***
Аудитория наполняется быстро, и с равной вероятностью так может только казаться, потому что от нервов нарушается восприятие времени. Арсений следит за тем, как омеги и альфы усаживаются по разные стороны, строго так, будто на эти места им проданы билеты. А все вкупе смешно пародирует мем про два дома. Щелкает ручкой по планшету со списками, игнорируя недовольные взгляды. Антон рядом, но хотелось бы ближе. При всех они продолжают создавать иллюзию исключительно делового сотрудничества с щепоткой пассивной агрессии. И только они двое, короткими переглядками знают правду: Антон полюбил капюшоны не просто так, а Арсений носит водолазки не от зябкой прохлады в университете. Общая тайна даже не утомляет, привносит щепотку незаконного, запретного удовольствия. И очень редко, например, сейчас хочется эту границу стереть и прямо на глазах сестер взять за руку и клюнуть в щеку, чтобы ощутить себя увереннее. Шастун неодобрительно тоже хмурится, наметив явное разделение и косит в его сторону, мол «Ты посмотри, они безнадежны». Омега только вздыхает и делает шаг вперед. В последний момент замечает на самой первой парте в центре Егора с Эдом — альфа схлопотал отстранение от внеучебной деятельности на целый год, но даже это не помешало ему припереться поддержать «друга». — Тишину поймайте, — вопреки недовольным лицам, гул стихает. — Как вам всем известно, деканат собирается отказаться от концепции тематических объединений, а именно распустить братство и сестринство. — Пожелайте им доброго утра, — кричит Ира с задних рядов, — здоровое соперничество существовало всегда, оно — основа концепции и двигатель прогресса в кампусе. Антон встает рядом, пряча руки в карманах, и рискованно отвечает прямо омеге. — Пожар, который породил наш конфликт, — специально не выделяет виновных, потому что и так уже все по горло сыты разборками. — не является здоровым соперничеством. И мелким хулиганством тоже, Позов, — рыкает в сторону на альфу, что уже тянет руку вставить пару слов. — Это вандализм и зачинщикам, по-хорошему, положена статья. — Антох, кажется, ты перебил хорошего копа. Мы хотим послушать Арсовы щебетания о мире и дружбе с жвачкой. Голубоглазый омега сладко скалится, потому что его песня зрителям понравится гораздо меньше обещаний административной ответственности. — Спасибо, Егор, — прокашливается, предвкушая уже свой триумф. — Мы пришли к компромиссу. С сегодняшнего дня и следующие четыре недели полный состав будет посещать командные тренинги и лекции по половому воспитанию. Присутствие обязательное. Табель будет проверяться деканатом, поэтому в наших общих интересах показать им наше искреннее раскаяние случившимся. Недовольство обрушивается на президентов неудержимой лавиной. И в какофонии голосов Арсений поворачивается к Антону, который тоже смотрит с гордостью, толикой искрящегося счастья. Соприкасаются плечами, за спиной в тайне ото всех руки сплетаются пальцами. Теперь они в одной команде. *** Арсений и Антон просто подают хороший пример как президенты, — хочется верить, ибо объяснить резко подскочивший градус отношений от холодной ненависти до глупых беспричинных улыбок иначе сложно. Это ответственность. Все дело в кропотливой старательной видимости процветающего сотрудничества альф и омег, которую необходимо постоянно втирать в глаза деканату, чтобы восстановить доверие и статус. На укоризненные взгляды сестер Арс привык пожимать плечами. После череды обязательных муторных допов сообща с Шастуном все-таки устраивают выезд на природу. Немногочисленные добровольцы, жутко взбешенные перспективой ещё теснее взаимодействовать друг с другом, стекаются в коттедж медленно. Арсений встречает каждого с улыбкой, приветливо показывает, куда скинуть сумки и где можно расположиться ждать остальных. Проникшись общими выползами в свет, — больше, конечно, Антоном Шастуном, — Арсений подозревает, что каждый альфа из братства по-своему ему симпатизирует, ощущается частью корабля, как и его родные омеги. Правда, до понимания и принятия особенностей им ещё как до луны на черепахе ехать. Но совместный праздник должен растопить остатки неприязни, Арс в этом убежден. Загоревшись идей, уже неделю почти не спит, придумывая новые и новые активности. Этими ночами Антон стонет не от удовольствия, а от непрекращающегося шороха в кровати и света от экрана ноутбука, что жжет прищуренные сонные глаза. Шастун любит сон и Арсения, а ещё устает делать между ними выбор, поэтому в последнюю ночь на кампусе захлопывает ноутбук и подминает под себя, заключая в капкан своих больших теплых объятий. — Ты гребаный псих, Арс, — бубнит в полудреме в затылок, а омега закатывает голубые глаза. — Я дописывал программу, — тихо, чтобы не растормошить в альфе кровожадного монстра: таким тот бывает, когда не высыпается. — Мы уже написали программу. — Правки! — Хуявки, — хрипит Антон, сжимая крепче в руки поперек торса. Обвивает весь, как удав свою добычу, горячо сопит прямо в шею. Сейчас Арсений подписывает карточки с номерами команд и мелочно злится на то, что не сделал этого раньше. Есть длинный список того, что он не успел из-за здорового сна и вечной суматохи, в которой привык жить, но винить в этом своего альфу желания нет. Обидно, ведь и поделиться не с кем! — Шастун приехал, поглядите, — половина гостиной липнет к окну, а голубоглазый омега изо всех сил строит из себя невозмутимость. — Откуда у него машина? Альфа вырастает на пороге тоже с широкой улыбкой. Смурной загруженный вариант вожака потерялся где-то на лекциях. Теперь Шаст светится энергией, как и два года назад, когда они залезали в самые первые авантюры вместе. Он стряхивает с кудрей снег, предупреждает братьев, чтобы разувались сразу и не несли в дом слякоть, — по опыту предыдущих часов выяснилось, что это граничит с невозможным. А вот что действительно невозможно, это не залипать на него в широком полосатом свитере с горлом на молнии, в щетине, потрепанного и румяного, домашнего до сводящих внутренностей. Арсений с другого конца помещения уже представляет его запах: холода и горячего шоколада, сладкого такого, что во рту скапливается слюна. — Привет, — Шастун ставит на стойку пакеты с продуктами и алкоголем. Если Арсений справляется с их прикрытием плохо, то Антон вообще не справляется с поплывшим от встречи лицом: прокашливается в кулак и пристраивается напротив за барной стойкой. Они обсуждали это: альфа считает, что пора от вранья избавляться — он тоже строгий блюститель порядка и взаимного доверия в братстве. Арсений почему-то до сих пор боится, что их сочтут отступниками. — Привет, — хмыкает омега, даже не поднимая глаз, даром что запечатлел напоследок его путь полностью: от порога до самой кухни. — Пакеты, может… — Не трогай пока, я почти закончил. Антон не спрашивает, вытаскивает откуда-то из штанов карандаш и делит стопку стикеров на две части, приступая к заполнению. Уголки губ сами тянутся благодарно улыбнуться. Разбежались только сегодня утром, а ужасно соскучиться омега уже успел. Когда-нибудь они преодолеют период ухаживаний, однажды станет необходимо друг от друга отдыхать, но пока желание прицепиться коалой к ноге сопровождает перманентно. Антон по столу провозит листочек в его сторону, Арс пару секунд разглядывает глупый рисунок неопределенного животного, а потом читает подпись «люблю, котенок». Подлый, обезоруживающий ход. Омега чуть краснеет, под пристальным зеленым взглядом на автомате трет почти зажившую метку. Слабо сжимая ткань свитера, знает уже, что Антон проследит движение и все прекрасно поймет. Быстро заглядывают в глаза, омега игриво подмигивает, альфа прикусывает губу — научились общаться без слов, иногда чувствам никакие звуки не нужны. — Сюш, все на месте! — Оксана врывается в мыльный пузырь резво и странно фыркает в сторону второго президента. — Пойдём, нам нужна шапка или мешок для этого, — Антон помогает собрать все бумажки в горсть. Вот-вот все начнётся. Братства не делятся пополам, как было раньше. По выработанному кропотливо плану прикрытия собираются вразнобой, но все равно общаются лишь со своими. Издалека, если не прислушиваться, можно подумать, что все они — одна большая компания старых друзей. По-хорошему можно было бы на этом результате и остановиться, достаточно правдоподобно это выглядит, иной раз и Арсений верит желанной иллюзии. Но знакомый азарт довести все до конца его не покидает. — Вечер перестает быть томным, — с дивана салютует пивом Егор. — В шарады будем играть, Арсений? — Позов закатывает глаза, бесящий до мурашек тип. Антон выражается о нем исключительно в положительном ключе, но отмыться от догадки, что он что-то знает, трудно. Взгляд серый с прищуром совсем не добрый, омегу от него передергивает. — Теплый прием, Дима. Научился наконец-то включаться в групповые игры? Похвально! — тянет Арсений и встряхивает мешок с бумажками.— В этот раз разделение в команды будет смешанное. Вы вытащите бумажки с номерами своих групп, выберите капитанов и получите от меня список задач, — поднимает в воздух конверты. — Здесь внутри все по части кухни, украшения дома, организации игр. И одна группа пойдет в лес за елкой. Вопросы? Ира тянет руку, вы посмотрите, какая вежливость проснулась. Ну, золотце! — А если я инвалид по части готовки? — одобрительный гул ее подстегивает ощутить себя борцом за справедливость. Очевидно, кто-то не хочет морозить задницу в лесу, таскать коробки и скорее всего устроит очередной пожар в процессе приготовления глинтвейна и пряников. Арсений закрывает глаза, чтобы успокоить рвущуюся наружу токсичную сущность. Антон успевает раньше. — Тебе обязательно помогут сокомандники, — спокойно объясняет, как ребенку. — В конце концов трудности закаляют и сплочают, Ира! Оживленное восклицание альфы такой поддержки не получает. Ему подчиняются по наитию, потому что тот имеет дюжину авторитета. Но добровольно-принудительная деятельность уже не ничего. Все по очереди вытягивают листочки. Хоть меняться и нельзя, самые ушлые все равно умудряются пристроиться к друзьям. Омега стойко игнорирует это, думая, что пользы от этого больше, чем вреда. А побуждать кого-то на открытый спор себе дороже. — И никаких соревнований, — напоминает вскользь, вытаскивая для себя последнюю бумажку с цифрой четыре. Повышает голос, когда собравшиеся отпускают тишину и под бубнеж разделяются по номерам. — Если вы закончили свои задачи, помогите ближайшей группе. — Подкинь мне лес, — шепчет на ухо Шастун, прежде чем уйти также — вот это неожиданность! — к альфам. Самоотверженность или желание найти приключений непонятно, одно точно факт — это жульничество. Секунду Арсений борется с желанием затолкать наглые морды на кухню, но отпускает ситуацию довольно быстро. Все-таки Антон с елкой справится намного лучше, чем те же омеги, тонущие в объятиях из первой команды. Потому якобы случайный конверт чуть ли не бросает в него наподобие сюрикена, чтоб прям в лоб вонзился! Мощенник недоделанный. — Лучше кухня, — безразлично говорит Дима, встав рядом. — В каком смысле? — Ой, да прекрати, Арс, — закатывает глаза и двигается в сторону свежих пакетов, после себя на планшете оставляет измятую бумажку с цифрой четыре. Арсению должны будут выдать Оскара, если до конца вечера он не плеснет кипятком альфе в лицо. В целом, не так уж все и страшно. Позов на кухне орудует достаточно уверенно, даже раздает указания остальным. Четвертая группа оказалась канонично разномастной: тут и альфы не в большинстве, и веселые омеги, которым только в радость заболтаться с кем угодно. Попов агрессивно давит в раскатанном тесте человечков. — Твои сестренки ещё не знают про метку? — напряженная кисть вздрагивает и мажет трафаретом мимо по столу. — Поз, ты нарываешься, по-моему, — рычит омега, поворачиваясь к своему раздражителю. — Напомнить кару за конфликты? Я отправлю тебя к Эдику курить. — Это же простая правда. — Антон сказал? — голос ломается, может, кто-то и мог их раскусить, но прямо в лоб выдать догадки не осмеливался. — У тебя запах поменялся, — беззастенчиво бросает наглец и двигает его в сторону, начиная выкладывать фигурки на поднос. Это…да это же просто неприлично! — Тебе Шастун башку открутит за эти слова, — холодно цедит сквозь зубы и начинает дрожащими пальцами развязывать фартук. Похрен на правила, он лучше пойдет вешать гирлянды. — Я же врач, Арсений. Мне эти ваши этические тонкости до пизды. — Стоматолог? — скептически переговаривает омега. — Без пяти минут. Я говорю про то, что скоро станет очевидным для всех. А вы с Антохой, кажется, дорожите приватностью, — предусмотрительно не касается, не останавливает никаким воздействием, только смотрит с тем же прищуром и слабо как-то заботливо улыбается. — Вам лучше подумать об этом заранее. Омега чуть краснеет и обнимает себя руками. Неужели правда? Как они могли это упустить? Почему Арсений ничего об этих изменениях не знал, не почувствовал? Отмирает только после того, как Позов щелкает пальцами перед лицом и снова встает рядом. Противень стоит в оранжевом свете духовки, никто не обращает внимания, благо, на неожиданный разговор по душам на краю кухни. — Курить будешь? К Эдику ехать далековато, но я тоже неплохая компания, — Дима снимает фартук, из штанов вытягивает пачку Мальборо и сует сигарету в рот посреди кухни, а поджигает уже сидя на подоконнике. Арсений так-то не любитель, но от стресса голова кругом. — Не переживай так. Ты прав, Антон бы меня нахер послал с порога. Он за нас с братьями глотки рвет, боюсь представить, что ждёт смельчака, который попробует покуситься на омегу. — А я безобидный? — хмуро переговаривает Арсений, альфа смеется тихо. — Хочу тоже о нем позаботиться, мы с тобой в одной команде. Получилось. Неважно, что речь про Антона, альфа считает его своей командой, и это невероятно дорого. Выдыхая сизый дым в холодный воздух, кивает и лбом тыкается в плечо товарища. Как же долго они карабкались в гору взаимной поддержки, а тут самый неожиданный персонаж, полный искренних намерений, предлагает свою помощь. Дима подталкивает через пару минут и показывает куда-то вперед за территорию участка: там группа альф по колено в снегу тащит срубленное пушистое дерево. Высокая фигура вожака узнается отчетливо, Антон идет впереди, обхватив подмышкой срубленный ствол. Чтобы позвать ещё далеко, но проникнуться ещё большей порцией радостного предвкушения — достаточно. — Шасту про меня не рассказывай. — Почему? — глупо переспрашивает омега, не словившись в потоке высоких чувств. Позов выкидывает окурок и дважды хлопает по плечу. — Боже упаси обидеть королеву Готэм-Сити, — в шутку говорит, а потом сразу же отвлекается на трехэтажный мат в сторону кухни. Хорошо Арсений тут главный, иначе и ему бы досталось. Омега летит от окна сразу в прихожую встречать группу. Запыхавшийся Антон ещё привлекательнее того, что приехал в самом начале. Хочется прыгнуть ему на руки, согреть своей любовью, расцеловать холодные щеки и покрасневший кончик носа. Но позволяет себе только помочь снять верхнюю одежду, чтобы ускорить процесс доставки дерева в дом. Под мерзкую Рождественскую музыку они устанавливают елку, а с кухни спешно тащат дымящиеся ароматные кружки, всучая каждому герою прямо в обмороженные руки. — Как тут без нас? Ничего не сломали? Травмы? Ссоры? Докладывайте, капитан, — Антон морщится, коснувшись губами кипятка. Смотрит раздосадовано внутрь и устанавливает ее на бедре, растирая ладонью второе, наверное, окоченевшее тоже. — Все чудесно, но капитан у нас Дима, — Антон удивленно вскидывает брови.— Он лучше всех понимал, за что хвататься. А я устал, как собака сутулая, Антон! Альфа качает головой и делает ещё глоток обжигающего пойла. Довольный, расслабленно откидывается на спинку дивана. Пару секунд разглядывает его из-под ресниц своими зеленющими омутами, хлопает по месту рядом с собой на диване. Опасно. Но никто же на них и не смотрит? Все заняты поручениями, бегают, проникнувшись духом волшебства и праздника, как эльфы. Если честно, по датам они не попали ни в Новый год, ни в Рождество, на дворе середина декабря, но кому какое дело. Можно создать праздник самим. Арсений медленно встает с кресла, куда до этого забрался с ногами в ярких носках, и ненавязчиво садится вплотную к президенту альф, а тот не ждёт ни секунды: пускает под его свитер холодную ладонь и плашмя прижимает ровно над поясницей. — Эй! — дёргается он, и гнется, порыкивая в сторону разморенного Шастуна. — Погрей, котенок, — ласково мурлычет Антон, тыкается носом в щеку вместо желанного поцелуя. — Я уже забыл, как здорово собираться вот так, — омега безбожно залипает на шепоте, и едва не дрожит, от поглаживающих под кофтой движений. — Боюсь, это затишье перед бурей, — досадливо говорит, прикрывая глаза. — Ночью мы будем заперты пьяные посреди леса. Как бы не пришлось вместо Дженги прятать труп. — В альфах я уверен полностью. Ничего не случится, — качает головой серьезно. — А сестер твоих побаиваюсь. У вас, омег, мозги набекрень. — Я могу считать это комплиментом? — подрывается вдруг Арсений и ловит на себе знающий взгляд. Специально, козел, подтолкнул защищать своих.— Понял, успокоился. Не смотри так. — Я хотел бы оказаться здесь только вдвоем. Утащил бы тебя с пар, посадил в машину и привез в домик такой же на отшибе. Может быть, даже меньше раза в два. Мы могли бы целыми днями лежать в кровати, обниматься, греться, — мечтательно тянет, ерзая на месте. Не оглядывается по сторонам, озабоченный здесь, кажется, только Арсений. — Такого уютного, хочется тебя тискать, омега. От прямого обращения Арсений подтягивает к себе колени. Это слишком интимно для разговора у всех на виду, поэтому жалеет свое мягонькое личное и нетерпеливо сворачивается в клубочек. — Мы не можем, — могут, конечно. Они могут даже сейчас бросить всех и спрятаться наверху, а потом на ходу придумать ещё больше лжи. Под уговоры альфы все чудится простым и легким. И Антон смотрит на него с полуулыбкой на губах, которая разоблачает желание поддаться. — Президентство — это не навсегда. А мы… Альфе не дают договорить: Оксана дёргает на полуслове и зовёт помогать прикручивать обвалившийся карниз. Но по глазам и так понятно: у них много времени. Однажды университет закончится, и они станут ответственными только за себя, пропадёт нужда таскаться и собирать неуемное полчище студентов, как детсадовцев, в группы. Мирить, следить, и организовывать. Впереди большая жизнь, в которую они войдут вместе. Потому что они — это навсегда.***
Арсений мягко облокачивается о дверь, которую только что закрыл спиной, и тихо хмыкает. Антон в комнате, сидит на кровати с полуулыбкой — ждал. На втором этаже люстры не прикручены, с потолка свисает только бедная лампочка накаливания и светит тускло. Атмосфера шумного застолья потихоньку отступает перед намного более будоражащей реальностью. В ней Антон быстро оказывается рядом и приникает в крепких объятиях. Запах табака и шоколада окутывает поверх, отключает мозг. Альфа лезет носом под шерстяное горло свитера, чтобы вдохнуть наконец полной грудью. От одного звука этого вдоха током пробирает все тело. Руками под свитером, языком уже за ухом вылизывает мелкий участок голой кожи. — Недолго, — дрожащим голосом предупреждает омега. Антон согласно кивает. Отсутствие обоих скоро заметят. Им и разгоняться нельзя. Только целомудренно нюхаться и невинно трогать сквозь одежду, потому что, если Арсений потечет в общей спальне, будет очень плохо. Буквально…катастрофа. — Думаешь, некому будет разнять, когда начнётся поножовщина? — Антон добирается до волос, подушечками пальцев чешет затылок и вниз по холке к первым позвонкам. Арсений укладывает руки на груди, в ответной ласке расстегивает короткую молнию на свитере альфы. — Думаю, стоило брать в расчет их безудержный азарт. Мы породили безжалостных воинов, Шаст. «Мы» везде, это не первое их совместное достижение, но оно досталось самым большим трудом. Альфа на секунду оставляет нежности и заглядывает в лицо с такой огромной любовью, что от нее колет сердце. — Эти ребята хоть и видятся самовлюбленными придурками, но в беде я буду готов доверить им свою жизнь, Арс. Скажи, что чувствуешь то же самое, — изгибает брови, омега пока плохо понимает, к чему ведет разговор. Становится серьезнее. Находит себя в пространстве и собирает веселые блестящие крупицы, рассыпание по полу от всяческих знаков расположения альфы. — Конечно, — хочется добавить больше: для Арсения сестринство — вся жизнь, там он научился очень многому, тому, что ни один университет не даст. Сестры сделали его сильным, подарили уверенность в себе, наградили правом принимать решения и защищать. Дружба — понятие растяжимое, омегу с сестринством чаще всего связывает чуть ли не кровь и душа. Кажется, будто и Антон никогда бы не появился, если бы не все эти проигранные сражения между домами альф и омег. — Тогда почему мы должны скрываться? Арсений опускает глаза в пол и вязко ведет плечом. — Это сложно, Антон, — стыдно и страшно. — Совсем нет, — Антон поднимает лицо за подбородок и нежно целует в уголок губ. Сколько в нем честности и благородства этого безграничного, откуда? — У меня поменялся запах? — вместо ответа спрашивает, доверчиво закусывая поцелованные губы. Антон задумывается, притягивает обратно к себе и зарывается в волосы, Арсений льнет прижаться к груди, где мерно бьется сердце. — Петрикор, — чуть погодя, — как будто после дождя лег на землю в поле, полном цветов. Раньше ты пах теплее, — сильно спокойно продолжает глубоко дышать им, этим самым запахом. — И не сказал? — А что должен был сказать? Что я помешан на твоем спектре, ты и так знаешь. — Я пахну так из-за метки, — утробно рычит и щурится, будто альфа его в чем-то подвел. Ясно же как белый день: о таких вещах в их обстоятельствах нужно сообщать незамедлительно, а этот идиот только хмурит брови и смотрит тяжело, темнея радужкой через каждую долю секунды. — Или перенапряжения, недавнего контакта с сестрами, смены сезонов, фазы цикла, взросления. Смекаешь? — на тон строже высказывает альфа. — Ты пытаешься переложить с больной головы на здоровую свою одержимость нашей тайной, которая мне совершенно не нравится. — Я делаю это для братства, и твоего тоже между прочим! Мы договорились с самого начала, что плохая идея заявлять об отношениях посреди руин. — А что на счет тебя, котенок? М? — наклоняет голову, у омеги уже подходят беспомощные слезы. Значит, будет громко и ядовито. Плакать по таким поводам Арсений разучился давно, а вот искусством стоять насмерть овладел в совершенстве. И вот-вот оно начнёт рулить процессом. — Что я?! — Кто позаботится о тебе? Поймёт, поддержит, если меня ты отталкиваешь, а сестры ничего о той борьбе и не ведают. — Мне не надо! — на идиотской упертости парирует омега. А все ещё стоит в руках альфы, ладошки держит на груди и лишь острыми словами бросается и брыкается близко к осознанию своего поражения. — Всем надо. И мне надо, а я вожак, представляешь? — чуть шутливо щурится, но больше не спешит гладить, думается обожжется о пламень нездорового упрямства омеги. — Половой признак, — рвано пыхтит он, — не показатель стойкости…в современном мире, — старательно сейчас вспоминает собственные же установки и параллельно всхлипывает, не сдержавшись, — человеческие качества оцениваются независимо от гормональной составляющей. — Вымучил, умница, — открыто хвалит альфа и быстро целует в кончик носа, который мгновенно вместе с лицом куксится. — Что будем с этим делать, котенок? — Расскажем все, — вздыхает смертельно устало и нехотя носом впирается в ямочку между ключиц, до которой добрался на этапе расстегивания молнии. — Это правильно, Арс. Альфа будет рядом, альфа позаботится, спрячет и будет опорой во всем. Его альфа. Антон Шастун, который продолжает гладить плечи и через пару долгих минут в тишине бережно от себя отстраняет, чтобы улыбнуться с новой зажигательной мыслью в глазах. — Хочешь последний разок пройтись по краю? Пока Антон роется в рюкзаке, Арсений судорожно ищет место, куда можно было бы приземлиться. Новый виток авантюризма попахивает кофе и чем-то околозапретным, что нравится безумно после потока сложных мыслей. Садится на стол, наблюдая сосредоточенный мыслительный процесс. Не получилось у Антона скрыть и откровенную радость от предстоящего разговора с братствами и признания, омега соврет, если скажет, что не чувствует щекочущего изнутри ужаса. Поэтому подкидывается быстро переключить внимание на… Из рюкзака Шастун вытягивает черную герметичную упаковку, по очертаниям и маленькой черной ножке в ней четко узнается плаг. Арсений млеет на месте. — Говоришь, у омег мозги набекрень? Ты просто сумасшедший, Антон, — лепечет онемевшими губами, плотно сжимая колени. А сам даже взгляд оторвать не может. — Подумал, что тебе будет немного легче под моими феромонами, — Антон расслаблен, не настаивает и не отдает в руки. Продолжает держать у себя в ожидании активного согласия, до которого секунда-две не больше. Плаг с феромонами альфы сродни подавителям — инструмент опасный до шалостей. Даже секс-игрушкой можно посчитать с натяжкой, скорее вещью с медицинским подтекстом: омегам выписывают строгие дозы в периоды болезненных течек и затяжных депрессий. Арсений такие у себя не хранит из соображений безопасности, знает давно свою тягу к приключениям. Но падкий на авантюры согласился однажды с Антоном попробовать. Сто лет назад ещё изготовили набор на заказ, запечатав под пленкой особенный состав — личные Антона-альфы феромоны. Превратиться в лужу можно только от мысли, что он хранит омежьи интимные приспособления и вдумчиво предлагает, когда видит необходимость. Как-то это особенно притягательно в нем, знающем о сокровенных процессах и необходимых вещах достаточно, чтобы помочь в любую минуту. — Спасибо, — хочет дотянуться, но альфа не дает. Руку отводит в сторону. Хотелось, забрать и убрать подальше с глаз, чтобы не заскулить, а все равно пускает жалкий звук прямо в нагретый воздух. — Антон, если мы заиграемся, альфы учуют мою мокрую задницу с первого этажа! — Не хочу учить жизни, но лучше тебе побояться альфы, который чует как ты течешь прямо в этой комнате, — Антон удивительным образом рычит на глухих согласных. И сглатывает, промаргивается, чтобы не провоцировать обоих ещё больше. — Антон, — тонко зовёт, сжимает в пальцах подол свитера его или своего, уже не разобрать. Альфа гладит костяшками скулы и томно смотрит, нависая. — Давай так, — идеально трезвым голосом предлагает он. — не раздевайся, иначе точно провоняем все поверхности сексом. Спустим с тебя штаны, и я быстро вставлю, хорошо? Двух пальцев будет достаточно, она совсем маленькая. Слушаешь меня, Арс? Угукает омега чисто по наитию, когда седьмым чувством нащупывает выжидающую паузу. Преданно заглядывает прямо в рот. Пухлые губы шевелятся, выдавая слова, пропитанные рациональностью, изредка сверкают остренькие клыки, язык, который хочется ощущать на коже примерно всегда. — Здесь или на кровати? — сквозь звон в ушах пробирается наконец звук его голоса. Арсений косится в ту сторону и машет головой, чтобы прогнать кумар. — Я лягу к тебе на колени, — охрипши даже не спрашивает. Раз уж они решили гулять по самому краю, можно в свое удовольствие свесить в бездну ноги. Ответа не слышит, видит, как альфа устраивается у спинки и подгибает одну ногу, чтобы опереться на изголовье. Следующее движение провоцирует позорно упасть на колени и комнату пересечь исключительно ползком: альфа дважды хлопает ладонью по бедру. Все же хорошо, что не согласился остаться на столе — ноги ватные, не слушаются. Где-то посередине стягивает с себя свитер. Жарко. Бросает на полу, Антон следит за каждым вздохом. Глазами обводит изгибы по тонкой белой майке, больше прикипая к метке, которую изучил уже досконально и греет в себе желание обновить через пару недель, когда подойдет цикл. Дрожащими пальцами Арсений расстегивает пуговицу на штанах и немного медлит, вдруг Антон хочет снять сам? Но лежа уже будет неудобно. И вообще полностью одетым и с голой задницей — ахуеть, как неловко, Арсений понимает это только в момент, когда прохладный воздух касается кожи бедер. — Хорошо, Арс. Иди ко мне, — альфа обхватывает запястье, тянет к себе, помогает перегнуться через колени и устроиться максимально удобно. — Я же говорил не раздеваться, — трезвяще щипает задницу, от чего омега резко дёргается вверх и встает на локти.— Ну, тихо, тихо, — рукой за затылок опускает обратно улечься ничком и тихо проскулить. — Спокойно, котенок. Хочешь поглажу? Под веками снова загорается красная сигнализация, она мигает и предупреждает. Но у Арсения для Антона всегда свет только зеленый. — Да, — шепчет и сразу же чувствует, как альфа нежно зарывается одной рукой в волосы, а второй проводит по напряженным половинкам. — Смазки на плаге достаточно, чтобы он вошел свободно, но ты должен быть раскрытым, понял? — Не тяни, Шастун, ох, — в эту секунду Антон оттягивает бедро и пальцем обводит анус, недовольно мычит ещё от ощущения предательской влаги. Омега и так знает, как там все мокро, не стоило так распыляться на звуки. Интересно, сколько сил Антон тратит, чтобы держаться в своей неприступной строгости и продержится ли до конца. Когда в Арсения медленно проникает один палец, он закусывает щеку и в форме отвлечения себя пытается придумать какую-нибудь провокацию, но на зло все идеи тараканами разбегаются по углам. — Антон, это же больше неловко, чем сексуально, да? — дыхание уже сбилось, на втором ввинченном пальце Арсений пыхтит, как будто пробежал стометровку. — Пиздец, Арс, помолчи, — омега прячет улыбку в складках одеяла. Этот тон узнает из тысячи. И как только мог подумать, что альфа слюной не изойдется, увидев его задницу прямо под носом. Желанную и запретную, как гребаный райский плод. — Если абстрагироваться, даже глупо. Представляешь, мы одетые, ты с пальцами в моей заднице. Если бы я зашел, — рыкает на резкий толчок внутри, призывающий заплести уже язык в фантик. — подумал, что тут снимают дешевое порно. С сюжетом про преподавателя и непослушного студента. Только студентов по заднице бьют, а не вставляют в нее пальцы. Уж точно так не жмакают в перерывах бедра, не наглаживают кожу рядом с горящим следом от зубов. Шуршит упаковка, Шастун разрывает ее зубами за край и предусмотрительно никуда не выкидывает, кладет рядом на плед. — Тш! — Хвати… — Антон грязной ладонью резко зажимает рот и замирает. Дверь щелкает, а глаза омеги, отвернутого в ту сторону задом, испуганно расширяются. — Бля-я, пацаны! У меня там сумка, — голос глухой, будто дверь все ещё закрыта, и нежданный посетитель этим недоволен. Щелкает ещё раз и стучит. Закрыто. Боже, благослови Антона! Откуда вообще на комнатах замки. Окаменевший до этого Арсений облегченно выдыхает. Но под грязные ругательства с той стороны Антон неожиданно решает продолжить и одним плавным движением вставляет плаг, зажимая крепко стоппер снаружи.— Вот вы черти, просто невероятно! Арсений дрожит, подкатывая глаза от удовольствия. Адреналин будто вкалывают внутривенно, он струится по всему телу, взрывается ярким всполохом в каждой клетке. Альфа тихо фыркает от смеха, а Арс в отместку щедро лижет ладонь, испачканную в смазке, перебивая смех на шипение. Возмущений-то больше не слышно, остается надеяться, что на выходе не затевается над ними расправа. — На тоненького проскочили, — взбудоражено говорит альфа. Арсений переворачивается на спину и быстро подтягивает штаны обратно. — Ты же хотел рассказать о нас. Антон сдувает со лба влажную кудряшку и нервно смеется над ним. В воздухе висит плотный аромат кофе и дождя, придется выветривать до полуночи. На щеке ощутимо подсыхает след своей же смазки. Лампочка начинает мигать, а потом резко тухнет, погружая все в темноту. С первого этажа разносится грохот, а за ним изводящий крик. — Рассказать о наших отношениях, а не показать несчастным, что я делаю с тобой, когда двери закрыты, — темнота подбирается в плотную и смазано целует губы.— Пойдем, нас заждались.