***
Киллиан смог прийти в себя лишь к вечеру, и прежде, чем отправиться в таверну, он обратился к Сми, по обыкновению подметающему палубу в это время. — Женщина, с которой я был вчера. Ты видел, как она уходила? — спросил капитан. Но старпом лишь отрицательно помотал головой. — Боюсь, она проскочила, когда я спускался в трюм, — сказал Сми, и Киллиан раздосадованно поджал губы. Когда он открыл дверь таверны, его тут же обдало гулом из разговоров и смеха, смешавшихся с лязгом металлических кружек и шотов, и Киллиан скривился от того, каким неприятным звоном это отдалось в его голове. Тем не менее, он уверенно вошёл внутрь и оглядел помещение в поисках золота, переливающегося в мерцании масляных ламп. Тщетно. Киллиан взял себе пиво, уверенный, что налегать на ром после такого омерзительного утра было пока рано, и занял место за одним из столов. Потягивая пенный напиток, он поглядывал на дверь, пропускающую вечернюю прохладу каждый раз, когда в неё кто-то входил. И каждый раз это была не она. В очередной раз испытав укол разочарования, Джонс невесело усмехнулся. С чего вообще он решил, что она будет здесь? Не было никаких гарантий. Это было лишь малой зацепкой, но большего у него просто не было. — Капитан, поиграете с нами? — весело предложил один из его людей, служащий коком на Роджере. — Почему бы и нет, — с усмешкой отозвался Киллиан и пересел за их стол, желая отвлечься от внезапно охватившего его наваждения и больше не вспоминать о той женщине, что даже не оставила ему своего имени.***
Однако не вспоминать о ней совсем оказалось непростой задачей. Шли дни, месяцы, годы, и хотя черты её лица всё больше растворялись в его памяти, становясь бледным пятном, её глаза по-прежнему оставались чёткими. Порой доходило до того, что в его счастливых снах, где он проводил время со своей возлюбленной Милой, её глаза меняли цвет, а в её густые каштановые волосы закрадывались светлые пряди. Киллиан заворожённо тонул в её взгляде, а затем, просыпаясь, хмурился от странного ощущения, словно у него забирали нечто важное. Он хранил воспоминания о его первой любви, как самое большое сокровище в его жизни, взращивая стебли мести в этой плодотворной почве, подпитывающей их неугасающей горечью потери. Если он потеряет всё это, ради чего ему тогда жить? Именно с этими мыслями, холя и лелея в воображении картины страдающего в муках Крокодила, Киллиан шёл рука об руку с Корой, пообещавшей ему воплотить его фантазии в жизнь. Мир без магии, где Тёмный был бессилен — звучало заманчиво, и Киллиан насмехался, представляя, как разделается с ним — с жалким колекой, беспомощным, бессильным, какими они с Милой были перед его Тёмной сущностью, когда он безжалостно убил её. И Джонс готов был переступить через всё человеческое ради достижения этой цели. Мило улыбаясь людям в лагере, куда он прибился, убедив всех в том, что он простой кузнец, он уже знал, что Кора собиралась с ними сделать. Их смерть была лишь вопросом времени, стоит им стать бесполезными. И лёжа в куче трупов, капитан выжидал момент, когда его представление должно было быть начато. Он напряжённо прислушивался к окружающим звукам, когда до него донеслись торопливые шаги и испуганные женские голоса. Пора было действовать. Слыша, как кто-то проходил совсем близко, он двинул рукой, и это вызвало моментальную реакцию. — Смотрите! Рука! Тут кто-то живой! — Помогите, пожалуйста! — позвал Киллиан, стараясь вложить в свой голос как можно больше тревоги и отчаяния. Он чувствовал, как давление наваленных на него тел постепенно ослабевало, и кто-то настойчиво вытягивал его из кучи. Его перевернули на спину, и он смог увидеть своих спасительниц. С Мулан и Авророй он уже был знаком, прожив какое-то время в этом лагере. Двух других женщин он видел лишь издалека, стараясь держаться подальше, чтобы не вызывать подозрений, когда они прибыли. Их причудливая одежда, совершенно нехарактерная для этих мест, выдавала, что они были не отсюда. Тем не менее брюнетка с короткой стрижкой уверенно держала в руках лук и носила колчан так, словно она делала это всю свою жизнь. И Киллиан тут же понял, что перед ним Белоснежка — принцесса Мистхейвена, о которой он слышал множество историй. Только сейчас, увидев её, он вспомнил, что однажды им довелось встретиться, когда она и принц явились к нему за услугой, и сердце Джонса за мгновение сделало беспокойный кувырок, стоило ему представить, как весь план рушится, даже не начав претворяться в жизнь. Но той короткой встречи явно не хватило, чтобы его образ отпечатался в её сознании, и она мягко произнесла: — Всё в порядке. Вы в безопасности. Мы вас не обидим. — Спасибо, — выдохнул Крюк, изображая неподдельное облегчение. — Спасибо… Он повернул голову, чтобы увидеть вторую незнакомку, и дыхание моментально перехватило, стоило его взгляду встретиться с её зелёными глазами. Он узнал бы их из тысячи. Её золотистые волосы развевались на ветру, отражая солнечные переливы. Киллиан застыл, ошеломлённо приоткрыв рот, не в силах отвести от неё взгляд. Его актёрский талант трещал по швам, когда блондинка неловко посмотрела на Белоснежку, неуютно ёжась от его внезапно пристального внимания. И он наконец заставил себя отвернуться, стряхивая с себя колдовские путы её волшебного взгляда. Ему помогли встать и усадили за стол, желая выслушать его рассказ о том, что здесь случилось. И Киллиан выложил им всю правду, мастерски вплетая нить лжи о своей роли в этом побоище. Блондинка — Эмма, как он теперь знал, — задавала каверзные вопросы, но он продолжал отбиваться от них, как ни в чём не бывало — столетия опыта. Внимательно разглядывая его, она склонилась ближе, упираясь локтями в стол. Её лицо было так близко к его, и он не мог не погрузиться в её глаза снова. Но в них не было узнавания. Для неё он был незнакомцем. Или она это умело скрывала, не желая показывать остальным свою связь с пиратом. Или ром всё-таки сразил и её в тот день. Киллиан не знал, но внутри него разгоралось желание это узнать. — Открою маленький секрет. Я чувствую, когда мне говорят неправду, — произнесла Эмма, не прерывая зрительный контакт. — Я сказал правду, — уверенно ответил он, и Эмма слабо улыбнулась. Он мысленно выдохнул, радуясь, что ему удалось обвести её вокруг пальца, и тому, как гладко всё шло. Но лишь одно мгновение — и боль от хватки и натяжения волос пронзила макушку его головы, а металл кинжала холодом ужалил кожу его шеи, почти впиваясь остриём. — Скажи правду, кто ты такой, — потребовала Эмма. И Киллиан надеялся, что ещё сможет выкрутиться, но в глубине души уже знал: план в его первоначальном виде рухнул. Его привязали к дереву, обещая отдать на съедение ограм, если он не пойдёт на сотрудничество, и Крюк в конце концов решил, что его союз с Корой не стоит перспективы такой смерти. Он был живуч и не собирался отказываться от этого качества вот так. И какая разница, с кем он заключит союз, если в итоге это приведёт его к его цели? Задавая вопросы, Эмма не сводила с него взгляд, внимательно всматриваясь в него, чтобы в случае чего уличить во лжи. И Джонс вглядывался в глубину её глаз. Они были знакомыми, но одновременно с тем совершенно другими: более ожесточёнными, растеряными, усталыми. Не было ни намёка на ту игривую мягкость, что отпечаталась в его воспоминаниях. И капитан невольно задавался вопросом, что произошло, что изменилось. У бобового стебля он внимательно слушал спор четырёх женщин о том, кто полезет с ним в замок великанов, ловя каждую деталь. За множество лет он научился читать людей, связывать факты, поведение, эмоции в одну общую картину. Он слишком часто обжигался за свою долгую жизнь, чтобы позволять одурачить себя фальшивыми ощущениями о людях. И книга под названием «Эмма Свон» становилась всё более интригующей для прочтения. Вот только из её разговора с Белоснежкой он узнал, что Эмма была в этом мире новичком. — Так значит, ты никогда не бывала в Зачарованном Лесу? — поинтересовался Крюк, когда они лезли по бобовому стеблю. — Нет, — бросила Эмма, цепляясь за ветки повыше. — Ещё пару дней назад, я не верила в то, что это место вообще существует. А теперь лезу по гигантскому бобовому стеблю, — Свон бросила на Киллиана понурый взгляд, — с Капитаном, мать его, Крюком. Безумие. Отвернувшись, она продолжила лезть, а он на мгновение позволил себе повиснуть на петле из податливых спутанных лоз, глядя ей вслед. В её взгляде ничего не изменилось. Просто это никогда не могла быть она.***
Важность этого открытия меркла с каждым взглядом, с каждым касанием, с каждым её поступком, заставляющим Киллиана удивляться. Он считал, что видел многое, но никогда не встречал таких женщин. Смелая, волевая, готовая на всё ради близких, сильная, красивая — Киллиану казалось, что даже его богатый словарный запас не был способен описать его восхищение ей в полной мере. Эмма была настоящей, живой, а не размытыми воспоминаниями, за которые он ещё изредка цеплялся. И с каждым днём ему казалось, что он всё быстрее катится кубарем в пропасть под названием любовь. Её взгляды, её слова, её действия становились всё более важными для него, и он лелеял надежду, что сможет растопить её сердце, разрушить стены, что она выстроила вокруг него. Разрушить их так же, как она разрушала его собственные, — умело и, вероятно, совершенно не подозревая об этом. Киллиан старался дать ей понять это, настойчиво, но одновременно мягко, не нарушая границы дозволенного, стучась, а не ломая, в ожидании, когда эти двери откроются для него. Но каждый раз когда ему казалось, что он видит трещины в её защите, она поспешно замазывала их цементом из прагматизма и шрамов прошлого. И хотя Джонс не оставлял свои попытки, он оказался совершенно не готов к тому моменту, когда это сработало. Он совершенно растерялся, когда Эмма, вцепившись пальцами в лацканы его пальто, притянула его в поцелуй, влажный, горячий, нуждающийся. Киллиан неловко зарыл пальцы в пряди её золотых волос на затылке, желая ощутить её реальность, зафиксироваться в этом моменте, который хотелось бы продлить на целую вечность. Их языки скользили друг по другу, зубы издавали скрежет, соприкасаясь в страстной борьбе. А затем всё прекратилось. Так же резко, как и началось. — Это было… — только и смог выдохнуть Киллиан. — Одноразово, — обронила Эмма и оставила его на поляне наедине со своими мыслями. И потрясённый произошедшим, капитан рассеянно коснулся губ, ощущая на них давно забытый вкус ванили и корицы.***
То был их единственный поцелуй. Ладно, единственный настоящий, если не считать искусственного дыхания, что она сделала ему, когда он чуть было не утонул. И теперь Киллиан напряжённо наблюдал за тем, как она дарит свой поцелуй более молодой версии капитана. Странное чувство ревности обуревало его, яростное, но противоречивое. Это был он сам, но одновременно кто-то другой — человек, забытый в прошлом, человек, которым он больше не являлся. Тот, для кого важнее всего в жизни была месть. Важнее, чем любовь. И он не заслуживал того, чтобы быть с Эммой. Заслуживал ли Киллиан этого теперь? Не в полной мере, пожалуй. Но ради неё он готов был стремиться к этому. Игриво хихикая, Эмма смотрела его прошлому воплощению в глаза, когда он на мгновение отстранился от неё и, внимательно, насколько позволял ром, разглядывал её, обворожительно улыбаясь. Он стал напирать, заставляя Эмму опускаться на стол и нависая над ней. Ну, нет, Киллиан не мог позволить этому случиться! Похлопав Крюка по плечу, он увидел недюжее изумление в его глазах… в своих глазах… А затем, размахнувшись с силой ударил его по лицу, отчего тот повалился на пол. — Ты издеваешься? — возмутилась Эмма. — Как это не будет иметь последствий? — Он давно напрашивался, — буркнул Киллиан, встряхнув рукой. — И, как я и говорил, он будет винить во всё ром. Пойдём, нужно убираться отсюда. Он жестом направил Эмму к выходу и задержался на мгновение, чтобы посмотреть на прошлого себя. Он валялся на полу, совершенно разбитый опьянением и нокаутирующим ударом. Завтра он наверняка будет страдать, изливая содержимое желудка за борт, а под левым глазом неизбежно появится синяк… Киллиан потерянно взглянул на свою правую руку, а затем вновь на поверженного себя, и детали головоломки начали собираться в единое целое. — Крюк, ну где ты там? Скорее, нужно улизнуть, пока Сми нет на палубе, — позвала его Эмма. И он поспешил за ней. Они должны были попасть на бал вовремя. И лишь прижимаясь друг к другу в танце, они позволили себе небольшую передышку. Аккуратно обвив талию Свон рукой, Киллиан кружил её в танце, умело ведя её по залу в такт вальсу. А она улыбалась ему, игриво и одновременно застенчиво. И её глаза… Они были совершенно другие, не такие, как в день их первой встречи. Вернее той встречи, что он хорошо помнил. Более живые, более светящиеся. Глаза не брошенной растерянной женщины, а той, что обрела семью и любовь. Нефритовые глаза, которые он запомнил. — Я должен признаться тебе, Свон, — произнёс Киллиан, ухмыляясь. — В чём же? — отозвалась она. — Это определённо будет иметь последствия, — сказал он, и его улыбка становилась всё шире. На лице Эммы промелькнуло беспокойство. — Нет, не волнуйся, не такие ужасные, — поспешил успокоить её Киллиан. — Но твои глаза, твои губы… Чёрт возьми, Эмма, их невозможно забыть. Даже пьяному в сопли пирату. — О, — выдохнула Эмма, не ожидавшая, что была способна произвести на кого-либо подобный эффект. — Подумать только, это была ты, — хохотнул Киллиан. — Это всегда была ты. И Эмма улыбнулась ему мягко и лукаво. Её взгляд скользнул по его губам, и он гордо подумал о том, как ей по-видимому не терпелось снова коснуться их, когда воспоминания о его вкусе были так свежи и желанны. И он собирался сделать всё, что угодно, лишь бы у них была возможность наслаждаться друг другом и дальше. Целую вечность. Целое долго и счастливо.