Плачущий снег

Кащей сидит на диване,обнимая одной рукой Люду, которая расположилась у него на плече. Настроение на высоте, ведь всё прекрасно. Паша глупо улыбается глядя на то, как Люда смеётся и рассказывает ему что-то. Он проводит рукой по её волосам и целует, попутно туша сигарету в пепельнице. Они встречаются уже три месяца, но он так и не узнал её. Люда для него как кошечка. Он с ней играется, гладит, ошейник красивый покупает и когда надо запирает дома. И любит её конечно, но особенно. По-своему. Люда ему нравилась тем, что не лезла ему в душу. Не ворошила его прошлое, а просто была рядом. Скрашивала его одинокие вечера своим звонким смехом и дарила наслаждение во всех его проявлениях. Люда лежит у него на коленях и папой называет. Паше нравится такое прозвище и он касается её волос, наматывая прядь на палец. Плачет Людочка, а он успокаивает говоря что всё хорошо будет и заполняет пустой бокал вином. Она ему жалуется что отец мать бьёт, а он спиртное к её губам подносит. — Ты пей, Люд, пей. Быстро вся эта дурь с головы уйдёт. И Люда слушается, пьёт один бокал, потом второй, а пятый окончательно переходит границу её здравого рассудка и она теряется в горящих ладонях Кащея, которые крепко сжимают её шею. Он целует её, страстно, со звериным голодом. Плевать ему на всё, хочется забыться, раствориться в ней, чтобы не чувствовать ничего. Такой интимный момент прерывает стук в дверь и через мгновение в дверном проёме стоит Вова. Суворов глядя на Кащея молча говорит, что пришёл не на пять минут. — Иди. — приказывает Люде Кащей, на что та отрицательно реагирует.— Вон я сказал! — и вышвыривает её с ненавистью, как бродячую кошку. Паша быстро закрывает дверь и садится назад, пытаясь скрыть своё волнение, которое Вова вызвал одним приходом. — Зачем пришёл? — звучит из уст Кащея так грубо, чуждо, словно к чушпану обращается. — Поговорить. — Ну говори.— произносит Паша, ухмыляясь, но эта улыбка пропитана горечью, обидой и бутылкой водки. Вова теряется в сомнениях. Вся эта затея с разговором кажется абсурдной и бессмысленной. Но посмотрев на Пашу вновь, он принимает решение остаться. Назад пути нет. Адидас ложится на диван и смотрит на облезшую стену. На ней всё также написано красной ручкой строчка из песни «I love you. And I want you» Первая часть написана Вовой, вторая Пашей. Написали они это по-пьяни, когда им было по шестнадцать. Кащей тоже посмотрел на эту надпись и не сдерживая эмоций кидает бутылку прямо в эту стенку. Слова слегка размываются на шпалере от капель водки, но их ещё можно прочитать. Вова и Паша — эти строчки, которых размыла жизнь. Но их ещё можно прочитать. Между строк читать нужно. Суворов закрывает глаза, но этим не делает себе лучше. Теперь он острее слышит его немую злость. — Знаешь, однажды утром, я с ужасом осознал то, что до сих пор не мог принять. Осознал сколь многое я утратил. Понял, что стою на краю пропасти. Вова не переставал думать о смерти. Ведь что такое человек? Неминуемая смерть. Глядя на Пашу и толпу пацанов, он осознавал, что когда-то они умрут и многие не своей смертью. Лучше бы Суворов умер, чтобы не думать, чтобы не чувствовать и не прокручивать в своей голове кадры с войны, на которой смерть была его спутницей. Он бы умер героем и защитником страны. Марат бы горевал, но потом бы гордился, что его брат не только воин-интернационалист, а и герой Афганской войны. Пусть и посмертно. Но у жизни другие планы. Место того чтобы лежать в могиле, он лежит рядом с Пашей. Что было для него смертью, а что жизнью он не знал. Адидас долго думал, была ли это любовь или привязанность из прошлого? А что есть любовь? Выбор или неконтролируемо чувство? Любовь — это то, что принято называть смертью. Это то, что появляется в душе и уходит вверх, прямо к самому сознанию. То, что связывает прошлое и настоящее, растворяясь и исчезая во временной мгле. То, ради чего будет не жалко прожить долгую жизнь. То, ради чего не страшно будет увидеть мгновенную смерть. — На краю пропасти? Сочувствую Вов. — не заинтересованно отвечает Паша, закусывая после очередного стакана водки. — Будешь? — спрашивает Кащей, протягивая стакан Вове. — Айда со мной в пропасть, братец! Вова переводит на него взгляд. Тот взгляд который Паша всем сердцем не любил. Грустный, осуждающий и укоризненный. — Гедонист херов. Суворов злиться, ведь остался не услышанным.Он подымается и хочет уйти, но перед дверью останавливается. — Ну может ты и прав, Вова. Только, знаешь… — Кащей подходит к нему и говорит на ухо стоя сзади.— Я любимого человека не бросал. — делает небольшую паузу и продолжает.—Ты хоть блять знаешь как мне было? Что я чувствовал? А теперь ты мне херню философскую затираешь? Думаешь, как с войны вернулся, так Паша будет тебе пятки целовать и жопу лизать? Вова оборачивается и глядит ему прямо в глаза. Кащей злостно ухмыляется и борется внутри себя с мыслью врезать ему в ебало или извиниться и поцеловать. Но пока Паша был в раздумьях, Вова уже принял решение.Он с размаху ударяет его в лицо. Этим ударом он не Пашу ранил — себя. Кащей успевает опереться об стол сзади него и смеётся. — Хана тебе, Вова. Паша подымается и отвечает взаимностью. Бьёт Вову со всей болью, ненавистью, ревностью и злостью. Суворов тоже с ярость ударяет в ответ, но через пару минут с его уст срывается: — Хватит. У обеих с носа идёт кровь, лица красные, а желание одно — убить врага. Суворов быстро дышит и опускается на пол опираясь спиной к двери, а Паша садится рядом. Вроде и легче Вове, что врезал ему, за войну, за тех кто умирал и за тех кто остался в живых. Но так было больно осознавать, что человек которого ты любишь не понимает тебя. И чтобы вразумить его, остаётся лишь применить насилие. Мораль и любовь внутри Адидаса войну ведут. И пока одна с ненавистью убивает другую, всю эту боль чувствует Вова. Кащей смотрит на Суворова. Глядя на его разбитую губу, захотелось пожалеть Адидаса, извиниться. Но пацаны не извиняются. Поэтому Паша пододвигается ближе и проводит большим пальцем по губе Вовы, вытирая кровь. — Ты думаешь что…— начинает хриплым голосом Кащей. — что я тварь бесчувственная? Ты знаешь как мне хуёво было? Я же так не хотел, чтобы ты шёл на эту сраную войну… Я же тебе писал письма, Вов. Но так ни одно и не отправил. Гордость не позволяла. Но каждую ёбаную ночь, я думал как ты там. Жив ли… Вова молча слушал. Ему было так больно, что он с трудом мог дышать. Только прикосновение Паши возвращало в реальный мир. Мир где Вова чувствует, дышит и живёт. Но стоило ему убрать руку, как всё вновь погружалось во тьму. Во тьме нет тебя. Но когда ты касаешься меня, На твоих руках распускаются цветы. Касание губ твоих достойно высшей красоты. Хотелось вернуть его ладонь, поцеловать каждый палец и просить прощения за то, что уехал, за то, что бросил. Все эти чувства переливаются во взгляд полный отчаяния. На глазах застывают слёзы. Нет, он не может заплакать. Не положено. — Чё ты молчишь? Сказать нечего? Нечего, Паш. Ведь мысли Вовы только о тебе. Да так голову они ему туманят, что остаётся глядеть в глаза родные, осознавая что они пустые. Нет больше Паши Кащея которому шестнадцать. Нет больше Паши который у чушпанов мелочь выбивал вместе с ним. Нет больше Паши на которого смотришь и душа радуется, трепещет от его вечного инфантилизма и оптимизма. Паши больше нет. — Я пойду, Паш…— шепчет Суворов глядя на Кащея со слезами на глазах. Подымается и у дверей вновь останавливается. Плечи накрывают горячие ладони Кащея, а шею обжигает его дыхание. Вова уходить не хочет. Всё чего он хочет — Пашу. Но пока сердце хочет сдаться и вернуться, разум говорит о том, что им уже не шестнадцать. Будущего нет, ведь влюбленные они, давным давно уже мертвы. Паша не убегает с дома, чтобы встретиться с Вовой, а тот не пишет больше стихи для Кащея. Им уже за двадцать. Адидас войну Афганскую прошёл, Кащей — тюремную. Осталась ли в них та юношеская влюбленность? — Не уходи, Вов. Адидас не оборачиваясь обхватывает ладони Кащея и подносит его пальцы к губам. Целует, оставляя на них кровь, которая не переставала идти из его губ. Кровь есть душа человеческая. Я тебе, Паш, на ладонях душу свою оставляю. Пусть у тебя покоится, ведь мне больше не нужна. И отпуская ладони, Вова уходит. Кащей замер глядя вслед уходящему Суворову. Нет, Вова просто вышел. Покурить. Паша на пол опускается, забывая дышать. Неправда, неправда это! Осталось, ещё пять минут, сейчас он вернётся! Но прошло уже полчаса, а Кащей до сих пор сидит на полу в ожидании Вовы. Он больше не придёт. Паша с этой мыслью мириться не хочет, да что там не хочет, не может! Подбегает к полке, скидывая книги на пол. Перелистывает страницы и находит фотографию Вовы. Он такой счастливый, взгляд навечно в этой фотографии сияет. А у Паши с глаз слёзы катятся, что аж смеётся от боли. Паша думать не может, теперь только чувствует. Хочется кричать, ломать, крушить, чтобы…чтобы что? Кащей не знает. Наверное, чтобы заглушить всю ту боль, что сейчас разрастается в нём, течёт по венам и заставляет сердце разрываться на части. Летят на пол бокалы, водка и конфеты, которые принесла Люда. На полу валяется оборванный кусок шпалеры, на котором всё также написана фраза «I love you. And I want you», но теперь она пропитана кровью. Выход есть всегда, и по сему Кащей подходит к сейфу и достаёт ствол. Если Паша одной ногой в могиле, то потащит в неё и Вову. Умирать так рука об руку. Вова ничего не чувствует. Пустота, которая пульсирует в его сердце не даёт мыслям убить мозг, который осознаёт произошедшее. Суворов чужой в своей родной семье и чужой для него. Для Паши. Нас больше нет. Становится холодно и кончики пальцев замерзают, а за ними и раны на лице начинают неприятно дёргать. Во рту ощущался вкус метала, а руки начали дрожать. Идти дальше было невозможно. Голова кругом идёт. Вова хватается за стену дома и опускается на землю. Он не может плакать ведь снег уже образовался слезами на его лице. Слёзы смешиваются с кровью. С остатками души. И падают наземь. Голову пронизывает воспоминание. Если ад существовал, то Суворов был на самом его последнем круге. Враги обошли город с двух сторон и почти взяли в кольцо. Выйти всем вместе было не возможно. Выйти всем вместе живым было не возможно. Каждый сам за себя. Вова сидел в окопе, держа в руках автомат. Сердце билось бешено, а страх парализовал тело. Неужели это смерть? Достойна ли такая погибель уважения и статуса героя? Свист. Вова затаил дыхание. Он раньше слышал этот ужасный звук, но сейчас он боится его особенно, ведь шансы его смерти увеличили вдвое. Прилёт. Взрыв разносится вибрацией по земле, засыпая немного Вову.Он вытирает лицо и присаживается. Неужели он умрет так? Не спасая своего напарника, не от пули, а от снарядов, которыми убиваю его отряд как скот. Вова трясущимися руками достаёт из куртки фотографию своей семьи и смотрит, словно прощается с ними. Они такие счастливые, взгляды их навечно в этой фотографии сияют. А у Вовы с глаз слёзы катятся, что аж смеётся от боли. Свист… Прилёт. От взрыва его накрывает земля полностью. Вова пытается выбраться, но земля мокрая и это очень трудно даётся. Дышать становится невозможно, а страх заставляет откидывать землю как можно быстрее. После пары минут ему удалось вдохнуть воздух. Лицо и руки были освобождены. Истинно счастливый человек тот, кто познал жизнь и смерть. И следуя инстинкту самосохранения он продолжает выбираться. Освободившись Адидас на ватных ногах отходит на пару метров. Он стоит на коленях глядя на свою «могилу» неподалёку. Из глаз идут слёзы. Слёзы отчаяния и понимания насколько близко он был к смерти. И насколько человек слаб перед ней. Ведь что такое человек? Неминуемая смерть. Дышать вновь забывает. Всё вокруг кружится, искажается. На фоне звучит автоматная очередь и Вова закрывает глаза обхватывая голову руками. Снег плачет на его щеках, а на улице слышны выстрели.Вова приходит в себя и испуганно подымается с асфальта. Он убегает от войны, от боли, от воспоминаний, но в итоге натыкается на них. Замирает. Кащей стоит неподалёку с пистолетом в руках. Если война гналась за ним, то вот она нашла его и держала в руках ствол направленный в его сторону. Вова попятился. Нет, это марево, галлюцинации и призрак. Такого не может быть. Кащей идёт прямо в его сторону. Вова мечтал умереть от войны и вот она стоит передним держа пистолет у его лба.Если любовь есть смерть, то Вова готов познать её. — Стреляй, Паш… Это не разрешение, скорее просьба. Молитва. Паша нервничает. Рука трясётся и мозг твердит убрать оружие. Но мёртвое сердце жаждет мести. Кащей зажимает курок и… Смотрит в глаза Суворова. В глаза пустые, осознавая что они родные. В них нет страха ведь Вова был бы рад, если бы тот выстрелил. Умереть от руки человека, которому душа отдана не страшно. Адидас закрывает глаза в ожидании выстрела. — Сука, как же я тебя ненавижу! Кащей опускает пистолет и отходит от Адидаса, кидая оружие на землю. Разворачивается, но идти не идёт. Вдруг его плечи накрывают холодные ладони Вовы, а шею обжигает его дыхание. — Не уходи, Паш. Кащей поворачивается, с глаз пошли слёзы. Неужели этих слов он ждал от него? Достаточно трёх слов, и Паша вернётся. Конечно же он вернётся… Кащей не знает что сказать, но знает что сделать. Резко притягивает к себе Вову.Война мир заключает и поэтому Кащей накрывает губы Адидаса своими. Из недавно заживших губ вновь пошла кровь. Душа возвратилась, а за ней дыхание и пульс. Адидас отвечает взаимностью. Суворова война научила жить в данный момент. И он счастлив, что прямо сейчас касается губ Паши. Кащей в свою очередь обхватывает спину Вовы и прижимает к себе сильнее. Он больше не отпустит его. Не позволит уйти. Не позволит умереть. И если их отношения заведомо обречены, они оба счастливы друг с другом сейчас. Во тьме нет тебя. Но когда ты касаешься меня, На твоих руках распускаются цветы. Касание губ твоих достойно высшей красоты. Я умер рано, молодым. И был в могиле распятым. И только ты меня спасаешь. В реальный мир касанием возвращаешь. И если ты мой ад, то я готов. Терпеть всю боль твоих оков. Мне умереть не страшно, смерть — любовь. Из рук моих ты душу пей, она есть кровь. И если умереть, то от твоей руки. Буду любить тебя всему я вопреки. И если эта ночь последняя Хочу сказать о том, что я люблю тебя.

Будущего нет, но влюбленные они, этой ночью ожили.