***
Амелия спросила её, знала ли она о подмене. «Конечно, — сказала Химена, — у меня есть глаза». Настоящий Родриго запомнился ей тремя вещами: любовью к выпивке, жадностью и тяжелой рукой. Она была племянницей самого короля, поэтому он никогда не оставлял синяков на её лице. Но дни, когда она полусидела на подушках в своей кровати, не в состоянии встать, не то что держать спину прямо, и Родриго извинялся перед гостями за её нездоровье, наступали всё чаще. Химена желала бы уехать и жить отдельно, но это вызвало бы подозрения у короля, и Родриго пригрозил, что если она хоть намёком выдаст себя и пожалуется дяде, он её убьёт. А потом из очередной стычки с сарацинами вернулся совершенно другой человек. Он мягко ей улыбнулся, а в его взгляде Химена с удивлением разглядела почтение, смешанное с обожанием. Позже, за ужином, когда «Родриго» поцеловал ей руку и усадил во главе стола, Химена не знала, как ей себя вести, а сердце сжималось от страха и сомнений. Что произошло с её мужем, и кем был этот незнакомец, учтиво подливавший вино в её кубок? Она не могла спросить, боясь грозного окрика или удара. А позже не захотела спрашивать. Новый Родриго обращался с ней с уважением, прислушивался к её советам, был ласков и нежен не только в постели, заботился о своих товарищах и первым шёл на врага, подавая пример. Поэтому Химена, найдя странные кусочки бумаги с изображениями темноволосой красавицы и двух мальчиков лет восьми — девяти, молча убрала их в шкатулку мужа. Амелия объяснила ей, что эти кусочки бумаги назывались фотографиями. — Они крадут душу? — с ужасом воскликнула Химена, борясь с желанием перекреститься. — Нет, — рассмеялась Амелия. — В будущем изобретут способ брать моменты жизни и запечатлевать их на специальной бумаге, чтобы сохранить воспоминания о них. — А эти женщина и дети, его первая семья, они живы? — Химена закусила губы, чтобы не всхлипнуть. За дверью спальни умирал человек, которого она полюбила больше всего на свете, ангел, путешествовавший во времени и пожертвовавший жизнью и счастьем, чтобы сохранить Испанию такой, какой она стала. — Да, — ответила Амелия. Химена отвернулась к окну и чуть не вздрогнула, когда Амелия легонько сжала её предплечье в знак сочувствия и поддержки. — Как… как его зовут на самом деле? — выдавила она после долгого молчания. — Рохелио Буэндия, — выдохнула Амелия, бросив на неё сочувственный взгляд. — Спасибо, — Химена поднялась и направилась к двери спальни. — Мой муж умирает. Я должна быть с ним. Когда сеньор де Энтрерриос поведет наших людей в бой? — На рассвете. Химена улыбнулась, печально, но вместе с тем гордо. — Пусть зайдёт ко мне перед выходом. Я одолжу ему Тисону. Этот меч всегда приносил Эль Сиду удачу. — Не волнуйтесь. Алонсо и Амброзио сделают всё, чтобы Валенсия была в безопасности, — заверила её Амелия. … Родриго — Рохелио — метался в жару и бреду. Химена смачивала ему лоб холодной водой, напевая старинную колыбельную. Он часто говорил ей, что у неё чудесный голос. Под утро его глаза на мгновение прояснились. — Моя голубка, вы не отходили от меня всё это время? Химена погладила его по волосам, поправила сползшее с одного плеча одеяло. — Где же мне ещё быть, как не рядом с вами, любовь моя? Рохелио с трудом поднял руку, провёл костяшками пальцев по её щеке, стирая предательские слёзы. Химена не знала, как она могла при этом улыбаться. — Я прожил хорошую жизнь, — прошептал Рохелио. — Вы — одна из самых прекрасных женщин, каких мне доводилось встречать, и дышать одним воздухом с вами было честью. Вы подарили мне много счастья, Химена. Простите меня, что сейчас я вас огорчаю. — Ничего. Я прощаю вам эти слёзы, потому что за двадцать лет вы ни разу не заставили меня плакать. Рука Рохелио упала на простыни. Ясность ума быстро оставляла его, и Химена поняла, что конец близок. — Ты здесь? — пробормотал умирающий. — Я не вижу тебя, Аврора. Где ты? — Я здесь, Рохелио, — тихо, но внятно произнесла Химена. — Я здесь, и я люблю тебя. Всё хорошо. Через одну долгую и одновременно очень короткую минуту Рохелио выгнулся дугой, а затем рухнул обратно на постель и замер, глядя в потолок невидящими глазами. Химена закрыла их. Встав с колен, она склонилась над сундуком, стоявшим у подножия кровати, раскрыла его и дрожащими руками достала Тисону в потёртых кожаных ножнах. Наступал рассвет, и Эль Сид не мог отправиться в последний бой без своего меча.***
…Алонсо де Энтрерриос и Амброзио Спинола вернулись с победой, как и обещала Амелия. Химена попросила дать ей и людям Родриго Диаса один день и не омрачать их радость вестью о смерти любимого предводителя. Амелия согласилась, и всю ночь, пока воины пили и ели за общим столом, празднуя разгром противника, Химена сидела на стуле и глядела на перстень и меч так, будто не могла насмотреться. Утром она нашла Амелию во внутреннем дворике. — Вы заберете тело Рохелио в то время, откуда вы пришли? — Да, — ответила Амелия. — Это необходимо. А что вы собираетесь делать? — Завтра мы все будем оплакивать смерть Эль Сида, — голос Химены, несмотря на все усилия, всё-таки дрогнул на последнем слове. — А потом я поеду в замок в Бургосе, который мне несколько лет назад пожаловал дядя. — Я сожалею о вашей утрате, — Амелия подошла к ней, и Химена заметила покрасневшие веки и бледность, какая бывает, если ночью не идёт сон. — Спасибо. Те кусочки бумаги — фотографии… я не думаю, что имею право оставить их у себя. Его первая семья… они должны узнать, что Рохелио Буэндия был героем и отдал жизнь за родину и честь. Мне хотелось бы, чтобы вы рассказали Авроре, что он помнил о ней и любил её все эти годы, и что он умер с её именем на устах. — Должно быть, это тяжело — любить человека и знать, что его сердце принадлежит кому-то другому, — вырвалось у Амелии. — Простите. — Мой муж — благороднейший воин, когда-либо существовавший в бренном мире, — отчеканила Химена. — Так вы отдадите Авроре фотографии? Если он любил её так сильно, значит, она была этого достойна и захочет узнать правду, даже самую горькую. — Мы все можем гордиться. Рохелио сделал из Эль Сида легенду, которая будет жить в веках, — сказала Амелия. — Я обещаю, что его семья узнает об этом. — Он был настоящим Эль Сидом, — Химена вздохнула, сцепила руки. — А в могилу через два дня опустят самозванца. Но горевать я буду не о нём. Это удивительно, как одна ошибка и время могут принести и великое счастье, и великую беду, и одно из них не исключает другого. Это правда? Та книга, что я видела у Рохелио, она воспевает подвиги Кампеадора? — О, — в этот раз улыбка Амелии была ослепительной, — она воспевает не только сражения. Там есть история любви Родриго и Химены Диас, и эта история прекрасна. История, полная благородства и преданности, и у неё счастливый конец. — И наши потомки её не забудут? — Не забудут, — подтвердила Амелия. — Эту книгу будет читать весь мир век за веком и восхищаться, каким замечательным человеком был ваш муж, и как ему повезло с женой. — Я верю, что там, на небесах, это послужит ему утешением, — Химена с благодарностью посмотрела на неё и продолжила: — как сейчас это послужило утешением мне. Прощайте; пусть Господь не оставит вас в ваших стремлениях, и пусть возвращение домой не омрачит никакая печаль. Я буду молиться за вас и ваших воинов; мы с Эль Сидом многим вам обязаны. — Всё для того, чтобы сохранить историю Испании, — пожала плечами Амелия. — Я надеюсь, что Испания в будущем не перестанет быть достойной своего героя. Химена отвернулась и пошла к двери. Эхо собственных шагов отдавалось в ушах, но она шла, держа спину прямо. Потом, запершись в своей комнате, она даст волю слезам. Но пока она будет сильной, несгибаемой Хименой Диас. Такой, какой она предстала в «Песни о моём Сиде». Рохелио двадцать лет посвятил тому, чтобы его жизнь не отличалась от легенды. И она не может его подвести.