♡♡♡♡♡
Чонгук медленно брёл между деревьями, внимательно прислушиваясь и через раз уворачиваясь от попадавшихся на пути веток, так и норовящих хлестнуть его по лицу. Он то и дело возвращался к размышлениям об абсурдности своего положения: вместо того, чтобы решать семейные проблемы, он сбежал в лес на охоту с людьми, которых знал второй день. Замедлив шаг, парень нервно рассмеялся, отвлёкшись и всё-таки получив веткой в глаз. Хорошо, что он успел зажмуриться и отделался лишь небольшой ссадиной на веке. Потирая саднящую кожу, Чонгук высоко поднял ногу, чтобы переступить большой, торчащий из земли корень дерева, но всё же зацепился за него стопой и едва не упал, пошатнувшись влево. Тут же попадая в ловушку низко нависающей густой листвы, он пригнулся, пытаясь пробраться вперёд. Не успел облегчённо выдохнуть, выбравшись из сетей разросшихся с прошлого года кустарников, как почувствовал неожиданную в своей силе жгучую боль. По всей ноге, от лодыжки до колена, прошлась парализующе острая волна, и Чонгук тут же упал навзничь, вытаращив в непонимании глаза. Посмотрев вниз, он шокировано застыл, раскрыв рот в подобии крика, но из горла вырвался лишь полный растерянности хрип. Ладони закололо от резкого соприкосновения с землёй и валяющимися на ней ветками, но парень не мог оторвать взгляда от своей стопы. Ткань штанов мгновенно стала пропитываться тёмной алой жидкостью, прорванная острыми металлическими зубцами, вонзившимися в плоть с двух сторон. Капкан. Как Чонгук мог быть так беспечен, что не заметил чёртов капкан?! Тяжело дыша, он попытался сесть поудобнее, чтобы иметь возможность дотянуться до железных тисков. Стиснул зубы, стараясь не завыть от новой порции режущей боли, пока из глаз невольно брызнули слёзы, но всё же смог выровняться, разместившись задницей на траве. Свободную ногу он придвинул к себе и опёрся руками назад, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Лицо покрылось испариной, и Чон попытался сдуть со лба прилипшую чёлку, но сил хватило лишь на судорожный вздох, сопровождаемый болезненным мычанием. Он поднял голову к небу и прикрыл глаза в попытке собраться с мыслями и понять, как действовать в такой ситуации. Перестав двигаться, Чонгук почувствовал, как сильно пульсирует нога, посылая вопящие импульсы по всему телу в мозг. Кое-как отдышавшись, он лихорадочно огляделся, вспоминая, что в рюкзаке есть бинты, перекись и заживляющая мазь на всякий случай, но новая проблема оказалась в том, что Чон уронил его, когда споткнулся, и тот лежит в двух метрах, слегка примяв густую высокую траву. Разочарованно шмыгнув носом, парень снова взглянул на раненую ногу. Болело настолько, что казалось, что зубцы вонзились в плоть почти до самой кости. Чонгуку чудилось, что он слышит, как громко хлюпает кровь, вытекающая из раны. Нужно срочно что-то делать, иначе он может просто умереть. Вдохнув поглубже, Чон аккуратно согнулся, потянувшись вперёд, и, не сдержавшись, застонал от натяжения мышц. Воздух резко покинул рот, разбрызгивая скопившуюся во рту слюну, а по щекам потекли новые солёные дорожки. Не дотянуться. От собственной глупости и бессилия Чонгуку хотелось позорно разрыдаться, как маленькому ребёнку, но он понимал, что нельзя поддаваться отчаянию и панике, и постарался из последних сил сдержать в себе этот порыв слабости. Разогнувшись, он снова опёрся на руки позади себя, почувствовав, как от мелких царапин на ладонях стянуло кожу. Несколько минут он просто сидел, тяжело дыша и смаргивая мутный туман перед глазами. Поняв, что без помощи не обойтись, Чонгук прокашлялся и сглотнул тугой комок в горле, готовясь закричать что есть сил в надежде, что кто-то из парней его услышит. Набрав в лёгкие побольше воздуха, он открыл рот, но тут же захлопнул его, сдуваясь, словно воздушный шарик. За спиной послышался тихий треск. Лицо Чона исказилось в гримасе боли, когда он резко повернулся на звук, но тут же слегка разгладилось. — Чимин! Слава Богу, — дрожащие уголки губ приподнялись, а глаза отчего-то снова заблестели от влаги, которую парень даже не заметил, радуясь тому, что его так быстро нашли. — Помоги мне, пожалуйста, — ожидая, что Пак подойдёт ближе, Чонгук отвернулся, размещая ногу так, чтобы было удобнее её освободить. Не услышав за спиной шагов, он нахмурился и снова оглянулся: Чимин продолжал неподвижно стоять в нескольких десятках метров. — Быстрее, мне нужна твоя помощь, — произнёс Чон, поморщившись от того, как жалко он прозвучал. Чимин сделал несколько шагов к нему навстречу, выйдя из тени многовекового дерева, и только в этот момент Чонгук заметил, что с ним что-то не так. Ему нравилась аристократическая бледность Пака, но сейчас тот казался неестественно белым, почти бескровным, отчего его красивые серо-зелёные глаза почернели подобно выжженой траве. Снова замерев, Чимин, казалось, даже не дышал, только пристально, как будто плотоядно смотрел на Чона. — Ты меня пугаешь, — едва слышно прошептал Чонгук, вжимая голову в плечи. От сидения вполоборота у него уже затекла спина, но по какой-то непонятной причине он не мог отвернуться. Боялся. Все инстинкты внутри парня вопили о том, что не стоит упускать Пака из виду, и Чон, терпя боль, следовал их мольбам. — Всё в порядке? — Чимин будто не слышал его, не понимал, что говорят именно с ним, но Чонгук не оставлял попыток достучаться. Под хищным внимательным взглядом ему становилось неуютно и поистине страшно, но отвести глаза казалось уже невозможным. Парень чувствовал себя загипнотизированным и насторожено следил за тем, как Пак подходил ближе, огибая пространство по кругу. Точнее сказать, подбирался. Чимин напоминал Чону голодного зверя, загнавшего свою добычу в ловушку. По затылку пробежала стая предательских мурашек, приподняв волоски, когда Пак остановился аккурат перед ним. Чонгук подсознательно накрыл раненую ногу руками в попытке спрятать свою уязвимость и ошарашено замер, заметив, как лихорадочно стали раздуваться чужие ноздри. Чимин просканировал его взглядом, принюхиваясь, и уткнулся глазами точно в рану. — У тебя кровь… Этот голос. Чон готов на чём угодно поклясться, что он не принадлежит Паку, но вот он сам, Чимин, стоит напротив, слегка шевеля губами, из которых вырывается этот низкий, утробный рык. Оглушительно громко сглотнув в воцарившейся вмиг тишине, Чонгук на секунду замер, хмурясь от осознания, что Пак учуял запах его крови и весь его болезненный вид именно из-за этого. Возможно, тот просто не переносит вид крови, поэтому не хотел подходить. Но как он мог уловить запах с такого расстояния? Ещё сильнее сведя брови у переносицы, Чон решил на время задвинуть эти мысли подальше и решать проблемы по мере их поступления. — Я, вроде как, угодил в капкан, — выдавив из себя слабую ироничную улыбку, парень оглянулся вокруг. — Слушай, можешь позвать Юнги? — Зачем? — стиснув челюсти, Чимин с титаническим усердием поднял взгляд от ноги к лицу Чонгука, и тот заметил, как резко обострились черты Пака, придав ему настороженное и какое-то почти дикое выражение. — Потому что ты вот-вот в обморок свалишься, — не сдержавшись, прошипел себе под нос Чон от абсурдности этого глупого разговора, — а мне нужна помощь, иначе я истеку кровью и… — Замолчи, — тембр чужого голоса понизился настолько, что по телу Чонгука пробежали стаи предательских мурашек. На долю секунды он опустил голову, будто в приступе неконтролируемого ужаса, а когда поднял, то заметил, что под глазами Чимина вздулись и расширились вены, испещряя нежную бледную кожу почти до середины щеки. Эта паутинка выглядела тёмной, словно несла в себе не кровь, а самую чёрную смолу. Яд. Глазные яблоки окрасились таким же цветом, напоминая чёрные дыры: ни белков, ни радужек, ни зрачков, одна лишь вязкая чернь. — Вот чёрт! Твои глаза… — на мгновение Чонгук даже забыл о своей ране; о том, где находится; о том, кто он. На первый план вышел парализующий шок вперемешку с чистым животным страхом. — Что с ними? Застывший, он лишь широко раскрытыми глазами следил за тем, как Чимин сделал ещё один шаг вперёд, снова вернув своё внимание ноге Чона и проигнорировав его вопрос. Его руки сжались в кулаки, словно, Чонгук уверен, чтобы не дать себе сорваться и вцепиться в манящую плоть, разрывая и потроша внутренности до красивых кровавых разводов. От этого всё тело парня конвульсивно дёрнулось, подсознательно желая спрятаться, скрыться, сбежать, а нога запульсировала новым приступом боли, отдающим оглушительным стуком сердца глубоко в горле. Настолько громким, что, кажется, даже Пак его услышал. Сделал ещё шаг — более резкий и дёрганный, подбираясь почти вплотную к Чонгуку, осталось лишь присесть и коснуться, провести кончиками пальцев по раненой конечности, собирая ими липкую ещё тёплую влагу, и окунуть в рот. Чимина аж трясло от того, как хотелось попробовать Чонгука на вкус, он буквально ощущал его кровь на языке — слегка солоноватую, но в то же время такую сладкую и терпкую, — фантомно чувствовал, как она стекает по горлу, проникая в каждую клетку и усмиряя внутренних демонов. — Чимин? Что случилось? — появление Юнги не заметили ни Пак, ни Чон, но оба никак не отреагировали на него, продолжая смотреть друг другу в глаза: Чимин — давяще, требовательно, а Чонгук — насторожено и с опаской. — Чонгук, что с тобой? — Мин подошёл ближе, отпихивая замершего Пака в плечо, и прервал их затянувшиеся гляделки. Опустился на колени у разведённых ног Чона, не заботясь о том, что его брюки испачкаются о землю, и потянулся к чужой лодыжке, но, когда оставалось буквально несколько сантиметров, замер в нерешительности. — Можно? — парень, прикрывший отчего-то слезящиеся глаза, открыл их, непонимающе уставившись на Юнги, а потом кивнул, тяжело выдохнув, и откинул голову назад, следя за чужими действиями из-под полуприкрытых век. Мин осторожно отлепил ткань штанины, прилипшей к коже из-за подсыхающей крови, от ноги и попытался осмотреть рану. Края сверху и снизу слегка зарубцевались, так как порезы там были неглубокие, но из сердцевины, в которую впивались железные зубцы, всё ещё обильно сочилась кровь. Юнги заметил, как сильно она пропитала землю под ногой, и сделал вывод, что, должно быть, Чонгук потерял уже много крови. — Нужно чем-нибудь перевязать рану, — пробормотал себе под нос Мин и, прежде чем Чонгук успел сказать, что в его рюкзаке есть всё необходимое, разорвал штанину до середины бедра прямо на парне. Быстро обмотав ногу чуть выше колена полученным куском ткани, он завязал тугой узел и скомандовал Чону крепко его держать. Парень послушно кивнул, продолжая думать о том, с какой лёгкостью, будто не прилагая совсем никаких усилий, Юнги разорвал плотную ткань штанов. Подняв рассеянный взгляд на Чимина, Чонгук заметил, что тот отступил на несколько шагов назад и прикрыл ладонью нос, словно тяжёлый металлический запах мог достать до него с такого расстояния. Всё ещё пялясь на Пака, он даже не успел заметить, как ловко и быстро Юнги освободил его от тисков капкана, швырнув жалкую железку в сторону. — Ну вот, так-то лучше, — довольно улыбнувшись, чем напомнил Чону большого кота, Мин внимательнее рассмотрел полностью открывшуюся ему рану. На мгновение его взгляд показался Чонгуку похожим на тот, каким совсем недавно его разглядывал Чимин, но это мгновение прошло так быстро, что парень подумал, что у него галлюцинации. Он слегка тряхнул головой, чтобы отогнать глупые мысли, поселившиеся в черепной коробке на фоне происшествия, и снова взглянул на парней. Пак всё ещё стоял в отдалении, неотрывно следя за каждым движением Мина, а его глаза выглядели как обычно, разве что радужка потемнела на несколько тонов, но никаких смоляно-багровых вен и затопившей яблоки черноты не было. С одной стороны, это открытие заставило Чонгука облегчённо выдохнуть, хотя и засомневаться на секунду в собственном рассудке, но с другой — подсознательно отдаться неясному чувству беспокойства, которое ни в какую не хотело верить, что всё увиденное ранее — лишь иллюзия его помутнённого разума. Переведя взгляд на Юнги, Чон нахмурился, не понимая, почему тот так пристально пялился на его оголённое, обдуваемое лёгким прохладным ветерком бедро. Наткнувшись на налившиеся за ночь фиолетовые следы от их вчерашнего «разговора» с отцом, он тут же стыдливо втянул голову в плечи и попытался прикрыть побои ладонями. — Что это? — заметив со своего положения яркие крупные кровоподтёки, Чимин стиснул челюсти, насторожившись и, казалось, позабыв о всём остальном. — Ничего, — буркнул Чонгук, бросив на него виноватый взгляд исподлобья. — Так мне кто-нибудь поможет или как? Юнги, сидящий спиной к Чимину, слегка повернулся, бросив на того короткий, но многозначительный взгляд. Пак глубоко вдохнул, закатив в раздражении глаза, после чего едва заметно кивнул, обрывая их безмолвный диалог. Прежде чем Юнги отвернулся, Чимин успел заметить на его лице раздражающую издевательскую ухмылку, отчего не удержался и громко цокнул, привлекая к себе внимание ничего не понимающего Чонгука. Калейдоскоп сменяющихся одна за другой эмоций обычно абсолютно невозмутимого Пака очень удивил ослабевшего парня. Разумом Чон желал проанализировать чужое необычное поведение и найти его причины, но стремительно теряющее силы тело отказывалось подчиняться. Лениво моргая, Чонгук едва смог сфокусироваться на появившемся перед поплывшим взором Юнги, изо всех сил прислушиваясь к чужому приятному голосу, словно тёплый мёд, ласкающему уши. — Чонгук, посмотри на меня. Внимательно слушай и выполняй всё, что я говорю. Ничего не бойся, — парень хотел спросить, чего ему бояться, но вдруг по телу, словно осязаемое, разлилось мягкими волнами спокойствие, омывая каждую клетку тягучим умиротворением. Чонгуку неожиданно стало так легко, как никогда прежде, а весь мир словно уменьшился, сжавшись до размеров пульсирующих и манящих золотисто-карих глаз Мина. Его зрачки словно двигались в завороженном танце, маня и гипнотизируя, заставляя слушаться и подчиняться. И Чонгук подчинился. — Выпей, — прокусив странно удлинившимися клыками собственное запястье, Юнги протянул его Чону, тыча едва не в губы. Тот шокировано уставился на чужую ладонь, слегка отшатываясь назад, но Мин схватил его свободной рукой за затылок и притянул ближе. — Чонгук, послушай меня, — и снова парень утонул в этих пляшущих зрачках, теряя собственную волю где-то за пределами досягаемости тела. — Ты должен выпить, — надавил сильнее Мин, видя сомнение на чужом лице. Чон не успел опомниться, как оказался вплотную к Юнги, крепко обхватив посиневшими от усилий пальцами его руку и впившись бескровными губами в продырявленное запястье. Он ничего не понимал, в голове вместо мыслей стоял плотный туман, отгородивший разум от оголённых в своих животных желаниях инстинктов. Перед глазами красной лампочкой мигало лишь одно — пить, и Чонгук жадно поглощал огромными глотками чужую кровь, на вкус напоминавшую самый прекрасный и одновременно с тем самый убийственный наркотик. Непередаваемое чувство эйфории затопило расслабившиеся вены, разнося по телу чистый адреналин. Юнги сел полубоком, уложив намертво вцепившегося в него парня себе на плечо, и взглянул на поджавшего губы Чимина. Тот отчаянно желал отвернуться, чтобы не видеть этого зрелища, но также отчаянно и упрямо продолжал разглядывать каждую чёрточку и изгиб искривившегося в голодном оскале лица Чонгука. — Ему уже хватит, — прошипел сквозь зубы, пнув носком упавший под ноги светло-зелёный листик. — Как скажешь, — ехидно бросил Мин, отрывая тут же исцеляющееся запястье от чужого рта. Чонгук на секунду потянулся вслед за удаляющейся ладонью, но оказался довольно резко оттолкнут назад и тут же отшатнулся, словно приходя в себя. — Всё в порядке, не волнуйся, — ласково произнёс Юнги, мягко, но одновременно с тем крепко хватая парня за щёки и заставляя посмотреть на себя. — А теперь расскажи нам правду, — сделал явный акцент на последнем слове, цепко удерживая на себе взгляд чужих глаз. — Откуда у тебя синяки? Чонгук не понял, что именно произошло, но слова неожиданно полились из него бурным потоком. Он продолжал завороженно следить за зрачками Мина, выкладывая всё о своих сложных отношениях с отцом как на духу. Слово в слово поведал о всех обидных и грубых заявлениях, брошенных господином Чоном прошлым вечером; о прекрасном, скрытом для него на долгие годы портрете матери; о первом ударе, ощущавшемся как ножом по сердцу; о посыпавшихся на него градом побоях и о непреодолимом чувстве победы и достоинства, несмотря ни на что. Он видел, как с каждым откровенным словом лицо Юнги всё больше серело, выражая всё негодование и возмущение от рассказанного. Ближе к концу Мин как-то неожиданно напрягся, словно весь одеревенел, и, развернувшись всем корпусом, бросил уж слишком робкий и осторожный взгляд в сторону Чимина. Он неожиданно побледнел, чем неслабо напряг Чонгука. Тот тоже поднял взор к Паку, но, в отличии от Юнги, успел заметить лишь яростно раздувающиеся ноздри и стиснутые до посинения кулаки перед тем, как Чимин резко развернулся. А в следующую секунду просто исчез. Какое-то время Юнги молча смотрел ему вслед, но в этом молчании было скрыто столько слов, чувств и эмоций, что, казалось, их ощущал даже Чонгук. — Кхм-кхм, — возвращая себе самообладание, Мин повернулся к растерянному и уставшему от этого долгого дня парню и сочувствующе погладил его по ноге. Чон хотел отшатнуться и уже сжал зубы от болезненных ощущений, но, ничего не ощутив, снова взглянул на рану, убеждаясь, что нога хоть и искалечена, но ещё на месте и, вроде как, должна ощущаться. Вот только никакой раны уже не было. — Что за… — от потрясения Чонгук даже глаза протёр, сомневаясь в их безошибочной работоспособности, но, разлепив веки, он увидел то же самое, что и секундами ранее: здоровую целую конечность без каких-либо царапин и тем более порезов. Медленно и осторожно щупая чуть грязную кожу, словно всё-таки не доверяет собственному зрению, он не обращал внимания на вздохнувшего Юнги, устало потирающего переносицу. Но тому, кажется, надоело нянчиться с Чоном. — Смотри на меня и слушай внимательно, — требовательно произнёс Мин, грубо хватая лицо парня и притягивая ближе к себе. — Забудь то, что здесь только что было. Ты споткнулся и упал, но ничего серьёзного. Чимин нашёл тебя и помог, меня здесь даже не было. Сейчас ты встанешь и вернёшься к поляне, где мы разошлись. Там ты встретишь меня, и вместе мы вернёмся домой, понял? — Чонгук послушно кивнул болванчиком и на секунду прикрыл глаза, а когда открыл их, обнаружил себя, одиноко сидящего на земле посреди леса.♡♡♡♡♡
Войдя в поместье, Чонгук заметил какое-то нервное оживление среди мечущихся по первому этажу слуг и, перехватив запястье пробегающей мимо Гён Хи, спросил, в чём дело. — Простите, господин, я сама толком ничего не знаю, меня послали на кухню за тазом с водой. Но я слышала, что хозяин отправился в город по делам, а вернулся буквально только что с нашим гостем, господином Паком, избитым едва не до полусмерти, — от шока Чон даже отпрянул, неосознанно отпустив руку девушки, и уставился на неё оторопело, тихо попросив повторить, ибо решил, что ему послышалось. Ну не могла быть правдой вся эта нелепица, так легко сорвавшаяся с чужих потрескавшихся от покусываний губ. Гён Хи бросила быстрый взгляд в сторону двери кухни и замялась на месте от нетерпения, но всё же послушно повторила каждое слово. Чонгук тихо ахнул и повернулся к стоящему рядом с ним Юнги, который в таком же замешательстве разглядывал лицо прислуги. — Господин, Вам лучше подняться в комнату хозяина и самому всё увидеть, а мне надо бежать, иначе тётушка Ан выпорет за медлительность, — нервно заламывая руки, промямлила Гён Хи и жалобно взглянула на Чонгука. Тот заторможено кивнул, отпуская, и смотрел её вслед, пока полы длинной накрахмаленной юбки не скрылись за тяжёлой дубовой дверью. Этот день явно решил попасть на первое место среди самых странных, сумасшедших и безумных дней в жизни парня. Он рассеянно оглядел стены поместья, скользя туманным взглядом по висящим на стенах портретам отца, его собственным и нескольким прекрасным натюрмортам и пейзажам известных художников. Разнообразие цветов и красок вдруг показалось Чонгуку совершенно нелепым, слишком ярким и вызывающим в окружающей обстановке. Он задумался, почему раньше этого не замечал, чувствуя себя словно проснувшимся от очень долгого и глубокого сна в совершенно незнакомом месте. Поплывшие в сумбурном направлении мысли прервал Юнги, осторожно коснувшийся плеча парня и указывающий на лестницу. Чонгук непонимающе смотрел на него с минуту, усердно пытаясь переварить происходящее вокруг, а потом посторонние звуки неожиданно обрушились на него, как при выходе из-под воды, и Чон рванул по лестнице вверх, перепрыгивая по две, а то и по три ступеньки за раз. Дверь в комнату отца была отворена, и Чонгук без заминки влетел в помещение, едва не сбивая испуганных слуг и врача, озабоченно топчущихся вокруг лежащего на постели господина Чона. Услышав шум, мужчина едва открыл отёкшие глаза, и его губы заметно задрожали, когда взгляд наткнулся на сына. Парень никогда не видел, чтобы этот крепкий и серьёзный титан, воспитывавший его в строгости с самого детства, плакал, но сейчас, разбитый, покрытый с ног до головы багровыми пятнами и синяками, он несдержанно всхлипывал, как маленький беззащитный мальчик. От контраста с тем, что он привык видеть, Чонгук даже оторопел, но не мог не признать, что при виде избитого и униженного отца он почувствовал жалость. Парень понимал, что в этот самый момент они поменялись местами, что, признаться честно, нередко представлял себе, лёжа в слезах в своей комнате. Он мечтал, что будет, как отец, смотреть свысока на израненное, истоптанное сердце своего единственного близкого человека и не чувствовать ни капли сожаления. Но он чувствовал. Сам готов был позорно расплакаться от того, что видел, и отчаянно хотел стереть каждый испещряющий тело грязный след. В конце концов, он гордился собой, ведь, несмотря ни на что, оказался лучше, чем смотрящий на него с сожалением в отчего-то вмиг постаревших на несколько лет глазах мужчина. Следящий за всем Юнги, кажется, понял смысл их безмолвного диалога и незаметно подал знак присутствующим. Те, кивнув, вышли из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Они остались наедине. Чонгук чувствовал себя странно и неуютно в компании самого родного на свете человека, с которым при этом ему было совершенно не о чем говорить. Чтобы не стоять истуканом, он медленно подошёл к стулу, на котором минутами ранее сидел врач, и аккуратно опустился на него. Господин Чон внимательно следил за каждым его движением, Чонгук не видел этого, но чувствовал буквально кожей. Подняв глаза к лицу отца, он набрал в лёгкие воздуха, собираясь что-то сказать, но мужчина его перебил: — Прости меня… — смяв в дрожащих руках край тонкого одеяла, он уткнулся в него, боясь увидеть в глазах собственного ребёнка отвращение или, что ещё хуже, ненависть. — Прошу, сынок, прости, что я был таким ублюдком… — промямлил едва разборчиво от новой порции подступающего к горлу комка раскаяния и сожаления. — Мне очень жаль, — всё-таки найдя в себе смелость, коротко посмотрел на Чонгука и тихо выдохнул, не увидев на чужом лице ни намёка на презрение. Лишь чистая, неприкрытая жалость. Что ж, он её заслужил. Он жалкий и чувствовал себя соответствующе. Но теперь, осознав это, он был твёрдо намерен измениться, главное — чтобы Чонгук ему позволил. — Я понимаю, что эти слова ничего не исправят, но я хочу измениться, — робко начал, проверяя эмоции парня на свои слова. — Хочу стать достойным отцом для тебя, — медленно приподнялся и потянулся рукой к лежащей на колене ладони сына. Не почувствовав сопротивления, крепко сжал холодные пальцы, пустившие по телу табун мурашек от разницы температур, словно дав немое обещание. — Пожалуйста, дай мне ещё один шанс. Больше я тебя не подведу. Чонгук в ступоре посмотрел на их сцепленные руки. Отец почти никогда не касался его, особенно так нежно и чувственно, считая это показателем слабости. Когда парень был маленьким, его это задевало, ведь он видел, как другие родители любят своих детей, но в какой-то момент стало всё равно. Чонгуку повезло, что у него были добрые и любящие няни, учителя и, конечно, тётя с дядей, благодаря которым он вырос не холодным и озлобленным, ненавидящим весь мир одиночкой, а хорошим, понимающим и сострадающим человеком, наслаждающимся жизнью и каждым её моментом. Именно поэтому он взглянул на ожидающего его вердикта отца, сжавшего в страхе губы в тонкую бледную полоску, и кивнул, приподняв кончики губ в лёгкой улыбке и накрыв ладонь отца второй рукой. Да, вероятно, кто-то назвал бы это слабостью, но Чонгуку плевать, он увидел в отце неожиданные изменения, о которых так мечтал все эти годы, и готов довериться ему в последний раз, потому что семья важна. Господин Чон слабо, но искренне улыбнулся, так, как не делал этого уже очень давно, и снова аккуратно опустился на подушки. Прикрыл глаза, и его лицо приняло умиротворённое, расслабленное выражение. Чонгук ещё долго смотрел на него, укладывая в голове мысль, что мужчина, вчера избивший его, и тот, что лежал сейчас перед ним, — один и тот же человек. К этому ему долго придётся привыкать, если, конечно, отец действительно изменится, как пообещал. Потом вспомнил пристальный и внимательный, почти осязаемый взгляд Чимина на себе, пока Чон показывал им с Юнги, как правильно стрелять из ружья. Хотя иногда Пак и был холодным и колючим, но отчего-то Чонгуку безумно нравилось ощущать на себе его взгляд. По какой-то неизвестной причине Чонгука тянуло к Чимину, рядом с ним он находился в постоянном будоражащем, но таком сладко тянущем где-то внизу живота напряжении, что просто не мог и не хотел этому сопротивляться. Снова взглянув на отца, парень заметил, что тот уснул. На блаженном, окутанном магией Морфея лице всё ещё расплывалась слабая улыбка. Чонгук отпустил ослабевшую руку мужчины, осторожно, чтобы не потревожить, уложив её на одеяле вдоль тела, и, задержав взгляд на мерно вздымающейся груди, откинулся на спинку стула. Вспомнив своё фееричное падение в лесу, он задумчиво взглянул на порванную штанину и мысленно порадовался, что так легко отделался. Тут же его мысли снова занял Пак, который нашёл его. Осознание того, что, вместо того чтобы поохотиться, как того и хотел, Чимин пошёл за ним, подсознательно польстило Чонгуку. Пока он не вспомнил его взгляд. Холодная волна обдала всё тело парня, словно на голову вылили ушат ледяной воды. «Что это было? Почему Чимин был похож на какого-то хищника, лишённого человеческих чувств и эмоций? Кто же на самом деле такой Пак Чимин?» — настойчивые, выбивающие почву из-под ног вопросы один за другим врывались в сознание Чонгука, принося хаос и панику. Охваченный одержимыми, терзающими душу размышлениями, он не заметил, как уснул прямо там, на неудобном стуле в комнате отца.