***
Закрываются лавочки и таверны из-за отсутствия посетителей: сегодня все осели по домам, попивая теплый чай или вино. Только волки носились по полю, не желая возвращаться в волчарню. Серые тучи, как обрывки ткани, быстро неслись по небосклону. В замке зажгли свечи, несмотря на ранее время. Слуги, после того, как растопили камины, спустились на кухню. Там, сидя возле печки, старик рассказывал древние, как мир, сказки. Чонгук взял в ладони лицо младшего и, наклонившись, поцеловал. — Сыграешь? — Звёздную? — Да, именно её. Чонгук, не выпуская руки Чимина из своей, повёл его по коридорам в Светлый зал. Там тоже уже горели свечи и из камина слышался треск поленьев. Чимин начал играть, а Чонгук стоял рядом, облокотившись о рояль, и смотрел в лицо мужа. — Так что мы подарим... — Тш-ш! — Чимин поднял взгляд на альфу, не переставая играть. И Чонгук мог бы поклясться, что заметил, как глаза омеги блеснули привычным зелёным цветом. — Научишь? Чимин резко встал с банкетки и усадил на неё мужа, но тут же растерял свой запал: — У меня нет нот... — Я всё равно их не знаю. — Тогда начнём с аккордов басового ключа. Их играют левой рукой. Так, нажимай на эту клавишу и на эту. Да, правильно, это ноты «до» и «до». Чего ты смеёшься? — Почему они одинаково называются? — А-а, ну потому что это октава. Ноты повторяются каждую октаву, просто разной тональности, или, если так проще, смотри. Он нажимает на клавишу и продолжает. — Это «до», слышишь, какой низкий звук, и это «до», только теперь звук высокий и звонкий. —Угу, — задумчиво кивнул Чонгук и нажал на клавишу. — Это тоже «до»? — Нет, — рассмеялся Чимин. — Это «рэ» малой октавы. — О всемогущие волки! Ладно, просто говори, куда тыкать. — Эй! Поуважительней, Чон Чонгук! — Прости, так куда? — Зажимай «до» и «до» левой рукой, как я показал. Молодец, их нужно держать долго, а правой быстрее играть, нажимая вот эту, эту и эту. «Соль», «до», «ми». Ага, только не забывай, что «до» и «соль» под диезом. — Чего? Чимин рассеяно улыбнулся. — Ну, диез. На чёрную клавишу нажимай. — Ох-х! Всё, Чимин, я запутался. — Это несложно, если разобраться и практиковаться каждый день, — Чимин провёл пальцами по руке альфы. — Давай лучше ты будешь играть, а то твои ушки завянут, если я буду пытаться, — и он беспорядочно ударил пальцами по клавишам. Рояль издал жалобный нестройный звук. Чимин рассмеялся: он даже подумал, что задохнётся из-за нехватки воздуха. Чонгук же как-то обиженно посмотрел на него и, схватив за талию, усадил на колени. — Так что же мы подарим? — А какие есть идеи, Гук? — Волка? — развёл руками альфа, и Чимин чуть с него не свалился — Кхм, что?! Чтобы он там всё съел и сам умер в одиночестве, вдали от сородичей? — Ты драматизируешь. — Умнг, — издал непонятный звук омега и потёр лоб. — Может, украшение из драгоценных камней и мечи из ласимирской стали? — Неплохо. Думаю, им понравится. Чимин и Чонгук поужинали поздно, они долго отдавали распоряжения по подготовке подарков для будущих супругов . Они отплывают в Нуварию через восемь дней, Чимин всё больше волновался. Наконец он увидит свою семью. Укол совести о том, что он ни разу не написал им, не давал омеге заснуть. Но в его жизни произошло слишком много событий за короткое время, что он просто не мог описать всё четко и ясно, да ещё так, чтобы не испугать родителей и брата. С такими мыслями он поднялся с кровати и подошёл к зеркалу. Через окно в комнату заглядывала луна: тучи под вечер разогнал ветер, и на небе показались звёзды. Чимин долго всматривался в своё лицо. Как объяснить, что с ним? Ведь папа и отец не знают легенды Ласимирии. Что они скажут? А как это поймет Юнги? Не посчитает ли он, что это из-за Чонгука и не начнет ли ненавидеть супруга своего брата? «Всё будет хорошо», — прозвучал в голове голос альфы. Тот всегда это говорил, и Чимин ему верил. Резкая боль в голове вывела его из раздумий. Он опёрся рукой о зеркало и, оказавшись так близко со своим отражением, увидел, как собственные глаза стали темнеть, а в ушах стоял шум и далекий вой. Но всё закончилось так же резко, как и началось. В отражении снова был он, Чон Чимин, а то незнакомое существо отступало. Омега закрыл себе рот ладонью, чтобы не закричать. Он лёг в постель и сразу же заснул.***
Утро наступило слишком быстро. Вот только он закрыл глаза, а через секунду его уже будет Чонгук и что-то серьёзное говорит. — Гу-ук... — Вставай, нужно кое-что обсудить. Чимин сполз с кровати и накинул на плечи халат. Проморгавшись, он увидел альфу в таком же наряде, что и сам. — Ну? — Слушай, вернулся Минхо с двумя своими людьми. Они будут нашей персональной охраной в поездке, поэтому нужно немого согласовать все действия. А и ещё я попрошу его обучить тебя сражаться. — Хорошо, но почему так поспешно? — Они буду в столице три дня, потом вернуться в Инфернию. Но к отплытию успеют. — Зачем такие сложности? — Это как с диезом или как там его. Без определённых деталей и действий мелодия не получится. Чимин улыбнулся — Сколько мы будем в Нуварии? — Пять дней.***
Минхо выглядел болезненно: у него было бледное лицо, под глазами виднелись тёмные пятна, зрачки блестели нездоровым огнём. — Минхо! — Императоры! — тот тяжело поднялся со стула и поклонился, видимо, быстрая и длинная дорога его измотала до конца. — Что случилось? — Господин, мы работаем по вашему приказу. Но нас стали убирать... Не только людей Ласимирии, но ещё Нуварии и Вейтунии. Несколько моих людей уже мертвы. — Кто? — Ким Гаон, Ли Ран, Пак Хёнщик. Их точно убили. Чимин, не сдержавшись, выкрикнул: — А из наших? — потом, смутившись, поправил себя: — Из Нуварии? Минхо наклонил голову и слегка покачал ею. — Я не могу это Вам сказать, император. — Это плохо? — обратился Чимин к альфе и развёл руками. — Это значит, что Инферния начала войну. Негласную, необъявленную войну. Чимин опёрся о руку мужа и сжал её до боли. — Вы... Правы, император... Но есть ещё кое-что... — Что? — Чонгук, увидев взволнованное лицо преданного ему человека, сам напрягся. — Дэтримирия пала... Помните, я говорил про то, что Бомгю туда ввёл своих солдат, когда Дэтримирия открыла свои границы... Так вот, по его приказу убили короля и всю его семью. Чонгук громко дышит. Его глаза бегали по комнате, а в голове быстро выстраивались цепочки действий. — Император, думаю, мне сейчас нужно вернуться в Инфернию. Обучить императора Чимина сможет и другой. Я вернусь к вашей поездке, но сейчас... — Ты не вернёшься в Инфернию. — Что? — Минхо побледнел. — Император, там мои люди! — под конец фразы его голос сорвался. — Ты не поедешь туда. Чимин удивлённо посмотрел на мужа. — Я не могу тебя лишиться. Ты лучший шпион, воин. Ты верный и преданный мне человек. Ты нужен мне здесь. Минхо упал на колени и заплакал. Подползая к Чонгуку, он цеплялся за его одежду. — Позвольте мне вывести оттуда своих людей... Им-мпер-ратор! — он захлёбывался в слезах. — Там мои люди... — Если ты туда вернёшься, тебя убьют. — Они... — Минхо трясущейся рукой указал на окно. — Он убьёт их... Истерзает их тела... Я видел... Видел осквернённые тела своих людей... Хёнщика растерзали собаки... Я... — рыдал он в голос. Чимин только сейчас понял, что произошло и что произойдет. Он осознал, что солдаты — такие же люди: они тоже чувствуют, им тоже страшно, у них есть любимый человек и, возможно, семьи. Чимин опустился на пол возле рыдающего командира разведки. Приобняв за плечи, спросил тихо: — Как его зовут? — Кан Ё Ну... — тихо продолжая плакать, ответил Минхо. — Помянем, — с сожалением в голосе произнёс Чонгук. Минхо издал душераздирающий крик. Потом глазами, наполненными слезами, обратился к Чонгуку: — Вы... Вы говорили, что капитан покидает корабль последним... Я... Командир разведывательного отряда, направленного в Инфернию. Разве не должен быть там, с ними? Разве я не должен их вывести? — Ким Гаон, Ли Ран, Пак Хёнщик, Кан Ё Ну, Вон Ги, Ким Гёнэ, Чон Кенсу. Помянем верных воинов Ласимирии. Они служили верой и правдой. Мы никогда не забудем их жертву Империи. Спасибо за верную службу, Кан Минхо. Тот, не найдя в себе сил даже стоять, на коленях упал на пол. Чимин тут же приподнял его. — Император Чон Чимин, а вы бы смоли просто здесь сидеть, зная, что там ваш муж и что его убьют? Чимин прикусил изнутри щёку, чтобы не заплакать. Он держал у себя на коленях заплаканное лицо омеги. Сейчас Минхо и вправду был просто омегой. Не солдатом, не послом, не шпионом. Он был просто человеком, который потерял всех людей, которыми дорожил. — Чхоль! — крикнул Чонгук и, когда пришёл лекарь, отдал приказ. — Помоги. Он указал на обессиленного Минхо и поднял с пола Чимина. Чонгук вывел его из тронного зала и, только когда они остались вдвоём, молодой император позволил себе выплеснуть все эмоции. — Почему!? Почему ты не позволил ему вернуться?! — Чимин, нужно уметь принимать сложные, тяжёлые, страшные решения. Ты должен думать о всём народе Ласимирии. Я не могу отправить на смерть командира, который знает все сведения и лучше всех понимает действия Бомгю. Он очень ценный человек. Как и любой солдат Ласимирии, но мы с тобой не добрые герои, спасающие каждого. Мы не можем этого, но в наших силах пожертвовать малым, чтобы спасти остальных. Это война, Чимин, это наши решения, это тяжёлое бремя монархов. Если мне не веришь, то спроси у моего папы, у своих родителей, у родителей Тэхёна. Мне тоже больно, но я в ответственности за Ласимирию. Я, ты, мы. Только вместе мы можем спасти наш народ. Понимаешь? Чимин кивнул и уткнулся носом в грудь альфы. Он тихо плакал, а Чонгук гладил его по голове.***
Вечером Чимин навестил Минхо в его доме на окраине столицы. Там стоял такой аромат, который всегда бывает в давно нежилых помещениях. — Мы здесь последний раз жили несколько лет назад. Перед нашей отправкой в Инфернию... Император Чон Чимин, вы отличаетесь от других правителей, — помолчав, он продолжил: — Мне двадцать пять лет... С девятнадцати я служу в разведке, но меня взяли на службу раньше, в семнадцать. Еще Рюмин, отец вашего мужа, разглядел во мне какой-то талант... Не знаю, правда, что это было. Наш план заключался в том, что никто не заподозрит, что такой малец, как я, может быть командиром отряда разведки. Да и в отряде-то все не шибко взрослые были. Это, как говорится, план-капкан, — он невесело рассмеялся. — Изначально, с семнадцати до девятнадцати лет, я был, можно сказать, в подмастерье у старого посла, но в это время мы все готовились к нашей миссии. И ведь каждый, кто на это согласился, понимал, что в любой момент он может не вернуться... Мы рисковали своей жизнью ради Ласимирии... Мы все этого хотели, — горько произнёс он. — А когда на престол взошёл Чон Чонгук, мы поняли, что молодой император другой: он будет принимать более суровые меры и решения ради страны, которую мы так любим. Он никогда не позволит ей опуститься на колени перед другими, за это мы полюбили его, как нашего императора и повелителя. Он учил меня, не смотря на то, что не намного старше был. Учил быть командиром, солдатом. И я только сейчас понял, как тяжело ему даются все эти суровые решения.... И разумом понимаю, что мне нельзя туда возвращаться, но... Сердце болит... Мой муж... Там... А я тут... — Он знает, что вы его любите. Что вы, как и он, служите империи. Что просто так вы бы его там не оставили... Он знает и, я уверен, поймёт. Обязательно, — молодой император гулко сглотнул и продолжил: — Вам нельзя тут оставаться: здесь не пахнет жизнью. Перебирайтесь во дворец, там обязательно для вас найдётся место. И двое ваших людей здесь, им нужна поддержка. — Спасибо... Я только соберу вещи... Я должен попрощаться... — Конечно, я пришлю за вами людей. Они помогут вам переехать во дворец. Чимин вышел и, наконец, вдохнул полной грудью. Война — это не только сражения, звук удара металла о металл. Это ещё душевные раны, которые никогда не заживут. Осознав это, он отправился во дворец. «Пора взрослеть, Чон Чимин», — пронеслось, словно удар, в его голове. Омега вздёрнул голову и посмотрел на облака. Небо заплакало дождём.