Уязвимость

      Этот Уик-Энд выдался на отлично: очередная первая позиция для их команды. Довольный коллектив, довольные фанаты, и, самое главное, довольные они.       И, конечно, самое любимое у любого гонщика: брызгаться шампанским на подиуме, и особенно с первой, высшей среди других, ступеньки. Особенно хорошо, когда делишь ее с товарищем по команде, хотя… с любым другим Матьё бы не горел желанием ее делить. Мэтт, – его товарищ, – был другим. Звучит банально и для самого француза, но что поделать – австралиец очаровательно улыбался, возбужденно плескал в него шампанским, сиял… Он не устоял.       Как только шум закончился, суета рассеялась, итоги были подведены и все трофеи выданы, оба парня спокойно выдохнули.       Обычно, даже если они и снимают два разных номера, Мэтт любит оставаться у Матьё. Предлоги бывают разные – «засиделся, уходить поздно», «да ладно, тебе же не тесно», «у меня номер на этаж ниже, холодно», «что ты скажешь персоналу, если они увидят меня, ночью выходящим из твоего номера? Без гейства». А Матьё не мог отказать. Да и австралиец не мешался – спал на диване, тихо, может иногда сопел, но это мелочи.       Этот вечер не был исключением, Мэтт остался у него.              Было ближе к десяти вечера.       Матьё копался на кухне, его товарищ сидел где-то в гостиной, скорее всего, бессмысленно листая ленту соцсети. Он хмыкнул, зная, что австралиец уже не пойдет к себе – «поздно».       Закончив дела на кухне, он вернулся в гостиную, плюхнулся на диван рядом с Мэттом. Мэтт лишь глянул на него, но, ничего не сказав, продолжил бессмысленные забеги по ленте. Матьё нахмурился, заметив, что тот подозрительно листает по дисплею, как-то в трепете – Мэтт нервничал.              – Ты нервный.       – Да… сегодняшняя гонка была тяжелой, ты тоже наверняка устал. – Невозмутимо ответил австралиец, пытаясь скрыть дрожь в голосе.       – Нет, ты не поэтому нервный. Я гоняю с тобой почти год, ты никогда себя так не вел после гонки.              Француз посмотрел в глаза Мэтту: тот правда выглядел не собой, чересчур тревожно для привычного «Матти». Недоверчиво окинув его взглядом, он как бы намекнул, что знает, или, по крайней мере, понимает, что австралийцу есть что рассказать. И от Мэтта это не ускользнуло – тот поежился, сжал губы в полоску, отвел взгляд в пол. Посидев так минуту, он, наконец, отложил телефон в сторону и посмотрел Матьё в глаза, глубоко:       – Я гей.              Назойливая тишина тут же охватила комнату.       Мэтт начал паниковать, его глаза бегали в разные стороны, и этого Матьё не мог упустить. В горле у самого был ком, а на уме ничего, что могло бы успокоить товарища. Француз схватил того за руки и сжал, дожидаясь, когда австралиец придет в себя и перестанет дрожать. Им обоим повезло, что Мэтт стрессоустойчивый, и дело не дошло до панической атаки.       Австралиец шумно выдохнул.       Матьё начал поглаживать его руки большим пальцем, с трудом, но создавая безопасную среду. Он просто не хочет, чтобы Мэтт чувствовал себя уязвимым.              – Все хорошо.              Австралиец неуверенно посмотрел на него. Он, мало того, что был в шаге от истерики, так еще и услышал то, чего не ожидал.       Но он выдохнул. Еще раз. Так же шумно.       Матьё, ничего не говоря, обнял его. Он прижал его к себе как можно крепче, давая понять, что все в порядке. Что Мэтту нет причин переживать, и тем более так сильно. Тем более с ним. Мэтт, в свою очередь, обнял его и сжал крепче, уткнувшись носом между шеей и плечом.              – Будто это должно было изменить мое отношение к тебе.              Мэтт на секунду вырвался из объятий товарища, очень нехотя. Недоверчиво окинув его взглядом сверху-вниз, он отсел, уже полностью вырываясь из теплой, приятной идиллии. Это было спонтанно, только сейчас он понял, что вырываться оттуда было необязательно. Только менять что-то уже поздно, ведь теперь на него смотрели недоверчиво.              – Нет, нет, не должно было… – пробормотал австралиец, мотнув головой.              Он бросился в объятия к французу, прижимаясь к нему так же крепко, как и минуту назад.       Он не хочет его отпускать. Только с ним он чувствует себя в безопасности.       До этого в представлении Мэтта в принципе не было идей, как кто-то может отреагировать на его каминг-аут. Признавая для себя, и реакцию Матьё он представлял смешанной – тот мог и отвергнуть, посмотрев на него с отвращением, или… сделать то, что он сделал сейчас. Почему-то первое казалось Мэтту более вероятным исходом, несмотря на то, что он знает Матьё достаточно хорошо и мог доверить ему почти что угодно.              – Ты мне нравишься, – шепот, возле уха Мэтта, еле слышный.              Австралиец сначала и не понял, что именно сказал Матьё. Мгновение спустя здравый смысл начал возвращаться к нему, и, поняв, что сказал Матьё, он резко отпрянул.       Им двоим казалось, что время тянется бесконечно. И Мэтт, и Матьё сверлили друг друга взглядами, всматриваясь как бы очень пристально и глубоко. Так же, как это делал сам Мэтт до того, как признаться.              – Подожди, что? – тихо спросил Мэтт, не совсем веря в услышанное.              Австралиец отодвинулся, не доверяя на данный момент ни себе, ни товарищу.              – Ты мне нравишься. – повторил француз, более уверенно.              Мэтт, казалось, вообще не моргал.       Сейчас комната, в которой они зависли только на этот вечер и уже завтра планировали уезжать, ощущалась как что-то вечное. То, где они застряли, и уже никогда не выберутся из всего напряжения, окружавшего их. Как-то неприятно, выматывающе, и ничего, кроме как сбежать, не хотелось. Сбежать, взять с собой товарища… Взять с собой товарища.       Неуверенно, Мэтт потянулся к Матьё, придвигаясь так, чтобы между ними оставалась минимальная дистанция. Он медленно приблизился к его лицу, останавливаясь, спрашивая разрешения. Только после того, как француз еле заметно кивнул, Мэтт робко, осторожно, пробуя, коснулся его губ. Это было слишком быстро. Австралиец медленно отстранился, наблюдая за реакцией Матьё. Тот был спокоен, а его щеки слегка красными. Француз оглядел его снизу-вверх и улыбнулся. Тепло, достаточно тепло, чтобы дать Мэтту зеленый свет. Австралиец нервно рассмеялся, закрывая лицо ладонью. Он шумно выдохнул, как и в прошлые несколько раз.              – О, боже… – вздохнул Мэтт, продолжая смеяться.       – Нет, нет, все хорошо… – француз взял того за руки, крепко сжав.       – Ну, я просто… в шоке, мягко говоря. Прости, прости меня за это, пожалуйста, мне жаль…       – Замолчи.              Матьё не дал тому договорить, резко хватая лицо Мэтта обеими руками и прижимая к себе в глубоком, более страстном, поцелуе. Австралиец, как и было ожидаемо, понял все не сразу, однако и много времени для осознания ему не понадобилось. Он отвечал на поцелуй, затянуто промычав, положив руки на бедра старшего, поглаживая. Оба отстранились, тяжело дыша, ослабив хватки, сделанные в каком-то отчаянном состоянии. Отпускать не хотелось и не хочется, лишь держаться, отчаянно…       Тишину, без сомнений, первым разорвал Мэтт. Он смеялся. Нервно, или от счастья – знает только он. Стоило только подхватить смех французу, как австралиец, схватив того так же, как и француз его поцелуем до, притянул его для такого же глубокого поцелуя. Мэтт запустил пятерню в коротко стриженные волосы Матьё (про себя он подметил, что стригся тот недавно). Австралиец шумно дышал, не отпускал, держался крепко. В конце концов, все дошло до того, что Мэтт залез ему на колени, потираясь о ноющий стояк француза.              – Блять, – выдохнул Матьё, разрывая их поцелуй. В ответ Мэтт лишь проскулил.              Матьё схватил товарища за бедра, нежно погладив, и Мэтт прижался к нему еще сильнее, предвкушая, но был расстроен, когда понял, что Матьё сделал это только для того, чтобы спустить его со своих колен.       Мэтт был разочарован, и тут же удовлетворен – Матьё спустился на свои колени, аккуратно положив руки на ляжки австралийца. Получив кивок и довольную ухмылку, Матьё раздвинул его ноги, наклоняясь ближе, и посмотрел вверх. От такого зрелища Мэтт невольно, и неожиданно для себя, то ли фыркнул, то ли проскулил. Кивнул еще раз, без слов понимая, что француз спрашивает разрешения. Он был очень рад, что они понимают друг друга без слов.       Матьё вздернул его футболку, издевательски поцеловав того чуть ниже пупка, и расстегнул ширинку джинс. Мэтт выдохнул, оно ощущалось, как освобождение – его член слишком долго упирался в узкие джинсы. Матьё стянул их вниз, специально не трогая боксеры, наблюдая за австралийцем и тем, как он отреагирует.       Наблюдал лишь то, как он нетерпеливо виляет бедрами.              – Матьё! Пожалуйста, поторопись! – не стесняясь ничего, умоляет он.       – Juste pour toi, chérie.              В ответ Мэтт простонал, похоже, раздраженно, но и очень впечатлившись. Ему нужен Матьё, говорящий ему что угодно на французском, даже если он будет называть его шлюхой. Ему нужен Матьё.       Матьё не торопясь, дразня, спустил с него боксеры. И теперь понятно, почему Мэтт так скулил, хотя и было очевидно. Австралиец умоляюще смотрел на француза, прося того сделать хоть что-то. Не задерживаясь, Матьё взял член Мэтта за основание и облизнул головку. Со стороны младшего гонщика послышалось довольное шипение. Мэтт облокотился на спинку дивана, его кадык дернулся. Матьё прошелся языком по всей длине, и, резко для Мэтта, взял член в рот почти наполовину. Мэтт простонал, его рука потянулась к голове товарища, – или уже и не совсем товарища, – пальцы вжались, когда Матьё брал больше. Конечно, француз не смог взять полностью и до основания, однако этого было достаточно, чтобы австралиец довольно скулил, и шептал просьбы продолжать, или быть быстрее.       Француз набрал темп, привыкнув к размерам Мэтта (снова отмечая про себя: не таким уж и большим, по сравнению с его собственными). Тот довольно стонал, слегка толкаясь в его рот.              – Матьё, пожалуйста!              Больше всего французу нравилось слышать собственное имя, слетающее с губ Мэтта, то, как он стонал, умолял его снова и снова. Если бы он был котом, он бы мурчал: Мэтт не забывал поглаживать его по голове, перебирая его короткие волосы, цепляясь пальцами в макушку или затылок, при этом прижимая ближе к себе.              – М-Матьё, я… я сейчас!              Мэтт попытался сорвать голову товарища со своего члена, но почувствовал отпор. Матьё провел языком по головке, вместе с этим проскользнув рукой сверху-вниз по основанию. Он знал: тактика беспроигрышная. Мэтт крепче сжал его за затылок, уже наоборот – прижимая того ближе, кончая ему в рот с громким, протяжным стоном.       Австралиец тяжело дышал, не находя себе сил ни на что. Матьё сглотнул все, вытерев рот рукавом от своей толстовки. Он потянулся к Мэтту, вжимая того в диван, глубоко целуя. Мэтт почувствовал соленый привкус, и довольно ухмыльнулся, когда Матьё отпрянул.       Французу нравилось смотреть на самодовольного товарища по команде, и в гонке, и сейчас – после секса (что было для него новым).       Матьё сел рядом с ним, все еще не веря в то, что он сейчас сделал, и что происходит между ними сейчас.              – Боже мой, приятель, у тебя стоит колом, – присвистнув, заметил Мэтт.       – Так может, ты мне с этим поможешь? – ехидно спросил француз, уже зная ответ.              Мэтт лишь фыркнул, закатив глаза, и сел на колени Матьё, как и тогда, когда делал это в порыве первой страсти.              – Извини, я не спец по минетам, так что удивить тебя не смогу, – предупредил Мэтт, расстёгивая ширинку товарища.              Матьё ничего не сказал, только схватил его за талию и притянул немного ближе.       Мэтт просунул руку в боксеры, обхватывая его член, но тут же был прерван.              – Стой, стой. Я… не люблю делать это в одежде.       – Почему ты не сказал об этом раньше? – его хватка ослабла, он смотрел на него немного обеспокоено.       – Ты умолял меня сделать это быстро, я и сделал.       – Ладно…              Вытаскивая руку из боксеров, он сразу ухватился за толстовку француза, и, дождавшись, пока тот поднимет руки, потянул ее вверх. Он отбросил ее в сторону, уже не заботясь о ее судьбе, и почувствовал требовательную хватку на своей футболке.       Вскоре вся одежда валялась ненужным комом где-то в стороне, не заботившей никого из них. Мэтт уселся на колени Матьё, как и пару мгновений ранее, одной рукой сжимая плечо товарища, а другую держа на его торсе, дразня, как француз делал с ним до.       Матьё оглядел Мэтта: тот был худым, но подкаченным. Со стороны казалось, что он хрупкий, поэтому он, прикоснувшись к его талии, сделал это мягко, в добавок просто изучая, ища то, что им обоим понравится. Мэтт провел по его члену рукой, от основания до головки. Ничего удивительного в этом не было, но Матьё еле сдержал гортанный стон.              – Не молчи. – Последнее, что сказал Мэтт, прежде чем свести оба их члена.              Француз простонал, руки австралийца были крепкими, а пальцы – что нужно. Проведя большим пальцем по головкам, он размазал предэякулят по всей длине, следом получая дрожащий вздох.       Он и не старался делать что-то впечатляющее: водил рукой вверх и вниз, иногда поглаживая головки. Матьё стонал не так громко, как это делал Мэтт, но комната определенно была заполнена шумом.       Мэтт небрежно накрыл губы Матьё своими, на этот раз без дикой страсти – просто, просто потому что ему хочется. Матьё вжимался пальцами в его талию все сильнее, чувствуя, что, такой приятный, но раздражающий узел в паху развяжется. Ему нравились руки Мэтта, его попытки проявить внимание не только из-за сексуального побуждения, его вздохи – всё.              – Матти…              Матьё выдохнул его имя очень тихо, Мэтт понял, к чему.       Матьё кончил первым, вскрикнув. Мэтту не потребовалось много времени, чтобы кончить следом за ним.              Француз облокотился на спинку дивана, задрав голову. Мэтт слез с его колен, развернувшись спиной к его груди и ложась прямо так, прямо на него. Он почувствовал на себе руку, прижимающую сильнее, он закрыл глаза и положил голову на нее. Оба парня шумно выдохнули.              – Матьё.       – М? – промычал тот, отвечать связанно не шибко хотелось.       – Я люблю тебя.       – Я это понял. Я тоже люблю тебя, – прошептал тот, улыбнувшись.              Матьё невесомо поцеловал Мэтта в макушку, слыша тихое сопение. Он хмыкнул, когда убедился, что тот уснул. Грудь австралийца вздымалась медленно, спокойно. Теперь и он может уснуть спокойно, зная, что «Матти» у него, что ему не нужно искать отмазки, чтобы остаться, и не нужно врать, чтобы провести с ним больше времени.