Между солнцем и холодом

Когда он спускается с ринга с дымящимися и подмороженными обломками десятка меков позади, кровь все еще кипит, сердце колотится молотом в грудной клетке, разгоняя адреналиновый жар по венам. Все чувства по-прежнему обострены, и звонкий, веселый голос Навии вплетается в этот гул так органично, что его немного ведет уже от того, как она просто зовет его по имени. В полумраке крепости, где стерты между собой даже ночи и дни, Навия сияет ослепительным, теплым золотом. Навия пахнет сладостями и дикими, колючими розами. Может быть, именно поэтому прежде чем почтительно пропустить демуазель Спина-ди-Росула в свой кабинет и закрыть за ней с грохотом дверь, ее спутников Ризли аккуратно оттирает, оставляя их там, снаружи. — Мои поздравления, герцог! — с серьезным и торжественным видом одаривает Навия его полупоклоном и тут же смеется, словно невзначай касаясь его плечом. От ее близости неостывшый жар тараном бьет в голову, инстинкты, дикие, собственнические, яростно требуют немедленно смять эти нежные губы, сгрести ее всю в объятия, избавиться от вычурных, пышных тряпок, чтобы прямо здесь, сейчас ощутить податливую, чувственную роскошь тела, саму ее близость, ее удовольствие… Не отпускать от себя никогда. Навии лучше не знать. Не знать ничего об этом. Он и сам предпочел бы не знать, что можно вот так потерять голову — разрываясь от бури внутри, разрываясь за одно мгновение от «не приходите больше, демуазель» до «останься…», и умом даже немного смешно над собой, над этими корявыми, изломанными и больными чудовищами из чувств, накрепко запертыми в надежной клетке. Господин Каллас был прав. Диким солнечным розам тесно и темно в подземельях с чудовищами, но теперь Навия слишком часто нарушает размеренность дней крепости Меропид. А Ризли невозмутимо и вежливо предлагает ей чай. Он всегда предлагает ей чай, чтобы случайно не предложить сердце и не добавить в список своих грехов пару-тройку новых. С торжествующим видом Навия высоко вскидывает руку с маленьким свертком в пестрой шуршащей бумаге. — Пирожные! С беззвучным смешком Ризли сам ловит ее ладонь. — Так это мой маленький приз? — и легкая, чуточку насмешливая улыбка касается губ, голос проседает, ломается жадной, хищной хрипотой, выдавая в какой горящий беспорядок Навия превращает его — ненамеренно Жестом. Словом. Взглядом искрящихся смехом голубых глаз. Навия медлит, Навия смотрит на него долго и внимательно, словно видит насквозь. Ее щеки с милыми ямочками цветут дикими нежными и колючими розами, у него перед глазами плывет, а замки на клетках слабеют. Может, потому что его кровь все еще слишком горячая от панкратиона, может, потому что Навия… Он делает глупость, он делает ужасную глупость, отрезая самому себе шаг назад. — Неужели… — дразняще касается губами тонкого запястья у кружевного края рукава, ощущая как тут же ее пульс начинает частить. — Неужели я был так невпечатляющ, демуазель, что не заслужил даже немного пирожных? Навия оскорбленно вскидывает золотистую бровь. — Даже?! — но все еще не отнимает руки, и ее взгляд становится неожиданно чувственным и лукавым. — Вы бессовестно несправедливы к моим лучшим миндальным пирожным, герцог, — кончик ее языка проворно облизывает пересохшие разом губы. Он оставляет еще поцелуи на ее запястье и на середине изящной ладони, увлекшись, медленно целует по одному тонкие, подрагивающие пальцы, ощущая как топит себя с головой. — Ризли… Ох! — Сверток с пирожными с шорохом падает на пол, когда она порывисто прижимает руку к губам, и оттого как ее прерывающимся голосом звучит его имя, Ризли как будто весь плавится. Контроль трещит по швам, весь он трещит по швам, он всухую проигрывает себе и своим эгоистичным, слепым желаниям. Даже если это сведет на нет весь долгий, кружной путь, которым крошечными шагами сокращалась казалось бы бесконечная дистанция между солнечной, очаровательной демуазель Спина-ди-Росула и главным тюремщиком пугающей крепости Меропид, и Навия больше никогда не нарушит покой его устоявшейся жизни… И разве не этого в глубине души он хотел? Разрываясь желаниями, Ризли кусает губу изнутри так, что во рту становится солоно. Делает шаг назад, упираясь спиной в собственный рабочий стол. — Ну нет! — недовольно вскрикивает Навия. Не удовлетворившись, она даже ловит его за галстук и притягивает обратно еще ближе, почти упираясь носом в его широкую грудь. Сама требовательно, жадно находит его губы губами, неожиданно шершавыми, обветренными скорее как у какой-нибудь юной рыбачки из Флёр Сандр, чем у утонченной, похожей на точеную фарфоровую куколку демуазели. Впрочем, это Ризли не слишком спасает. Утопая в череде поцелуев, в запахе ее кожи, во влажном, сбивающемся дыхании, в шелковистости золотых локонов он отчетливо понимает что едва ли его уже хоть что-то спасет. — Если мы не остановимся сейчас — мы уже не остановимся. — А зачем? — уперев в бока руки, беззаботно смеется Навия, и ее смех отражается от хмурых, темных стен его кабинета. А колено прижимается к его колену. Наклонив ниже голову, Ризли аккуратно сдвигает ее пышно украшенную шляпку назад. — Я имею в виду, моя милая демуазель, — предупреждает он вполголоса, — что мы едва ли доберемся до постели с чистым бельем. А разложить вас на столе, как какую-нибудь девчонку с улицы… — Но я и есть самая обычная девчонка Флёр Сандр, ваша милость, — Навия бросает на него веселый взгляд, руки вновь обхватывают его шею путами покрепче любых цепей крепости Меропид. У нее вид как будто она замыслила самую захватывающую в мире шалость. Ей любопытно. Ей всегда любопытно — у нее не так много опыта, но энтузиазма и искренней любви к маленьким, простым удовольствиям жизни не занимать. И то, во что она сейчас превращает холодного, жестокого тюремщика крепости Меропид, кажется, ее завораживает. Бумаги вихрем летят со стола вместе с пресс-папье, книгами и каким-то хламом, смех Навии превращается в стоны и вскрики, в его имя на ее губах. Она хватается за его плечи в погоне за удовольствием и путается пальцами в волосах, задыхается поцелуями, пока где-то на фоне выкипает давно забытый чайник, а Ризли чувствует как что-то внутри рушится, рушится, рушится… Позже он сам бережно приводит в порядок ее неприлично задранную до пояса юбку и сползший корсаж, смятые банты на рукавах. Впрочем, взгляд у Навии пока еще немного плавающий, туманный. Не просохли влажные дорожки слез на разрумянившихся щеках и припухшие губы алеют. А ноги, когда она пытается соскочить со стола, не держат. Оберегая репутацию демуазель, Ризли решает что сопровождающие еще немного ее подождут, греша на дурной характер герцога и затянувшиеся переговоры. Выкипевшего чайника едва хватает на четверть чашки, Навия лениво, разнеженно приходит в себя, лежа головой на его плече. И наверное господин Каллас был прав, взяв в свое время с него обещание не приближаться к ней, не втягивать в сумрачный, жестокий мир крепости Меропид, предназначенный для преступников, а не для диких роз. Тем больше был прав, чем чаще Ризли это самое обещание теперь нарушает. Возможно, Каллас с первого же момента, с первого взгляда знал, что у него было ни единого шанса. Каллас знал, еще даже когда он сам толком не знал, не понимал и только смотрел, безотчетно любуясь юной розой Флёр Сандр. Прикрыв глаза, Навия как будто дремлет, оставляя его один на один с чувством вины. Каждое мгновение Ризли готов повторять, что не причинит ей зла, что будет беречь ее как ничто в своей жизни другое, но нет веры тому, кто уже нарушил свое обещание в довершение к списку иных грехов. И наверное Каллас был прав, потому что с такими как он — изначально разломанными, вкривь и вкось сросшимися не выстроить все как надо. Но он уже слишком запутался в этом ее увлечении, слишком увяз. А ей не надо знать, как его изнутри разрывает. Взгляд Навии падает на висящие на стене часы — торопливо она встает, окончательно сминая каблучками разбросанные по полу бумаги и не задумывается, какие из них могут быть важными. — У меня билеты на шоу мастера Лини через два часа, — пытается она привести в порядок растрепанные волосы, пропуская сквозь пальцы локоны. Водружает на голову шляпку, ищет помаду где-то в складках своего многофункционального зонтика С бесстрастным вздохом Ризли оглядывает бардак, в который они превратили его кабинет, и думает, что едва ли получится его списать на излишне оживленную, но плодотворную дискуссию между герцогом тюрьмы Меропид и главой Спина-ди-Росула. — Мне как раз стоит вернуться к делам, дорогая демуазель, — невозмутимо ведет плечом Ризли, зачем-то вертя в руках пустую уже чашку без чая. — Передавайте мастеру Лини личный привет от меня с надеждой на как можно более нескорую встречу здесь на территории крепости Меропид. Лучше выглядеть бессердечным и грубым, чем так болезненно, глупо влюбленным. Ему кажется, что он источает холод, но Навия словно вся светится изнутри золотисто-медовым солнечным светом, и он снова чувствует ее вкус на губах, мягкость кожи на кончиках пальцах и аромат диких колючих роз, ноющие следы ногтей на спине под рубашкой… Дыхание опять перехватывает. Холод ее не касается. Будь все проклято, он безнадежен. — Знаешь, а ведь мне было с тобой поначалу так ужасно не по себе… — говорит вдруг Навия, как будто ни единого его слова не слышала, и на ее щеках снова появляются ямочки, когда она улыбается чему-то непонятному, своему. — Клоринда говорит, что с тобой стоит быть всегда начеку, а месье Невиллет утверждает что на тебя можно рассчитывать. Сам же господин герцог вечно скрывал свои истинные чувства и побуждения так успешно, что даже месье Невиллет ему был не ровня. Хотя уж тот-то скорее в них просто путается, — посмеивается она незло. — Вы разбиваете мне сердце, демуазель, — насмешливо и церемонно прижимает руку к груди Ризли, тщательно пряча пугающую дрожь где-то под ладонью, там, где ноющая дыра за грудиной. — Под вашим проницательным взглядом я весь насквозь прозрачен как капля росы. Яркие губы Навии размыкаются в сияющей, безмятежной улыбке. — Именно. Она смотрит ему прямо в глаза своими огромными, чистыми глазами, голубыми как небо там снаружи, за стенами его крепости Меропид, и становится не по себе, потому что при всей своей наивности она и правда сейчас как будто его насквозь видит. — Так что не пытайся отделаться так легко! — теплыми пальцами властно ловит она его за подбородок, вытянувшись на цыпочках. — Зря что ли я потратилась на два билета. Если вас не вытаскивать на дневной свет хоть иногда, ваша милость, вы пустите здесь корни как какой-нибудь агрессивный, нелюдимый крио-папоротник. Вот даже госпожа Сиджвин говорит что вам стоит почаще видеть солнце. Сердце колотится, колотится все сильнее так словно вот-вот проломит клетку ребер и под ноги ей вывалится как детский мячик. Ненадолго Ризли делает вид что задумывается, чтобы ее подразнить. — Ну если Сиджвин так говорит… — чуть насмешливо улыбается он уголком рта. Фыркнув, Навия небольно бьет его зонтиком по плечу и велит поторапливаться, чтобы успеть вовремя к театру Эпиклез. Навия и впрямь сияет словно солнце, и это как будто он совершает лучшую в мире ошибку, щелчком пальцев легкомысленно раскидывая все дела на потом, и про себя просит прощения у господина Калласа за все грехи и обещания, которые нарушил и еще будет нарушать столько сколько понадобится… Чтобы однажды доказать и себе самому и ей — господин Каллас мог ошибаться тоже.