Attraction

Когда он увидел этого удивительного человека впервые, раздражающе активного, в вырвиглазном ярком костюме, такого ужимистого и юркого, первым желанием было - выстрелить ему в голову. Но человек заговорил быстрее, чем палец успел нажать на курок и прозвучал выстрел. И то, что сказало это извивающееся недоразумение, заинтересовало Двуликого. Убийство Загадочника было отложено на неопределённый срок. Так они и стали партнёрами. У них, таких, казалось бы, с первого взгляда непохожих (если брать Харви, тот так вообще сам на себя с некоторых пор не похож) оказалось достаточно общих тем для разговоров. Например, оружие - только вот Эд предпочитал что-нибудь этакое массового поражения, а Двуликий придерживался своего старого доброго Магнума. Оба, конечно же, ненавидели Бэтмена и даже причины их ненависти были схожи. Из-за Бэтмена они потеряли всё, сломались, изменились безвозвратно. Оба считали чёртову Мышь больным клоуном, который только притворяется героем ради получения признания горожан и вытеснения собственного комплекса неполноценности. Да, они тоже жаждали, чтобы их признавали и подчинялись им, но они хотя бы не прикрывали это геройством, не строили из себя великих хранителей мира и спокойствия в Готэме. Общение между Харви и Эдом оказалось на удивление лёгким и приятным занятием. Долгие разговоры текли, пока часы отбивали минуту за минутой. Строились планы на будущие ограбления, преступные схемы захвата города - они хотели выжать из него всё, что могут, до последней капли. Готэм забрал у них так много, и они желали получить обратно в разы больше. В какой-то момент разговор зашёл за прошлое, и тогда Харви с удивлением узнал, что Э.Нигма - это псевдоним. Самопровозглашённый Эдвард Нигма родился и продолжительное время жил под фамилией Нэштон, но избавился от неё сразу же, как только достиг совершеннолетия и уехал из отчего дома. Эд никогда и никому ещё не рассказывал, как тяжело проходило его детство, как беспощадно бил отец, считая сына неудавшимся экспериментом, никогда ещё не упоминал он про шрамы, которые покрывают его спину и уже не заживут, как и раны его души. В какой-то момент Загадочника будто прорвало. Нет, он не стенал и не злился - просто долго и монотонно говорил, как будто зачитывал информацию из чужой автобиографии: событие за событием, дата за датой. Он помнил всю свою жизнь, как вызубренный, впечатанный в него навечно текст, потому что каждый из этих моментов сделал его таким, каким он сейчас представал перед всем миром. Харви слушал монолог Эда с отрешённым видом, но в один миг, когда тот наконец замолчал, завершив свою печальную историю и хрипло выдохнув, неожиданно протянул свою руку к его напряжённо стиснутой на колене кисти, аккуратно сжал её и невесомо погладил, а затем также быстро убрал. Двуликий не умел выражать чувства вслух. Он не смог бы сказать, что действительно сопереживает услышанному и как ему жаль, что у такого чудесного человека как Эдвард Нигма такое ужасное прошлое. Харви Дент ни к кому не привязывался с тех пор, как была убита его любимая, его невеста, его пленительная Рэйчел Доуз. И сейчас он не хотел даже на минуту признаваться себе в том, что его новый партнёр по преступлениям становится чем-то большим, что потихоньку пробирается в его зачерствевшее за годы одиночества и ненависти сердце. Эд вздрогнул. Его очень давно никто не касался, тем более таким способом, тем более в такой обстановке, тем более в таком контексте. Для человека, которого остальные стараются не удостаивать даже взглядом, над которым насмехаются и которого опасливо обходят стороной, это было слишком неожиданно. Он не помнил, что такое физический контакт, самый простой - рука к руке, на одно мгновение. Тревога тёплой жидкостью разлилась по его телу. Устыдившись своих ощущений, которые застали его врасплох, он опустил взгляд, тряхнул головой и заключил: - Ну, хватит об этом. Каюсь, сказал лишнего. Пожалуйста, не принимай близко к сердцу. Не знаю, что на меня нашло. Харви лишь покачал головой и этот жест невозможно было трактовать однозначно. Он хотел было что-то ответить, но снова не нашёл подходящих слов. Потом они обсуждали нового "героя Готэма" - усыновлённого Бэтменом птичку-Робина. Ещё одна идиотская кличка, ещё одна надменная задница в провонявшем грехом и лицемерием городе. Эти имбецилы, что, почкованием размножаются? Эдвард испытывал жгучий интерес к персоне Харви ещё до первой их встречи, поэтому и рискнул таким наглым образом заявиться прямо к тому в обитель, нарушив планы на вечер, который Двуликий собирался провести со своими двумя подружками. Узнав его ближе, Эд не разочаровался, а скорее ещё больше очаровался харизмой и силой новоявленного товарища. Каждый раз он невольно любовался тем, каким уверенным и нахальным выглядит этот человек во время их совместных налётов. Разбой, шантаж, угрозы, ультранасилие под густым слоем соуса из чёрнющих шуточек были его стихией. Двойственность, горячность и внезапность отличали его от остальных скучных людишек, за которыми Эд с презрением наблюдал на протяжении своей жизни. Да, Харви был своего рода фигурой нон-грата, он одновременно был простым и сложным. Когда он не гневался, то имел насмешливо-весёлый вид, при этом в глазах по обе стороны его лица сквозило глубокое одиночество. Когда что-то шло хоть немного не по плану, а ярость завладевала им, он начинал свирепствовать, размахивая пушкой перед лицами своих прихвостней или несчастных заложников - это было прекрасно. Когда он проявлял благодушие и шутил - это было вдохновляюще. Его смех был захватывающим. Его светлая половина лица восхитительным образом контрастировала с тёмной, как и две половины его души прекрасным образом соединились в одной личности. Эд никогда не думал о ком-либо в романтическом плане, поэтому и сейчас он не мог знать, что чувства, зарождавшиеся в нём - не совсем про дружбу или уважение к более сильному и опытному соратнику. Эд всю жизнь любил только науку, а боялся и ненавидел всех остальных. Он предполагал, что то, что он чувствует, не очень похоже на то, что должно испытывать к коллеге. К своим коллегам по работе в Уэйн Энтерпрайзис он относился с отвращением, к Брюсу Уэйну с трепетом и надеждой, переросшими после несправедливого закрытия его проекта в глубокую обиду и разочарование, об отце он вспоминал только со страхом, мать он не помнил совсем. Он всегда был один, сколько себя помнил, с самого отъезда из отчего дома. Тот случай, когда Харви дотронулся до него в сочувственном жесте, пробудил потребность физического контакта. Нет-нет да возникало желание дотронуться до него снова, хотя бы так же, на мгновение. Ощутить немного человеческого тепла, ласковую шершавость подушечек пальцев, чувство близости, разливающееся в животе от такого слабого и совсем мало значащего жеста. О большем Эдвард не думал, он не знал, что может думать о чём-то большем. Но что-то внутри него определённо шло по-новому, и он решил, что однажды точно выяснит, что именно. Так его настоящие волосы рыжие, каштановые или всё-таки розовые? Харви задавал себе этот вопрос скорее от балды, чем от желания докопаться до истины. Или он делал это для того, чтобы лишний раз из воспоминаний родился образ Эда? Каждое своё появление Э.Нигма обставлял, как чёртово шоу. Казалось, ему не было так важно само ограбление или получение добычи в виде хрустящих зелёных (таких же зелёных, как его костюм и шляпа) купюр для возобновления работы его проекта. Хоть он и уверял, что это единственная цель, которую он преследует, намного важнее было, чтобы его услышали, увидели, чтобы все головы мира склонились перед его незаурядными умом и талантом. А ещё ему очень нравилось красоваться перед своим новым другом. Харви, конечно, совсем не подарок, это понятное дело - никогда не знаешь, когда его тёмная, более хитрая и непредсказуемая сторона решит играючи, ради развлечения подстроить подлянку и спутать все планы. В любую минуту Двуликий может приставить холодное дуло тяжёлой пушки к светлой головушке Загадочника и расплескать его невероятные мозги по ближайшей стенке. Мысль об этом отзывалась странным, ещё одним ранее не знакомым чувством в теле Эда. Что-то вроде лёгкой, щекотной дрожи в конечностях, приправленной сладким осознанием неопределённости будущего. Его внутренняя хаотичность радовалась новой дозе адреналина, которую дарил их новорожденный тандем. *** Образы в голове Загадочника были зыбкими - они неохотно рождались, затем двоились и растворялись, уплывая прочь. Он не пытался ухватиться ни за один из них, просто наслаждался упоительно-вязкой негой забвения. Ни одной мысли, ни единого импульса, ничто не нарушало спокойное существование в режиме анабиоза. Но такой его жизнь в лечебнице стала не сразу. В первые дни заключения Эдвард Нигма твёрдо верил, что до свободы и возвращения к прежнему образу жизни рукой подать. Задачки про поиск выхода из здания ещё в младших классах он щёлкал как орешки. Первым делом, он попробовал самым банальным образом заговорить зубы лечащему врачу, когда тот пригласил его в свой кабинет. Нигма силился убедить сочувственно кивавшую время от времени улыбку напротив, что произошла ошибка и ему не требуется лечение. Что не он безумен, а эти двое. - Вы вообще хоть раз видели их вживую? Видели, как они выглядят и ведут себя? Эти нелепые наряды, бандитские замашки, все эти странные приспособления, а машина, которая вообще видимо официально никак не зарегистрирована? Абсурд! Как думаете, будет здоровый человек ночами скакать по крышам города в костюмчике в обтяжку? А их маски.. Боже, вы серьёзно думаете, что герои должны выглядеть так? Мышь и Малиновка устроили из Готэма Брукфилдский зоопарк. Они же самые настоящие психи. Возможно, опасные. Послушайте же.. - Я вас прекрасно слышу, мистер Нигма. Мы обязательно разберёмся, кто псих, а кто вменяем. Как бы то ни было, это наша работа. Сейчас я вижу, что вы немного взволнованы. Давайте, возьмём небольшой перерыв, вы отдохнёте у нас некоторое время, а потом, даю вам слово, мы поговорим ещё раз и вы всё мне расскажете о мышах, малиновках и прочей живности. - Вы что, издеваетесь? - Нигма вскипел. На него всю жизнь вешали клеймо паренька, у которого явно не все дома. Сильную приверженность науке гадкие шепотки за спиной нарекали маниакальными проявлениями личности. Его рабочее место старались обходить стороной, чтобы лишний раз случайно не пересечься взглядами. И сейчас его прямо в лицо называют сумасшедшим, снова насмехаются над ним! Это сильно скребнуло по старым душевным травмам, но Эд не подал виду и решил, что в таком случае стоит попробовать привести в исполнение план "Б". Вторая попытка выбраться была совершена спустя примерно неделю. Все эти дни Нигма незаметно прятал принесённые ему с едой таблетки, а затем аккуратно складировал в выемку, которая так удачно расположилась между его лежанкой и стеной, чуть ниже матраса. Таким образом, опасность того, что их неожиданно обнаружат, а его план будет раскрыт, стремилась к минимуму. Когда волшебных пилюль набралось достаточное количество, он тщательно смолол всё в труху и замешал в миску (с чем-то, что по идее должно было быть съедобным, но почему-то всегда выглядело тошнотворно), любезно поданную ему санитаром на ужин. Эд уже обратил внимание, что эта жирная свинья всегда подъедала остатки блевотного кушанья с мисок пациентов. С особенным аппетитом он делал это, если кто-то из психов внезапно решал устроить голодную забастовку и отказывался даже притрагиваться к своей порции. Сколько таких порций громила сжирал после каждого кормления больных - даже страшно представить. Когда по расчётам прошло достаточно времени и санитара уже должно было начать понемногу мутить, Эд перешёл к следующему шагу плана. Он начал ломиться в дверь камеры с криками: - На помощь! Тут огромная крыса! Оно же сейчас меня сожрёт, спасайте, скорее! Уже не очень вменяемый санитар купился на уловку и, пошатываясь побрёл к камере. Зазвенела, вытягиваемая из кармана связка ключей. Недовольно глядя в умело пародировавшее панику и немую мольбу лицо Загадочника, он отворил дверь. Эд схватился за неё и резко дёрнул на себя, а когда озадаченный санитар сделал шаг вперёд, со всей дури двинул тому прямо по лбу. От неожиданности громила споткнулся о собственную ногу, потерял равновесие и рухнул на пол. Грамотно рассчитанное по времени действие препаратов вошло в полную силу и не позволило ему подняться, лицо расплылось осоловелым блином, глаза закатились, а сознание окончательно померкло. Эдвард выхватил ключи из ослабших пальцев и быстрым шагом двинулся по коридору, попутно отпирая камеры других заключённых. Психи неспешно выползали из своих темниц и потихоньку начинали заполонять пространство. Нужная дверь нашлась быстро - через неё несколько раз в день проезжала тележка с едой, а затем через неё же уезжала грязная посуда. Там, где хозяйственный корпус - должна находиться лестница для персонала. Так и есть, вот она. А теперь вниз! Бегом! Адреналиновый прилив бухал в ушах, сердце тревожно пропускало удары. Какофония криков, хохота и воя поглощала все остальные звуки. Буйные крушили всё, что попадалось им по пути, и нападали друг на друга, безобидные наслаждались новообретённой свободой - довольно гудели, катались и ползали по полу, облизывали стены, кто-то даже решил справить нужду прямо посреди коридора. Это создавало просто чудовищную вакханалию. Теперь Нигма ощущал восторг от совершённого, он снова всех одурачил. Осталось только преодолеть ещё один пролёт, вырваться за последнюю дверь и, - привет свободе, привет старой жизни, новым свершениям, любимой квартире, кровати, личной одежде и питательной еде. Радость резко сменилась смятением, когда беглец услышал приближающиеся голоса и топот ног, доносящиеся с первого этажа. Как же глупо получилось, чёрт возьми. Его путь от начала до конца отслеживали по камерам и уже знали, где ловить. Ждали, раскрыв дружелюбные объятия смирительной рубашки. Пинающегося и кусающегося Загадочника не слишком вежливо схватили, облачили в подготовленный наряд и заперли в кладовке для вёдер и швабр (это показалось ему самым унизительным и обидным в данной ситуации). Персонал больницы сначала решил разогнать психов по камерам, а после отвести зачинщика не вполне удавшегося бунта и совсем неудавшегося побега к главному врачу, чтобы тот назначил ему новое лечение (или точнее сказать, наказание). А уж санитары исполнят всё предписанное безотлагательно. В Аркхеме очень не любят баламутов. Улыбка уже не кивала Эду снисходительно. Врач строго посмотрел в смятённое лицо нерадивого пациента, тяжело вздохнул и кинул санитару: - Передай им, чтобы увеличили дозировки, - с этими словами док начирикал на бумажке какой-то буквенно-циферный шифр и передал её довольному бугаю. - Случай оказался довольно запущенным, а значит нужно предпринять более эффективные меры. Говорите, Мистер Нигма отказывается пить таблетки? Что ж, назначим ему уколы. Если снова будет проявлять агрессию или попытается сопротивляться назначенному лечению - использовать вязки. Также в течение следующих двух недель ежедневно приводить в процедурный кабинет ЭСТ. Санитар скорчил свою рябую мину в жестикуляции, которая должна была выражать что-то вроде "с превеликими удовольствием, док". Этот мудила, казалось, вообще не был обучен человеческой речи. Зато он прекрасно справлялся с видами физических наказаний, как впоследствии убедился Нигма, когда тот с садистским упорством, неистово пыхтя, скрутил его в букву "зю" и накрепко зафиксировал ремнями из царапучей кожи. А затем ушёл, оставив на несколько часов, которые показались пленнику бесконечностью, без еды, воды и возможности справить любые свои физические потребности. Когда санитар вернулся, его рожа светилась надменным удовольствием. Видно было, как высоко он оценил результат своей работы в виде обезвоженного, измучившегося и совершенно затёкшего человека. Нигма продолжал бороться, несмотря на жуткий физический дискомфорт и дурманящие вещества, которые вводили ему гадкие медсестрички трижды в день, впиваясь иголками в истыканную кожу на сгибе локтя. Всеми возможными и невозможными усилиями воли он заставлял свой мозг работать. Внешне казалось, что Эдвард окончательно сломлен, но внутри кипела интенсивная работа по обдумыванию планов "В", "Г", "Д" и т.д. В этих условиях думанье отнимало очень много ресурса, но он ни в какую не желал сдаваться. Даже когда его впервые положили на кушетку и приладили к вискам электроды, а в рот вставили капу, чтобы пациент не откусил язык во время процедуры. О да, оказалось, что ребята в Аркхеме знают толк в пытках. Ведь никакой анестезии для малыша Эдди не было предусмотрено. Он боролся даже когда первый удар тока пронзил голову, прожигая себе дорогу в самую глубь, разрушая всё на пути и дальше распространяясь по телу в каждый орган, оседая и танцуя на каждом миллиметре кожи. Он боролся и после, когда его, обессиленного и измученного, отнесли обратно в камеру и швырнули на стылую койку. Штаны робы постыдно отсырели, он ощущал отвращение к себе, к людям, которые делают с ним это, и к своему нынешнему положению. Нигма испытал ужас, когда вспомнил слова врача о том, что это была не единоразовая акция и завтра, послезавтра, и ещё следующие две недели его ежедневно будут снова и снова скручивать и испепелять разряды, пока беззащитное тело примотано к кушетке, а во рту скапливается слюна с железистым привкусом. Никто не достоин такого наказания, никто не смог бы этого вынести. Как всё в один момент обернулось таким образом? Вот он строил грандиозные планы, у него всё наконец получалось, как надо и так близко было неистово желанное признание. У него был первый в его жизни друг, даже больше, родная душа, вместе с которой хотелось творить и достигать высот. А теперь ни друга, ни свободы, ни планов - всё рухнуло. Харви погиб.. Боже, все предыдущие дни Эд был так занят попытками сбежать, борьбой с препаратами и построением планов, что совсем забыл про это. Ему сообщили, что его злодейский напарник Харви Дент погиб. Упал со скалы и утонул. Чёртов Робин, чёртова Мышь. Суки, суки, суки.. Осознание того, что всё потеряно, накрыло, как тёмными водами. Теперь тонул и Эд. Ощущал ледяные волны, смыкающиеся над головой, захлёбывался, потухал. И тогда Оно пришло на помощь. Безумие спасительно укрыло его чувства, запрятало сотни тысяч его умных мыслей в самый отдалённый уголок памяти. Безумие всегда двигало его вперёд, помогало изобретать, исследовать, стирало все границы дозволенного, которые выстроило глупое общество, ведь настоящий учёный не запирает себя в рамки. Сейчас же оно помогало ему другим способом - по-матерински оберегало, защищало, сохраняло недюжий потенциал до лучших времён. И эти времена вот-вот должны были наступить, ведь соратник Эда не погиб, как считали Бэтмен и Робин. Харви Дента ака Двуликого не так просто убить, ха-ха. *** Всё, что существовало сейчас - ухающее чувство полёта с высоты вниз, прерванное резким толчком, а затем холод смыкающихся над ним волн. Заложило уши. Темнота будто проникала сквозь закрывшиеся рефлекторно веки. Вода милостиво приняла его в свои смертельные объятия. Тело расслабилось, а разум тихо угасал. И тут, на границе забвения, ему померещился свет. Не тёплые солнечные лучи и даже не блёклая вспышка электрического фонаря, а что-то яркое, розовое, раздражающее тянущийся к упокоению мозг. Розовое будто взлетало ввысь, освобождая место зелёному. Такому же гадкому и пробуждающему. Как в далёком юношестве, когда нужно вставать в школу, а ты не спал всю ночь и хочется подольше поваляться, но тебя то толкает в плечо мама, сердито сдёргивая одеяло, открывая беззащитные пятки утреннему холоду, то будильник снова и снова заливается звонкой трелью, проникая сквозь ушные проходы и сверля голову изнутри. Вдруг пришло озарение. Проснулась память. Всплыл образ, родившийся из смены розового и зелёного. Эдвард Нигма. Загадочник. Что с ним сейчас? И какого хрена я позволяю себе сладко тонуть, пока он, вероятно, всё ещё борется с этой парочкой ублюдков, возомнивших себя героями. Жив ли он сейчас вообще? Нужно проверить, узнать, спасти, если это ещё возможно. Чёрт, в этот момент Харви понял, что готов вытащить своего друга даже из глубин ада. Снова посмотреть в его глаза, толкнуться в плечо своим плечом, а затем крепко обнять. Прижать к себе это щуплое, гибкое тело, вдохнуть знакомый запах, пока на периферии взгляда мелькают розовые пряди его невозможных патл. Харви чувствовал, как за грудиной лениво переваливалось холодное и противное месиво. Тоска поселилась в нём с того самого момента, как ему удалось каким-то невероятным чудом (так импульс, толкавший его к Зелёному он ещё не называл даже про себя) преодолеть десятки метров бушующих волн, барахтаясь и захлёбываясь, отчаянно вытягивая шею, чтобы держать над водой хотя бы нос, хотя бы делать вдох. Делать вдох - значит жить. Тогда, добравшись до каменистого берега, толкнувшись в устойчивую поверхность ногой, он почти закричал от переполнявшего его адреналина. Блядская Мышь и пацан в стрипушном трико не смогли его одолеть. Он даже удивился собственной удаче и живучести. Не время думать о ноющих мышцах, напрочь промёрзших конечностях и ставшем невероятно тяжёлом от воды и усталости костюме. Харви, сука, Дент выжил. И он придёт за своим, он будет мстить. Ярость огненным комом пронеслась по всему его существу, уничтожив остатки холода. Глаза застелила алая пелена и появилось жуткое желание разнести здесь всё, весь город, каждое здание, каждого человека на маленькие кусочки, взорвать и сжечь, испепелить, уничтожить.. И снова на границе сознания что-то кольнуло. Тонкий зелёный лучик - сначала робкий, почти незаметный, но медленно ширящийся, растущий. Свечение обрело форму и стал ясно просматриваться образ человека, который отрезвлял, окутывал собой неистовство, размягчал его, а когда то растеклось, пропустил как песок, сквозь пальцы, чтобы оно, наконец, упало к его ногам. Обессиленно упал и Харви. Резкая боль в коленях, ушибленных ударом об острые камни вернула его в реальность. В этой реальности было холодно, вода была позади, вода лилась с неба, с одежды, волос, и, кажется, даже из глаз. Но теперь появилась чёткая цель - разыскать и вызволить Нигму, где бы он ни был. Мысль о том, что Эда может уже не быть Харви быстро отмёл в сторону, как не достойную рассмотрения. *** Шершаво-кирпичные стены Аркхема на фоне вечно закутанного в серые облака неба Готэма.. Если смотреть на здание снизу вверх, из-за ржавых, скрипучих, но всё ещё крепких ворот, могла закружиться голова. Дух захватывало, насколько хорошо лечебница вписывалась в атмосферу города, будто бы была его древним, уже полуразложившимся, но всё ещё медленно пульсирующим сердцем. Потребовалось некоторое время, чтобы оправиться, привести себя в порядок и, пробив по каналам связи, разузнать всю интересующую информацию - Эдвард Нигма жив, физически здоров и заключён в исправительное заведение для психически больных преступников. "Это очень хорошо" - решил Дент. Ведь если бы его отправили в Блэкгейт (Харви, конечно, вытащил бы его и оттуда), кто знает, сколько бы Зелёный чудак там протянул, учитывая наклонности местного контингента. Сейчас же он сидел в машине неподалёку от главных ворот, а на задних сиденьях крутились его девочки, радостно попискивавшие и воспринимавшие всё происходящее, как очередное приключение с их вернувшимся старым добрым "папочкой". Судя по сообщениям, поступающим на рацию, парни уже собрались и были готовы к атаке. Цепкие пальчики Снежинки с накрашенными розовым коготочками увлечённо щёлкали по кнопкам аппарата, позволяя прослушать отчёты сообщников, собравшихся на обговоренных точках. Перчинка с выражением предвкушения и азарта на лице умело щекотала М4: проверяла затворы, прилаживала глушитель, вешала на пояс дополнительные магазины. Эта вылазка не была так опасна, как многие другие, поэтому Двуликий разрешил девчонкам немного развеяться, провести с ним время и поучаствовать в операции, которую про себя он называл "Вызволение Зелёного светика". - Ну, погнали. Появилось мимолётное желание перекреститься, но Харви отогнал его от себя. На секунду он поймал в себе понимание, что волнуется больше, чем должен был бы. Делов-то, нагрянуть с оружием в больницу, разнести там всё и вытащить осчастливленного освобождением товарища. Но крупинка смутной тревоги не давала покоя. Навязчиво крутилась мысль: "А вдруг с Эдом что-то произошло за то время, пока я канителился со сборами и подготовкой к рейду на Аркхем?" Роились пугающие образы, в которых он ворвавшись в камеру видит, что его друг больше не его друг. Ходило множество слухов о том, что происходит за стенами лечебницы, а на улицах видели людей, которых выпустили оттуда. Это были опустившиеся, полубезумные бомжи, пускавшие слюну, бормотавшие, бесцельно шатавшиеся по улицам и питавшиеся отбросами с городских мусорок. Их заводили в клинику людьми (пусть и не самыми лучшими, приятными и законопослушными), а выбрасывали опустевшими оболочками. Жив ли великолепный мозг Эда, не опоздал ли Двуликий, не увидит ли он перед собой одну из этих пустых оболочек, сохранивших от незаурядной личности только внешние черты? Как бы то ни было, пора начинать. Умерив неожиданно одолевшую его дрожь, он отогнал все дурные мысли и объявил в рацию: - Всем подготовиться. Заходите через минуту. Вылез из машины сам, прихватив ствол и открыл дверь девчонкам. Те радостно выпорхнули, взяли его под локти и процессией из трёх человек последовали к воротам. Харви перекусил цепь, сковывавшую створки ворот кусачками и отбросил их в сторону. Его парни тоже снялись с назначенных точек и начали пробираться ко входам, лезть через заборы и выносить двери запасных выходов. По плану они должны были пробраться в больницу со всех существующих сторон, обезвредить персонал (кто будет слишком сопротивляться, получит пулю в лоб или арматурой по затылку) и постараться оттянуть момент, когда кто-то вызовет доблестных G.C.P.D. Не хотелось бы встретить Гордона и бравую команду его пустомель до тех пор, пока он не найдёт Эда и не вытащит его из больницы. А дальше ебись оно всё конём. Они уедут далеко, спрячутся в подполье, залижут раны и придумают новый план, как уничтожить сраных героев Готэма. Захват власти, деньги и всё остальное потом. После всего того, что сотворили с ними Мышь и Малиновка, наказать их - стало делом чести. Двуликий уверенно шёл по коридорам здания, а Снежинка и Перчинка забавно семенили за ним, постоянно останавливаясь и радостно вопя, когда натыкались на что-то интересное - будь то ворох смирительных рубашек, стопка медицинских уток или склад с медикаментами. Они изучали всё, что попадалось им на глаза, подобные интерьеры были для них в новинку и вызывали приятное ощущение знакомства с новой эстетикой. Добравшись до справочного стола, Харви угрожающе посмотрел на шуганувшуюся от него под стол медсестричку и произнёс: - Дело Эдварда Нигмы, принеси мне, будь лаской.. Живо, я сказал! Он решил закрепить результат, гаркнув последнюю фразу приказным тоном. Сестру чуть не хватил кондратий от неожиданности, она дрожала как осиновый лист, но взяла себя в руки и, сломя голову, побежала в архив. Видимо, эффект был произведён оглушительный, раз буквально спустя не больше пятнадцати секунд, она вернулась с искомой папкой. - Третий этаж, камера 13/185. Прекрасно. Малышки, за мной! - Дент посмотрел на женщину в белом халате, которая уже находилась в предобморочном состоянии - И это, спасибо тебе, милая, за помощь в спасении друга. Не держи зла, это всё ради любви. Тьфу. Что он только что сказал? Напыщенный идиот! Похоже, кое-кто перенял у Зелёного привычку всё театрализировать. Покраснев и отвернувшись от в конец опешившей медсестры, Харви быстрым шагом направился к лестнице. Вокруг всё грохотало и орало. Психи очень бурно отреагировали на переполох, который устроил Харви Дент с подельниками. За дверьми своих камер они рычали, пели, выли, хохотали и это создавало атмосферу всеобъемлющего хаоса. Персонал больницы в панике носился по коридорам в поисках места, где можно спрятаться и переждать бурю. Парни Двуликого здорово напугали тут всех. Никто не хотел попадаться им на глаза. В надежде, что ещё ни один из упырей не успел вызвать полицию, Двуликий проследовал к камере под номером 13/185. Он приоткрыл слуховое окошко и проорал: - Эдвард, я пришёл за тобой и сейчас мы поедем домой! Только не подходи к двери слишком близко, будь так добр. Сейчас произойдёт небольшой ка-бум, ха-ха! Он прикрепил к дверному замку небольшой кусочек пластида, провёл детонатор и отошёл на пару метров. Оглянулся в поисках девчонок, но они были в другом конце коридора и им ничего не угрожало. Снежинка и Перчинка возбуждённо высматривали кого-то в слуховом окошке одной из камер, перешёптывались и хихикали. Оттуда на них что-то грозно рычало и доносился грохот бьющейся о дверь, судя по звукам, огромной туши. Убедившись, что всё в порядке, Харви слегка отвернул лицо в сторону и вдавил кнопку. Ка-бум удался на славу. Уши заложило, раздался радостный визг малышек, а от эпицентра взрыва поднялся объёмный пылевой столб. Дверь разворотило напрочь. Не дожидаясь, пока видимость станет достаточной, Дент с дико молотящимся в груди сердцем рванул внутрь. Случайно резко вдохнул и закашлялся от того, что в нос и горло забились частички пыли. Оказавшись внутри, он увидел тело, скрючившееся на койке. Ни шевеления, будто и не было взрыва, который только что произошёл прямо перед его носом. На секунду Харви даже решил, что Нигма мёртв и паника наполнила его грудь. Подлетев к кровати, он рывком развернул на себя хрупкую фигуру и с облегчением увидел, что глаза Эда открыты, а на лице застыла улыбка. Он схватил его за шиворот робы и заставил сесть на койке, чтобы рассмотреть получше, изучить на наличие травм, которые тот мог получить от взрыва. Тело Нигмы безвольно подчинилось тактильному приказу, но голова расслабленно упала на грудь. Быстро ощупав Эда и убедившись, что поверхностных ран нет, Харви взял в руки его голову и поднял лицо на себя, взглянул в глаза и, не сдержавшись, крепко прижал к себе. В носу запершило (наверное, пыль ещё не до конца выветрилась из дыхательных путей), а глаза заслезились (да, говорю же тебе, это просто пыль). Голова Нигмы обессиленно упала на плечо Дента и что-то невнятно пробормотала. Прислушавшись, Харви понял, что Эдвард твердит одну и ту же фразу, почти неразборчиво, монотонно, без остановки. Какой же ужас и гнев охватил его, когда он расслышал, что именно говорит его друг. Тот произносил ненавистное им обоим имя, и, о ужас.. Он твердил: я Бэтмен, я Бэтмен, я Бэтмен.. - Эд, что ты несёшь? Посмотри на меня, Эд! - запаниковал Харви и разжав объятия, схватился за плечи друга, снова попытался усадить его прямо перед собой. Эд поднял осоловелый взгляд, и пробормотал снова уже чуть громче и более разборчиво: - Я БЭТМЕН! - А затем по-дебильному захихикал и мелко затрясся. Из уголка рта потекла струйка слюны. - Да, твою же мать за ногу! Эти уроды всё-таки успели что-то сделать с тобой! Ну ничего, дорогой, - дрожащим голосом пролепетал Харви, - мы тебя вылечим. Только давай сначала выберемся отсюда. Хватайся за меня, я тебя выведу наружу и мы поедем домой. А там разберёмся во всём, разберёмся.. Чёрт, не могли же они тебя окончательно уничтожить. На удивление Нигма не сопротивлялся. Встал, поддерживаемый Дентом, закинувшим его руку себе на плечо и перенёсшим на себя львиную долю веса изрядно исхудавшего тела. Как можно быстрее Харви поковылял к выходу, тащя за собой драгоценную ношу. Выходя из камеры он крикнул: - Девочки, пора домой. Заканчивайте здесь, поживее. Снежинка и Перчинка расстроенно надули губки, но повиновались приказу и пошлёпали следом. Уже заведя машину, укатываясь в ближайший переулок, издалека послышался приближающийся вой полицейских сирен. Парни, наверное, всё ещё разносили здание, часть из них возможно повяжут. Но они остались там по своей воле, потому что очень уж любят заварушки с полицейскими. Постреляют друг в друга, побегают, попрячутся - любимая игра в кошки-мышки. Может даже пришьют пару молодых и неопытно влезших под обстрел "ударников". В этот раз Харви Денту удалось оказаться быстрее Джима Святоши Всея Готэма Гордона и он был несказанно этому рад. Он вёл машину сквозь маленькие улочки и тёмные переулки, чтобы оказаться в убежище как можно скорее и желательно без происшествий. Сложно кому-то тягаться с ним в знании города и сейчас это знание играло ой какую добрую шутку. На заднем сиденье полулежал-полусидел его друг, зажатый между двумя красотками, которые зачарованно смотрели на то, как изменился любимый (да, они поняли всё первыми, ещё до того, как поняли все остальные, вот она - женская проницательность) их папули и то набрасывались на него, щекоча, то щипали, пару раз даже чмокали в щёки, но никакой реакции кроме бормотания и время от времени раздававшегося хихиканья не получали. Ему просто нужно поспать в домашней обстановке, вкусно поесть и поговорить. Так утешал себя Двуликий. Он не мог поверить, что на этом всё закончится. Он не хотел признавать, что его Загадочника больше нет. Однажды он уже обещал достать его даже из глубин ада, а уж из глубин безумия вытащить друга ему точно под силу. Всё будет хорошо. Всё будет хорошо. Всё будет хорошо. Харви и сам не заметил, как стал подражать бормотанию, а утешительная фраза перестала работать. Тогда он резко вдавил на тормоз, завернув в один из тупиковых переулков и перегнулся к задним сидениям. Девочки отпрянули в стороны. Харви схватил Эда за рубашку, притянул к себе и заорал: - Загадочник, ты мне нужен! Не уходи от меня, прошу! Эдвард Нигма, я убью тебя, если сейчас же не прекратишь придуриваться! Я не смогу без тебя! - последняя фраза ударила больнее всего, а голос сорвался на хрипение, слёзы сами по себе потекли из глаз. Гнев, обида, страх и тревога переполнили его до самой крышечки и это всё начинало выплёскиваться наружу, это уже невозможно было остановить. Девчонки в ужасе уставились на открывшуюся перед ними картину - таких эмоциональных реакций у своего папочки они ещё не видели. Эд запнулся и перестал бормотать, весь сжался и посмотрел на Харви, а в его взгляде промелькнула искра осмысленности. Харви вне себя, не замечая катившихся градом слёз, прижался к его лбу и зашептал: - Мы будем дома, всё будет хорошо, слышишь? Только не уходи, прошу. Я не хочу знать, что они тебя уничтожили. Я не позволил бы им сделать тебе больно. Прости, что пришёл так поздно. Прости, прости, прости. Я всё исправлю, обещаю. Мягко отпустив друга, он легко толкнул его обратно к спинке сидения, молча развернулся, завёл машину и тронулся в сторону дома. На протяжении всего пути никто не произнёс ни звука. Девчонки потрясённо смотрели в окна машины и что-то очень усердно переваривали. Эдвард тоже не подавал признаков безумия, что радовало, но и признаков осознанности не проявлял, что безумно тревожило. Хотя бы уже не бормотал и не хихикал, полулежал на сиденье, свесив голову вниз. Его немытая шевелюра (в этот раз всё-таки каштанового цвета, наверное, этот засранец таки пользуется спреями для покраски волос или париками, ха-ха?) неопрятными сосульками свисала на лицо и невозможно было рассмотреть глаза. Но такое тепло разливалось от взгляда на эту тщедушную, побитую невзгодами фигурку. Чувство того, что он наконец снова обрёл то, что потерял. То, что нельзя было терять ни в коем случае. И они со всем справятся. Вместе. А потом, потом они просто поговорят. Может быть даже обнимутся. Надежда в лучший исход горела внутри неиссякаемым огнём. *** Уже целую неделю как по часам, каждое утро Харви приходил в комнату Эда, но наблюдал одну и ту же картину - тот лежал скрючившись на кровати, уставившись пустым взглядом куда-то не в этот мир. Харви Дент практически не спал и отказывался от еды. Его постоянно отрубало на ходу от усталости. От эмоционального напряжения и изнеможения он ловил пятнадцатиминутные помутнения, когда просто отключался, а приходил в себя уже на полу, с ушибленной головой или плечом. Но ему было плевать на боль. Он продолжал часами бесцельно ходить по дому и болезненно размышлять, каким способом можно вытащить Эда из его кататонического ступора. Уже было испробовано многое. Он вызывал врачей, но те не могли сказать ничего путного, только разводили руками. Нельзя было точно сказать, выжил ли мозг Эдварда Нигмы, и даже если выжил, может ли восстановиться после глубочайшей эмоциональной и физической травмы, полученной в стенах Аркхэма. На практике, люди побывавшие там скорее не восстанавливались совсем и не возвращались к привычной жизни, а догнивали своё существование на улицах в виде полуживотных безумцев. Их даже воспринимали больше как бездомных собак, чем как живых и мыслящих людей. Они по сути и правда были больше близки к собакам, ну, или крысам. И со временем обрастали волосами, грязью и вонью до самых макушек. И жалко прозябали до момента, пока их не прибьют жестокие расшалившиеся подростки или одна из суровых морозных ночей Готэма. Харви показывал Эду вещи, которые могли бы помочь вспомнить прошлую жизнь - его изобретения, аляповатый костюм, шляпу и трость, и ту штуку для высасывания знаний из жителей города. Он не оставлял попыток, собственноручно мыл, кормил с ложки, разминал тело, чтобы не образовывались пролежни, сидел на кровати и просто смотрел, силясь придумать ещё хоть что-то, что могло бы помочь. Харви уже перестал скрывать слёзы. Поначалу слезился только его левый глаз, который находился на светлой стороне - этой его части проще было осознать свои чувства и излить боль, которая иссушала душу. А чуть позже и второй его глаз стал мокреть - тёмная сторона тоже любила и скучала. Да, вся двойственная личность Харви Дента любила Загадочника и пора это было признать. Чтобы понять это понадобилось, чтобы обстоятельства сложились таким ужасным образом. Но что поделать, он правда не хотел снова кому-либо открывать своё сердце. После смерти невесты он испытал такую страшную скорбь, что закрылся, как ему казалось, навсегда и выбрал для себя иной путь - жизнь без любви, жизнь в ненависти. Боже, каким идиотом он был. Он так боялся потери, что не ценил того, кого полюбил, кто стал его половиной души, наверное ещё даже более близким и родным, чем была Рейчел. Он так долго врал себе, что скрыл чувства глубоко внутри, но потеря всё равно нагнала и огрела его. Двуликий размышлял обо всём этом в очередной раз сидя на кровати и слегка склонившись над съёжившимся Эдом. Слёзы, не скрываясь, капали на смертельно бледное лицо и скатывались по заострившимся скулам, утопая в тенях втянувшихся щёк. Даже эти щекотные дорожки не могли заставить его хоть немного пошевелиться. - Как же я зол на себя, - прошептал Харви. Его голос давно сорвался от ежедневных уговоров, криков и мольб. - Прости, пожалуйста, прости, - снова твердил он, - я знаю, что просил у тебя прощения уже много раз, но не уверен, что ты услышал хотя бы одну просьбу из сотни. Я не знаю, что ещё могу сделать для тебя. Я не знаю, как мне поступить теперь. Знаешь, мне страшно. С тех пор, как я стал Двуликим мне никогда не было страшно, а сейчас, да. Я неуверенный в себе, изуродованный, слепой и глухой идиот. Я должен был сказать всё тебе раньше, прости меня. Вернись, пожалуйста.. Просить это всё, что я сейчас могу. Отчаянно произнёс он, приглаживая рукой хоть и чистые и гладко вычесанные самим же Харви, но примятые, каштановые волосы. "А всё-такие его волосы каштановые" мягко ответил Харви внутренний голос на старый вопрос, которым тот задавался ещё тогда, когда всё было хорошо. Эти волосы были мягкими, кожа была тёплой и живой на ощупь. Если закрыть глаза, можно было представить, что Эд сейчас поднимется, потянется после долгого сна и радостно засмеётся, увидев друга. Но стоило скользнуть взглядом по его лицу, становилось ясно - этого не случится. И тут Харви, в последнее время позволявший себе так много слабостей, позволил ещё одну, самую отчаянную, самую отчаявшуюся. Его пальцы, мягким автоматическим движением поглаживавшие волосы Эда, сжались, грубо и наверное больно вцепились в длинные мягкие пряди на затылке (всё-таки самого восхитительного цвета из всех, что существуют). Потянув за эти пряди, он приподнял голову над подушкой и притянул к себе. Помедлив пару секунд, он наклонился ещё ближе к его лицу так, что их лбы и носы соединились, а между губами осталось совсем небольшое расстояние. Шумное дыхание Харви и почти незаметное Эда, смешались. Дент шмыгнул носом от в очередной раз накативших слёз и не смог сдержать тяжёлый всхлип, а затем резко сократив оставшееся между их губами расстояние впился в рот Эда исступлённым поцелуем. Это длилось всего несколько секунд, Эд не ответил на поцелуй. И тогда обессиленный страданиями, он понял, что это всё. Аккуратно положил голову ненаглядного обратно на подушку, поправил покрывало и вышел, пошатываясь. Спустя несколько часов и опустошённой наполовину бутылки чёрного рома, он понял, что не хочет мучений своему другу и принял самое больное и страшное решение в жизни. Он сидел в кресле, смотрел на початую бутылку в одной руке и любимый револьвер в другой и всё никак не мог поверить, что это конец. Принятое решение ужасало, а его исполнение казалось практически невозможным. Поэтому действовать нужно было уже сегодня, сейчас, иначе он никогда не сможет решиться. А жить и знать, что его любимый человек с восхитительным когда-то мозгом и невероятным умом страдает и ничего не мочь с этим сделать было невыносимо. Поэтому Харви сделал ещё один, финальный глоток горячительного и встал. От крепкого алкоголя сильно разморило, а ноги почти не держали - сказывалось длительное отсутствие еды и сна. Но дело должно было быть сделано. Медленно, растягивая секунды до неизбежного, Харви шёл в сторону комнаты Эда. Сердце превратилось в паровой молот и глухо бухало в груди, перед глазами порхали чёрные мушки, в голове роился удушающий туман. Вот сейчас он войдёт в комнату, приблизится к кровати, в последний раз пригладит волосы Эда. А после приставит к его виску пистолет (как в самый первый день их встречи) и в этот раз выстрелит, опрокинув себя в пропасть всепоглощающей боли, но подарив Эдварду упокоение и лучшую жизнь в другом мире. Там, где его оценят по достоинству и где он не будет страдать. Слепо добредя до комнаты и сев на кровать, Харви заметил, что Эд будто сменил позу. И почему-то теперь он накрыт с головой. Странно, он его так не оставлял. Кто-то из девчонок это сделал? Не важно. Дент откинул край одеяла, чтобы в последний раз посмотреть в глаза своей потухшей любви, в глаза смерти своей души, в этот раз окончательной. Он точно больше никого не полюбит, больше в этом мире нет людей, которые достойны его любви. Никто и никогда не сможет затмить Эдварда Нэштона, Э.Нигму, Загадочника, Любимого Зелёного Безумца. Слёзы иссякли ещё несколько часов назад, поэтому кожа на лице ощущалась очень сухой и стянутой, губы плотно сжались, а в обоих глазах ослепительно горело осознание того, что сейчас произойдёт. В этот раз глаза Эда оказались закрыты. И это было ещё более странно. Если не сейчас, то никогда. Он медленно продолжая тянуть время, одной рукой соскользнул к волосам Загадочника, а вторая, в которой был пистолет, потянулась к его виску. Сердце готово было выскочить через горло, температура тела поднялась до состояния вулканической расплавленной лавы. Пришлось прижать пистолет к своему лбу, чтобы хоть немного успокоить его прохладным прикосновением стали. В глазах лицо Эдварда Нигмы, оно двоится и плывёт, утекает куда-то.. и кажется, сам Харви куда-то утекает? Чёрт, видимо он теряет сознание. Вложив в простое действие все оставшиеся силы, он попытался встать, но в глазах окончательно померкло. Ему снилось зелёное свечение, тёплый лучик, тот самый, который когда-то помог ему спастить и придал силы плыть к берегу, тот самый, который успокоил его мысли и направил по верному пути, когда ярость застилала всё. Этот кусочек света снова рос и ширился. Превращался в образ, а образ в фигуру, и вот Харви Дент уже чётко видит чеширскую улыбку Эдварда Нигмы, которая приближается к нему, становится всё больше и больше, растягивается в гигантский оскал. Огромные зубы размыкаются и Харви с щемящим чувством падает прямо в пропасть, в горячность этого исполинского рта. Ему не страшно, он расслаблен, он поглощён в буквальном и переносном смысле. *** У Эдварда не было тела. Его сущность парила в темноте, казалось, всегда. Не было ни прошлого, ни будущего, не было чувства времени, не было мыслей, не было ощущений - вообще ничего. И это было хорошо? Нет, так не скажешь, ведь чтобы иметь возможность почувствовать, что что-то хорошо, надо ощущать, что бывает и плохо, а он не ощущал ничего. Совсем. Это состояние можно было охарактеризовать НИКАК. Он будто был в глубокой заморозке, в режиме ожидания чего-то. Почему-то он всё ещё БЫЛ. Будто существовало какое-то тайное предназначение, ради которого то, что можно назвать Эдвардом Нигмой было сохранено в застывшем виде до поры, пока не настанет время. "Кажется, время настало" - это была новорожденная мысль, то, что пришло первым, когда его мир снова включился. И очень далёкое ощущение, настолько далёкое, что это скорее можно было назвать воспоминанием ощущения - горячие капли, упавшие на лицо. Следующее воспоминание - у него есть лицо. А на лице кожа, глаза, нос, губы.. А ниже лица шея, затем плечи, предплечья, кисти. Эдварда всё интенсивнее окатывало воспоминаниями, а далёкое ощущение горячего на лице становилось всё более явным. Он начал вспоминать себя. Он вспомнил Аркхэм - и это было первым неприятным воспоминаем, испугавшим его. Хотелось снова закрыться и убежать в то безопасное, которое без чувств. Но спасительное безумие не желало накрывать и прятать его снова. Он стремительно просыпался. Времени всё ещё не существовало, поэтому Загадочник не мог сказать, когда это произошло. Когда именно появилось новое физическое ощущение, в которое невозможно было поверить, которое он не мог узнать, но мог предположить, что это был.. Поцелуй? Какие только шутки не выкинет больное сознание. И всё же, интересно, почему именно поцелуй? Надо как следует проанализировать, размять его думательную машину, прогреть её перед тем, как включиться и завестись окончательно. Спустя ещё какое-то время он начинает ощущать себя полностью. Кажется, лежит на кровати, одежда ощущается мягкой, значит он не в больничной робе, к которой его тело так и не смогло привыкнуть. Воспоминание о том, как нежная кожа болела и чесалась, натёртая грубой тканью - неприятно. Нет вони и холода Аркхэмской камеры, значит кто-то вытащил его из лечебницы? Кто-то вытащил его, принёс к себе домой и о боже.. поцеловал? Эд широко открывает глаза. Он не знает, чего ожидать от новоприобретённого материального мира. Видит потолок, немного опускает взгляд и смотрит на одеяло, которым укрыт. Медленно высвобождает руки из его плена и осторожно дотрагивается до своего лица. Это достаточно приятно - снова ощутить себя живым. Взгляд скользит дальше, до самых кончиков его ног и чуть правее, за кровать. Он видит пистолет (очень знакомый пистолет), фиолетовую ткань костюма (странный выбор цвета, но это тоже что-то очень знакомое), а потом как в стоп-кадре появляется лицо: закрытые глаза, растрепавшиеся волосы, одна половина лица обезображена, но в целом всё выглядит очень притягательно, потому что.. Потому что это Харви Дент! прошибает насквозь осознание финальным, самым важным воспоминаем. Эд вскакивает с кровати и, запутавшись в одеяле и окаменелых от долгого отсутствия физической активности ногах, обрушивается на пол, прямо перед распростёртым телом его друга. *** Харви чувствует тепло, которое обволакивает всё его тело и летит куда-то в темноте, сладостно забываясь, пропадая в ней окончательно, желая остаться там навсегда. Но его негу прерывают. Что-то вытягивает его обратно и тащит наружу, в жестокий и ужасный мир, куда он так сильно не хочет возвращаться. Он пытается кричать, но из сдавленного горла выходит только хриплый протестующий писк. Страшно хочется плыть обратно в глубины того огромного рта, где как в материнской утробе хорошо и уютно, где он не должен убивать своего лучшего друга. Но всё-таки темнота рассеивается и свет лампы грубо пробивается сквозь веки. Он чувствует, что его кто-то обнимает и прижимает к груди, слышит голос.. Голос? Знакомый такой.. Взволнованный, тихий, напуганный. Его зовут: - Харви, проснись. Приди в себя, ты меня слышишь? Двуликий окончательно разлепляет веки и находит себя всё там же, на полу, куда упал, когда терял сознание, но совершенно в другой позе. Он обнаруживает себя на чьих-то коленях, чьи-то руки прижимают его к своей груди. Он дёргается, вырывается. Кто это может быть? Резко садится и отталкивает обладателя голоса и рук и.. улыбки? Это что, Эд?! Значит, он ещё не проснулся. Можно упасть обратно на его колени и в его руки и нежиться, что Харви и пытается сделать. Но ему не дают. Подхватывают за плечи и нагло трясут, пока он снова не открывает глаза и видит перед собой охваченное испугом лицо с дорожками слёз на щеках. Видит всклокоченные каштановые волосы, перекошенный взволнованный рот, острые скулы и глаза. Невероятные глаза, которые только недавно были пустыми. Глядя в которые он уже понимал, какое решение должен принять.. Но теперь в них была жизнь, было беспокойство, были слёзы, был блеск, неподдельный ужас и что-то ещё. Он смотрит, пытаясь убедиться в происходящем, поднимает руку (без пистолета: тот валяется где-то на полу, выронил, когда падал) и проводит по острой скуле. Чувствует тепло кожи и едва пробивающуюся щетину. Он не видит ничего, кроме глаз и не ощущает ничего, кроме чужих рук, всё более судорожно стискивающих его плечи, и живого ощущения кожи под пальцами. И тут Эд делает то, от чего у обоих вышибает весь воздух из лёгких. Он не знает, что должен сделать, но отдаётся инстинктивному порыву. Нигма ненадолго разрывает физический контакт, но тут же запускает руки в волосы Двуликого, грубо сжимая и притягивает лицо того к себе, остервенело врезаясь в его губы. Поцелуй выходит со вкусом крови от нечаянно разбитой от столкновения с зубами губы, слёз и, разбивающего души обоих на осколки, счастья. Убийство Загадочника снова было отложено на неопределённый срок.