Россыпью метастаз

      Как ты уснул этой ночью – остаётся загадкой. При таком изобилии всевозможных ходов, подборе слов и непроходящей тревожности два часа сна – чудо, не иначе. Будильник зазвенел, когда ты уже кувырком катился к выходу, попутно натягивая худи. Сейчас ты раздражён, но поразмыслив, скажешь спасибо: так и телефон мог забыть под подушкой.       День сегодня фантастический и наравне с тем – совершенно обычный. Те же толпы людей в метро; бесячий светофор на перекрёстке, который, будто назло, норовит включить «красный» прямо перед твоим носом; и встреча с Холодовым у ресепшн. Вы буднично проходите по коридорам ФЭС до лаборатории, и только на периферии зрения появляется кабинет главы службы – твой пульс мгновенно учащается, и сердце уходит в пятки.       «Сегодня или никогда», — решил ты этой ночью. И, как бывает, наутро твоя решимость со скоростью дикой лани начала сходить на нет. Ночью мы все становимся уверенными, и в этот раз это сыграло с тобой злую шутку. Насколько ничтожным ты будешь ощущать себя, если в очередной раз струсишь? А, Тихонов?       — Лучше жалеть о сделанном, чем всю жизнь корить за трусость, — водрузил ты сам себе и крутанулся в кресле. Андрей, привыкший к твоим выходкам, не повёл и носа.       Со всеми текущими делами тебе удалось разобраться только под конец рабочего дня. В службе потихоньку сменялись смены: сумасшедший день отдавал бразды правления более вяло-текущей ночи. В голове снова всплыла предательская мысль: «а может, не стоит пилить ветку, на которой сидишь?»       В этом есть доля истины. За последние полгода ты достаточно хорошо сблизился с Галиной Николаевной и с кругом её общения в лице Вали и её детей; даже умудрился найти общий язык с Николаем Ивановичем, будучи совершенно разных взглядов с оным. И пусть вы не ездите друг к другу в гости пить чай, не приходите за советом, ты уверен: появится потребность – и это случится.       Но даже ваш внезапный переход на «ты» в очередной дачный летний вечер не сломал ту мнимую стену, которую вы оба так отчаянно лелеете. Ты не перестал называть её по имени-отчеству не только среди коллег, но и в собственных мыслях. А она продолжает дистанцироваться, словно «тот, кто обжёгся на молоке – боится мёда и молока».       Больше того, чтобы винить себя за невысказанные чувства, ты боялся потерять то хрупкое и много лет возводимое – её доверие. Найдя в этом нужные слова и утешение, ты понуро поплёся к выходу из ФЭС, не глядя распутывая наушники – просто чтобы занять руки.       Ты снова струсил, и, кажется, полностью отказался от навязчивой мысли «признаться в любви главе федеральной службы».       — Ива-ан, — как гром среди ясного неба тебя оглушил голос, донёсшийся из кабинета рядом.       И вдруг пропали все звуки, кроме её голоса. Пропало всё, кроме её кабинета. Ты шагнул в пропасть и осознал себя стоящим слева от неё. Пока ты смутно соображал головой, руки самовольно кликали по клавишам и воспроизводили нужную информацию, о которой Рогозина и просила. Твоё видение как в замедленной съёмке оборвалось крайне резко на своих же словах, смысл которых ты разобрал далеко не сразу.       — Я хочу поговорить. Выпьем чаю?       Твой ступор и удивление на собственные слова произвели нужное впечатление. Решив верно, что ты волнуешься – значит, разговор важный, она согласилась.       На пассажирском сидении её автомобиля было ровно настолько же просторно, насколько тесно ты себя ощущал в целом. Сердце бесцеремонно прыгало и стучало во всех уголках твоего тела, паника заглушала мыслительный процесс, а руки, не находя себе место, красноречиво тревожили то телефон, то лицо, то волосы. Под конец поездки тебе казалось, что весь мир наполнен фоновой тревожностью, и, вообще, «это плохая затея, Тихонов, одумайся», — кричали мысли в твоей голове отчего-то голосом самой Рогозиной.       Кафе, ставшее за последние месяцы для вас родным местом, встретило своим обыденным уютом и непосредственностью. Столик на двоих в углу у окна с видом на закатный город – и пропавшая ещё утром уверенность грозно бухнулась на стул следом за тобой. «Сгорел сарай – гори и хата!»       — Так о чём ты хотел поговорить?       Галя пила кофе, который заказала впервые с вашего посещения этого кафе. Обычно она всегда брала полюбившийся невероятно пахнущий, казалось, на всё помещение чай. А ты, постоянно заказывая разные напитки, играл в рулетку: понравится ли на этот раз? «Рулетку» в эту минуту напоминал и планирующийся разговор. Реакцию полковника на твои откровения, сколько не примеряй, – не угадаешь.       Ты не задумывал речей, отчего-то вовсе избегая сцену самого признания в своей голове, но сейчас что-то надломилось внутри, и тебе стало очевидно: в твоей жизни нет смысла без этой женщины. Более того: в твоей жизни не было смысла до её появления.       — То, что я скажу, может тебя удивить. Возможно, в плохом смысле. Но, прошу, не перебивай меня, выслушай до конца и не спеши с выводами. — ты видел, как напряглась вся она, за доли секунды возвращая себе маску беспристрастности. — Я никогда не был примером, и ты это прекрасно знаешь. Не то что бы я десять лет назад, и я сейчас – два совершенно разных человека, но изменения видны, да? Встреча с тобой подарила мне не только уголовный срок, но и желание быть. И тебя. Твои взгляды, твои принципы, убеждения, рвение, умение найти свет там, где большинство не разглядят и собственных рук.           Это всегда было понятно нам обоим, но я никогда не говорил этого напрямую: ты многое значишь для меня. Именно благодаря тебе я понимаю, что нахожусь там, где должен быть. И я не могу и не хочу допускать даже мысли, что твоей роли в моей жизни просто могло не быть. Я не строю иллюзий и трезво оцениваю свои шансы… Для меня ты – человек, без которого я не смыслю своей жизни, и я дорожу сложившимися между нами дружескими отношениями. Но могу ли я надеяться на нечто большее?..       «На то, что ты хоть капельку так же относишься ко мне?» — застряло в горле, и ты, стараясь сохранять самообладание, так и остался смотреть в её тёмные от освещения голубые глаза.       — Я услышала тебя, — судя по тону, она была шокирована и подбирала слова. Ты готовился к худшему. — дело не в том, что ты чему-то не соответствуешь, Вань, — сердце пропустило удар. — просто у меня нет ни времени, ни желания заводить отношения с кем бы то ни было. В данный период своей жизни, — она допила кофе и, наконец, взглянула тебе в глаза, улыбаясь: — я – одиночка.       Тебя в очередной раз за этот вечер настигло осознание: тебе очертили границы – и это единственное, что изменилось. Спокойствие и умиротворение мягкой волной обволокли плечи и утянули в свой плен. Ты почувствовал себя таким счастливым, каким не был никогда. «Рулетка» остановилась: ты не выиграл и не проиграл. Ты остался при своём, при этом сделав шаг, на который не решался долгое время.       Утро следующего дня омрачило твои выводы после вашего разговора. Придя на работу, ты столкнулся с Кругловым, лицо его было мрачнее тучи. Скользнув взглядом по пустующему кабинету полковника, ты готов был поклясться, что знаешь причину. Очередная командировка. Вот так вот просто. Кто ты такой, чтобы перед тобой отчитываться? Кто ты такой, если не заметил в ней никаких изменений?       Опущенный ниже плинтуса собственными домыслами ты вёл себя настолько отстранённо и бренно, что бедный Андрей, так и не найдя себе места под конец дня, заговорил об этом в буфете.       — Вань, мы все переживаем, не зацикливайся.       — Я не все. — буркнул ты аккурат перед тем, как в буфет зашёл Николай Петрович. Андрей разумно промолчал.       Дни тянулись и летели одновременно. Ты полностью отдавал себя работе, не позволяя отчаянным мыслям завладеть тобой. Они метались, словно волк на цепи, от обиды и горечи за недоверие с её стороны до страха за неё саму. Отвоевав себе очередную смену, — без боя добрые коллеги не давали тебе загонять самого себя в угол, — ты заканчивал отчёты по текущим делам. Через пару часов должен прийти Николай Петрович и «увидеть их вот на этом столе».       После очередной бессонной ночи и пары литров кофе тебе, наконец, удалось заснуть. Прямо за рабочим столом, рядом с клавиатурой и с мышкой в руке. Тебе снилась непроглядно тёмная ночь. Ты едва видел очертания мощёной дороги. Вдалеке виднелся единственный свет – горящий уличный фонарь желтовато-оранжевого оттенка. По мере твоего приближения к нему он менял цвет на бледно-алый, а затем стал тёмно-красным. Свет коснулся твоего лица, потёк по шее, вниз, по локтям. Ты поднял руки – они были в крови, а впереди, под фонарём, сидела…       — Вань, — ты услышал голос, и кто-то тронул тебя за плечо.       — Какой ужасный сон, — пробурчал ты, взглянув на гостью, и вновь закрыл глаза, желая, наконец, проснуться.       — Ива-ан, — насмешливо протянула Галина, и ты тут же уставился на неё во все глаза.       — Галина Николавна? — твой ошалелый взгляд, кажется, только забавлял её.       — И тебе привет. Выпьешь со мной чаю? — она так искренне тебе улыбалась, что ты не был уверен до конца, не сон ли это. Неуверенно кивнув, ты вышел из лаборатории вслед за ней.       — Апельсиновый, с ягодами. — в большом стеклянном чайнике действительно плавали разные лесные ягоды и дольки нарезанного цитруса.       Аромат, наполнивший комнату, был узнаваем ещё в коридоре. Этот чай был тем единственным напитком, который заказывала Галя в вашем кафе. Ты сел напротив и потянулся за нарезанным штруделем – ещё одним атрибутом ваших вечерних посиделок.       Служба начала наполняться людьми, и ты почти поверил в реальность происходящего. Сверившись с часами, Галя встала из-за стола, помыла свою кружку и подошла к тебе. Выверенным движением её ладонь взлохматила твои отросшие волосы.       — Я думаю, мне стоит сменить статус «одиночки», м? — и оставила тебя наедине со всем этим вихрем пазлов в голове.       Уйти домой? Уснуть? Да тебя это чёртово утро зарядило так, что можно электричество вырабатывать – на всю ФЭС хватит. Беспрепятственно присоединяешься к планёрке и по окончанию натыкаешься на недовольный взгляд Валентины. Клятвенно обещаешь ей начать вести «здоровый образ сна» и пулей вылетаешь из переговорной вслед за полковником. Но в её кабинете застаёшь только Круглова.       — Она домой поехала, Ромео, — без злого умысла смеётся подоспевшая к тебе Валя и, похлопав по плечу, уходит в сторону морга.       Наплевав на оставленные на столе в лаборатории наушники, на так и не снятый с ночи серебристо-серый халат с надписью ФЭС на спине, на недоумённые взгляды дежурных, спускаешься на парковку. Секунды в лифте кажутся тебе недопустимой роскошью. Останавливаешься в паре сантиметрах от полковника, буквально вывалившись из лифта. Разговор с Борисом Галина заканчивает, красноречиво поглядывая на твою оторопевшую физиономию. Молча выходит на парковку и отжимает сигнализацию.       — Садись. — вы выезжаете за пределы службы, прежде чем она решает нарушить тишину: — Прости, не стоило так резко говорить тебе об этом. — она всё ещё улыбалась, но уже не так ярко, как в те минуты, когда вы пили чай в буфете.       Машина остановилась у твоего подъезда. Ты вышел и, обойдя её, открыл водительскую дверь. Как только Галя оказалась рядом с тобой на тротуаре, ты обнял её за талию и мягко притянул к себе. Приоткрытые от неожиданности губы оказались в плену твоих. В одну секунду лёгкий и нежный поцелуй превратился в настойчивый и жадный, как только ты понял, что она целует в ответ. Ты чувствовал её пальцы в своих волосах, другая же её ладонь касалась шеи, и ты совершенно бесстыдно прижимал её к себе за талию, вторую руку расположив на спине.       — Галь, — закончив поцелуй, ты не выпустил её из кольца своих рук и заглянул в глаза: — я хочу, чтобы ты была счастлива.       — Отдыхай, — поцеловав тебя в щёку, она отстранилась.       Машина тронулась с места. Проводив её взглядом, ты двинулся в подъезд, окрылённый и не до конца верящий в собственное счастье. Несмотря на убеждённость, что уснуть после такого потрясения тебе не удастся, ты погрузился в сон, едва коснувшись головой подушки.