Купидон, иди к черту!

      Сичень был идеальным.       К своим тридцати двум годам, он уже управлял несколькими отделами в фармацевтической компании. Имел внушительную сумму на банковском счете. Приличную квартиру в центре города. Дорогую машину. Был весьма недурен собой. Воспитан. Начитан. Образован. Интересен.       Но всего этого вечно недоставало для построения долгих и крепких отношений. То он был слишком сдержан, где хотелось страсти. То девушка не считала себя достойной его, что прививало ей какие-то комплексы. То он был просто хорошим другом, но не тем парнем, с которым хотелось бы построить семью — как сказала вчера Лю Цинъян.       Сичень в сотый раз вздохнул за те полчаса, что они ехали с Усянем в машине и тоскливо посмотрел через ветровое стекло на пробку впереди дороги.       — Да, дела, — прокомментировал Усянь, опустив козырек с зеркалом, и взглянул на себя в отражении.       Как всегда яркий, шумный и неуемно энергичный Усянь предпочел не заострять внимание на очередной любовной неудаче друга и постарался перевести разговор на насущные проблемы: бесконечная пробка, вовремя не сданная работа, благотворительный ужин.       От последнего Сичень болезненно скривился и устало потер подбородок. На благотворительный ужин, устраиваемый их компанией он планировал явится в компании Лю Цинъян. А теперь он будет тем самым унылым одиноким неудачником за столиком возле туалета, потому что остальные придут в компании, ведь приглашении значится «+1».       — Я не пойду, — сдавшись, признался Сичень.       Усянь шумно втянул воздух и громко возмутился:       — Еще чего? — Фыркнул друг, всплескивая руками. — Пойдешь, конечно же.       — Не хочу, — вяло отбился Сичень. — Я хотел пойти с… Я буду один.       — Конечно, — неожиданно согласился Усянь — Конечно, ты будешь один, если предпочтешь в пятничный вечер остаться дома в компании Воннегута или старины Фицджеральда, вместо того, чтобы, как Гэтсби, оттянуться на вечеринке!       Усянь провел пятерней по темно-каштановым прядям, взлохмачивая их еще сильней, поправил пиджак и рубашку, расстегнутую на пару пуговице сверху (галстуки он категорически не признавал) и, надувшись, отвернулся к окну.       Сичень протяжно вздохнул — он не видел ничего плохого в компании хорошей книги в пятничный вечер. Но это делало его скучным в глазах потенциальных пассий и Усяня. Как и его занудная привычка вешать вещи в шкаф, когда он раздевался, чтобы не помять. Или подставки под стаканы — пятна же могут остаться. Или его трогательная любовь к старым фотоаппаратам — целая история.       Он опять вздохнул и отвел взгляд с дороги на руку, где до сих пор на безымянном пальце было пусто. Ну, что с ним было не так? Все же при нем. А его нетривиальные привычки и маленькие черты, делающим его таким какой он есть — неужели нужно притворятся, чтобы кому-то понравится?       Глухая буря из обиды поднялась в нем бунтарской волной.       — Знаешь, — задумчиво потянул Сичень. — Я не буду больше ни с кем встречаться.       Усянь смущенно крякнул и развернулся к Сиченю всем корпусом, натягивая ремень безопасности до отказа. Такие заявления слышать от Сиченя, пожалуй, самого романтичного из всех его знакомых человека было странно и ненормально. Он обеспокоенно оглядел решительно сжаты губы и волевой подбородок Сиченя, сейчас упрямо выдвинутый вперед, и недоверчиво заморгал.       — Не обязательно становится монахом, — напомнил Усянь. — Всем разбивают сердце…       — Нет. Я не отказываюсь от отношений… то есть, не совсем отказываюсь, — замялся Сичень, неопределенно пожимая плечами. — Я буду встречаться. Но только с тем человеком, который примет меня таким какой я есть. — Он повернул голову в направлении друга и вопросительно вскинул брови. — Эгоистично?       Усянь улыбнулся на один уголок рта хитро и добро одновременно.       — Здраво, — утешил друг.       Он, конечно, не особо верил в это сомнительное предприятие — скорее всего в Сичене говорило его уязвленное самолюбие. Пройдет несколько недель и он все равно помчится выполнять капризы какой-нибудь хорошенькой девушки, — рассудил Усянь, слишком часто наблюдающий такую картину. Сичень был слишком безотказным в такие моменты, слишком добрым, слишком… Слишком.       Сочувственно похлопав друга по предплечью, Усянь примирительно вывел:       — Ты заслуживаешь, чтобы тебя любили даже за твой скучный стиль жизни в пятничный вечер.       Сичень горько усмехнулся, возвращаясь взглядом на дорогу, где движение все еще не наблюдалось и, похоже, так останется еще ближайшие полчаса — навигатор показывал, что впереди идут строительные работы — и задумался над словами Усяня: он, действительно, заслуживает, чтобы его любили. Решено, — сам себе сказал Сичень. — К черту старания, пусть другие стараются.       Безусловно, это была несколько инфантильная позиция, слабо тянущая на решение проблемы. Но от этой мысли Сиченю стало капельку легче: галстук перестал давить на шею, как эмоциональный, так и настоящий. Он нашел в себе силы улыбнуться шире на несколько миллиметров, рисуя перспективы на день. В конце концов, он это переживет, как и остальное, и белая полоса уже не будет вечно ускользающим горизонтом.       — Ты погляди, — хмыкнул Усянь, заметив огонь в светло-карих глазах друга, появляющийся каждый раз, когда Сичень принимал какое-то решение от которого не был намерен отступать. — Оперился!       Сичень слабо рассмеялся комментарию друга и подыграл, расправляя плечи.       — Ой, осторожнее, а то еще кто-нибудь влюбится, — подначивает друг, нарочно веселя Сиченя.       — Тем лучше, — довольно улыбнулся Сичень, мгновенно вздрагивая от легкого удара по стеклу машины.       Он растерянно повернулся к своему окну: возле машины замер Бог — не иначе. Острые линии скул и подбородка, прямой нос, чувственные губы, ярко-серые глаза, смотрящие прямо на Сиченя. Черные пряди оформленные модной стрижкой — хотя Сичень не был уверен, что это модно, но Богу шло до неприличия. Высокий, ему пришлось нагнуться, поджарый — Сичень смущенно поглядел на плотно обтянутую черной водолазкой грудь, не скрытую полами кожаной куртки, настороженно гадая, что от него хочет он?       Устав ждать, Бог поднял руку, отогнул палец и показал на кнопку. Сичень встрепенулся и опустил стекло.       — У тебя шина заднего левого лежит на асфальте, — произнес Бог и с чувством выполненного долга удалился.       Сичень отстегнул ремень, все еще находясь под наваждением божественных чар, и вышел из машины, поглядеть на колеса — вот же гадство, Бог был прав. Шина, напоровшись на что-то по дороге, сдулась и уныло смялась, а Сичень слишком занятый своими переживаниями, не заметил, что машину ведет.       — Сколько времени займет починка? — Усянь тоже вышел из машины, поглядеть на «раненное» колесо.       Сичень не хотел думать о том, сколько им придется ждать эвакуатор в этой бесконечной утренней пробке. Или сколько ему придется приложить сил на смену запаски — ни он, ни Усянь не умели этого делать. Зато он охотно подумал о Боге, который прошел к мотоциклу, оставленному возле обочины, натянул шлем и растворился впереди автомобильной змеи.       — Я его знаю, — Усянь отрезвляюще пощелкал пальцами перед лицом Сиченя, все еще смотрящего туда, куда уехал Бог. — Это не твоя весовая категория.       — Откуда ты его знаешь? — Встрепенулся Сичень.       Усянь хитро прищурился.       — Видел на одной из вечеринок устроенных компанией, куда ты не ходишь, — он полгода назад присоединился к IT-отделу. Там его и представили, — пояснил друг       — Он ходит на вечеринки? — Сичень сам не понял зачем спросил, вопрос из его рта вырвался самостоятельно.       Друг закатил глаза.       — Нет, был только на одной приветственной. Видимо, для такого крутого сноба низко общаться с такими, как мы, — фыркнул Усянь.       Сичень давно знал друга и понимал, что такое поведение обычно дружелюбного и легкого Усяня продиктовано тем, что его чем-то задели.       — А почему я раньше его не видел? — Уточнил Сичень.       — Он джуниор, — безразлично протянул Усянь. — Забудь о нем, — вдруг, взмолился он. — Он на всех смотрит свысока. Говорю тебе: он не тот с кем стоит начинать отношения.       Сичень стыдливо покраснел.       — Я не рассматривал его для отношений, — запинаясь и путаясь в словах, неловко оправдался Сичень. — Всего лишь полюбопытствовал.       Усянь скривился, давая понять, что ни сколько не поверил словам друга, но привыкший все отпускать на «тормоза», махнул рукой и произнес:       — Давай уже подадим сигнал С.О.С., а то на собрание опоздаем и Цижэнь опять будет на мне отыгрываться весь день.       Сичень вернулся к машине, достал телефон, набрал номер и поднес телефон к уху.       — И вообще, ты же помнишь, что я сказал? Никакой суеты с моей стороны, — напомнил Сичень.       Усянь закатил глаза, отмахиваясь — ну, конечно, никакой суеты, всего лишь любовь с первого взгляда.       Вызвав подмогу, способную заменить колесо, Сичень поставил перед машиной предупреждающий аварийный знак и засел в салоне, дожидаться механика. Внутри машины, он раз за разом прокручивал божественное видение, вынужденный согласится с Усянем — такой ему не по зубам.       Но коварный купидон, точно прослышав о его клятве, прицелился, метко пустив стрелу по центру сердца Сиченя.

♡

      Все-таки белая полоса в жизни Сиченя решила себя проявить: они с Усянем опаздывают из-за ремонта колеса, однако, в утреннюю пробку попадает и их руководитель и собрание переносят на попозже. Сичень за это время успевает выпить полкружки кофе, разобрать почту, перебросится парой слов с Хуайсаном и Яо, поправить сбившийся галстук и спокойным шагом войти в конференц-зал. Когда он устраивается на своем месте вначале стола, в зал торопливо вбегает Усянь и плюхается возле Сиченя, едва не сбив стул. Следом за Усянем заходит причина его спешности — Цижэнь, одаривая подчиненного тяжелым взглядом.       — Всем доброго утра! — Приветствует Цижэнь сухим голосом собравшихся, его жидкая бородка двигается в такт словам и Усянь едва слышно прыскает в кулак, виновато опуская глаза вниз.       Сичень неодобрительно качает головой и устремляет взгляд на руководителя, обращаясь в слух.       Плановое совещание идет по стандартной заведенной рутине: отчеты с прошлой недели, планы на будущую, разбор полетов. Сичень с внутренним спокойствием выдерживает все три пункта, прекрасно зная у него и его отделов все схвачено, Цижэнь ими доволен. Он продиктовывает цифры продаж и рисует новые, еще более аппетитные, рассказывая о предстоящей сделке с коммерческой больницей. Цижэнь удовлетворенно кивает ему головой, записывая его слова в ежедневник, сверяя цифры с записью с предыдущей недели.       Вереница отчетов подходит к концу и Сичень уже думает о том, что после совещания надо будет заглянуть в тендерный отдел, как в дверь конференц-зала тихо проскользнула высокая тень. Глаза Сиченя округлились от удивление, когда он признал в присоединившемся своего Бога на мотоцикле. Тот максимально бесшумно, чтобы не прерывать чужую речь, проходит в зал, неся на вытянутых руках макбук, принимается подключать аппаратуру и выводит на экран изображения с графиками.       — Ты же сказал, что он джуниор? — Прошипел Сичень на ухо Усяню.       — Ты думаешь я разбираюсь в иерархии айтишников? Для меня они все джуниоры, — беззаботно ответил Усянь.       Речь последнего выступающего подходит к концу и на ноги поднимается Цижэнь. Он представляет вошедшего и у Бога появляется имя и должность — Цзян Чэн, архитектор. Сичень силится проглотить комок слюны сквозь враз сузившееся горло, разглядывая архитектора — Цзян Чэн снял кожаную куртку, оставшись в одной водолазке, рукава которой подвернул до локтя, открывая вид на загорелые и сильные руки.       Он что-то говорит, но Сичень зачарованный грубоватым и резким тоном пропускает смысл слов мимо, следя за тем, как двигается Цзян Чэн, как указывает его рука на графики или возвращается к макбуку, перелистывая на следующий слайд. Цзян Чэн кому-то кивает и что-то отвечает на заданный Цижэнем вопрос, а Сичень смотрит на его губы, складывающиеся в кривую усмешку. Серые глаза, подсвеченные лучом проектора, отливают металлом, делая взгляд жестким и непримиримым — абсолютная противоположность мягкому и светлому взору Сиченя.       Цзян Чэн, заканчивает говорить и поднимает голову, чтобы посмотреть прямо на Сиченя, вопросительно выгибая бровь. Сичень, покраснев до самых кончиков ушей, робко мотает головой, отворачиваясь от прямого взгляда и подозревая у себя наличие тахикардии — в ушах стоит невыносимый шум пульса, а перед глазами все плывет.       Почувствовав острый укол локтем под ребра, Сичень наклонил голову, взглянуть на подсунутый Усянем телефон. На экране развернут рабочий чат, где Ванцзи — технический лидер — опять сменил аваторку на новый мем «Давай исправляй мою жизнь» с вклеенной фотографией Цзян Чэна. «Поздравляем с назначением» гласила надпись под картинкой.       Сичень, разглядывая фотографию Цзян Чэна, подумал, что этот парень мог бы исправить его жизнь, если бы у Сиченя хватило на него смелости. Но увы и ах. Все на что способен Сичень, в случае нового архитектора, попасть и пропасть.

♡

      Следующие два дня Сичень издалека наблюдает за Цзян Чэном, притворяясь, что очень занят копированием документов или разглядыванием цифр в папке. Собрание, которое он благополучно пропустил мимо ушей, было посвящено разработке их нового сайта, и Сиченю, как ведущему руководителю, предстояло тесное сотрудничество с отделом Цзян Чэна. Он должен был передать информацию по продуктам, которые будут первыми представлены на сайте. Поглядеть на макет главной страницы и дать свою оценку, как предполагаемый покупатель. Он должен был подойти к Цзян Чэну просто познакомиться, как коллега с коллегой, но что-то вечно его останавливало, сбавляя градус решимости.       Вернувшись домой в день после собрания, Сичень долго ворочается в кровати, не в силах уснуть. То подушка неудобная, то одеяло короткое, то матрас слишком жесткий. Он решительно не понимает причины своей бессонницы и подумывает записаться к врачу. Но утром, первым делом выйдя из лифта на нужном ему этаже, Сичень замечает архитектора и все встает на свои места — любовная лихорадка. Потеря сна, спокойствия и аппетита. Все симптомы на лицо.       Его внеплановая влюбленность не ускользает от Усяня. Друг, пристраивается рядом с копировальной машиной, облокотившись на крышку принтера, и потягивая с термокружки кофе, спрашивает:       — Что намерен делать? — Выходит что-то среднее между «не стоит, не надо» и «смотреть больно, сделай уже хоть что-нибудь».       Сичень отводит взгляд от Цзян Чэна, замершего возле компьютера миловидной девушки с тендерного отдела, и хмурится.       — Ничего, — сдержанно произносит он.       — А, то есть ты смотришь на него, пока он не видит, в надежде, что у того глаза на затылке и он уловит твой зрительный месседж, — саркастично протянул Усянь, отхлебывая внушительный глоток с некультурным звуком. — Хорошая тактика, жаль, что не рабочая.       — Усянь, — раздраженно зашипел Сичень, стоило Су Шэ из маркетинга пройти мимо них.       — Что? — Взвился друг, распрямляясь. — Если ты продолжишь, как маньяк, стоять тут весь день, в ожидании, когда твой распрекрасный архитектор пройдет мимо, словно чудное видение, спешу расстроить — ничего не выйдет. Так что возьми себя в руки или куда-нибудь еще, и подойди поговори с ним сам. — Усянь кружкой указал в сторону Цзян Чэна, как раз отходящего от стола и направляющегося в их сторону.       Сичень спешно уткнулся в документы, поздно сообразив, что держит их верх ногами — Цзян Чэн прошел мимо, кивнув на ходу Усяню, Усянь ответил широкой улыбкой и с жалостью поглядел на Сиченя.       — Он любит собак, мотоциклы и прогулки на воде, — подсказал Усянь.       — Откуда ты это можешь знать? — Сичень перевернул документы и постучал пачкой по крышке принтера, выравнивая стопку листов.       Усянь с видом умудренного старика, вздохнул и вытащил телефон, демонстрируя профиль Цзян Чэна.       — Не густо, конечно, — с досадой признал друг. — Но по тем трем несчастным фотографиям, что есть на его страничке ты можешь выбрать неплохую тему для разговора. Разумеется, если оторвешься от принтера или у тебя с ним на завтра свидание на то же время? — Хмыкнул Усянь.       Сичень скосил взгляд на экран смартфона, не желая признавать свой интерес. К счастью, Усянь знал его, как самого себя, и повернув телефон экраном к себе, что-то быстро набрал, после чего телефон Сиченя издал короткую трель, оповещая о новом сообщении.       — Наслаждайся, — Усянь отсалютовал кружкой и отошел от друга.       Сиченю стоит больших усилий не вытащит телефон сиюминутно. Он деловито раскладывает отчеты, скрепляя их скобами, неспешно идет вдоль общего офиса и ускоряется лишь перед дверью своего кабинета. Ощущая себя преступником, подглядывающим за чужой жизнью, Сичень опускает жалюзи на окнах, поворачивает замок на двери и только тогда достает телефон, открывая ссылку, присланную Усянем.       Друг не преувеличил, говоря, что на профиле Цзян Чэна мало фотографий. Если у Цзян Чэна и была жизнь вне работы, то он ее хорошо скрывал, выкладывая редкие и часто смазанные фотографии в свои социальные сети и не делая к ним никаких подписей.       Сичень просматривает шесть фотографий и блокирует телефон — никакой суеты, он дал себе слово. К обеду его решимость тает и он ловит себя за очередным просмотром кадра Цзян Чэна с прищуренным взглядом — похоже слепит солнце отраженное от воды, — на байдарке. Изучает его профиль сфотографированный в три четверть, где Цзян Чэн держит на руках темно-шерстную собаку. Увеличивает и разглядывает случайный кадр Цзян Чэна на мотоцикле — колёса смазанные, значит, фото сделано в движении.       Сичень листает карусель кадров снова и снова, пытаясь убедить себя: не так уж хорош собой Цзян Чэн. Глаза какие-то не такие. Губы чуть кривятся. Скулы слишком острые. И нет, ему нисколько не любопытно, как выглядит эта широкая склоненная над рулем мотоцикла спина без одежды.       Звук, доносящийся из колонок компьютера приводит Сиченя в чувства. Он встряхивает головой и вслух напоминает себе — никакой суеты! Блокирует телефон и поворачивается к монитору, щелчком мыши открывая письмо от Усяня.       «Я вспомнил, где его видел. Это мистер Май!» — гласил текст письма, а ниже прикреплено изображение полуобнаженного Цзян Чэна. Архитектор без верха и в одних джинсах, каким-то чудом не съезжающих вниз с его костяшек на бедрах, стоит, вальяжно прислонившись к балке и смотрит прямо на Сиченя долгим томным взглядом — до того горячее фото, что сердце у Сиченя делает прыжок, как скаковая лошадь, преодолевшая барьер, и застревает в горле.       Это преступление, что его фото поместили на май, — проскакивает шальная мысль. — Это же самый настоящий июль! Сичень подкручивает колесико увеличивая лицо Цзян Чэна и тонет в сером омуте. Фотограф хорошо постарался, уловив взгляд в нужный момент. Сичень с ревностью подумал, что такой взгляд должен направлен быть только на одного человека.       Он отодвигает подкручивает колесико мышки, уменьшая Цзян Чэна в размерах и со смущением разглядывает то, что обычно было скрыто за водолазкой или лонгсливом. На фотографии Цзян Чэн чуть уже в плечах, но рельефные мышцы и косые линии уже при нем, как и очерченные контрастом светом и тенью трицепсы. Сичень снова с ревностью подумал о том, сколько сальных взглядов было направленно на это фото, и едва не зарядил себе по лбу за такие мысли — а он чем занят в данный момент?       Проблема заключалась в том, что Цзян Чэн был не только красив, но и обаятелен в своей простоте и краткости, предпочитая слову дело. Наблюдая за ним несколько дней, Сичень успел подметить исполнительность, готовность прийти на помощь и желание помочь разобраться. Само собой такое рвение на новой должности было логичным и объяснимым, но отчего-то Сиченю думалось, что Цзян Чэн сам по себе такой.       Было интересно заметить, как веселость уходила из глаз и появлялась серьезность, когда от архитектора требовалось мгновенное решение задачи. Или как он хмурился, тогда между темных бровей появлялась маленькая морщинка, обхватив ладонью подбородок. Как он деловито поддергивал рукава своей кофты, приступая к работе, и тогда пульс Сиченя, раздразненный татуировками на запястьях, ощутимо ускорялся. При взгляде на эти руки, порхающие над клавиатурой, внутри живота Сиченя будто бы появлялось гнездо с совятами и они одновременно тянулись, хлопали крыльями и умоляли о внимании. Сичень только стискивал зубы и отворачивался.       Он не уважал себя за это глупое и нерациональное поведение. Они ведь коллеги, им работать вместе. Но Сичень просто сидел и смотрел на архитектора и губы сами расплывались в ответной улыбке, когда Цзян Чэн замечал его, и мысль о том, что надо подойти и представиться, улетучивалась туманом по ветру.       Сичень скривился, вымещая свою злость на колесике мышки, то отдаляя, то приближая Цзян Чэна на кадре.       — Что за глупые традиции? Руководитель не обязан подходить первым! — Проворчал себе под нос Сичень и тут же себя отдернул.       Традиции не глупые, просто он трусоват, становясь при Цзян Чэне социально неловким, вся его уверенность, как руководителя, съеживалась, таяла, превращая его в метр восемьдесят восемь сплошной нерешимости, пока метр восемьдесят пять молчаливо вышагивал из кабинета в кабинет, от стола к столу, от коллеги к коллеге.       Резко распахнутая дверь отвлекла — Сичень неторопливо перевел взгляд с монитора на гостя, наивно полагая, что это Усянь — никто больше в компании не позволяет себе так нагло не уважать чужое пространство. К его удивлению и парализующему шоку, в кабинет зашел тот, чье фото заняло весь экран. Сичень испуганно дернулся, ударившись коленом об стол и нервно защелкал мышкой, закрывая окна, не сводя с реального Цзян Чэна широко распахнутых глаз.       — Извини, — произнес Цзян Чэн. — Мне говорили, что ты на обед уходишь, а мне надо поставить обновления — к твоему возвращению уже все было бы готово. — Он замер возле дверей, нерешительно оглядывая пунцового Сиченя. — Сильно стукнулся?       Сичень недоуменно заморгал, не понимая о чем идет речь. Цзян Чэн любезно указал на стол и Сичень опомнившись замотал головой.       — Ерунда, — хотя колено после удара неприятно пульсировало.       — Хорошо, — кивнул Цзян Чэн, подходя ближе.       Сегодня Цзян Чэн заменил водолазку на рубашку, но все также подвернул рукава, заставляя Сиченя мысленно искать пятый угол в раз уменьшившимся по размеру кабинете. Он настороженно наблюдает, как Цзян Чэн огибает его стол и замирает рядом — до носа Сиченя долетает приятный след парфюма.       — Пустишь? — С тихим смешком спрашивает Цзян Чэн.       Сичень мгновенно поднимается на ноги, отскакивая от своего стола, словно тот собирался его укусить, и жестом указывает Цзян Чэну на стул. Архитектор, не выказывая эмоций по поводу такой странной реакции, опускается на стул и кладет руку на мышку. К вящему ужасу Сиченя, Цзян Чэн раскрывает окно и на весь экран выводит свою календарную фотографию. Лицо архитектора враз сереет, а губы болезненно кривятся.       Он ничего не говорит, закрывая окно письма, и парой команд на клавиатуре выводит программы. Но Сиченю от этого ни капли не легче. Волна жара спустившаяся с макушки до самых пят, бросает его в удушающую панику, окрашивая лицо в характерный цвет стыда. Мозг отказывается сотрудничать для выдумывания объяснений с архитектором, а язык становится деревянным и неповоротливым.       Он должен что-нибудь сказать, выдать оправдание, пока не стало слишком поздно. На худой конец, свалить вину на Усяня. Но Сичень стоит, приклеенный к полу, закаменев от своего позора и старательно не смотрит в сторону архитектора, переживая свой худший со времен школы ночной кошмар. До этого момента у него были шансы завести дружбу с Цзян Чэном, теперь они безжалостно свелись к нулю, если не к минусу.       Спустя десять минут — показавшихся Сиченю адовой вечностью — архитектор деловито оглядел проделанную работу, пощелкал по окнам программы и кивнул сам себе.       — Если будут вопросы — звони, — голос ровный, как у воспитанного человека, старающегося не замечать слона в комнате. — И назначать, пожалуйста, в календаре встречу — нам нужно поговорить о сайте.       Сичень выдавливает жалкое «угу» и молится, чтобы Цзян Чэн поскорее покинул его кабинет, оставив его один на один с позором.       — По каталогам, что ты направил — надо обсудить, что выведем на главную плашку, а что оставим на хиты дня.       Сичень несколько раз кивнул, продолжая держать язык за зубами, надеясь, что Цзян Чэн воспримет его молчание за задумчивость, а не сочтет его не профессионалом.       — И еще, — Цзян Чэн щелкнул пальцами, вспоминая о чем-то. — Ванцзи решил попробовать новую программу для рабочих чатов, теперь в диалоге можно расширять экраны и показывать содержимое.       Не понимая ни слова из того, что ему только что сообщил архитектор, Сичень — китайский болванчик, кивнул, мысленно умоляя Цзян Чэна освободить ему место. Цзян Чэн напоследок нечитаемым взглядом оглядывает Сиченя и вытаскивает из заднего кармана джинс визитку, оставляя на клавиатуре.       — Жду отметки в календаре, — напомнил он, поднимаясь на ноги.       Как только Цзян Чэн выходит за дверь, Сичень понимает, что все это время едва дышал, и мешком оседает на край стула, слыша тонкий запах чужого парфюма, дразняще плывущего по кабинету.       Господи, да он безнадежный идиот.

♡

      Обидеться по-настоящему на Усяня за подставу у Сиченя не получается — по большому счету, друг ни в чем не виноват, это ему не стоит мешать работу и личный интерес. Тем более, Цзян Чэн — профессионал своего дела — стойко держит лицо во время их совещания и произносит большую часть слов за Сиченя, умудряюсь расшифровать и понять его односложные «ага, угу, мгм», потому что сам Сичень оказывается не в силах произнести связанные предложения, думая о том, как красиво меняется радужка глаз архитектора при свете дня и как у него опускается голос на несколько окатив, когда он вслух рассуждает о скроллинге, матрицах, воронках и что-то там на айтишном.       Уже этим же вечером, Цзян Чэн высылает на почту Сиченя несколько вариантов макета, согласованных с отделом маркетинга, и успевает сделать небольшой демонстрационный бета-сайт. Сичень, просматривая материал, благоговейно выдыхает, благодаря небожителей за то, что их архитектор совладал с его косноязычием и слепил достойную внимания конфетку.       Ему стыдно и совестно, что он не приложил к сайту руки, слишком увлеченный разглядыванием коллеги, Сичень бесстыдно все оставил на откуп отдела Цзян Чэна, а раньше он себе такого не позволял. Что-то изменилось в нем, словно какой-то невидимый тумблер переключался каждый раз, когда Цзян Чэн появлялся в его поле зрения, делая ноги дрожащими, сердце сходящим с ума, а голову восхитительно пустой.       По дороге на работу он с грустью признался Усяню, что теперь, когда сайт одобрен им и Цижэнем, Цзян Чэн продолжит работу самостоятельно, обращаясь только к отделу маркетинга, к которому Сичень не имеет никакого отношения — это вотчина Усяня. Усянь со всей своей прямотой и простотой выдает абсолютно безалаберный совет: ты же руководитель — отзови свое одобрение и заставь его работать внеурочно.       — Что? — Недовольно спаясничал Усянь, поправляя воротник рубашки. — Я хоть варианты предлагаю.       — И это работает? — Все еще сомневаясь, протянул Сичень, смотря на отражение друга в зеркальных дверях лифта.       — Нет, я такое использую, чтобы наказывать людей, которые меня раздражают, — честно признался друг. — Но если бы ты остался с ним после работы, — Усянь взмахнул руками, разводя их в стороны, точно провидец, рисующий будущее. — Вечер, пустой офис, долгая работа, ты, он, невинный массаж…       — Усянь, — со смехом скривился Сичень, прерывая пошловатый намек друга. — Я не буду ничего отзывать. Во-первых, я сам решил повременить. Во-вторых, Цзян Чэн — парень…       — И что? — Откровенно недоумевая, повернулся к Сиченю Усянь. — Свободная страна: с кем хочешь с тем и встречайся.       — Я, — начал Сичень и осекся, предпочитая вместо объяснений глотнуть из картонного стаканчика улуна.       До Цзян Чэна он никогда не обращал внимания на парней в романтическом плане. Ему всегда нравились девушки игривые кокетки, способные раздразнить его и, в тоже время, легкие, воздушные, сладкие, как сахарная вата. Цзян Чэн с его взглядом убийцы и любовью к байкам, мало походил на сладкую вату. И уж точно он не из тех, кто будет кружит голову забавы ради. Он, скорее, шоколад с перцем — сладкий и ядреный — попробуешь надкусить и прожжешь себе язык на долгую память. Вкус на любителя.       Но Цзян Чэн все равно привлек его внимание не только угрозой прожженного перцем языка, он был умным, интересным, находчивым — и сколько бы Сичень не повторял себе, что ему не нужны отношения в обозримом будущем, — он не мог перестать думать о Цзян Чэне и постоянно переживал внутренний конфликт: а нравятся ли архитектору парни? Если «да», то какие? Небось под стать ему? Сичень в своем костюме тройке и в машине комфорта люкс никак не впишется в дерзкий и стремительный стиль жизни архитектора.       Так, зачем, спрашивается, мечтать и строить замки из песка, если по итогу, на берег набежит волна реальности и разломает очередные непрочные отношения Сиченя, оставив еще один незаживающий рубец на сердце? С Цзян Чэном поражение очевидно за линией старта.       Сичень, глотнув еще немного чая, входит с Усянем и еще толпой клерков в лифт, где все по очереди жмут кнопку нужного этажа. В последний момент в двери закрывающегося лифта проскакивает слегка запыхавшийся Цзян Чэн. Емко выругавшись, он накручивает на руку шнурок с бейджем и замирает, привалившись плечом к кабине.       Желудок Сиченя предательски свело от воспоминаний о календарном фото, где архитектор также привалился плечом. Торс благовоспитанно прикрытый футболкой и курткой все равно вызвал у Сиченя тайный интерес — Цзян Чэн в одежде выглядел куда интимнее, чем без нее.       Лифт кабины пустеет с каждым этажом, пока на остаются трое пассажиров: Сичень, Усянь и Цзян Чэн, не сменивший своей позы. Сичень ловит отражение Усяня в зеркале — друг активно взглядом на что-то намекает — Сичень с подозрением хмурится. Что бы ему не предлагал Усянь пахло жареным. И Сичень не ошибся в своем предположении.       Когда лифт замер в последний раз, Сичень шагнул вперед, Усянь следом. Цзян Чэн оттолкнулся плечом от стены, поворачиваясь к Сиченю лицом. Еще каких-то жалких пару секунд Сичень стоит на твердой земле, а в следующий момент, вылетает лицом вперед из кабины, на ходу теряя свой стаканчик с улуном и портфель, прочертивший в воздухе дугу, открывшийся и разметавший свое содержимое по всему холлу.       — Блять! — Раздается за спиной Сиченя голос Цзян Чэна, принявшего на себя душ из теплого чая.       Сичень, отбивший о мраморный пол холла ладони и колени, испуганно оборачивается на Цзян Чэна. Усянь, уже успевший подключить к процессу администраторов, подхватил со стойки стопку салфеток и торопливо подал их архитектору.       — Хорошо, что не горячий, — щебетал Усянь под гнево пылающий взгляд Цзян Чэна. — Сичень, не стоит ходить с напитками, если ты такой неаккуратный! — Проворчал друг. — Давай, поднимайся и отведи Цзян Чэна в свой кабинет, я знаю, что у такого трудоголика, как ты, в шкафу есть сменная рубашка.       Усянь повернулся к архитектору, старательно промакивающему свою футболку смятыми салфетками, и подмигнул красному до корней волос Сиченю.       — Не стоит, — буркнул Цзян Чэн, отбрасывая использованные салфетки в мусорный контейнер.       — Стоит-стоит, — перебил Усянь, подхватывая за руку архитектора.       — А-Чэн, вот возьми — мазь при ожогах, — миловидная Мянь-Мянь — одна из администраторов на ресепшене — явно не входила в планы Усяня.       Он фальшиво широко улыбнулся, выдергивая тюбик из рук девушки, и быстро перевел тему.       — Мянь-Мянь, ягодка моя, помоги нашему руководителю собрать документы и затем принеси их в его кабинет!       Сичень, поднявшийся с пола, был готов снова туда лечь. Поочередно обведя взглядом злющего и оттягивающего двумя пальцами мокрую футболку Цзян Чэна, растерянную и огорченную Мянь-Мянь и считающего себя самым умным в этом мире Усяня, Сичень с раздражением подумал — Если Цзян Чэну придет в голову блажь убить Усяня, я ему помогу.       Привычным жестом поправив галстук и пригладив волосы, ему все же удается совладать с эмоциями и он виновато улыбается Цзян Чэну.       — Прошу прощения за этот инцидент, — почти не заикаясь и не теряясь произносит он. — Я могу одолжить тебе рубашку.       — Не стоит, — повторяет Цзян Чэн уже более мягким тоном.       Усянь, сжимающий его руку, нетерпеливо тянет архитектора в сторону кабинета Сиченя.       — Это меньшее, что он может сделать за причиненный ущерб, — вещает неутомимый Усянь на ходу.       И Цзян Чэну, и Сиченю не остается ничего другого кроме как подчиниться и уступить идее Усяня. Цзян Чэн, рыкнув, высвобождает свою руку. Сичень, уныло плетясь за ним, разглядывает широкие плечи, обтянутые кожаной курткой — не видать ему этих плеч без одежды.       В кабинете Усянь сразу же направляет к узкому шкафу, наугад выдергивая бледно-голубую рубашку и всучивая ее все еще раздраженному Цзян Чэну.       — Переодеться можно там, — указав направление в сторону каморки, где Сичень хранил все свои архивные документы, Усянь блеснул улыбкой.       Стоит Цзян Чэну скрыться за дверью архивной, как Сичень с шипением набрасывается на Усяня.       — Зачем ты меня толкнул?       — И это твоя благодарность? — Обиженно протянул Усянь. — Я тебе вообще-то повод позвать его на свидание дал.       — О чем ты говоришь? — Сичень недоуменно хлопнул себя по лбу. — Какое свидание?       — Такое, — устало выдохнул Усянь, точно утомился объяснять простые истины. — Ты берешь его футболку, несешь ее в химчистку, возвращаешь и говоришь: чтобы загладить свою вину, приглашаю тебя поужинать со мной в ресторане.       — Усянь, ты сбрендил? — Жалостливо протянул Сичень.       Никто в здравом уме не пойдет ни на какой ужин после того, как его окатили кипятком.       — Усянь, ты гений, — это ты хотел сказать? — Друг подбросил тюбик с мазью в воздух и, поймав, указал кончиком на Сиченя. — Не будешь торопится, кто-то другой проявит к нему интерес. — Финаля свою речь, Усянь усмехнулся, вкладывая в ладонь Сиченя мазь. — Я ж не предложил тебе еще вариант — можешь ему грудь натереть.       Дверь архивной распахнулась и в кабинет вернулся Цзян Чэн. Рубашка села на него, как влитая, — у них был один размер с Сиченем. Не изменяя своим привычкам, Цзян Чэн расстегнул пуговицы на рукавах и закатал их по локоть. Сичень молча уставился на свою рубашку на чужом теле — это было так волнительно, видеть Цзян Чэна в своей одежде.       — О, а тебе идет голубой, — похвалил Усянь — Лицо свежеет.       Цзян Чэн одарил его тяжелым взглядом, сжимая в одной руке свою куртку, в другой футболку.       — Это мы заберем, — встрепенулся Усянь, выхватывая влажную футболку и передавая ее Сиченю с тонкой полуулыбкой недодушенного питона.       — Я отдам ее в химчистку, — выдавливает Сичень, чувствуя себя большим придурком чем, когда Цзян Чэн застукал его за просмотром календарного фото.       — Спасибо, — поблагодарил архитектор и покинул кабинет.       — Если свидание пройдет успешно, то принимаю в благодарность «Улыбку императора», — невозмутимо произнес Усянь, не догадываясь, что его жизнь находится под угрозой.       Вещая мокрую футболку на опустевшее плечико, Сичень скабрезно думает, а не оставить ли футболку себе? Сделать вид, что забыл отнести, заработался. Ведь даже окаченная чаем футболка все равно пахла Цзян Чэновым парфюмом и запахом его тела. Сичень, как в бреду, подался вперед, втягивая чужой запах и прикрыл глаза, позволяя миражу обмануть себя — Цзян Чэн делает шаг, обнимая его. По коже поползли мурашки в ожидании и…       Сичень распахнул глаза, выпрямился и с громким хлопком закрыл дверцу шкафа, точно отвесил себе затрещину.       Может стоит воспользоваться предлогом Усяня? Для начала они бы поужинали, как коллеги. Плавный разговор о пустяках перетек бы во что большее, лучше идущее под вино. Слово за слово и Сичень бы вытянул из Цзян Чэна еще одну встречу. Основательную встречу.       Но а) Сичень не пил и б) Сичень не мог связно говорить с Цзян Чэном.       Выдержав для приличия пару дней, Сичень возвращает футболку владельцу, так и не решившись воспользоваться предложением Усяня. Цзян Чэн, которого Сичень подловил в коридоре, с улыбкой забирает возвращенную вещь и скромно интересуется.       — Больше ничего не хочешь сказать?       Сичень недоуменно вскидывает брови, растерявшись на несколько секунд, а затем произносит:       — Еще раз прошу прощения, что облил тебя чаем. Надеюсь, что ты не сильно пострадал, — совсем тихо произнес Сичень.       Архитектор опустил взгляд и как-то странно улыбнулся — разочарованно.       — Нет. Но спасибо за беспокойство, — и с этим удалился, оставляя Сиченя разозленного на себя за желание ощутить объятие.

♡

      В серый дождливый и промозглый день последнее о чем думает продрогший до костей Сичень, вползая в офис, — бесхозный щенок. Зато мечтает о пледе, чашке кофе и, чтобы чертово заднее колесо машины прекратило напарываться на предметы по дороге.       Он шмыгает покрасневшим носом и стряхивает с коротких прядей волос капельки дождевой влаги. С конца прошлой недели погода скуксилась и окончательно испортилась, зарядив бесконечные дожди и мрачность за окном. Сичень, чихнув в рукав пиджака, обеспокоенно потрогал лоб — не хватало ему слечь с простудой в момент запуска сайта.       На ресепшене он интересуется у Мянь-Мянь; не осталось ли чего противопростудного с образцов. Исполнительный администратор выкладывает несколько цветных пакетиков с порошком и обещает принести Сиченю чай с медом в кабинет. С чувством поблагодарив девушку, Сичень забирает пакетики с лекарством и протянутую упаковку салфеток, которую тут же вскрывает, чтобы чихнуть в бумажный платок.       — Может возьмете выходной? — Обеспокоенно предлагает Мянь-Мянь.       Сичень, улыбаясь, отмахивается.       — Много работы.       Еще раз поблагодарив администратора (и сделав себе мысленную пометку добавить к ежемесячной зарплате девушки премию), Сичень с гудящей от боли головой, пересекает общий холл, замечая группу столпившихся коллег возле одного из столов. Вытянув шею и привстав на носочки, Сичень видит в толпе Цзян Чэна и ноги сами его несут к архитектору ближе.       Внутри Сиченя все плавится и горит уютным теплом, словно бы он залпом выпил куриный бульон — Цзян Чэн в белом свитере грубой вязки держит на руках маленького щенка то ли лабрадора, то ли ретривера, так широко и светло улыбается, воркуя над собакой, что глупое сердце Сиченя сходит со спокойного ритма, учащенно колотясь о ребра.       — Это твой щенок? — Произносит Сичень свистяще-скрипучим голосом и сам удивляется, что его горло издает такие звуки.       Несколько сотрудников, испуганно отходят от стола, заметив руководителя — никому не хотелось бы попасть под раздачу за то, что кто-то притащил в фармацевтическою компанию явный разносчик инфекции.       Цзян Чэн, не переставая улыбаться и почесывать щенка за ушком, расстроенно наморщил нос.       — Нет. К сожалению, эта прелесть не моя, — он сделал несколько шагов в направлении Сиченя и повернулся так, чтобы тот смог рассмотреть симпатичную мордочку щенка.       Щенок энергичный и суетливый вертит головой, следуя за пальцами Цзян Чэна и пытаясь их прикусить.       — У него зубки режутся, — с теплой улыбкой прокомментировал поведение щенка Цзян Чэн, ловко уводя руку от клацающей в опасной близости пасти.       Беспокоясь, что его архитектор может остаться без пальцев — основного инструмента в работе, Сичень кивнул на щенка и настороженно произнес:       — Может вернуть его владельцу?       — У него нет владельца, — Цзян Чэн почесал под мордочкой щенка. — Я нашел его несколько дней назад возле мусорного контейнера, забрал, отмыл и дал объявление. Никто не откликнулся. Но у себя оставить не могу, — он добродушно усмехнулся, на очередную попытку щенка укусить ему палец. — У меня сестра живет из-за учебы в университете и будет жить еще два года, а у нее аллергия на шерсть.       — Бедняга, — посочувствовал Сичень. Однако, уловив притаившуюся в уголках рта усмешку, Сичень спешно добавил. — Щенок — бедняга, не ты.       Цзян Чэн тихо рассмеялся, подрагивая плечами, и у Сиченя внутри живота завязался тугой узел при звуке этого чудесного, низкого смеха. Он осоловело улыбнулся в ответ и бездумно перенял, вдруг, протянутого ему щенка.       — Возьми себе, он замечательный, вы поладите. А я могу помочь тебе с дрессировкой — подрабатывал в собачьих приютах, знаю как приучать к командам. Можем как-нибудь вместе сходить на тренировочный полигон для собак, — предложил Цзян Чэн.       Мозг Сиченя перегруженный новыми эмоциями Цзян Чэна и ослабевший от подступающей простуды выдал вселенских масштабов баг, заставив Сиченя уверенно произнести — «Да, конечно» и прижать к себе обеими руками юркого щенка, заинтересованного куском ткани, висящего у нового владельца на груди.       — Отлично! — Просиял Цзян Чэн. Взгляд его с нежностью поглядел на щенка в руках Сиченя — проказник ухватился за край галстука и уперто дергал головой, высвобождая ткань из захвата пиджака. — Звони мне в любое время, если тебе будет нужна помощь!       Он подался вперед, протянув руку, чтобы потрепать шкодливого щенка по холка. Сичень затаил дыхание, понимая, как неприлично близко находятся их лица. Он успевает рассмотреть тонкий след шрама, молнией рассекающий бровь Цзян Чэна, его пушистые длинные ресницы и соблазнительную линию губ, прежде, чем, архитектор отклоняется.       Нокаутированный очаровательной улыбкой Цзян Чэна, Сичень в блаженном гипнотическом состоянии доходит до кабинета. Возле двери его поджидает Усянь, напряженно топча пол и прижимая к себе толстенную пачку папок.       — Доброе утро! — Приветствует Сичень друга.       Усянь, погруженный в свои мысли, нервно подпрыгивает и поворачивается к Сиченю. Лицо друга белеет до мелового цвета, губы начинают дрожать. Из ослабевших пальцев на пол соскальзывают документы. Он спиной вжимается в дверь кабинета и тихонько передвигается в сторону от Сиченя с расширенными от страха глазами смотря на щенка, грызущего галстук Сиченя.       — Ты чего? — Удивляется Сичень.       Усянь отнимает от стены дрожащую руку и пальцем указывает на щенка.       — Монстр! — Шепотом произносит Усянь, срываясь с места и оставляя позади себя растерянного Сиченя и гору документов.       Сначала реакция Усяня вызывает в Сичене смех, но в следующее мгновение колдовские чары улыбки Цзян Чэна спадают и Сичень, протрезвев, понимает, что взял бездомного щенка себе. Совершенно ненужного ему щенка. Просто потому что Цзян Чэн попросил. А Сичень, отключив голос разума, не смог отказать.       Если бы не воспитание, Сичень выругался вслух, вспомнив каждое подцепленное из разговоров с Усянем ненормативное слово. Щенок в его руках, занятый уничтожением дорого брендового галстука, не обращает внимания на смену настроение владельца, терзая своими крохотными зубками ткань.       — И что мне с тобой делать? — Обращается он к щенку, оглядывая округлую мордочку.       Щенок замирает, не выпуская из пасти галстук, и шевелит ушками. Его темно-карие глаза устремляются на Сиченя, точно он говорит — не знаю, ты тут взрослый ответственный человек с деньгами, тебе и решать. И Сичень под этим мудрым для собаки взглядом чувствует себя загнанным в ловушку.       Ему точно не нужна собака, но обижать Цзян Чэна ему тоже не хочется. Если он кому-то передаст щенка, архитектор может не так понять. Даже если это не подарок (а Сичень хотел верить, что это подарок) Цзян Чэн — поклонник собак мог рассудить его поведение превратно.       Раздираемый противоречивыми муками совести, стыда и ответственности, Сичень прикрывает глаза и тихо стонет — ну, почему он всегда так глупо ведет себя при Цзян Чэне? Где тот пульт, который отключает его голову, при появлении архитектора?       Понимая, что он не найдет ответы на свои вопросы в ближайшее время, Сичень ногой подвигает разбросанные Усянем документы, опасно балансирует на расчищенном пятачке и удерживая одной рукой щенка, тянется ключ-картой к замку, чтобы открыть кабинет. Там он, отпустив щенка на пол и отдав ему на растерзания остатки своего любимого темно-синего галстука, Сичень свободно выдыхает и набирает другу.       Через несколько гудков раздается высокий голос Усяня, звенящий от ужаса:       — Ты совсем меня не ценишь? Притащить это бешеное чудовище на работу!       — Ты о щенке? — Удивляется Сичень, глядя на питомца.       «Бешеное чудовище» споткнулось о конец галстука и упало на спину, со всей яростью, вмещаемое в маленькое неуклюжее тельце, старательно принялось отбиваться задними лапами от невидимого противника.       — Об этом ужасном, рычащем, с пеной из пасти, с дикими глазами убийце, — поправил Усянь Сиченя. — Да, о нем.       Ужасный рычащий убийца галстука испуганно заскулил, не сумев перекатиться со спины обратно на живот, и Сиченю пришлось помочь ему перевернуться.       — Зачем тебе собака? Тебе так одиноко? Почему не завести тогда кошку? — Выпаливает один за одним вопросы Усянь. — Но собаку? Я не понимаю, Сичень, я тебя чем-то обидел?       — Я не по своей воле его завел, — сдавшись, признался Сичень, кончиками пальцев массируя лоб — от чересчур громкого голоса друга виски начало немилосердно ломить.       — Так отнеси этого убийцу обратно! — Взвился Усянь. — Мне работу надо сделать!       — Это щенок Цзян Чэна, — выпалил Сичень.       На том конце провода повисла гнетущая тишина. По-видимому Усянь боролся со своим страхом и желанием подсобить незадачливому влюбленному.       — А ты достойный сенсея ученик, — довольно протянул Усянь, оценив изящность хода. — Сможешь приглашать на прогулки под предлогом повидаться с монстром. Молодец, Сичень, мама тобой гордится!       — Какая мама? — В голову Сиченя словно напустили тумана, спутывая ясность мышления.       — Я твоя мать, Лея Скайуокер, — цокнул Усянь. — Не упусти эту возможность, иначе получается, что я зря пью успокоительные после встречи с этим золотистым гремоблином! Жду отчет о свидании.       Бросив последнюю фразу, Усянь отсоединился.       Сичень, надеявшийся найти решение проблемы у Усяня, с поражением откладывает телефон на стол и разваливается на стуле, подпирая тяжелую голову кулаком. Взгляд его перемещается за щенком, с любопытством обнюхивающим новую территорию. Щенок с золотистой короткой шерсткой и бархатными треугольными ушками само очарование — Сичень почти понимает влюбленный взгляд Цзян Чэна, направленное на это существо.       Другое дело, что он никогда не был близко знаком с собаками — эта участь миновала его в детстве, когда родители купили ему двух черепашек, а потом несколько рыбок, решив, что на этом социализация ребенка с домашними животными полностью завершена.       Сичень перевел взгляд на белый прямоугольник картона, прислоненный к ножке экрана, и поглядел на телефон в руке. Может, щенок, как предлог, для более тесного контакта с Цзян Чэном вне работы — это не такая уж плохая мысль? Разумеется, он будет гореть в аду, за использование невинного существа в своих целях. Но, честное слово, он постарается стать самым лучшим хозяином в мире и будет покупать только полезную пищу, разработанную ведущими ветеринарами специально для собак.       Придя к соглашению со своей совестью, Сичень принялся за работу, время от времени поглядывая на щенка. Питомец, уничтожив его галстук, потерял к брендовой тряпке интерес и принялся грызть металлические ножки стульев, предназначенные для посетителей кабинета, с воем-лаем набрасываясь на стулья и, укусив, отскакивая назад. Сичень улыбнулся странной игре и вернулся к цифрам, просматривая бесконечные столбцы и сверяя их с базой компьютера.       Мянь-Мянь, явившись в первые за день в кабинет с обещанной чашкой чая и собранными за Усянем документами, повадилась заходить к Сиченю каждые полчаса, справится о его самочувствии — Сичень искренне благодарил девушку, но подозревал, что такое рвение администратора продиктовано умилительным восторгом вызванное щенком.       К обеду туман в голове рассеивается и Сиченю удается свести и подбить все цифры и выслать отчет Цижэню. Он тянет руку, чтобы привычно ослабить узел галстука, но пальцы наталкиваются на пустоту и он вспоминает, что его любимый галстук пал жертвой обаяния Цзян Чэна. Вздохнув, Сичень отстегивает верхнюю пуговицу рубашки и одним глотком допивает остатки остывшего чая, слегка поморщившись от неприятно скользнувшего по горлу желеобразного меда.       Он открывает почту и щелкает сразу на несколько уведомлений, читает первое письмо с тендерного отдела, заносит руки над клавиатурой, чтобы дать ответ, как экран загадочным образом темнеет. Сичень икает от неожиданности и наугад шевелит мышкой, тыкает в нижний правый угол, жмет на клавиатуре комбинацию для вызова нового окна — монитор остается насмешливо черным, отражая недоумение проступившее на лице Сиченя.       Не сумев самостоятельно разобраться в чем дело, Сичень тянется к стационарному телефону и набирает IT-отдел. На его звонок отвечает Ванцзи и старательно невозмутимым голосом уточняет, что делал Сичень.       — Я ничего не делал. То есть я делал, почту открывал. До этого я работал с таблицами и аксаптой, а потом он, — Сичень рукой указал на мертвый экран, точно Ванцзи у него за спиной. — Взял и перестал работать. Я попробовал его включать выключать — ничего не изменилось.       Ванцзи, выслушав сбивчивое объяснение, умиротворенно мгмкнул и заверил, что Сичень все сделал правильно.       — Сейчас пошлю джуниора, он посмотрит в чем дело, — пообещал Ванцзи.       Сичень поблагодарил за помощь и выглянул из-за монитора, чтобы проверить щенка. Питомец, наигравшись и утомившись, упал на бок, вытянув лапки, дремал, дергая во сне влажным носиком.       — Работник года, — добро проворчал Сичень.       Он откинулся на спинку стула, вытянул руки вверх и потянулся, разминая затекшую от долгого сидения спину. В кабинет вежливо постучали. Сичень, оценив тактичность по достоинству, улыбнулся, крикнув: Входите!       В кабинет вошел Цзян Чэн, сразу же принявшись взглядом искать щенка. Щенок, услышав чужие шаги, открыл глаза и радостно-неуклюже подбежал к Цзян Чэну, который нагнулся вперед, подхватывая собаку на руки и широко улыбаясь. Сичень снова почувствовал, как его голова становится пустой и бесполезной, и чтобы не дать себе возможность совершить еще какую глупость, он спрашивает:       — А где джуниор, которого обещал прислать Ванцзи?       Цзян Чэн, не прекращая почесывать щенка за ухом, повернулся к нему.       — Весь молодняк брошен на сайт, — он скромно поднял плечо, точно бы извинялся. — Поэтому пришёл я.       — А, — с глупо-счастливым выражением протянул Сичень.       — Хотя тебе не нужна моя помощь, — со смешком добавил архитектор.       Сичень недоуменно вытянул лицо — ему еще как нужна помощь Цзян Чэна.       Заметив его замешательство, архитектор рукой махнул куда-то в сторону стола. Сичень, проследив направление, встал и перегнулся через стол, чтобы увидеть перегрызанный шнур от монитора.       — А ты маленький хулиган, да? — С усмешкой обратился Цзян Чэн к щенку.       Щенок с невинным видом уставился на Цзян Чэна, упершись передними лапами в грудь архитектора.       — И что теперь делать? — С ужасом прошептал Сичень — в компьютере была вся информация — теперь все труды пойдут на смарку?       Цзян Чэн невозмутимо улыбнулся и подмигнул щенку.       — На сегодня выдам тебе ноутбук, а завтра принесу шнур от монитора и подниму его с пола. Моноблок не пострадал, не переживай.       Щенок радостно запищал, уворачиваясь от руки Цзян Чэна.       — Спасибо, — произнес Сичень. — Не знаю как ещё тебя отблагодарить.       — Ты уже помог мне, — парировал Цзян Чэн, намекая на щенка. — Сейчас вернусь, а ты пока отключи провод из адаптера, на всякий случай.       «Всякий случай», опущенный обратно на пол, гордо завилял хвостом, собравшись последовать за Цзян Чэном.       — Ой, осторожно, не выпускай его, а то Усяня хватит удар, — беспокойно воскликнул Сичень. — Он очень боится собак.       Цзян Чэн обернулся через плечо, как-то странно улыбнувшись на эту новость. Глаза мигнули недобрым светом, и Сичень на пустом месте почувствовал себя виноватым перед другом.       — Ты же никому не расскажешь, что Усянь боится собак? — с мольбой в голосе попросил Сичень.       Архитектор елейно улыбнулся.       — Нет. Эта информация только для меня.       Сичень быстро заморгал, уловив в чужом голосе коварные нотки. Совестно стало вдвойне — похоже, он собственноручно вложил Цзян Чэну опасное оружие против Усяня.       Архитектор вернулся с ноутбуком, настроив удалённый доступ и помог Сиченю освоится с новым рабочим местом.       — Не забывай подключать впн. Принтер связал с твоим столом. И ещё я заметил, что ты не архивируешь почту — это плохо. Если будут переносить информацию, можешь потерять часть данных.       Сичень бездумно кивнул, как всегда не понимая о чем говорит архитектор. Цзян Чэн оглядев Сиченя, усмехнулся, спрятав улыбку в кулак.       — Забудь. Я настрою автосохранение, — он повернул ноутбук к себе и пальцы его запорхали по клавишам. Несколько минут спустя, показавшиеся Сиченю коротким мигом, просто потому, что он был готов смотреть на Цзян Чэна 24/7, архитектор повернул ноутбук к нему и с легкой торжественностью в голосе произнес. — Готово.       — Спасибо, — чувствуя себя круглым идиотом, в которой раз повторил Сичень.       — Звони, если что-то ещё понадобится или возникнут вопросы! — Цзян Чэн одарил его скромной улыбкой и вышел из кабинета, на прощание потрепав щенка за ушами.       Сичень посмотрел ему в след и тоскливо вздохнул. Щенок, грустно уткнувшийся носом в дверь, обиженно засопел — ему явно было интереснее с Цзян Чэном, чем с Сиченем. Сичень внезапно испытал желание также обиженно засопеть — ведь теплое внимание Цзян Чэна было отдано собаке, а не ему.       — Знаешь что? Я его первый увидел! — Обратился Сичень к щенку, показав язык.       Питомец проигнорировал детскую ревность и быстро отвлекся от ожидания, вновь принявшись за галстук. Сичень, в свою очередь, погрузился в работу, не особо беспокоясь за щенка — нянек было предостаточно: Мянь-Мянь и ее сменщица где-то раздобыли неглубокие тарелки и принесли щенку еды с водой, не забыв позаботиться о хозяине собаки — поставив перед ним новую чашку чая, на сей раз с имбирем. Прихлебывая из кружки, Сичень подумал, что не так уж и плохо быть владельцем собаки, все к тебе приходят (хотя интересен был только Цзян Чэн), а Усянь где-то вдалеке прячется и работает.       Поздним вечером, когда офис изрядно опустел, Сичень протер глаза и недоверчиво поглядел на цифры в углу экрана. Симптомы простуды, трудами администраторов отступили, и он, почувствовав себя лучше, полностью погрузился в работу, потеряв счет времени. Щенок, поняв, что Цзян Чэну его не вернут, сдался и прикорнул возле ног Сиченя, опустив мордочку на нос ботинка. Сичень улыбнулся и осторожно прикоснулся к холке, чтобы разбудить щенка. Питомец сонно приоткрыл глаза и сладко зевнул.       — Согласен, пора домой!       Отключив ноутбук и подхватив в одну руку портфель, а в другую щенка, Сичень покинул кабинет, неспешно пересекая пустой холл. Его одинокие шаги гулко раздавались по мраморному полу, но Сичень странным образом не чувствовал себя одиноко и он гадал в чем может быть дело. В суетливом щенке? В повышенном внимании за сегодняшний день? Или в Цзян Чэне, неожиданно вышедшим из кабины лифта.       — О, как удачно! — Улыбнулся Цзян Чэн и острые черты лица смягчились. — Засиделся?       — Да, были бумаги, которые требовали моего внимания очень давно. И еще Усяню надо было помочь, — неудержимо расплылся в ответной улыбке Сичень. — А ты чего так поздно вернулся?       — Надо перепроверить работу джуниоров, — пожал плечами архитектор.       Он протянул руку.       — Здесь все, что может пригодится на первое время, — Цзян Чэн помог Сиченю перехватить ручки бумажного пакета в одну руку с портфелем.       Пальцы архитектора при этом коснулись тыльной стороны ладони Сиченя, обдав его маленькими разрядами тока. Сичень вздрогнул, испытывая мучительное желание продлить прикосновение.       — Спасибо, — заикаясь, выдавил Сичень. — Я переведу потраченную сумму.       — Ни в коем случае! — Строгим голосом проговорил Цзян Чэн, и тут же смягчился, переведя взгляд на еще сонного щенка. — Мне только в радость, что он будет у тебя, а не у кого-то еще.       Сичень вдохнул запах Цзян Чэна, вставшего слишком близко: сырость улицы, кофе и сладковатый аромат парфюма. Симптомы простуды вернулись — голова закружилась, ноги ослабли, а температура тела резко повысилась, окрасив его щеки и шею в нежно-розовый оттенок.       — Ты придумал ему имя? — Спросил Цзян Чэн, заглянув в глаза Сиченя и лишив его последних крох кислорода.       — Саньду? — Неуверенно предложил Сичень, точно спрашивал мнение Цзян Чэна.       Цзян Чэн вскинул брови, размышляя над предложением, а потом улыбнулся.       — Да, это точно маленький хаос, — он легонько щелкнул щенка по носу, и радостно протянул. — Добро пожаловать домой, Саньду!             Ты мне нравишься. Ты мне нравишься. Ты мне нравишься. — глупо забилось сердце нервным напевом. Сиченю слишком ярко и слишком живо представилось, как Цзян Чэн говорит это ему, когда он возвращается домой, или как он встречает Цзян Чэна, раскрывая объятия навстречу. Представились совместные прогулки, где Саньду обязательно срывается с поводка, заставляя их попасть в нелепые ситуации в догонялках. Представился яркий солнечный день в парке, один на двоих чай и уютные парные шарфы.       Усянь прав — он безнадежный романтик, которому будут раз за разом разбивать сердце неподходящие ему люди.       А как бы Сичень хотел, чтобы Цзян Чэн оказался подходящим.       — Удачной дороги, — бросает Цзян Чэн на прощание.       — Тебе хорошего вечера, — вежливо желает Сичень, заходя в кабину лифта.       И отчаянно жалеет о принятом из страха решении не ввязываться в новые отношения. Может, человек, который так трепетно любит собак, не сильно разворотит ему душу?

♡

      Как оказалось, собачники могут быть безжалостными сердцеедами.       Приходит к неутешительному выводу Сичень, наблюдая мутным взглядом, как Цзян Чэн откровенно заигрывает с Вэнь Цин — яркой пин-ап красоткой из отдела Усяня. С очаровательным лицом, мягко-округлая в нужных местах, с прекрасным чувством стиля и дерзким характером — под стать Цзян Чэну. Сичень сравнивает их между собой и приходит к неутешительному выводу — такие красивые и характерные люди должны быть вместе.       Заслышав как громко и без стеснения заливается смехом Вэнь Цин над каким-то комментарием Цзян Чэна, Сичень внутренне умирает, хороня под пеплом сгоревшей мечты свое израненное сердце. Очевидно, что этим двум комфортно друг с другом, а частые касания, то к руке, то к плечу, то господибожемойуберисвоюруку к лицу наводят на мысль, что здесь гораздо больше, чем дружба.       — Могу заставить работать ее сверхурочно, — с сочувствием предлагает Усянь. — Правда, Вэнь Цин моя любимица и я бы не хотел портить с ней отношения, — виновато кривится Усянь.       — Не надо, — тихо отвечает Сичень.       Ему и без невидимой вражды тошно. Простуда, которая отступила на время, вернулась с резким похолоданием на улице, безжалостно нагнув иммунитет Сиченя. По офису он передвигался пошатываясь и пряча свой покрасневший от многократного сморкания нос за маской. Слезящиеся глаза и мерно-пульсирующая боль в голове мешали ему сосредоточится на работе. Поднимающаяся к вечеру температура заставляла трястись в ознобе. Возвращаясь домой на черепашьей скорости безопасности ради, Сичень наскребал в себе силы только на то, чтобы выгулять скучающего по нему весь день Саньду, накормить питомца и завалиться спать, наглотавшись противовирусных.       Впервые за четыре года работы в компании, Сичень берет отпуск из-за болезни — официально. Не официально — не может больше наблюдать счастливо улыбающегося не ему Цзян Чэна. И не официальную причину он не хотел признавать даже мысленно, изнывая от своей ревности. Во всем виновата простуда, — говорит сам себе Сичень. — Температура и головная боль! — самообманывается Сичень, тоскливо оглядываясь на обнявшихся Вэнь Цин и Цзян Чэна.       Он собирает стопку документов и запихивает их в портфель, заранее попросив Мянь-Мянь вызывать ему такси, так как не было уверен, что сможет сосредоточится на дороге в таком состоянии. Быстро распрощавшись с Усянем, Сичень покидает офис, не посмотрев в сторону Цзян Чэна, попытавшегося с ним заговорить.       Так-то. У Сиченя тоже есть гордость.       Дома, выпив с полдюжины лекарств — таблеток, сиропов и порошков, Сичень закутывается в два пледа и застывает в коконе, давясь жалостью к себе. Лежит такой одинокий, никому не нужный, а Цзян Чэн там со своей Вэнь Цин. Ну и пропади все пропадом, — сонно подумал Сичень, чувствуя, как прогибается матрас под еще одним небольшим телом — это Саньду забрался на кровать, устроившись в ногах хозяина. — Я все равно решил, что не буду гоняться за теми, кому не нужен.       С этой мрачной мыслью Сичень провалился в беспокойный сон. Мозг расплавленный жаром вируса превращает его сны в бесконечную мешанину позора и стыда, раз за разом прокручивая момент с Цзян Чэном, смеющимся ему в лицо. И когда сквозь плотную пелену слухового тумана прорывается звонок в дверь, Сичень хочет расцеловать нежданного гостя, прервавшего этот кошмар.       Покинув кокон из пледов и не надевая тапочки, которые куда-то запропастились, а у Сиченя решительно нет сил искать их, он нетвердой походкой и держась за стены, направляется к входной двери. Неосмотрительный из-за болезни, Сичень отодвигает замок и распахивает дверь, невидящим взглядом уставившись на Цзян Чэна.       Должно быть он был совсем плох, — Цзян Чэн, бросив на него быстрый взгляд, пораженно выдохнул.       — Тебе не удаленку надо настраивать, а к врачу, — отсчитал Цзян Чэн.       — Как ты тут оказался? — Воспаленный мозг Сиченя умудрился проявить любопытство и состряпать вопрос.       — Усянь сказал, что ты взял несколько выходных, но не можешь самостоятельно настроить удаленку, — ответил обеспокоенный Цзян Чэн, протягивая к горячему, словно печка, лбу Сиченя. — Какая у тебя температура?       — А, — непонимающе переспросил Сичень.       Какой Усянь? Какая удаленка? Что Цзян Чэн здесь забыл? — хотелось выпалить Сиченю. Но ослабленное тело покачнулось и под силой гравитации полетело вперед, прямо в растравленные руки Цзян Чэна. Последнее, что Сичень смутно помнил, как архитектор, затащил его в квартиру и пинком закрыл дверь. А дальше густой мрак, точно кто-то подчистил воспоминания.       Он не помнил, как Цзян Чэн помогал ему улечься обратно в кровать, как натирал его мазью, мерил температуру, вливал горчащую жидкость, как прибрался в его комнате и приготовил бульон и жидкую кашу. Сичень приходил в сознания на короткий миг, чтобы по команде архитектора выпить таблетки, и тут же уплывал обратно в сон, заботливо подоткнутый со всех сторон одеялом.       Проснувшись в очередной раз с остывшим на лбу компрессом, Сичень сонно открывает-закрывает глаза, пытаясь заставить уплывающий разум сконцентрироваться на комнате.       Когда очертания мебели проступают более четко, Сичень концентрируется на звуках и слышит, как Цзян Чэн быстро с кем-то переговаривается по телефону. Сичень хмурится, напрягая слух и ему удается разобрать отдельные слова «Температура, упал, удаленка, Цин». Вэнь Цин.       Будь Сичень здоровее, он бы вскочил с кровати и выставил Цзян Чэна за дверь. Но мало того, что он был слаб из-за болезни, он еще был слаб из-за приятной мысли — Цзян Чэн в его квартире. С ним. Один на один.       Бессовестно не честно захотелось разболеться сильнее, чтобы заставить архитектора просидеть с ним подольше. Не мучай его впоследствии совесть, Сичень так бы и поступил, но а) Цзян Чэна совершенно точно ждала Вэнь Цин — не спроста же он с ней по телефону говорил и б) Сиченю нужно работать.       Он вздохнул и высунул из-под одеяло руку, снимая со лба влажный компрессор. К его удивлению с изножья кровати поднялся Саньду и обеспокоенно заходил взад-вперед. Питомец предпочел его больного и скучного, здоровому и играющему с ним Цзян Чэну — вывод приятно прогрел изнутри. Сичень протянул руку, подзывая щенка к себе и Саньду охотно откликнулся, уткнувшись мокрым носом в подставленную ладошку.       — Проснулся? — Цзян Чэн осторожно заглянул в комнату, чтобы не разбудить Сиченя, но увидав, что тот уже не спит, уверенно зашел и приблизился к кровати, нагнулся над Сиченем и коснулся его лба, беспокойно заглядывая в бледное изможденное лицо. — Тебя так лихорадило, — с ноткой ужаса в голосе сообщил Цзян Чэн. — Я решил, что если не проснешься к семи, вызывать врача. — Он улыбнулся, слегка прищурившись и смешно наморщив нос. — Ты успел: сейчас без двух семь.       Сичень промолчал, не зная, что сказать. Саньду, довольный тем, что в комнате сразу два человека, к которым он испытывал симпатию, радостно завозился, перелезая через Сиченя. Цзян Чэн подхватил его под брюшком и спустил с кровати.       — Давай-ка, иди поиграй в другом месте, — миролюбиво проворчал он.       Саньду непослушно остался, крутясь возле ног Цзян Чэна, зазывая его к совместной активности.       — Хочешь воды? Может чаю? — Спрашивает Цзян Чэн.       Сичень силится разлепить пересохшие и потрескавшиеся губы — в горле царапает так, будто туда стекловаты напихали, и когда он заговаривает, голос напоминает скрип ножа по пенопласту.       — Да, воды, пожалуйста, — проскрипев просьбу, Сичень заходится оглушающим кашлем, разрывающим его грудную клетку.       Цзян Чэн, готовый к такой ситуации, подает ему несколько бумажных платков и стакан теплой воды, ждет пока Сичень сделает несколько глотков, вливает в него ложку сиропа, после заботливо подтягивает к самому подбородку одеяло. Его прохладная ладонь кажется райским блаженством на горячем лбу Сиченя — тот прикрывает глаза, тайно наслаждаясь этим контрастом.       — Температура снижается, — выносит свой вердикт Цзян Чэн, присаживаясь рядом с Сиченем на кровать.       В свете ночника его серые глаза выглядят почти черными, как два агата — две драгоценности. И больным, Сичень не может не любоваться красотой Цзян Чэна.       — Я погулял с Саньду и приготовил тебе ужин. Сможешь поесть?       — Аппетита нет, — после воды и сиропа голос звучит мягче, но Сиченю все еще больно говорить.       — Ладно, тогда попозже, — соглашается Цзян Чэн.       Сичень шмыгает носом, борясь с искушением. Цзян Чэн так близко, разделенный от него лишь парой одеял и одеждой. Он физически ощущает тепло его бедра и мысленно сокрушается по поводу гораздо более везучей соперницы.       — Извини, пожалуйста, что тебе пришлось все это делать, — начинает Сичень. — Я прослежу, чтобы кадры тебе засчитали этот день рабочим.       — Сичень, не переживай, пожалуйста, — останавливает его Цзян Чэн, опустив ладонь на грудь, которую тут же обожгло нестерпимым жаром (наверное, все дело в согревающей мази?).       — Спасибо, что позаботился, но тебе уже пора идти, — настойчиво произносит Сичень.       Цзян Чэн отнял руку — и Сичень едва не взвыл, собираясь умолять архитектора вернуть ладонь на место — с сомнением оглядев больного.       — У тебя есть кто-то, кто может о тебе позаботиться? — Уточнил Цзян Чэн.       — Да, — твердо произнес Сичень, поражаясь тому, с какой легкостью соврал глядя в лицо Цзян Чэна.       Все еще сомневаясь, Цзян Чэн скромно улыбнулся, в глазах мелькнула неясная эмоция, но он уловил намек в словах Сиченя и коротко кивнул.       — Хорошо. Я поставил твой телефон на беззвучный, — он взглядом указал на тумбочку, куда положил телефон. — Чтобы тебя не разбудили. Если тебе что-то понадобиться — звони в любое время. И отдохни как следует.       Цзян Чэн, перед тем как подняться, протянул руку и неожиданно ласково отвел упавшую на лоб Сиченя прядку. Простой жест переворачивает мир Сиченя с ног на голову и похоже, заново поднимает температуру, так как под двумя одеялами становится невыносимо жарко.       — Спасибо, — выдавливает из себя Сичень.       Цзян Чэн опять кивает и встает с кровати. На выходе из комнаты, он бросает короткий задумчивый взгляд на Сиченя, словно собираясь, что-то сказать, но вместо этого желает ему скорейшего выздоровления и уходит, погружая комнату в тишину, а Сиченя в безрадостное состояние.       Несколько дней работы из дома и непрерывный прием лекарств делают свое дело — Сичень возвращается в офис посвежевшим и отдохнувшим, готовый к новым трудовым подвигам. Усянь с коварной ухмылкой интересуется — «Как далеко зашел доктор Любовь?», но быстро осекается, поймав удивленный взгляд друга.       — Я сложил два и два и решил, что вы совершили обмен бациллами — раз он тоже заболел, — пояснил Усянь.       — Цзян Чэн заболел? — Не на шутку встревожился Сичень.       — А ты не знаешь?       — Откуда я могу это знать?       Усянь отклонился корпусом, недоверчиво окидывая изучающим взглядом Сиченя.       — Как только я заикнулся, что ты свалился с температурой и собираешься работать из дома, Цзян Чэн тут же вызвался привести тебе рабочий ноутбук — еще причины знать, что с ним происходит нужны?       От слов Усяня холодная волна из вины и стыда затопила Сиченя с головой — Цзян Чэн добрый и внимательный, исполнительный и ответственный приехал к нему, чтобы привести ноутбук. А Сичень в благодарность наградил его простудой. Хорош руководитель ничего не скажешь.       Он делится переживаниями с Усянем — друг в ответ с безэмоциональным лицом ударяет себя по лбу.       — Пойду со стеной поговорю, в ней больше разума.       Обеспокоенный состоянием Цзян Чэна, Сичень интересуется у Мянь-Мянь, когда именно заболел архитектор. Девушка охотно сообщает, что пару дней назад Цзян Чэн позвонил в офис и отпросился на несколько дней. Его личные контакты и адрес, к сожалению она не знала, а запрос в отдел кадров должен носить сугубо деловой характер — не личный.       В отчаянье Сичень опускает голову на руки, опираясь на стойку администраторов и горестно вздыхает.       — Вы же руководитель, объясните, что Вам требуется от Цзян Чэна, например, решение рабочих вопросов и отдел кадров выдаст личную карточку, — взволнованно прощебетала Мянь-Мянь.       Слова Мянь-Мянь звучали логично и оправданно: он, действительно, мог потребовать у Цзян Чэна объяснений касательно рабочих моментов, но это сразу бы сделало его персоной ног-грат в офисе — монстр, не уважающий сотрудников, заставляющий работать сверхурочно и при болезни. А Сиченю так нравился его образ добродушного шефа, от которого никому не хотелось уходить и преданно трудиться бок о бок с ним.       Пробурчав слова благодарности Мянь-Мянь, Сичень оторвался от стойки и понуро опустив голову, поплелся в свой кабинет. Было ли это связано с тем, что он так хотел увидеть Цзян Чэна, поэтому исправно лечился. Или с тем, что он как хороший руководитель буднично беспокоился за здоровье сотрудника?

♡

      Новость о том, что Цзян Чэн вернулся в офис Сичень, как ни странно узнает от Яо, а не от вездесущего Усяня. Руководитель логистического отдела ловит Сиченя на переходе из холла в узкий коридор и подсовывает документ на подпись, со вздохом облегчения сообщая, что архитектор вернулся и, наконец-то, все программы исправно заработали.       Обрадованный Сичень воспрял духом, и сбросив в кабинете портфель, подхватил, как предлог к разговору, выделенный IT-отделом ноутбук на время его болезни, отправился на поиски Цзян Чэна. Архитектор обнаруживается в обеденной зоне. Разместившись на одном из высоких стульев за длинной стойкой, Цзян Чэн ленно покачивая ногой, что-то разглядывал в телефоне и неспешно потягивал кофе.       — Доброе утро! — Сияя не хуже стовольтовой лампочки, приветствует его Сичень.       Цзян Чэн, ни капли не изменившийся после болезни, поднял голову и тепло улыбнулся вошедшему Сиченю.       — Как твое самочувствие? — Сичень замирает напротив предусмотрительно оставив между ними стол.       Цзян Чэн выглядит смущенно, растерянно и, вместе с тем, обрадованно?!       — Я не болел, Сичень. Сестра заболела, я взял выходной, чтобы за ней ухаживать, — пояснил Цзян Чэн.       — Это хорошо, — выдыхает Сичень. Но сообразив, что именно он сказал, напряженно выпрямляется, взмахивая руками. — То есть, плохо, что твоя сестра заболела, а не ты. — Во второй раз ситуация не исправилась. — Я хотел сказать, что рад тому, что не заразил тебя. Это хорошо.       Губы Цзян Чэна дрогнули в намеке на улыбку, он отсалютовал Сиченю кружкой и криво усмехнулся — так как больше всего нравится Сиченю.       — Я понял, что ты хотел сказать, — архитектор перевел взгляд с лица Сиченя на ноутбук. — Пригодился? — Кивнул Цзян Чэн.       — Да, спасибо тебе большое. За ноутбук и за то, что возился со мной.       — Мне было в радость, — почему-то дразняще прошептал Цзян Чэн, поджигая под Сиченем медленно разгорающийся костер.       Достойный ответ не приходит в голову Сиченя — на кухню заглядывает Вэнь Цин и озорно-грубо зовет Цзян Чэна вернуться к работе.       — Оторви свою очаровательную задницу от стула и помоги нам!       Цзян Чэн фыркнул в кружку, закатив глаза и допив, остатки кофе, поднялся на ноги. Улыбнувшись Сиченю, молча последовал за Вэнь Цин. Радость Сиченя от возвращения Цзян Чэна в офис быстро угасла.       В кабинете он не может сосредоточится на работе, сознанием уплывая к тому вечеру, когда, очнувшись, обнаружил в своей квартире Цзян Чэна. Заботливого, внимательного и улыбающегося ему Цзян Чэна. Архитектора не отпугнули белеющие бумажные шарики на всех доступных поверхностях квартиры, которые Сичень разбрасывал, как снежки, пытаясь пережить насморк. Не отпугнул красный нос и мутный взгляд, высокая температура, вызывающая у Сиченя обильное потовыделение. Цзян Чэн, не поморщившись, раздел его и натер ему грудь, а после со старательным упорством впихивал таблетки. Приготовил ему ужин и позаботился о его крепком сне. И как бы это не было грустно признавать — ни одна прежняя пассия Сиченя не проявляла столько внимания к нему во время болезни.       Сичень себя приучил, что простуда это не про него. Пару дней отлежаться и дальше в бой. Он считал такое поведение нормальным — он же мужчина, сильный и крепкий, не кисейная барышня, расклеивающаяся при малейшем чихе. Но с Цзян Чэном… с Цзян Чэном хотелось поболеть подольше. Расклеиться, расчихаться, раскашляться и залихорадить по полной.       Сообразив, что читает одну и ту же строчку в четвертый раз, Сичень сдался, отодвинув от себя мышку и бессмысленно уставился в экран. Что ему делать? Как быть? У Цзян Чэна Вэнь Цин, а у него Усянь простой, как два пальца, с вагоном бредовых идей. Сичень уверен на все сто один процент, что спросив совета у друга, тот ему скажет что-то в духе — нравится, действуй! Исчерпав этой фразой весь их дружеский потенциал.       Без задней мысли Сичень открыл браузер и набрал в поисковой строке нелепейший запрос: как понравится парню у которого есть девушка? Несколько статей и форумов свели советы к двум пунктам: действовать или переключится на другой объект. Сиченя такой ответ не устроил.       Он пробует новую комбинацию слов — как понравиться парню, если ты обнаружил, что гей. Здесь советы были еще более размытыми. Полистав статьи по диагонали и пройдя слишком очевидный тест на ориентацию, Сичень стер запрос и ввел новый: я гей? Первые три сверху ссылки не несут в себе ничего полезного, а просто кричат Сиченю в лицо — полюби себя, прими себя и все в таком духе.       Сичень, у которого все было в порядке с принятием себя, быстро закрывает вкладки и тыкает в следующую. Страница подгружается слишком долго, странного вида колесико крутится, гипнотизируя Сиченя, а потом из колонок раздается ужасающий грязный звук. Сичень подпрыгивает от испуга, пытаясь закрыть вкладку, пока стоны вперемешку с криками разносятся по всему кабинету и, скорее всего, по всему этажу. В панике, Сичень выключает моноблок с кнопки, но даже с потухшим черным экраном, перед глазами все еще стоит картинка двух голых, лоснящихся от масла, перекаченных мужчин занимающихся сексом на камеру.       Сичень пристыженный и напуганный ждет, когда сердце перестанет выпрыгивать из груди, и нервно оглядывается на дверь, боясь, что сейчас кто-то с очень хорошим слухом заглянет в кабинет и поинтересуется, чем это он занят на работе.       Взволнованный, Сичень тыкает в кнопку на системнике и предусмотрительно приглушает звук. К его разочарование, видеоролик не только не исчез, но и продолжился на том же месте, где компьютер выключили, не реагируя на тщетные попытки Сиченя закрыть браузер.       Не помогает волшебная комбинация трех клавиш, ни повторное отключение с кнопки, ни молитвы богам — порно-ролик намертво приклеился к компьютеру Сиченя. В тотальном отчаянье, Сичень пытается гуглить с телефона, как исправить ситуацию, но по вычитанной информации приходит к неутешительному выводу — он хапнул вирус, завладевший системой. И выход был только один: полная переустановка.       Жалея, что он не может сгореть от стыда буквально, Сичень звонит Ванцзи и дрожащим голосом просит прислать кого-нибудь посмотреть, что с его компьютером. Ванцзи обещает заглянуть через пять минут и Сиченю становится чуть легче дышать — хвала небожителям это будет не Цзян Чэн, в противном случае идея самосожжения стыдом стала бы в разы соблазнительней.       Попробовав еще несколько раз спасительные команды и поводить стрелкой по экрану, Сичень опускает руки и смиренно ждет экзекуции с призрачной надеждой, что не разговорчивый Ванцзи похоронит его секрет вместе с собой.       Однако, у того кто сверху наблюдает за Сиченем, изощренное чувство юмора — вместо Ванцзи приходит Цзян Чэн. Идеальный в своих узких джинсах и чёрной водолазке гребанный Цзян Чэн.       Сичень с лицом мрачнее самой мрачной тучи, уступает архитектору место и истуканом застывает позади. Цзян Чэн — благослови, Господь, его душу — никак не выражает своей реакции на двух мужчин, занятых откровенным изучением тел друг друга.       Он механически отработанным движением жмет несколько клавиш и запускает прекрасный, замечательный, чудесный синий экран с белыми буквами. Поколдовав с несколько долгих, мучительно-позорных минут над компьютером Сиченя, Цзян Чэн возвращает экран к нормальному состоянию.       — Я поставил родительский контроль, — спокойным голосом сообщает Цзян Чэн. — Если какая-то ссылка связанная с работой не будет открываться, сообщи мне, я добавлю ее в исключение.       Сичень понятие не имеет, что такое родительский контроль, но практически уверен, что это как-то связано с ограничением возможностей посещать возрастные интернет-ресурсы. А еще он уверен, что Цзян Чэн после увиденного с ним никогда не заговорит на нерабочие темы, даже если ему — Сиченю каким-то чудом удастся найти оправдание.       Было любопытно. Я случайно. Оно само. Искал ответ, как понравится тебе.       Любой из вариантов звучал нелепо и крайне унизительно, и верить в него было невозможно. Неловкое молчание, натянутой струной повисло между ними и лопнуло, отрезвляюще ударив Сиченя по лбу, когда Цзян Чэн вышел не проронив ни слова.       Сичень не успевает съесть обед, а стыд не успевает съесть Сиченя, потому что пару часов спустя после происшествия с порно-роликом, Цзян Чэн мягко ловит Сиченя за локоть в коридоре и сбивчиво тараторит:       — В пятницу будет презентация в лайф-холле новой матрицы для сайтов, значительно ускоряющую работу платформы. Было бы здорово посмотреть на нее в действии и, если она того стоит, запустить движок в наш сайт.       Сичень бы понял из речи Цзян Чэна гораздо больше, изъясняйся он на родном языке, а не на этой абра-кадабре. Он смущенно хмурит лоб, силясь вычленить хоть что-то понятное из речи архитектора и ему даже на короткий миг кажется, что Цзян Чэн его зовет пойти на эту встречу с ним. И если это так, то Сиченю стоит открыть рот и признаться — он абсолютный ноль в работе Цзян Чэна.       — Наверное, это хорошая идея, — скорее спрашивая, чем утверждая произносит Сичень.       — Да, наверное, — столь же неуверенно отвечает Цзян Чэн. — Мы бы сократили объемы затрачиваемой памяти и страницы стали бы легче для просмотра, что особенно хорошо, если клиент нашего сайта, скажем, едет или идет где-то в зоне плохой связи.       — Это хорошая идея, — выносит Сичень гораздо уверенней — ведь хорошо же, когда клиенты довольны?!       Цзян Чэн, прищурившись, тихо усмехается, читая не уходящий из взгляда Сиченя вопрос.       — Почему у меня такое ощущение, что ты ни слова не понимаешь из того, что я тебе говорю?       Сичень прикусывает губу и шумно выдыхает: пожалуй, не стоит позориться и честно признаться. Его безупречная репутация уничтоженная вдребезги пару часов назад, еще не успела восстановится и новых падений ему не надо.       — Потому что так и есть, — признается Сичень едва ли не с вызовом глядя в лицо Цзян Чэна.       Цзян Чэн решив, что Сичень так пошутил, рассмеялся, подмигнув удачной шутке. Но шутник не подхватил его смех и веселье Цзян Чэна быстро сменилось изумленным неверием.       — Как ты тогда подписываешь наши отчеты с Ванцзи? — Недоуменно выгнул бровь архитектор.       — Не глядя. А на собраниях просто киваю головой, — признался Сичень, наблюдая, как глаза Цзян Чэна становятся круглее и круглее с каждым произнесенным им словом. — Работает же.       — Но мы могли с Ванцзи тебя обманывать! — Потрясенный до глубины души таким открытием, воскликнул Цзян Чэн. — Подсовывать завышенные результаты и требовать увеличения финансирования.       — Повезло, что вы добросовестные работники.       Цзян Чэн сокрушенно качает головой. В узком коридоре стало совсем тихо. Сичень неловко улыбнулся архитектору и обогнул его, спеша скрыться с места.       В пятницу Сичень опять никуда не идет.

♡

      Придя в себя от шока, вызванного откровением Сиченя, Цзян Чэн на следующее понедельничное собрание приходит с ноутбуком, подготовившись. Подключив ноутбук к проектору и развернув презентацию с наглядными изображениями, архитектор находит взглядом Сиченя и начинает говорить о планах. Речь Цзян Чэна максимально проста и доступна в понимании, не перегруженная лексикой и жаргонами, понятных лишь сотрудникам его отдела. А подкрепление наглядными примерами помогает лучше уложить новую информацию в голове.       Выступлением Цзян Чэна заинтересовывается даже Усянь, задавая сопутствующие вопросы касательно своих интересов. Цзян Чэн терпеливо отвечает, не сводя глаз с Сиченя, словно бы желая убедиться, что тому все доступно просто. Из-за чего сразу становится понятным — Цзян Чэн сменил вектор повествования ради Сиченя.       Сичень не может перестать улыбаться все собрание, старательно прикусывая уголки рта, чтобы улыбка не разъехалась еще шире — от внимательности Цзян Чэна к нему не просто греет — печет изнутри волнительной нежностью.       В мыльном пузыре счастья, Сичень успешно отрабатывает половину недели, сподобившись несколько раз связно поговорить с Цзян Чэном за послеобеденной чашкой чая о подросшим Саньду и о том, как пес тактично уничтожает квартиру Сиченя. Цзян Чэн смеется без конца очаровывая Сиченя, вставляет забавные комментарии и внимательно разглядывает фотографии щенка и его проделок.       В четверг к пузырю подносит иголку Усянь.       — В пятницу общекорпоративный сбор с благотворительными мероприятиями — твое присутствие обязательно и не обсуждается, — безапелляционно заявляет друг. — А чтобы придать тебе дополнительную мотивацию, сообщаю — твой принц на мотоцикле тоже там будет.       И, разумеется, Сичень проходит из-за благих намерений — ни в коем случае не из-за Цзян Чэна. Он повторяет это себе в энный раз за последние десять минут. Щеки уже сводит от количества приветственных улыбок, а лица смешиваются и слипаются в одно общее цветовое пятно. Сичень старательно напрягает извилины, вспоминая имена всех кто к нему подходит и заодно вспоминает причину, по которой предпочитает компанию книги компании расслабленных коллег.       Он вытягивает шею и вертит головой, пытаясь разглядеть поверх толпы темную макушку друга. Усянь, обожавший внимание, был на таких встречах, как рыба в воде, и всегда выручал Сиченя, оттягивая разговор на себя любимого. Но, похоже, сегодня Усянь оттягивал внимание в другом месте, оставив Сиченя один на один с проблемой.       Пожимая которую по счету руку, Сичень с тоской оборачивается на выход из зала, раздумывая какая сумма в чеке сгладила бы впечатление о его побеге? Он выдержит еще десять минут от силы, ну, двадцать на худой конец, если кто-нибудь срочно принесет ему выпить. Но проторчать несколько часов к ряду — лучше он еще раз врубит порно-ролик и попросит Цзян Чэна посмотреть, что с его компьютером не так.       Цзян Чэн — рыцарь в черной кожаной куртке — появляется вовремя. Сичень, приняв окончательное решение сбежать, чувствует прикосновение к локтю и поворачивает голову, судорожно вытягивая губы в пластмассовую улыбку.       — Извиняюсь, мне нужно переговорить с Сиченем по работе, — обращается Цзян Чэн к собеседнику Сиченя. После поворачивается к руководителю. — Ненадолго, обещаю. Ты не против?       Сичень не против. Боже, да он пойдет за Цзян Чэном куда угодно, только пусть и дальше так улыбается и не опускает его локоть.       — Спасибо! — С искренней благодарностью произносит Сичень, когда архитектор отводит его в сторону, где можно было идеально притаится и перевести дыхание.       — Не за что, — усмехнулся Цзян Чэн. — Сам такие сборища не люблю.       Сичень, не сдержав любопытства, как можно невиннее поинтересовался.       — А чего тогда пошел?       Цзян Чэн до безобразия мило покраснел, неловко ведя рукой по волосам, и отвел взгляд в сторону.       — Ну, я, действительно, хотел поговорить с тобой, — смущенно признался Цзян Чэн, заводя Сиченя в тупик.       Цзян Чэн хотел поговорить с ним? С ним? Поговорить?       Обрадованный Сичень улыбнулся первый раз за вечер по-настоящему и не испытал дискомфорта от предстоящего диалога. Напряжение с плеч и спины ушло. Тело обмякло, точно косточки стали кисельными. Удушливый вечер плавно перетек в вечер приятной компании.       — О чем ты хотел поговорить? — Подтолкнул Сичень Цзян Чэна.       Но, честное слово, шутнику на небе пора заканчивать смеяться!       Цзян Чэн не успевает вымолвить ни одного словечка — к ним сквозь толпу крейсером пролавировал Усянь, яростно размахивая и что-то крича. Сичень нервно облизал губы и поглядел на Цзян Чэна: если бы взглядом можно было убивать, Усянь был бы мертв, четвертован, утоплен, задушен, застрелен и повешен. От умиротворенного спокойствии и дружелюбного настроя Цзян Чэна ничего не осталось. Серые глаза потемнели, метая молнии, а губы сжались в тонкую линию.       — Хорошая новость! — Просиял Усянь говоря с обоими одновременно. — Ты — главное блюдо дня! — Друг ткнул пальцем в сторону Цзян Чэна, вызвав у того новую волну неприязни.       — О чем ты? — Низким голосом поинтересовался архитектор.       — Ну, как же! Благотворительный вечер с благотворительными торгами, — пояснил Усянь. — Девчонки готовы за свидание с тобой раскошелится на очень не приличную сумму.       — Ты вписал мое имя в аукцион? — Взорвался злостью Цзян Чэн.       — Конечно, ты же не думал отвертеться от благого дела? — Невозмутимо поинтересовался Усянь.       — Я на это не соглашался! — Цзян Чэн протестующе взмахнул рукой, проводя в воздухе черту.       — Согласился, просто вы с Ванцзи меня показательно прослушали и я вписал ваши имена веселья ради. Девушки, как узнали, что вы будете представлены в качестве лота побежали проверять наличку и счета, — Усянь деловито хлопнул архитектора по плечу и с неизменной улыбкой, добавил. — Может еще кто за тебя поборется! — Взгляд его метнулся на долю секунды на Сиченя.       Сичень, не успевая поймать смысл этого словесного тенниса, растерялся. Цзян Чэн умолк, переваривая услышанное. Усянь проявив чудеса терпения, дал время и Цзян Чэну, и Сиченю додумать его слова, а затем выпалил.       — Ну, раз возражений больше нет — вперед на сцену, моя яркая звездочка!       Буксируемый за руку Усянем, Цзян Чэн в панике обернулся и шепотом взмолился:       — Выкупи меня — я верну деньги! — Лицо его выражало крайние мучения.       С объявлением о начале торгов — Усянь взял на себя роль ведущего этим вечером, — в зале воцаряется настоящий хаос. Девушки дружно оттеснили за себя мужскую половину, не выведенную на сцену, и на этом их единодушие закончилось. Место перед сценой превратился в настоящее поле боя. Усянь, пришедший в восторг от такого рвения, подбадривал и подначивал девушек, расхваливая выставленные живые лоты.       — Скажу по секрету, он — отличный повар! — Усянь указал на Ванцзи и толпа возликовала.       Ванцзи подошел к краю сцены, как к расстрельной команде без повязки на глазах. Сичень со страхом наблюдал, как знакомые коллеги девушки менялись до неузнаваемости. Всегда мягкая и светло-улыбчивая Мянь-Мянь так яростно выкидывала руки вверх, что Сичень невольно сглотнул, оттягивая воротник, представив как эти тонкие и нежные ручки сжимаются на его шее.       Ванцзи уходит за кругленькую сумму девушке из тендерного и взгляд, которым ее наградила Мянь-Мянь, обещал третью мировую. Дальше торгуются за Хуайсана, который обещает провести романтическую экскурсию по музею и закончить вечер пикником под звездами. За ним выводят Яо, который оказался горазд на танцевальные таланты. С Минцзюэ девушек ждала экстремальная силовая тренировка — и Сичень не был уверен, что после этого свидания девушки захотят продолжить общение. Но за Цзян Чэна разворачивается настоящая бойня.       — Они зовут его «Белый кит» — редкий экземпляр! — Начинает представлять Усянь лот. — Он приедет за вами на мотоцикле, — с театральной задержкой произносит Усянь. — Устроит прогулку на воде, — пауза, чтобы девушки выдохнули. — А затем окончательно растопит ваше сердце своей добротой: ведь он волонтер в собачьем приюте!       От пинка под зад и короткого, но эпичного полета Усяня спасает только то, что Цзян Чэн ошарашенный быстрым стартом ведет взглядом по толпе, ища свое спасение. Жаркое начала с крупной суммы не отпугивает охотниц до свидания с архитектором, а только разогревает — цифры растут в ужасающей прогрессии.       Наконец, Цзян Чэн находит скромно пристроившегося за толпой Сиченя и взглядом умоляет помочь. Сичень — была не была — нетвердо поднимает руку, увеличивая сумму вдвое. Которую тут же перебивает Вэнь Цин. Сичень, ощутив небывало острый укол ревности, вскидывает руку увереннее, обгоняя ставку девушки. Усянь довольно охает, подмигивая Сиченю.       — Похоже, руководителю нужен его архитектор, — комментирует Усянь под смех толпы.       Сичень успешно обходит еще двоих соперниц со скромной улыбкой предвкушая вкус быстрой победы. Усянь начинает обратный отсчет от пяти. На цифре три Вэнь Цин увеличивает ценник и с насмешкой оглядывает коллег, стоящих по бокам от нее, взглядом бросая вызов. Усянь снимает несуществующую шляпу перед девушкой и спрашивает: кто предложит больше?       Сичень замечает, как одобрительно Цзян Чэн поднял палец вверх на действия Вэнь Цин, и отступает, не проявляя себя до конца обратного отсчета. Просьба Цзян Чэна никак не связана с личной симпатией. Архитектору обыкновенно не хотелось проводить время за романтикой с кем-то помимо своей девушки.       Признав поражение и решив дисквалифицировать себя на всех уровнях, Сичень залпом опрокидывает бокал шампанского и покидает вечер зализывать раны в привычной компании.       На выходе из зала его ловит Усянь и громко обругивает:       — Ты почему не довел дело до конца? — Разочарованный тем, что друг так быстро сдался, Усянь озадаченно хмурится. — У тебя был прекрасный предлог! Шанс узнать его поближе, понять, что он к тебе чувствует.       Сичень, обычно не пьющий, ощутил непривычное головокружение, вздохнул, ощутив тянущую сердце пустоту.       — Я и без этого знаю, что без шансов. Ты был прав: не по зубам.       Усянь с жалостью улыбнулся другу.       — Знаешь, впервые в жизни я не рад, что оказался прав.       Сичень отзеркалил его печальную улыбку, попрощался и спешно ретировался.

♡

      Проварившись в жалости к себе все выходные, Сичень решает — с понедельника новая жизнь. Понимая, что ему будет какое-то время больно работать с Цзян Чэном, как и любое появление Вэнь Цин на горизонте будет давать ему эмоциональную затрещину, Сичень все же уверен, что он справится со своими чувствами — воспитание и профессионализм прежде всего.       Но, как водится: планировать можно — загадывать не надо.       Собираясь утром на работу, он даже мурлычит себе под нос, подбирая галстук под рубашку. Саньду, суетливо вертящийся возле его ног, замирает, заинтересованно поднимая ухо и прислушиваясь к хозяину. Сичень усмехается и в шутку надевает на собаку галстук, который ему не подошел.       — Думаю, ты бы отлично справился с моей работой!       Саньду звонко гавкает, выражая свое согласие и делая скромную улыбку хозяина чуть шире.       По дороге в офис Сичень выкидывает свои переживания из головы, всецело переключаясь на работу. Мысленно он прокручивает в голове список рутинных задач на день, добавляя к ним еще несколько дополнительных пунктов, требующих незамедлительного решения. Отделу маркетинга требовалось его согласование по каталогам к выставке. В тендерном запуск новой программы. У продажников не хватало помощников, а ведь Мянь-Мянь еще с прошлого четверга просила посмотреть новые кандидатуры. И когда ему успевать думать о Цзян Чэне? — показательно презрительно фыркает Сичень.       Так, погруженный в планирование на неделю, Сичень добирается до здания компании, паркует машину, пересекает холл и заходит в лифт, просматривая почту с телефона.       — Доброе утро!       Узнаваемый голос стегает Сиченя плетью, заново выдергивая из-под его ног твердую почву. Сичень поворачивается, сталкиваясь взглядом с Цзян Чэном. Тот, сменив свою излюбленную куртку на короткое пальто, выглядит непростительно свежо и красиво для утра понедельника.       — Доброе утро, — хрипя от внезапно настигнувшего волнения здоровается Сичень.       В кабине лифта становится жарко, как в пустыне. Ладони Сиченя увлажняются. По спине пробегают нервные мурашки. Кого он собрался обманывать? Не совладать ему со своими чувствами.       — Как выходные? — Вежливо интересуется Цзян Чэн, не отводя взгляд.       — Хорошо, — Сичень, разволновавшись, тянет непослушные губы в улыбке. — Как свидание?       Смысл и неуместность вопроса докатываются до Сиченя слишком поздно.       Цзян Чэн непонимающе выгибает бровь.       — Какое свидание?       Сичень неловко мотает головой, выставляя вперед ладонь, и пытается замять тему.       — Извини, это было невежливо.       Но Цзян Чэн, сообразив, что имел ввиду Сичень, с громким смехом и шутливым отвращением на лице, отвечает:       — Фу! Ни за что и никогда — Вэнь Цин ужасна! До сих пор не понимаю, что Яньли в ней нашла.       — Яньли? — Не припомнив сотрудников с таким именем, уточнил Сичень.       — Яньли моя младшая сестра, Вэнь Цин — подруга детства. Когда Яньли переехала ко мне из-за учебы, они подружились с Вэнь Цин, а потом я обнаружил, что они встречаются. Честное слово, хуже подростков! — Проворчал Цзян Чэн.       Но по проскользнувшим ноткам веселья в тоне архитектора Сичень сделал вывод — Цзян Чэн был рад за девушек.       — Вы с Вэнь Цин очень дружны, — невзначай заметил Сичень, выходя из лифта вместе с Цзян Чэном.       Невольно раскрытая правда об отношениях Вэнь Цин и сестры Цзян Чэна окрыляет Сиченя новой неосторожной надеждой — он всего лишь человек, подайте на него в суд за это.       — Да, Цин знатно помотала мне нервы, — грубо хохотнул Цзян Чэн. — Но она хороший друг и я знаю, что она предпочтет умереть, чем обидеть Яньли. В какой-то мере Яньли ее перевоспитала. Видел бы ты Цин до встречи с моей сестрой! — Со странным восторгом воскликнул Цзян Чэн. — Девчонка никому спуску не давала.       Сичень, слушая рассказ Цзян Чэна, глупо улыбается, мечтательно смотря на его профиль, когда реальность сшибает его с ног, крутанув мир перед глазами — зазевавшийся Сичень со всей силы приложился о распахнутую дверь и упал на спину, зажимая ушибленную голову руками. Глаза слезятся от резко прошившей виски боли. Лицо Цзян Чэна, испугано склонившегося над ним и отнявшего его руки, размывается.       — Сичень! — Зовет его Цзян Чэн.       Превозмогая боль, Сичень смаргивает влагу с глаз и, прищурившись, смотрит на обеспокоенного архитектора.       — Погоди, не вставай! — Цзян Чэн опускает его руки. — Я сейчас вернусь. — И исчезает.       Сичень со стоном прижимает ладони к раскалывающейся на двое голове — может на нем родовое проклятье? Или Цзян Чэн каким-то образом влияет на него? Должно же быть какое-то объяснение тому, почему Сичень каждый раз оказываясь подле архитектора в невыигрышном свете.       — Вот, — Цзян Чэн возвращается, опускаясь перед Сиченем на колени и прикладывает ко лбу завернутый в полотенце лед. — Мне стоит брать тебя за руку, чтобы ты не попадал в неприятности?       Лед усмиряет пульсирующую боль, а улыбка Цзян Чэна выправляет уязвленное самолюбие Сиченя.       — Было бы здорово, — бормочет Сичень, вслушиваясь в тихий смех архитектора.       — Хорошо, с этого дня я твой телохранитель, — криво усмехаясь, соглашается Цзян Чэн, ласково прикладывая лед к месту ушиба.       Да хоть кто, — думает про себя Сичень. — Главное рядом.

♡

      Вопреки своему обещанию, Цзян Чэн не берет Сиченя за руку. И как будто исчезает из офиса — до того погруженный в работу из-за предстоящих праздников. Сиченю бы радоваться, что у него такой трудолюбивый и въедливый архитектор. Однако, не радовалось. Он с тоской во взгляде смотрит на монитор силясь придумать предлог. Но, как назло, вирусы не ловились, провода никто не грыз и программам не требовалось дурацких обновлений.       — Может скажешь, что принтер не работает? — Предлагает Усянь, заглянувший к другу, и застрявший в кабинете на добрые полчаса, выслушивая сетования Сиченя на чрезмерно серьезное отношения Цзян Чэна к работе.       — Он работает, — с неохотой признал друг. — Я уже пробовал.       Усянь пожал плечами, потягивая через трубочку лимонад.       — Сделай вид, что не работает, — закатил глаза он.       — Я не хочу ему врать, выставляя себя большим идиотом, — отрезал Сичень. — Я и так выгляжу в его глазах человеком, которому вместо компьютера только счеты выдавать должны.       Усянь деловито хмыкнул с подозрением косясь на моноблок.       — То есть, тебе нужен правдивый предлог? — Невинно уточняет друг.       — Да, — вздыхает Сичень. — Но он установил мне родительский контроль и я ничего не могу с ним сделать.       — И если он у тебя будет — ты позовешь, наконец, его на свидание, вместо того, чтобы сидеть и томно смотреть на компьютер? — Снова уточнил Усянь уже нажимом в голосе.       — Да, но…       Не дав Сиченю договорить, Усянь поднялся со стула и подошел к его столу, снимая со стаканчика лимонада крышку и выливая его содержимое на компьютер. Сичень до того растерянный от действий друга, не может вымолвить ни слова, пораженно смотря на то, как липкие капли стекают по погаснувшему экрану.       — Звони! — Звонко восклицает Усянь, выкидывая опустевший стаканчик в мусорное ведро.       Сичень молчаливо поднимает округлившиеся глаза на Усяня, стараясь не думать о том, какой срок за убийство Усяня впаяют Цзян Чэну.       — Скажешь, что я споткнулся и пролил, — как всегда неунывающий Усянь подмигнул и устроился обратно на стул, вальяжно закинув ноги на край стола. — Мой рождественский подарок тебе.       Недоверчиво смотря на Усяня, Сичень в слепую тянется к телефону и набирает заученную наизусть комбинацию, сообщает ответившему Ванцзи, что Усянь споткнулся и залил его компьютер лимонадом, и кладет трубку обратно, продолжая боязливо поглядывать на друга — кто знает, что он еще способен выкинуть?       Минуты ожиданию тянутся долго. Сичень успевает поправить галстук, пригладить волосы, одернуть рукава пиджака и с сомнением покосится на свое отражение в залитом мониторе. Усянь с нулевым присутствием стыда, беззаботно улыбается, предвкушая конец страданий друга. И когда дверь кабинета распахивается, оба по неслышимой команде поднимают головы, встречая вошедшего с ликованием, быстро сменившиеся разочарованием.       — А где Цзян Чэн? — Беспардонный Усянь озвучивает общую мысль.       — Занят, — коротко бросает Ванцзи и подходит к столу, чтобы оглядеть «пациента». — Под замену, — потухший экран. — Попробую спасти, — моноблок.       Сичень, не в силах скрыть вздох отчаянье, роняет голову на руки, зажимая ладонями лицо. Все напрасно. Надо просто смириться — не везет ему в любви.       — Информацию можно вытащить, — утешающе произносит Ванцзи, истолковав тяжкий вздох Сиченя неправильно.       — А удалить видеоролик пьяного меня из караоке с общего сервера? — Встрепенулся Усянь.       — Я его уже удалил, — безэмоционально ответил Ванцзи, вытаскивая и сворачивая провода от монитора.       — А сводить меня в семейный ресторан своего лучшего друга?       — Сегодня в семь, — все так же ровным тоном произнес Ванцзи.       Сичень раздвинул пальцы и поглядел на них сквозь щели. Усянь разулыбался, а уши Ванцзи покраснели, как сигнальные огни.       — Не может быть все так просто! — Протестующе вспыхивает Сичень. — Это не честно!       — Как видишь, ничего сложного, — дернул с вызовом бровью Усянь. — Берешь и приглашаешь.       Готовый зарычать на несправедливость, Сичень только прикрывает глаза, прячась от новообразовавшейся пары. У Усяня, несмотря на безответственное отношение к жизни и работе, все было схвачено, он был социально-гибким и быстро соображал, зная что сказать и что сделать. На праздники он не останется один. Как и неразговорчивый Ванцзи, предпочитающий общество техники, людям. А Сичень — идеальный Сичень, возненавидевший свое одиночество по вечерам пятницы, проведет праздники на работе, чтобы забыться и не впасть в рождественское уныние.       Разгуливая с мрачным лицом по холлу и коридорам между отделов, Сичень сранивает себя с Гринчем, раздавая задания и похищая у других рождественское настроение. Им то что? Они вернутся домой к семье, к любимым, а он к одиночеству, которое будет еще сильнее давить с появлением в его жизни Цзян Чэна. Подарок Цзян Чэна — Саньду — тоже будет напоминать Сиченю о его одиночестве, заставляя тосковать по архитектору все праздники. И эта угнетающая картина обозримого будущего до того его пугает, что он готов выдумать для Цзян Чэна работу, лишь бы сократить срок дней, когда он не будет видеть архитектора.       Совесть в нем будит до странного Вэнь Цин, вручившая корзинку со сладостями и наговорив приятных слов. Сичень кисло улыбается, испытывая вину за свое прошлое отношение к маркетологу, засовывает в рот полосато-зеленый мятный леденец и благодарит девушку за подарок.       — Ты остаешься в городе? — Любопытствует маркетолог.       — Да. Много работы, — вяло отзывается Сичень.       Вэнь Цин мягко улыбается.       — В таком случае, Цзян Чэн не затоскует, — хмыкает девушка. — Он в этом году решил пропустить семейное торжество, предоставив нам с Яньли отдуваться перед родителями. — Девушка смешно надувает губы, выпуская воздух.       Пожелав Сиченю хороших праздников, Вэнь Цин накидывает на плечи короткое пальто, отделанное по воротнику мехом, и, гипнотически покачивая бедрами, спешно прошагала на высоких шпильках за коллегами, собравшихся на обед, к лифту.       Пример Усяня и слова Вэнь Цин не окрыляют Сиченя, — он все еще считает, что между его миром и миром Цзян Чэна глухая стена, — но они его вдохновляют. До конца рабочего дня Сичень бездельничает (к счастью подчиненных), набираясь смелости. Ванцзи выдал ему ноутбук, но Сичень не отважился сделать в нем запросы, а предпочел бумагу и ручку, составляя на ней планы, затем вопросы, предлоги и просто слова с которыми можно было бы подойти к Цзян Чэну.       Скатав очередной листок в шарик, Сичень ногой выдвинул мусорное ведро и сделал бросок, попав точно в цель. Туда же отправился заранее провальный план, его слащавое признание в любви и набор подкатов в духе Усяня. Предлоги к разговору пролетают чуть правее корзины и Сичень раздраженно выдыхает, сгорбившись.       — Мог бы быть идеальным трехочковым, — с сожалением в голосе комментирует Цзян Чэн.       Сичень вздрагивает, резко крутанувшись на стуле и удивленно округляет рот.       — Извини, я стучал, но ты…кхм, работал? — С усмешкой во взгляде кивает Цзян Чэн на заполненную бумажными снарядами корзину.       — Да, — кивает Сичень. — Это новый проект, неудачные идеи.       — Ясно.       Архитектор кладет на стол небольшой бумажный пакет с серебряной ленточкой обмотанной вокруг ручки.       — Подарок Саньду — передашь?       — Хорошо, — Сичень пододвигает пакет к себе и заглядывает внутрь — по очертанию предмета он догадывается, что это ошейник темно-пурпурного цвета.       — Веселых праздников! — Желает Цзян Чэн.       Улыбнувшись Сиченю, архитектор разворачивается, намереваясь выйти.       — Стой! — Вскрикивает Сичень и сам пугается своего голоса. — Я понимаю, что конец рабочего дня, но ты не мог бы посмотреть, пожалуйста, что с принтером — он перестал печатать, — взмахом руки, Сичень указывает на принтер и молится, чтобы сегодня утром Мянь-Мянь забыла заправить бумагу.       Цзян Чэн, скромно улыбнувшись, подходит к исправно работающему принтеру и нажимает на кнопку для проверки уровня чернил. Принтер выплевывает лист с графиками, который Цзян Чэн поднимает и поворачивает лицом к Сиченю.       — Работает, — спокойно замечает архитектор.       Хаотично ведя взглядом по столу, Сичень указывает на мышку.       — Я хотел сказать, что мышка не работает!       Не говоря ни слова, Цзян Чэн опускает ладонь на мышку и водит ей по столу — ноутбук тут же оживает и становится видно, что мышка работает.       — Программа зависает, — не теряясь, выдумывает еще один предлог Сичень.       С непроницаемым лицом, Цзян Чэн поворачивается к Сиченю и спокойно произносит.       — Ты можешь просто позвать меня на свидание.       — И ты бы согласился?       Цзян Чэн закатывает глаза и с мягким фырканьем тихо отвечает:       — Да.       Развернувшись на пятках, архитектор выходит из кабинета.       Мозг Сиченя реагирует с задержкой на слова Цзян Чэна. Но когда система подгружает новую информацию, он с неверием в свое счастье, бегом спешит за Цзян Чэном, пугая засидевшихся подчиненных, пересекает холл и ловит архитектора у лифта, запыхавшись, спрашивает:       — Ты пойдешь со мной на свидание?       С застывшем на лице удивлением, Цзян Чэн поднимает брови и отвечает:       — Да.       Двери кабины разъезжаются в сторону, архитектор отворачивается и заходит внутрь. В лифте с секундной задержкой он поворачивается к Сиченю.       — Завтра в семь. Надеюсь, планов нет? — С кривой усмешкой Цзян Чэн нажимает кнопку первого этажа.       Сичень, видя свое отражение в поверхности дверей, не может сдержать смеха — губы сами по себе растягиваются в улыбку. Он готов воспарить, как шарик, наполненный гелием.       Обратно в кабинет Сичень вышагивает с гордо поднятой головой и неприлично широкой улыбкой. Конечно, он не отрицал, что реальность может не совпасть с фантазией, и тогда им обоим придется подключить весь свой профессионализм, чтобы не испортить рабочую погоду в коллективе неудачным служебным романом. Но сообщение с адресом и временем, пришедшее с номера не числящегося в контактах Сиченя, прозвучало мелодичным колокольчиком рождественского чуда.

♡

      За несколько часов перед выходом, Сичень нервно перебирает свой гардероб приходя к ужасному открытию — ему нечего надеть. Весь его шкаф заполнен деловыми костюмами — создавалось впечатление, что вся жизнь Сиченя была сосредоточена на работе. Он с яростной решимостью перерывает полки и шкафы, надеясь сегодняшним свиданием исправить, разорвать этот замкнутый круг дом-офис-дом, пока не находит странный пакет. Сичень разворачивает красную обертку и, к своему стыду, находит открытку от Усяня: подумал, тебе не помешает простоты, — гласит надпись.       Сичень разворачивает подарок, оказавшийся бледно-бутылочного цвета свитером с высоким воротником. Он прикладывает свитер к телу и смотрит на свое отражение в зеркале — ему идет. В сочетании с брюками простого кроя и не ярко-серого цвета Сичень похож больше на дедушку, чем на парня, собирающегося произвести впечатление. Но это всяко лучше, — утешающе думает Сичень, оглядывая полувыпотрашенный шкаф и гору сваленных на кровати костюмов, останавливая свой выбор на свитере.       Адрес, по которому Сичень приезжает к назначенному времени, оказывается адресом дома Цзян Чэна. Архитектор, открывший дверь, встречает его улыбкой. Сичень осматривает быстрым взглядом его темно-зеленый лонгслив и свободные джинсы и мысленно хлопает себя по плечу за выбор, делая пометку — поблагодарить Усяня за подарок.       Двухкомнатная квартира маленькая с минимумом декора и мебелью для создания большего пространства все же выглядит уютно. Сичень с любопытством обводит взглядом комнату, куда его привел Цзян Чэн: угловой диван, перед ним низкий столик, на который Цзян Чэн успел поставить свой ноутбук и пару кружек с чаем. Он предлагает Сиченю сделать выбор и запускает фильм.       По началу Сичень погружается в привычно неловкое состояние, смахнув локтем тарелку с нехитрой закуской и засмеявшись словам Цзян Чэна, давится чаем. Цзян Чэн не замечает или делает вид, что не замечает его неуклюжести, зажатости в движениях и покрасневших щек. Напротив, он спокойно передает салфетки, чтобы Сичень промокнул капли чая, попавшие на брюки и приносит новые бутерброды, включая фильм на ноутбуке, чтобы дать Сиченю время привыкнуть к его присутствию рядом.       Эта ненавязчивая забота, внимательность к его состоянию, помогает Сиченю вдохнуть чуть глубже и развести плечи чуть шире, а благодаря включенному фильму у них завязывается пустяковый разговор о тривиальности сюжета во время которого Сичень совсем забывает свое смущение.       — Еще? — Уточняет Цзян Чэн, обратив взгляд на руки Сиченя, катающего в ладонях опустевшую чашку.       — Нет, спасибо, — с улыбкой мотает головой из стороны в сторону Сичень.       Архитектор протягивает руку, забирая чашку из рук Сиченя, подхватывает свою и уходит на кухню. Сичень, оставшись в одиночестве, пользуется случаем и вертит головой, пристальнее изучая комнату.       На высоком окне с широким подоконником аккуратной стопкой лежат книги — Сичень нагнул голову в бок и прочитал название на корешках: Фицджеральд, Воннегут, Вэньчан. Он встает и подходит к окну, кончиками пальцев касаясь корешков, обводя чуть подтертые имена авторов, и приходит к выводу, что их не раз читали.       — Это твоей сестры? — Спрашивает Сичень у вернувшегося в комнату Цзян Чэна.       Тот, на ходу подтягивая рукава до локтя, качнул головой.       — Мое, — усмехнувшись мелькнувшему удивлению в глазах Сиченя, Цзян Чэн добавил. — Предпочтешь вечер в компании пьяных коллег или хорошей книги?       Сичень отвернул лицо, пряча улыбку, и сунул руки в карман. Цзян Чэн, скрестив руки на груди, подошел ближе, становясь полубоком от Сиченя.       — Что? — С любопытным ехидством улыбается архитектор.       Повернувшись к Цзян Чэну, Сичень взглянул на него так, словно бы увидел в первый раз. За те полгода, что они проработали вместе, Цзян Чэн помимо красоты обрел черты, маленькие слабости, характерные привычки, которые можно было проследить, если дать себе волю приглядеться. Но в квартире — на личной территории, Сиченю предстоит узнать другую сторону. И начало его уже радовало.       — Ты водишь мотоцикл, избегаешь вечеринок, любишь классику. Где начинается, а где заканчивается твой бунт? — С удивительной легкостью задал смелый вопрос Сичень.       Цзян Чэн тихо рассмеялся, подрагивая плечами.       — А ты руководишь несколькими отделами, талантливо проводишь переговоры с самыми несговорчивыми, но не можешь позвать меня на свидание? — Не остался в долгу архитектор.       Сичень в изумлении отклонил голову назад, разглядывая Цзян Чэна расплывающегося в улыбке.       — Я слышал твой разговор с Усянем — твоя архивная, знаешь ли, не шумопоглощающий Форт-Нокс.       — Ты каждый раз заставляешь меня чувствовать себя идиотом, — тихо вымолвил Сичень, краснея.       — Например? — Цзян Чэн опустил руки вдоль тела и сделал небольшой шаг.       Сичень облизал губы и перевел взгляд на окно. За стеклом уже потемнело и при включенном в комнате свете нельзя разглядеть, что творится на улице. Зато в отражении можно заметить, как близко друг к другу стоят Цзян Чэн и Сичень.       — С первой встречи, — Сичень прикусывает губу, вспоминая тот день, когда Цзян Чэн постучал в окно его машины, и поворачивает голову, спокойно смотря в серые глаза. — Ты засел в голове, как песня.       — Должно быть, очень раздражает, — с усмешкой ответил Цзян Чэн, слегка наклонив голову и разглядывая Сиченя в ответ.       — Нет, — не соглашается Сичень, говоря совсем тихим голосом. — Если песня нравится, то не раздражает.       Ощутив теплое прикосновение к своему запястью, Сичень вздрагивает — Цзян Чэн с мягким нажимом вытаскивает его руку, уверенно прикасается к ладони, не сводя с его лица взгляда.       — Что если я скажу, что тоже много, где чувствовал себя идиотом? — Его губы изогнулись в улыбке, подтолкнувшей Сиченя к краю трамплина.       — Это не ты разглядывал в рабочее время фотографию своего подчиненного, — смущаясь еще сильнее, Сичень засмеялся, прикрыв глаза. — Я думал, что сгорю от стыда.       — Это фото, — Цзян Чэн наморщил нос с шипением втягивая воздух сквозь зубы. — Вот об этом я тебе и говорю: мне много есть за что стыдится, в том числе и за это фото.       — Но почему? — Несмотря на собственный стыд, Сичень не мог сдержать любопытства. — Ты хорошо там получился, говорю, как человек, который не раз разглядывал это фото.       Цзян Чэн улыбнулся, очаровательно покраснев.       — Представь, что ты только приходишь в компанию, где тебя сразу разводят на фото. Но тебе нужна работа и ты соглашаешься. Трудишься, зарабатываешь себе репутацию, а потом тебя настигает твое полуобнаженное тело на экране руководителя. — Сичень скривил лицо. Цзян Чэн несильно пожал его руку. — Мне тоже понадобилось время, чтобы понять, что ты просто не умеешь выбирать себе друзей и, что то фото ты не выискивал самостоятельно.       — Ты не представляешь сколько раз Усянь физически и морально меня подталкивал позвать тебя на свидание, — решив пойти в окончательный разнос с откровенными признаниями, без уже видимого стеснения признался Сичень.       Что-то в воздухе неуловимо меняется. Словно рухнула стена удерживающая их за границами друг друга. Начав говорить с Цзян Чэном о глупом поведении, Сичень пересталчувствовать себя пингвином, смотрящим на Цзян Чэна через клетку вольера. Это стало походить на потрясающее свободное падение на мягкую перину.       — И ситуация с тем…       — Порно, — подсказал Цзян Чэн стараясь сделать тон сдержанным. — Я должен знать твои предпочтения?       — Нет, — со смешком выдавил Сичень. — Я всего лишь делал запросы, пытаясь понять, как тебе понравиться.       Цзян Чэн растерянно улыбнулся и сдвинул брови.       — Ну, лоснящиеся от масла мужчины не в моем вкусе, — беззлобно подтрунил архитектор.       — А кто тогда? — Чувствуя хаотично разливающийся по телу азарт, Сичень глубоко вдохнул, опьянев от возбуждающей близости.       — Милые, неуклюжие, нуждающиеся в заботе руководители, которые в рабочее время рассматривают мои фотографии и гуглят подростковые вопросы.       Они оба рассмеялись, и это был полу-смех, полу-выдох облегчения.       — Я все равно чувствую себя идиотом, — повторил Сичень, бездумно улыбаясь. — Но счастливым идиотом.       Цзян Чэн промолчал, покачнувшись на месте и подался вперед, вытягивая шею. Свободной рукой он ласково обхватил щеку Сиченя — Сичень с придыханием затаился, догадываясь, что Цзян Чэн его сейчас поцелует… и не ошибся. Прикосновение губ нежные, но уверенные. Рука, погладившая сначала его щеку, затем скользнувшая в густые пряди и опустившаяся на затылок, ласковая и теплая. По телу Сиченя прошлось миллион электрических разрядов, вскружившие ему голову, — Цзян Чэн все-таки прожигает, волнует и кокетничает, оставаясь самим собой. Весь во вкусе Сиченя.       После нескольких блаженных минут, Цзян Чэн отодвигается. Трогательно порозовевший, с припухшими губами и блестящими от восторга глазами — Сичень, видя его таким в удивительно разобранном состоянии, влюбляется еще сильнее.       Во второй раз Сичень потянулся к губам напротив первым, улыбаясь в поцелуй. Обычно, его поцелуи с девушками быстро перерастали в рефлексивные мысли. За физическим контактом всегда крылось понимание, что последует дальше, к чему приведет поцелуй, или, что, возможно, ему придется спешно собраться домой.       С Цзян Чэном механическая логика отступила перед наслаждением. Его губы приоткрылись, руки сомкнулись вокруг шеи и, ох святые небеса, его язык проник в рот Сиченя. Тепло тела Цзян Чэна, прижатое к нему, тихие гортанные стоны — какого черта он так долго тянул с тем, чтобы позвать архитектора на свидание?       — Чэн, — выдохнул Сичень, и они снова поцеловались.       Архитектор шагнул на него вперед, упираясь ладонями в грудь, и подтолкнул отступить спиной к дивану. Его руки блуждают по спине Сиченя, обводят контуры, линию позвоночника и проскальзывают под свитер.       — Чэн, — произнес Сичень уже более настойчивым голосом.       Цзян Чэн отклонился корпусом, заглядывая в лицо Сиченя, боясь обнаружить, что совершил ужасную ошибку. Сичень закусил нижнюю губу розовую и опухшую, но он улыбался, а глаза его искрились.       — Первый раз? — Шепотом предположил Цзян Чэн.       Сичень дрогнул под руками Цзян Чэна, лежащих на его предплечьях. Цзян Чэн успокаивающе поводил ладонью вверх-вниз и все еще шепотом произнес:       — Я постараюсь объясняться доступно, — пообещал он, посмотрев прямо в глаза Сиченя.       Осмелев до бесстрашия, Сичень кивает, всецело доверяясь. Цзян Чэн улыбнулся, в его переменчивых глазах мелькнуло что-то похожее на огненную вспышку — он отнял руки от Сиченя, хлопнув два раза, и погрузил комнату в темноту.       Не отпуская предплечий, Цзян Чэн приблизился вплотную и быстро поцеловал Сиченя в щеку, слегка касаясь пальцами его шеи. В тишине квартиры послышалось хриплое дыхание. Цзян Чэн обнял Сиченя за талию и привлек за собой к дивану. Там, очень скоро, Сичень остается без своего свитера и рубашки, позволив одежде соскользнуть вниз к ногам, и вытягивает шею, подставляясь под ласку Цзян Чэна, тесно прижавшегося губами к его яремной вене, физически ощущая творящееся безумие внутри.       Сиченю показалось, что его уносит куда-то прочь бурный поток реки, не оставляя ни шанса сойти на берег — Цзян Чэн целует страстно, самозабвенно, отдаваясь этому, как и всему другому, занятию целиком. Он откровенно дразня мурлычит над ухом вопрос — так не терпится увидеть воочию? — когда руки Сиченя проскальзывают под лонгслив и тянут его на верх.       Послышался далекий звон пряжки ремня и молнии на брюках. Сичень неуклюже помог Цзян Чэну стянуть с себя брюки и не изящно упал на спину, потягиваясь локтями в изголовье дивана. Цзян Чэн, устроившийся сверху, поочередно поцеловал его руки и потянулся к губам. Тело Сиченя стремительно подалось навстречу — он слишком долго думал об этом, чтобы медлить сейчас. Где-то из глубока поднялась тщательно спрятанная все это время сексуальная дрожь и молнией поразила бедный разум Сиченя. Он едва представлял, что делает, слепо следуя за Цзян Чэном, его руками, губами, телом, дразнящим шепотом и искрящимся взглядом.       Цзян Чэн склонился над ним, прижался в скромном поцелуе и щекочуще провел языком по нижней губе — Сиченя снова пронзила дрожь, он ахнул, одной рукой удерживая Цзян Чэна за шею, другой хватаясь за его плечо, увлекаемый партнером. Мускулистые руки Цзян Чэна обнимают его, мнут, гладят заставляя буквально таять от неземного блаженства.       Сичень расслабляется, позволил себе отдаться наслаждению, которое приносят долгие, медленные поцелуи, прикосновение пальцев к его телу, движению внутри себя. Движения, которые поначалу вызвали только замешательство и вопрос, а затем расплавили каждую клеточку тела жидким огнем удовольствия.       Он с жадностью отвечает на поцелуи, с жадностью ласкает Цзян Чэна в ответ. Задыхается до головокружения и звезд перед глазами, но не останавливается, выгибаясь на встречу. Он почти скулит, измотанный и счастливый, ощущая нервное дрожание ног и видя, как ему улыбается Цзян Чэн, ласково стирая выступившие на лбу бисеринки пота.       — Ты умеешь объяснять, — произносит Сичень в перерывах между вдохами.       Цзян Чэн усмехается.       — Если ты так быстро усвоил, можем перейти к следующему, — предлагает Цзян Чэн, касаясь ладонью лица Сиченя.       Сичень, к собственному удивлению, рассмеялся и потянулся к Цзян Чэну.       — Да, пожалуйста, — внешне он был уверен, но внутри сердце его грозило вот-вот лопнуть от напряжения из-за чувств к Цзян Чэну — никогда и ни с кем он испытывал такого оглушительного желания любви.       — Как я могу ослушаться руководителя? — Показательно покорно произнес Цзян Чэн, блеснув улыбкой.       — Действительно: никак, — пробормотал Сичень в возобновившийся поцелуй.       Губы его припухли и саднили. Теплое, нежное и сильное тело Цзян Чэна, прижимавшееся к нему было совершенным. Их стоны сменились тихим шепотом. Возбуждающие касания в лениво-ласковые прикосновение к волосам или плечу. Для Сиченя мир за окном застыл, позволив ему зависнуть в этом миге — в миге, в котором началось нечто совершенное новое, яркое, сияющее, до этого момента невозможное, но с Цзян Чэном осуществившееся.

♡

      К концу собрания Сичень изнывает от двух желаний а) поцеловать Цзян Чэна и б) поскорее уйти на выходной, чтобы провести как можно больше времени с Цзян Чэном. За те два месяца, что они перешли от «коллеги» до «пары», Сичень сделался самым счастливым человеком, благодаря архитектору. Его проклятье неуклюжести сошло на нет, как и невезение в любви исчезло в небытие. Он не знает почему и откуда бралась мысль, но с каждым днем все больше уверялся — с Цзян Чэном ему предстояло долгое совместное будущее.       Он это ясно видел, когда они гуляли в парке, держась за руки и подолгу целуясь в тени разлапистых деревьев или когда архитектор терпеливо объяснял, как управлять мотоциклом (хотя Усянь тонко намекнул — Цзян Чэн ревностно относится к своему железному коню), не повышая голоса и ласково накрывая ладонями его руки, направляя их в нужные стороны. Совместные пятничные вечера, перетекающие то в ленивые, то в страстные выходные. Одни на двоих интересы. Игры с Саньду. Просмотр фильмов и планирование совместного сплава на байдарке. Каждый раз, стоит Цзян Чэну оказаться в поле зрения, весь мир Сиченя сужается до одного его. И по ответной растекающейся кривой усмешке он понимает — у Цзян Чэна те же мысли.       Как только Цижэнь объявляет об окончании собрания, Сичень, не в силах больше ждать, смахивает листы в папку и пулей вылетает первым из конференц-зала, предвкушая сладкий вкус губ парня. Цзян Чэн, как они и договорились с утра, поджидает его возле кабинета, заняв место в пространстве между дверью и косяком, и со зловещей улыбкой смотрит куда-то в общий офис.       Сичень, подойдя к нему, наклоняется, желая поцеловать архитектора, но вместо губ натыкается на ладонь, недоуменно моргая.       — Погоди-погоди! — Напряженно следя за кем-то, Цзян Чэн мягко отстранил Сиченя и прикусил губу.       — Ты серьезно? — Обиженно протянул Сичень, оставшись без внимания.       Цзян Чэн шикнул на него, чтобы руководитель умолк, схватил за руку и потянул на себя, заставляя Сиченя встать рядом и смотреть в том же направлении, что и он. Недовольный таким развитием событий, Сичень подчиняется с неохотой и медленно поднимает взгляд. Человек, за которым следил Цзян Чэн все это время — Усянь, привычно вышагивающий с термокружкой от стола к столу и переговаривающийся с коллегами не понижая голос. Завершив очередную беседу, Усянь, наконец, подходит к своему стулу. Цзян Чэн в предвкушении вытягивается, стараясь увеличить себе обзор, и коварство в его взгляде пугает Сиченя.       Он собирается спросить в чем дело, когда по офису раздается усиленный звук собачьего лая, а на экране Усяня появляется зацикленный ролик с большим количеством щенков. Маркетолог взвизгивает, падая со стула, и отползает от стола на четвереньках на такой скорости, которой Сичень никогда за ним не замечал. Он шокировано приоткрывает рот, переводя взгляд на повеселевшего Цзян Чэна. Архитектор невинно пожимает плечами на невысказанный вопрос.       — Не смотри на меня — это идея Ванцзи. Он все еще обижен, что Усянь его продал на торгах.       Сичень с осуждением во взгляде улыбнулся, качая головой.       — Тебя он тоже продал, — вдруг, припомнил Сичень.       — Вот видишь, — Цзян Чэн легонько стукнул кулаком по предплечью. — Твоя совесть чиста!       — Моя совесть чиста, — повторил Сичень слова Цзян Чэна, подаваясь вперед к архитектору. — Сам разберется.       — Точно! — С хитрой усмешкой соглашается Цзян Чэн.       Он обнимает Сиченя за плечи, утягивая за собой в кабинет и пинком прикрывает дверь, приглушая испуганный вой Усяня и слабое потявкивание щенков. Усянь сам разберется, а у них есть дела поважнее.