Найденный рай

Я молчал. Мне было тяжело. Я остался один, совершенно один. Прислонившись к дереву, вытер пот со лба. Мне не хватало воздуха, мне не хватало Иисуса, я задыхался. На какое-то мгновение мир стремительно завертелся вокруг, но затем снова остановился. Было слышно, как течения сталкиваются в реке. Я все так же сидел, прислонившись к дереву, закрыв глаза и ни о чем не думая. Я слышал только биение собственного сердца. Вдруг я встрепенулся от боли. Кто-то будто глубоко вонзил когти в затылок. — Снова… Снова это… — прошептал я и задрожал. Эти когти впиваются все глубже, дробят череп и касаются мозга. Я стиснул зубы, чтобы не закричать. Зажал голову между ладонями и крепко держал ее, словно боясь, как бы она не покинула тело. —Снова… Снова это… — прошептал я с дрожью. Втянув голову в плечи, я лежал, свернувшись калачиком. На долгое время мир утонул. Внутри слышался только шум. Медленно, очень медленно когти ослабевали, разжимались, постепенно освобождая сначала мозг, затем череп и наконец затылок. Внезапно одновременно нахлынули облегчение и сильная усталость. Я с трудом сел, оперевшись на ствол, запустил руку в волосы и принялся торопливо ощупывать затылок. Казалось, что голова разбита однако пальцы не обнаружили раны. Это успокоило. Опустив голову, я ждал. Воздух был беззвучен и неподвижен. Ласковый, успокоительный свет, просачивающийся сквозь листву, играл на одежде. Приставив ладонь к глазам — свет слепил меня — я смотрел вверх и ждал. Слушал, затаив дыхание. Вдруг кто-то рассмеялся у меня над ухом. — Я здесь, с тобой. Я рядом. Свет мягко падал сверху на волосы, усталое лицо и открытую грудь Иисуса, бросая голубые отблески на его курчавую цвета воронова крыла бороду. Я резко приподнялся и вжался в него. Тело пульсировало и немного знобило. Иисус гладил меня одной рукой по спине, другой - по пыльной макушке. — Не бойся, я рядом, - тихо сказал он. С щеки скатилась слеза, я выдохнул. Наконец-то. Я принялся щупать его лицо. Воздуха не хватало. — Иисус, - сердце в ушах беспрерывно стучало, слова путались. Словно в припадке, я принялся трогать все, до чего дотянутся руки. - Иисус, уйдем. Не к добру все это. Толпа сквернит твои слова с каждым днём все больше и больше, - Иисус хотел было что-то сказать, но я не дал ему. - Я боюсь… Я боюсь, Иисус, - я аккуратно сжал его лицо. - Вернемся. Вернемся домой. В Назарет. Будешь плотничать, как отец, - я все больше и больше воодушевлялся. - Или нет. Будешь петь. - я усмехнулся, успокоившись. - Вспомни народ, Иисус. Разве ты забыл, что мы не хозяева себе. Мы под властью римлян, Иисус, - я встряхнул его. - Уж больно шум от нас большой. Как бы не навлечь нам бед, - я заправил прядь волос ему за ухо. - Не в добрый час засияла твоя звезда… Иисус принялся меня осматривать. Только теперь я видел насколько сильно он изменился. Кручеными косами ниспадали на плечи его волосы, кожа выгорела на солнце и задубела, щеки запали, увеличившиеся глаза, казалось, занимали теперь все лицо. Я аккуратно погладил его скулы и опять обнял. Я понял, что мне его очень не хватало. Тихого и спокойного голоса, мягких рук, даже простого молчания в его присутствии… Иисус помог мне встать на ноги, и перекинув мою руку себе через плечо, поддерживая, повел к Иерусалиму. Лавки, мастерские, таверны были открыты, улицы полны людей. Как спешили, как кричали они, как обильно поднимался над ними песок! Грозный гул исходил от лошадей, людей, труб, барабанов. Страшным зверем предстал пред нами этот священный город, больным зверем, утробу которого заполняют проказа, безумие и смерть. Улицы гудели все сильнее и сильнее, люди торопились. Заиграли трубы, народ на улице раздался в стороны, поднялся крик. Краем глаза я зацепился за темную макушку Андрея. Мы подошли к нему, увидев и остальных. Прекрасные юноши левиты несли шитые золотом носилки, внутри которых возлежал, поглаживая бороду, облаченный в шелковые одежды, с лоснящимся от жира лицом, на котором отображалась прожитая беззаботно жизнь, с пальцами, унизанными золотыми перстнями, тучный вельможа. — Каиафа! — сказал хозяин какой-то таверны. — Старый козел, первосвященник. - он сплюнул. — Снова направляется в свои сады нажраться, напиться, порезвиться со своими женщинами и мальчиками. — Пошли отсюда! — сказал Иисус, уводя меня в сторону. Я обернулся на удаляющуюся процессию, и мне показалось, что я услышал собственное сердце, это меня испугало… К нам подбежал Андрей. — Иисус, они схватили Крестителя и убили его! — Не беда, — спокойно ответил Иисус.— Он успел исполнить свой долг. Теперь дело за нами, Андрей. И, увидав, что глаза Андрея наполняются слезами, добавил, ласково потрепав его по плечу: — Не кручинься, Андрей. Умирает только тот, кто не успел стать бессмертным. А он успел. Меня охватило волнение. А может быть, наш долг остаться здесь, в этом человекопожирающем городе? — Боже мой, — мысленно взмолился я, — Боже мой, дай нам время… Теперь только об одном прошу Тебя: дай нам время… Иисус опустил голову и долго молчал. — Возвращаемся в Галилею! Словно уставшие и изголодавшиеся кони, которые возвращаются к желанному стойлу, спешили теперь мы к Геннисаретскому озеру. Прошла первая ночь. Иисус молча смотрел на звезды, облокотившись на мое плечо, а вокруг нас спали усталые ученики. — Ты же всегда будешь со мной, Иуда? — неожиданно нарушил тишину Иисус. — Я не оставлю тебя, ты же знаешь. До самой смерти. — Этого мало. Слышишь? Мало! И после смерти тоже… На рассвете снова отправились в путь, оставили позади камни Иудеи и вступили на белые земли Самарии. Спешно миновали вероотступническую землю, и вот уже впереди показались желанные горы укрытый снегами Хермон, ласковый Табор, святой Кармил. День потускнел. Мы улеглись под густоветвистым кедром, и смотрели, как исчезает солнце, а Иоанн читал вечернюю молитву: «Отвори нам врата Твои, Господи! День клонится к закату, солнце садится, солнце исчезает. Мы пришли ко вратам Твоим, Господи, отвори нам. Вечный, мы молим Тебя: «прости нас, Вечный, мы молим Тебя: помилуй нас. Вечный, спаси нас!» Воздух был темно-голубым, небо уже утратило солнце, но еще не обрело звезды и, лишенное убранства, склонилось над землей. В этом неопределенном полумраке белели сжимающие мою руки изящные, с длинными пальцами руки Иисуса. Вечерняя молитва все еще звучала и творила внутри него. И вдруг среди этого ласкового вечера встрепенулся Петр. — Куда ты, туда и я, Учитель! — воскликнул он. — Буду сражаться вместе с тобой до самой смерти. — Ты изъясняешься высоким слогом, Петр, это мне не нравится. Мы вступаем на трудный путь. Люди набросятся на нас — разве есть им дело до собственного спасения? Разве когда-нибудь было так, чтобы пророк поднялся спасать народ, а народ не побил его камнями? Мы вступаем на трудный путь, так что, Петр, стисни зубы покрепче, чтобы душа не выскочила. Плоть слаба, не верь ей… Слышишь?! Я к тебе обращаюсь, Петр! На глазах у Петра выступили слезы. — Ты не доверяешь мне, Учитель? — тихо пробормотал он. — Знай же, что я, не вызывающий у тебя доверия, в один прекрасный день умру за тебя. Иисус протянул руку и ласково потрепал Петра по колену. — Может быть… Может быть… — тихо сказал он. — Прости меня, Петр. Затем он обратился к остальным: — Иоанн Креститель крестил водой, и за это его убили. Я буду крестить огнем и нынешней ночью прямо говорю вам это, чтобы вы знали про то и не сетовали, когда наступят черные дни. Прежде чем повести вас, я говорю, куда мы направляемся: к смерти, а после смерти — к бессмертию. Таков наш путь. Вы готовы? Этот голос был суров. Он больше не играл, не смеялся, а призывал к оружию. Стало быть, чтобы попасть в Царство Небесное, нужно пройти через смерть? Неужели нет другого пути? Многие были простыми, бедными работягами, к тому же почти все необразованными, а мир был богат и всесилен, — разве они могут тягаться с ним? Я искоса посмотрел на Иисуса? А что станется с нами? Я тяжело выдохнул, в легких было слишком много воздуха. — А ангелы спустятся ли с неба нам на помощь? — спросил Петр. — Мы сами ангелы Божьи на земле, Петр, — ответил я, подняв взгляд от земли. — Других ангелов нет. — Стало быть, мы сами свершим все это? Не так ли, Иисус? — спросил Андрей. Иисус поднялся. — Уходите! — крикнул он. — Оставьте меня! — Я не оставлю тебя одного, Учитель! — воскликнул Иоанн. — Я буду с тобой до смерти! — И я тоже, Иисус, — с этими словами Андрей бросился к ногам Иисуса и обнял его колени. Две крупные слезы скатились с глаз, но я промолчал, лишь опустив голову. Ведь я буду с ним даже после смерти. Все расположились на земле, прислонившись к кедру. Звезды заполнили небо. — С этого мгновения мы поднимаем стяг Божий и отправляемся на войну, — сказал Иисус. — Звезда и крест вышиты на стяге Божьем. В добрый час! Все молчали. Решение принято.